Лора Джо Роуленд «Дело ронинов» (Сано Исиро 15) Глава 20

2 луна 14 года Гэнроку (март 1701 года).

Госпожа Асано стояла перед особняком в имении своего мужа в Эдо. Она с нетерпением ждала князя Асано, который должен был прибыть сегодня. Они были в разлуке восемь месяцев, потому что закон требовал, чтобы все даймё проводили четыре месяца в году в столице, а остальные - в своих провинциях, в то время как их жены круглый год жили в Эдо. Это был один из методов, с помощью которого режим Токугавы контролировал их и предотвращал мятежи. Но даже при том, что госпожа Асано очень хотела увидеть своего мужа, она волновалась. В каком состоянии он был? 

Князь Асано въехал в ворота в сопровождении своей свиты. Он спрыгнул с лошади, такой же энергичный, как когда он покинул провинцию Харима два месяца назад. Он весело рассмеялся, подбегая к госпоже Асано. 

– Так приятно видеть тебя, моя дорогая жена! – его молодое красивое лицо сияло. 

Госпожа Асано улыбнулась, но её сердце упало. Она боялась его веселого настроения, потому что знала, что произойдёт. 

– Давай праздновать! – князь Асано позвал своих людей, которые едва слезли с лошадей, чтобы размять затекшие мускулы. 

Празднование по случаю прибытия в Эдо длилась два дня и две ночи. Князь Асано пригласил музыкантов, певцов и танцоров, чтобы развлечь свою семью. Вино на непрекращающемся банкете лилось рекой. Когда всё закончилось, все, кроме князя Асано, были измотаны. Он сказал: 

– Я хочу прогуляться по городу! 

Госпожа Асано не могла его остановить; никто не мог - он был правителем своих владений. Она сказала Оиси, его главному слуге: 

– Ты позаботишься о нём, правда? 

– Не бойтесь, – Оиси привык следить за тем, чтобы князь Асано не натворил бед. 

Их не было три дня. Князь Асано играл в азартные игры в торговом квартале Нихонбаши, пил в чайных и наслаждался дорогими куртизанками в лицензированном квартале развлечений Ёсивара. Госпожа Асано ждала дома, пока Оиси не доставил князя Асано обратно в паланкине. Князь Асано был измучен, болен и несчастен. Когда госпожа Асано уложила его в постель, он простонал: 

– Я хочу умереть! 

В начале их брака госпожа Асано ненавидела его за дикие колебания между унижающим её экстравагантным поведением и его чёрным отчаянием. Но она поняла, что он ничего не может с собой поделать; он был одержим двумя злыми духами, которые дёргали его вверх и вниз, как марионетку на шкиве. Теперь ей стало его жалко. Когда она пыталась вылечить его, он сказал: 

– Оставь меня в покое, – всё, что ему хотелось, - это спать. 

Несколько дней спустя Оиси принес плохие новости. 

– Имперские посланники прибывают в Эдо. Сёгун приказал вам встречать их. 

Глаза князя Асано потемнели от ужаса на его болезненном небритом лице. 

– Я не могу этого сделать. 

– Вы должны, - сказал Оиси. 

Он вытащил князя Асано из постели, умыл, причесал и одел его. Они отправились в замок Эдо, где церемониймейстер Кира инструктировал князя Асано о придворных ритуалах. Когда они вернулись в ту ночь, госпожа Асано наблюдала, как её муж практикует полученные уроки. 

– Я сделаю ошибку на глазах у всех! – причитал он. 

По мере продолжения уроков дела всё больше шли под откос. Госпожа Асано почувствовала, что его преследует нечто большее, чем его обычное отчаяние и напряжение от предстоящего визита послов. Однажды ночью, когда он лежал в постели и плакал, она спросила: 

– Что случилось? 

– Это всё Кира, - признался князь Асано. – Он приготовил это для меня. 

– Но почему? Вы же почти не знаете друг друга. 

– Он знает, что я делаю. Он говорит, что у меня всё есть, и я разбрасываюсь. Он называет меня позором самурайского кодекса чести. 

– Он пытается вас опозорить, потому что завидует, - предположила госпожа Асано. 

– Но он прав, – князь Асано всхлипнул. – Я позор. Он насмехается надо мной и подстрекает защищаться, а я не могу, и он смеётся. Он говорит, что я должен избавиться от своих страданий. 

Госпожа Асано была в ужасе и в ярости на Киру. 

– Старый дьявол! Не слушай его! 

Князь Асано больше не говорил о Кире. Он позволял Оиси тащить себя на уроки каждый день, хотя он не мог есть и спать. Он был развалиной, его глаза покраснели, лицо подёргивалось, а тело дрожало. Каждый день он приходил домой в худшем виде. 

До того дня, когда он не вернулся домой. 

В тот день Оиси принёс госпоже Асано ужасную новость: князь Асано обнажил свой меч в замке Эдо и напал на Киру. 

Госпоже Асано разрешили увидеться с мужем в последний раз перед тем, как он совершил сэппуку в тот же вечер. 

– Почему ты это сделал? – воскликнула она. 

– Я не мог больше вынести, - сказал князь Асано. Триумф сиял сквозь его страдания. – По крайней мере, я защитил свою честь. 

– Вместо того, чтобы уничтожить Киру, мой муж уничтожил себя, - сказала госпожа Асано Рэйко. Сидя в голой, холодной камнате монастыря, где ей предстояло жить, она горько сказала: - Кира победил. 

– Не насовсем, - отметила Рэйко. Теперь она поняла, почему госпожа Асано страстно желала крови Киры. Она сочувствовала госпоже Асано, потому что сама чувствовала то же самое к канцлеру Янагисаве, мучившему её собственного мужа. Рэйко почувствовала страх, что когда-нибудь Сано падёт, как князь Асано. – Кира получил по заслугам. 

– Это утешение, – госпожа Асано улыбнулась, но быстро протрезвела. – Я призналась в секрете мужа – он был слаб и Кира взял верх. Я опозорила его память, – она с тревогой обратилась к Рэйко. – Спасёт ли это Оиси и других ронинов? 

Рэйко начала думать, что Кира был настоящим негодяем, а сорок семь ронинов надо помиловать. 

– Я расскажу об этом мужу. Он расскажет Верховному суду. Посмотрим. 

Она увидит, приведёт ли это к вердикту, который сёгун считает удовлетворительным, и вернёт ли Сано свой статус или навсегда отделится от своей семьи. 

Сано проконсультировался с ведущим специалистом по происхождению кланов самураев, старым историком. Историк сказал: 

– Князь Асано и шурин Киры, князь Уэсуги, связаны несколькими браками, но князь Уэсуги умер до того, как родился князь Асано. Я знаю, что ходил слух, что Кира отравил князя Уэсуги, но через несколько лет после смерти князя Уэсуги об этом перестали вспоминать. Я был бы удивлен, если бы князь Асано озаботился тем, что случилось с дальним родственником, которого он никогда не встречал. 

История, которую Кадзикава, хранитель замка, рассказал Сано, не имела никакого значения. Если Сано хотел выявить грязное бельё Киры, ему надо копать в другом месте. 

Он разыскал трёх бывших подчиненных Киры и двух учеников, которых Кира обучал этикету вплоть до дня перед его убийством. Они были в зале, где сёгун собирался проводить новогодний банкет. Подчинённые были самураями за сорок, каждый из них был из категории сознательных людей, которые поддерживали работу правительства, но никогда не поднимались в его верхние ряды. Они сбились в кучу, споря о каком-то судебном процессе. Ученики были молодыми чиновниками из свиты сёгуна, которые должны были принять участие в проведении банкета. Они стояли со скучающим видом. Сано собрал пятерых мужчин, чтобы поговорить о Кире. 

– Что он был за человек? – спросил Сано. 

Ответить пришлось человеку по имени Мимура, новому церемониймейстеру. Бледный, худой и взволнованный, он не казался счастливым, что на него возложена роль избранного представителя или обязанности своего предшественника. 

– Кира-сан был очень предан своей работе, - сказал Мимура. Его товарищи кивнули. 

– Каково было с ним работать? - спросил Сано. 

– Он строго относился к деталям. 

Сано понял, что Кира никому здесь не нравился. 

– Подношения брал? 

Мимура остановился, разрываясь между своим долгом честно ответить и нежеланием очернить мёртвого начальника. 

– Они не были чрезмерными. 

– Это правда о подношениях, которые он у вас брал? - спросил Сано учеников. Они нервно согласились. – Он хорошо к вам относился? 

Один из них повторил Мимуру: 

– Он был строгим. 

Сано повернулся к подчиненным Киры. 

– Что произошло между Кирой и князем Асано? Почему князь Асано напал на Киру? 

– Мы не знаем, - сказал Мимура. – Нас там не было. 

– Делал ли Кира когда-нибудь что-нибудь, что можно было бы считать нечестным? 

– Насколько я знаю – нет. 

Пятеро мужчин смотрели куда угодно, только не на Сано или друг на друга. 

– Это серьёзно, - сказал Сано. – Сорок семь жизней зависят от верховного суда, который вынесет свой вердикт на основании результатов моего расследования, – тщательность его расследования могла определить, насколько правильно будет вынесен приговор, что, в свою очередь, определит его собственную судьбу. Это заставило Сано нетерпеливо относиться к этим молчаливым свидетелям. – Если вы знаете что-нибудь, что может иметь отношение к вендетте, ваш долг - рассказать мне. Понимаете? 

Мужчины кивнули, но больше никто ничего не сказал. 

- Сано заметил что-то большое, скрытое за их осторожностью, вроде кита, плавающего прямо под поверхностью океана. Он чувствовал, что, хотя каждый знал, что это было там, каждый не был уверен, знают ли другие. И никто не хотел его называть. 

После того, как Хирата закончил разговор со шпионом Тодой, он направился к особняку Киры, чтобы получить информацию о Кире от тех, кто остался дома. 

Хирата пересёк мост Рёгоку. В развлекательном районе с другой стороны посетители, не выдержав холода, посещали киоски, в которых продавали шогазаке, торты из красной фасоли и ячменные засахаренные конфеты. Были многочисленные труппы странствующих актёров. Они приезжали в город каждый новогодний сезон; уезжая они забирали с собой злых духов старого года. Одетые в красочные костюмы и маски, они разыгрывали пьесы за несколько монет. Хирата остановился, чтобы посмотреть на труппу, лидер которой носил маску льва с рычащей пастью и дикой жёлтой гривой. Он жонглировал тремя красными шарами, в то время как его ноги скакали под рваной красной мантией. Зрители аплодировали. 

Внезапно Хирата почувствовал ауру своего преследователя, могучий, устрашающий пульс. Жонглер в маске льва подбросил один из своих шаров высоко-высоко. Когда Хирата огляделся в поисках источника ауры, мяч угодил в руку жонглера, при этом раздался грохот и он загорелся оранжевым пламенем. Зрители аплодировали, думая, что это волшебство, часть представления. Жонглер закричал. Остальные его шары упали. Он отбросил от себя огненный шар. Он взлетел над аудиторией и растворился в клубах дыма. 

Хирата изумленно уставился на него. 

Рукав жонглера загорелся. Его халат загорелся. С визгом он побежал и споткнулся, буйный пылающий лев. Из зала раздались крики. Хирата спрыгнул с лошади и на бегу сбросил куртку. Он бил ею по огню, пока жонглер катался по снегу. После того, как пожар потушили, люди собрались вокруг обгоревшего человека. Он сел и сорвал маску с головы. Это был молодой парень с густыми волосами и добродушным лицом. Он протянул руки, посмотрел на них, затем погладил своё тело. Все воскликнули, потому что он никак не пострадал от огня. Огонь не оставил ни одного обугленного участка на коже или ткани. 

Жонглер вскочил и поклонился, радуясь признанию лучшего выступления в своей жизни, даже если он не знал, как это произошло. Публика осыпала его монетами. 

Аура гудела позади Хираты с такой силой, что казалось, будто ему в спину ударил раскат грома. Он повернулся. К нему шагнул мужчина и остановился на расстоянии вытянутой руки. Это был самурай, его бритая голова была обнажена. Его аура возбудила ветер, который завывал вокруг него и Хираты. На нём было тёмно-коричневое пальто и струящиеся чёрные штаны, скрывающие или, наоборот, подчёркивающие его мощное телосложение. У него была квадратная челюсть, а черты лица были настолько сильными и правильными, что он мог позировать для портрета идеального самурая. Но его совершенство было оживлено левой бровью, которая была выше правой. Это и блеск в глазах придавали ему лихой вид. 

Хирата был потрясен сценой, свидетелем которой он только что стал, и ошеломлён, когда оказался лицом к лицу со своим преследователем. 

– Это ты? – он указал на жонглёра, который собирал монеты. – Ты сделал это? Почему ты меня преследуешь? Кто священник с птицами? А солдат, которого я увидел, когда нашёл стихотворение? – Хирата задыхался. Его трясло от гнева и страха. 

Левая бровь самурая весело приподнялась. 

– Меня зовут Тахара, – в его голосе было что-то странное, одновременно мягкое и грубое, что напоминало ручей, текущий по неровным камням. Когда Хирата начал повторять свои вопросы, Тахара поднял руку. Хирата почувствовал, как слова умирают на его языке, как будто это были мухи, которых только что прихлопнула рука Тахары. 

– Мы поговорим, когда придёт время, - сказал Тахара. 

Его глаза были глубокими, тёмными и мерцающими. У Хираты разболелась голова от ударов ауры Тахары по его разуму. Затем Тахара повернулся, чтобы уйти. 

– Подожди, – сказал Хирата. Его голос казался хриплым и как бы застревающим в горле; он звучал странно низко. Люди вокруг него двигались медленно, как по воде. Их голоса разносились эхом, как звон колоколов под водой. Тахара шёл лёгкой походкой, но он пронёсся по пространству со скоростью молнии. Его изображение промелькнуло вдоль развлекательного района и моста Рёгоку. Хирата наблюдал, как удаляющаяся фигура становилась всё меньше, пока он не перестал видеть Тахару. Аура исчезла. Хирата моргнул, глубоко вздохнул и огляделся. Мир вернулся к своему обычному шуму и суетливому движению. 

– В чём дело? – спросил он сам себя. Его голос казался нормальным. Голова прошла. Но человека, который мог бы ответить на его вопрос, Хирате придётся подождать какое-то время – и быть готовым в любое время. 

После того, как он пошёл на кухню дворца, чтобы заказать еду для вечеринки сёгуна, проходя мимо дома, Масахиро не смог устоять, чтобы не заглянуть и увидеть Окару. 

Он поспешил через замок, боясь, что Еритомо укажет на его отсутствие и навлечёт на него неприятности. Его сердце забилось от нетерпения, когда он проскользнул через чёрный ход особняка своей семьи. Он не хотел сталкиваться с кем-либо, кто бы спросил его, почему он рано вернулся. Незаметно он добрался до личных покоев и на цыпочках пошел по коридорам. – Масахиро! 

Звук его имени, произнесённого высоким девичьим голосом, так поразил его, что он вскочил и вскрикнул. Он повернулся и увидел Таэко. 

– Никогда не подкрадывайся ко мне так! – прошипел он. 

Её улыбка сникла. 

– Мне жаль. Я не хотела… 

– Неважно, - прошептал Масахиро. 

– Почему ты шепчешь? – сказала Таэко. – А почему ты шёл на цыпочках? 

– Это не твое дело. Уходи. 

Губа Таэко задрожала. Она повернулась и убежала. 

Масахиро почувствовал себя плохо, потому что причинил ей боль, чего он не собирался делать. Затем он услышал, как кто-то тихо поёт. Голос был женственным и фальшивым, но милым. Масахиро последовал за пением в ванную комнату. Пар с цветочным ароматом, исходил из открытой двери. Окару пела, пропуская высокие ноты. Масахиро услышал шум и плеск. Он знал, что шпионить за людьми во время купания - это грубо, но осторожно подглядывал. 

Голая Окару скорчилась на решетчатом деревянном полу, наполовину отвернувшись от него. Её длинные волосы были собраны в узел. Она вытерла руки тканевым мешком с ароматизированным мылом с рисовыми отрубями. Её кожа блестела влагой. Её попка была тонкой, но округлой. Когда она подняла руку, чтобы умыться подмышкой, Масахиро увидел изгиб её маленькой груди и сосок, похожий на розовый бутон. 

Он раньше видел обнаженных женщин – горничных, которые расстегивали свои мантии, чтобы обмахиваться в жаркие дни, крестьянских девушек, ныряющих за моллюсками на пляже, - и никогда об этом не думал. Но возбуждение, которое росло внутри него с тех пор, как он встретил Окару, теперь нарастало с силой, подобной грому. Его охватило такое сильное, странное желание, что он едва мог дышать. 

Не обращая на него внимания, Окару намылила грудь и живот; она повернулась, чтобы потереть спину. Когда она мыла между ног, ее пение сменилось лёгким мурлыканьем удовольствия. Эта сцена вызвала у Масахиро головокружение. Озадаченный тем, что с ним происходит, он боялся, что Окару поймает его за шпионажем, но не мог прекратить. 

Окару поднялась, подняла ведро с водой. Поливая себя водой, она повернулась. Масахиро стоял с открытым ртом, глядя, как вода стекает по её груди. Его взгляд проследил за струёй воды. Её лобок был выбрит, расщелина между ног была отчетливо видна. 

Волнение Масахиро резко возросло. Всё ещё не подозревая о его присутствии, Окару зашла в наполненную ванну. Масахиро услышал шаги. Из-за угла вышла тётя Чиё. Она увидела его, улыбнулась и начала говорить. Он выскочил из ванной. Его лицо покраснело от стыда. Чиё остановилась, озадаченная. Её взгляд переместился с него на ванную комнату. Она увидела Окару и резко сказала: 

– Окару-сан. Когда принимаете ванну, закрывайте, пожалуйста, дверь. 

Масахиро услышал, как Окару сказала: «О, простите», и Чиё захлопнула дверь. Он убежал, как грабитель, пойманный на месте преступления.