Сано прибыл в главную приёмную дворца как раз к заседанию Верховного суда. Возраст судей варьировался от сорока до семидесяти с небольшим. Одетые в чёрные церемониальные мантии, украшенные золотыми фамильными гербами, они неуверенно прохаживались по залу. Среди них был и тесть Сано – магистрат Уэда. Судьи вежливо поклонились Сано, потому что он номинально был высокопоставленным чиновником, а затем отвернулись от него, потому что он был изгоем. Стоя в одиночестве у двери, Сано слышал обрывки разговора.
– Значит, тебя тоже взяли на службу.
– Я не знаю, кого за это благодарить – небеса или ад.
– Назначение в этот суд – беспрецедентная честь.
– Это беспрецедентно, я согласен.
Насколько было известно Сано, в Японии никогда не было такого суда. Уголовные дела и гражданские споры обычно решаются мировыми судьями. Но ведь в Японии никогда не было и такого случая, как месть сорока семи ронинов. Это было нечто новое в истори.
– Что мы должны делать? – спросил кто-то.
– Почему бы нам не начать с того, чтобы сесть? - эти слова, прозвучавшие над всеобщей болтовней, исходили от генерального инспектора Накаэ. Это был широкий, седой самурай около шестидесяти лет. Он напомнил Сано перезрелую тыкву – из-за отсутствующей большей части зубов, а его лицо выглядело вырезанным из этого плода, с большим тёмным возрастным пятном на правой щеке, похожем на плесень. Должностные лица вздрогнули, когда увидели его приближение, поскольку он имел право делать им выговор, штрафовать, понижать в должности или смещать их по реальным или сфабрикованным обвинениям в коррупции или некомпетентности. Скорее прилежный, чем умный, он вёл себя властно и без намёка на шутки.
Судьи опустились на колени в два ряда, семь человек напротив с ещё семью: друзья канцлера Янагисавы – против противоположной фракции. Генеральный инспектор Накаэ сидел с друзьями. Мировой судья Уэда сидел рядом с оппозицией. Он соответствовал генеральному инспектору по возрасту, телосложению и цвету волос, но его прикрытые глаза светились умом. Линия улыбки обрамляла его рот. Он взглянул на Сано и кивнул.
Мировой судья Уэда поддерживал Сано во время его неприятностей, и не только потому, что жена Сано была его единственным любимым ребенком. Он считал, что Сано невиновен в проступках и стал жертвой грубой провокации Янагисавы. Честный человек, он не считал нужным заискивать перед Янагисавой, чтобы облегчить себе жизнь. Сано был благодарен за лояльность своего тестя, хотя беспокоился, что магистрат Уэда может от этого пострадать.
– Что дальше? – спросил один из судей, князь Набешима, даймё провинций Сага и Хидзэн, сидевший рядом с генеральным инспектором. Ему было за семьдесят, с седыми волосами, с пожелтевшей кожей и усталыми глазами.
Остальные судьи говорили одновременно. Когда они попытались перекричать друг друга, поднялся шум. Наконец магистрат Уэда хлопнул в ладоши.
– Первым делом нам надо выбрать главного судью, - сказал он голосом, который часто заставлял замолчать зал суда, полный возмущенных граждан. – Кто хотел бы занять это место?
Все замолчали, пока судьи взвешивали достоинства лидерства и риски. Сано наблюдал, как каждый из мужчин осознал, что, будь он верховным судьей, а сёгуну не понравился приговор суда, его могут обвинить и наказать. Выражения лиц стали осторожнее. Генеральный инспектор Накаэ сказал:
– Мировой судья Уэда – единственный из нас, кто имеет опыт судебных процессов. Он должен быть главным судьёй. Все согласны?
Остальные судьи быстро, в унисон, сказали «Да». Генеральный инспектор Накаэ в улыбке оскалил несколько гнилых зубов.
«Гнилые семена в гнилой тыкве», - подумал Сано. У Накаэ были плохие отношения с мировым судьей Уэдой, и он хотел бы, чтобы тот попал в немилость.
– Для меня большая честь, что вы доверяете мне, - сказал магистрат Уэда. – Я с радостью принимаю.
Сано восхищался своим тестем, который приветствовал возможность обеспечить надлежащую работу суда и справедливое судебное разбирательство по делу обвиняемых даже на свой страх и риск. Сано начал надеяться, что Верховный суд - хорошая идея. С мировым судьей Уэдой в качестве лидера, возможно, вердикт судей будет справедливым, а также удовлетворительным для всех влиятельных людей.
– Моим первым действием в качестве главного судьи будет определение правил, по которым будет действовать Верховный суд, - сказал мировой судья Уэда. - Некоторые из них я буду составлять по ходу дела, поскольку мы отправляемся на неизведанную территорию. Но остальные доведу с самого начала, – Сидящие с его стороны судьи самодовольно кивнули. Оппозиция выглядела недоверчивой. – Правило номер один: всякий, кто хочет выступить, должен первым поднять руку. Никто не может говорить, пока я не разрешаю.
Остальные судьи согласились, хотя и неохотно. Князь Набешима поднял желтоватую руку. Когда магистрат Уэда кивнул ему, он сказал:
– Как мы вынесем вердикт? Будет ли каждый судья голосовать? Что, если будет равное количество «за» и «против»?
– Правило номер два: решение должно быть единодушным, - решил магистрат Уэда. – Мы будем обсуждать, пока все не согласятся с вердиктом.
Сано подумал, что это лучшая стратегия. Ему не нравилась идея о том, что суд предоставит свободу или смерть сорока семи человек на основе незначительного большинства голосов. Он также не хотел бы, чтобы соратники Янагисавы вынесли приговор, который нанесет вред его семьи.
– Теперь мы определим, где мы находимся на данный момент, - сказал магистрат Уэда. - Кто думает, что сорок семь ронинов нужно помиловать и освободить? Поднимите руки вверх.
Никто этого не сделал.
– Кто считает, что они должны быть наказаны за убийство Киры? – спросил мировой судья Уэда.
Все опустили руки.
Сано решил, что судьи не хотят, чтобы их мнение распространялось по всему городу. Никто не хотел вызывать нарекания со стороны несогласных с ним.
Судья Уэда, очевидно, пришел к такому же выводу, что и Сано, поскольку далее сказал:
– Правило номер три: слушания в Верховном суде должны быть тайными. То, что здесь происходит, остаётся здесь. Все, кто не находится на суде и не обязаны давать показания, покидают зал. Это означает всех, кроме Сано-сан.
Люди в зале хмурились и бормотали: они не хотели упустить удовольствие. Генеральный инспектор Накаэ сказал:
. – Ограничить количество зевак - это нормально, но разве нам не нужен кто-то, кто записывает ход заседания?
– Это хорошая идея, - сказал мировой судья Уэда. - Я назначаю вас.
Накаэ скривил недовольное лицо. Прислужники ушли, оставив Сано единственным наблюдателем в суде. Зал, казалось, опустел и в нём стало холодно без тепла их тел.
Магистрат Уэда сказал:
– Давайте попробуем ещё раз. Кто думает, что сорок семь ронинов должны выйти на свободу?
Четыре руки, включая его, поднялись, а затем опустились.
– Кто думает, что они должны умереть?
Поднялись пять рук, в том числе и генеральный инспектор.
– Похоже, что у нас есть несколько человек, которые сомневаются, - сказал мировой судья Уэда.
Судьи озабоченно посмотрели друг на друга. Они и Сано заметили, что мнения внутри двух фракций расходятся. Дело могло изменить альянсы и политический ландшафт.
Генеральный инспектор Накаэ поднял руку, и, когда ему дали слово, произнёс:
– Собираюсь ли я изменить свое мнение? – Нет! – то же самое пробормотали и другие судьи. – Как мы вообще сможем прийти к единодушному решению?
– Наше мнение сформировалось на основе очень небольшого количества доступной нам информации, - сказал мировой судья Уэда. – Нам нужны дополнительные сведения, чтобы пролить свет на дело сорока семи ронинов. Сано-сан получил приказ расследовать дело и предоставить нам эти доказательства, – он кивнул Сано. – Пожалуйста, выходите вперёд.
Проходя по комнате, Сано заметил, что кроме магистрата Уэды, у него здесь нет друзей, даже среди людей, которых он назначил в суд. За нейтральными выражениями лиц других судей скрывались презрение, жалость, отвращение и страх. Он воплощал их худший кошмар, как Оиси воплощал кошмар Сано. Сано представлял, что может случиться с ними, если их враги одолеют их. И он по-прежнему имел репутацию мошенника, который делал то, что считал правильным, несмотря на опасность для себя или кого-либо ещё. «Судьи, вероятно, считают меня бочонком с порохом, упавшим среди них», - подумал Сано с мрачным весельем, которое не ослабило его трепета. Он понял, что верховный суд, с его точки зрения, был ужасной идеей, и его положение было даже серьёзнее, чем он первоначально думал. Он не только должен разделить ответственность за приговор, вынесенный судьями, но и не сможет их контролировать. Никого из них, кроме магистрата Уэды, не интересовали его проблемы. Остальные поступят так, как им заблагорассудится, с доказательствами, которые он предоставит, наплевав на благополучие его семьи.
Сано встал на колени в конце ряда судей, лицом к ним, справа от магистрата Уэды. Он поклонился. Они поклонились. Сано был в холодном месте, на сквозняке, или, может быть, это было всего лишь его воображение.
– О чём вы можете сообщить? – спросил мировой судья Уэда.
– Я допросил всех ронинов, включая их лидера Оиси Кураносукэ и его сына Чикару, - сказал Сано. – У меня также есть заявление от женщины по имени Окару, которая является любовницей Оиси.
Пересказывая их истории, он мог только надеяться, что его работа приведет к справедливому вердикту. Ему хотелось быть достаточно беспристрастным, чтобы поверить в справедливость приговора, даже если он признает сорок семь ронинов виновными в незаконном убийстве и разрушит его семью.
Как только он замолчал, поднялись руки. Мировой судья Уэда сказал:
– Я разрешаю открытое обсуждение.
– Оиси и Чикара имеют противоречивые версии событий, - сказал Мотоори Акихиро, министр храмов и святынь, судья со стороны мирового судьи Уэды. Он был почти слеп, его глаза были затуманены, и его почти искалечили жесткие болезненные суставы. – Кто из них лжёт?
– Неважно, кто, - сказал князь Набешима. – Их истории совпадают в самом важном пункте, как и истории их товарищей: сорок семь ронинов объединились, чтобы отомстить за князя Асано, убив Киру. Меня не волнует, планировал ли Оиси вендетту сразу после смерти князя Асано или нет, пока какой-нибудь крикун из Сацумы не оскорбил его. Заговор незаконен. Итак, была вендетта.
– Никто из сорока семи ронинов даже не выразил никакого раскаяния, - сказал Хитоми Мунесукэ, полковник армии Токугава, сидящий в ряду генерального инспектора. К шестидесяти годам он был бодрым и здоровым, хотя ходил с тростью. У него было приятное честное лицо и характер. Сано ничего не имел против него, кроме того, что он принял решение вступить в сговор с Янагисавой.
– Почему раскаяние должно иметь какое-то значение? – спросил генеральный инспектор своего сторонника. – Они нарушили закон. И давайте не будем забывать, что Кира был не единственной их жертвой. Они также убили его слуг. Это было хладнокровным убийством невинных людей.
– Это отдельный вопрос, - сказал мировой судья Уэда. – Наша задача – решить вопрос о вендетте против Киры.
– Вендетта была незаконной, – генеральный инспектор, казалось, застрял в этом вопросе, как клей. – Конец истории.
– Не так быстро, - сказал судья со стороны магистрата Уэда. Это был Огивара Шигехидэ, финансовый управляющий. Ему было около сорока пяти, и он был драматически красив, с большими глазами навыкате, красными губами и щеками и иссиня-чёрными волосами. Он хорошо играл бы на сцене Кабуки, с его громким голосом, который доносился бы до задней части шумного театра. – Помимо сорока семи ронинов в деле есть и другие стороны. Меня интересует любовница.
– Почему я не удивлён? – пробормотал князь Набешима, и его друзья усмехнулись. Финансовый управляющий был известным бабником.
Огивара взглянул на них.
– Она могла быть ключом ко всему делу. Мы должны привести её для дачи показаний.
– Она просто шлюха. Она, вероятно, сказала бы что угодно, чтобы спасти своего возлюбленного, - сказал князь Набешима.
– Это не значит, что в данном случае она говорит неправду, - сказал Огивара. – Тот факт, что есть расхождения между рассказами сорока семи ронинов, указывает на то, что действительно есть вещи о вендетте, которые не раскрыты.
– Расхождения, вроде разных объяснения того, почему Оиси бросил жену и завёл любовницу? – генеральный инспектор Накаэ рассмеялся. – Мы здесь, чтобы вынести решение об убийстве, а не погрязнуть в грязных домашних подробностях.
– Я думал, вам нравятся отвратительные домашние подробности, - парировал Огивара.
Сано слышал, что у генерального инспектора Накаэ есть жена и три наложницы, которые всегда дрались друг с другом.
– Правило номер четыре, - сказал судья Уэда с видом терпеливого отца среди ссорящихся детей. – Никаких личных нападок.
– Я хочу знать, почему сорок семь ронинов ждали приказов, - сказал министр Мотоори со стороны магистрата. – Этой информации не было в их заявлениях.
– Ещё одна не относящаяся к делу деталь, - усмехнулся князь Набешима. – Это не имеет никакого отношения к тому, что они сделали с Кирой.
– С чего это вы так уверены? - сказал министр Мотоори.
– Мотив князя Асано для нападения на Киру имеет значение, - сказал финансовый инспектор Огивара. – Если Кира действительно оскорбил князя Асано, если он потребовал взятки и если бы сёгун знал об этом, то Его Превосходительство не запретил бы действия против Киры. Вендетта была бы законной.
– Если, если, если, - сказал генеральный инспектор Накаэ, ехидно подражая громкому голосу Огивары. – Кто-нибудь ещё, кроме Оиси, был свидетелем того, что произошло между Кирой и князем Асано? Нет. Это всё слухи от преступника, который лжёт, чтобы спасти свою шкуру.
– Даже если Кира действительно требовал взятку и запугал князя Асано, этого недостаточно, чтобы убить его, - сказал полковник Хитоми. – Князь Асано был слишком чувствителен, не говоря уже о глупости, чтобы вытащить своё оружие в замке Эдо. Он умер по собственной вине.
– Но понятно, что Оиси хотел отомстить Кире, - сказал финансовый инспектор Огивара. – Неважно, был ли прав князь Асано.
– Тайное нападение на Киру было грязным, - сказал генеральный инспектор Накаэ. Остальные судьи, которые промолчали, кивнули. – На мой взгляд, одно это уже делает это преступлением.
– Оиси должен был вызвать Киру на честную схватку, на дуэль, - сказал полковник Хитоми.
Финансовый инспектор Огивара засмеялся.
– Что было бы справедливым в дуэли между хилым стариком, таким как Кира, и крутым, опытным фехтовальщиком, таким как Оиси?
– Мы сбились с пути, - сказал магистрат Уэда. – Я закрываю обсуждение.
Генеральный инспектор Накаэ поднял руку.
– Могу я сделать запрос?
– Пожалуйста.
– Я не слышал ничего, что, по моему мнению, предполагало бы освобождение сорока семи ронинов, - сказал Накаэ. Звуки согласия и несогласия исходили от судей, которые не разговаривали. – И я хотел бы увидеть, сколько людей согласны со мной. Можем ли мы провести ещё одно голосование?
– Очень хорошо, - сказал мировой судья Уэда. – Кто за осуждения подсудимых?
На этот раз подняли руки девять из четырнадцати судей. И снова голоса разделились между союзниками и врагами Янагисавы. Магистрат Уэда, который не поднял руки, заговорил с неохотой.
– Должен признаться, что я тоже не вижу никаких смягчающих обстоятельств.
Если самый проницательный, честный ум в комнате не видел таких обстоятельств, то, возможно, их и не было. Судьи, которые всё ещё поддерживали подсудимых, явно голосовали сердцем, а не головой. Но как долго они смогут сопротивляться отсутствию веских доказательств, подтверждающих их мнение? Сердце Сано упало. До сих пор вся его работа еще больше настраивала суд против людей, которых он был склонен защищать.
Мировой судья Уэда обратился к Сано.
– Что вы думаете?
Сано мог сказать, что похвалил Оиси и его товарищей за их преданность, но он не хотел пытаться повлиять на суд, чтобы извинить сорок семь ронинов.Он вспомнил чувство неправоты, которое он испытал во время своей первой встречи с ними, у могилы князя Асано, и его чувство, что Оиси что-то скрывает. А потом была любовница. Её история казалась похожей на верхушку айсберга. Сано подумал, есть ли в подводной части доказательства, оправдывающие убийство Киры, или повод осудить убийц.
Он сказал судьям единственное, что мог сказать честно.
– Сорок семь ронинов что-то скрывают. Я хотел бы продолжить расследование, с вашего разрешения.
– Разрешение получено, - сказал мировой судья Уэда. – На сегодня суд отложен. Сано-сан, доложит нам ещё раз, когда мы соберёмся завтра в тот же час.
Выйдя из комнаты, Сано был рад, что выиграл время для своей семьи. Он задавался вопросом, выиграл ли он больше времени для отважных героев, или для преступников, которые этого не заслуживали.
Комментариев нет:
Отправить комментарий