«КОСТИ КОРОЛЯ АРТУРА» - ПРОЛОГ

 «Кости короля Артура»

Пятая книга серии «Средневековые убийцы», 2009

1191 год. Во время раскопок в аббатстве Гластонбери на глубине нескольких футов был обнаружен древний свинцовый крест. На кресте начертаны слова: Hic iacet sepultus inclitus rex arturius in insula avalonia. Здесь покоится прославленный король Артур на острове Авалон. Под крестом рабочие обнаруживают мужской и женский скелеты. Могут ли это быть останки легендарного короля Артура и его королевы Гвиневры? Пока монахи обсуждают последствия этого необычайного открытия, кости исчезают — их уносят таинственные Хранители, решившие сохранить останки короля Артура в безопасности до тех пор, пока, как считается, он не вернется в час величайшей нужды своей страны. В течение последующих столетий многие известные исторические личности, включая короля Эдуарда I, Шекспира и даже Наполеона, оказываются втянутыми в замечательную историю легендарных костей.

Программа

Пролог – В котором Филип Гуден описывает, как в Гластонберийском аббатстве в 1191 году, как полагают, были обнаружены останки короля Артура.

Акт первый – В котором Сюзанна Грегори рассказывает о краже костей во время ожесточенной стычки между валлийцами и вторгшимися норманнами.

Акт второй – В котором Бернард Найт рассказывает, как в 1282 году отряд патриотов возвращает реликвии после самого мрачного дня в истории Уэльса.

Акт третий – В котором Майкл Джекс описывает, как случайная встреча с индульгентором и целителем-шарлатаном создаёт проблемы для сэра Болдуина де Ферншилла, Саймона Паттока и церкви.

Акт четвёртый – В котором актёр Филиппа Гудена Ник Ревилл оказывается вовлечённым в дело о костях Артура, младшем брате Вильяма Шекспира и убийстве в Тауэре.

Акт пятый – В котором Иэн Морсон вспоминает, как слухи о побеге Наполеона Бонапарта возрождают старый миф о возвращении короля Артура.

Эпилог – В котором Бернард Найт возвращается на археологические раскопки у Тауэрского моста, где эксперты обнаруживают нечто неожиданное в фундаменте аббатства Бермондси.

Пролог

Гластонбери, 1191

Первым, что он услышал, был шум, похожий на шелест листьев по сухой земле. Аббат поднял взгляд от пергамента, который изучал. Это был список смет, стоимости восстановления. Прислушавшись внимательнее, он услышал не шорох листьев, а голоса. Он был рад отвлечься от своего дела. Он встал и открыл окно гостиной. Стоял пасмурный день середины осени. Воздух был неподвижен.
Монахи, миряне и простые рабочие собирались на лужайке в нескольких десятках ярдов от окна на втором этаже аббата. Они толпились вокруг похожего на шатёр сооружения из драпировочных занавесок, напирали с такой силой, что вся конструкция задрожала, словно вот-вот рухнет. Аббата удивило не то, что рабочие или даже миряне бежали к этому месту – очевидно, что-то было обнаружено за грязно-белыми занавесками, и слух быстро распространился, – а то, что его собратья-бенедиктинцы в чёрных одеждах тоже двигались с такой недостойной скоростью. Что бы это ни было, оно должно было быть чем-то значительным. Почти помимо своей воли аббат почувствовал дрожь волнения.
Анри де Сюлли запер окно. Он неторопливо направился к двери своей комнаты. Вокруг никого не было, но не следовало выдавать своего волнения, даже самому себе. Не успел он дойти, как раздался удар, и дверь с грохотом распахнулась. В дверях стоял брат Джеффри, его капеллан и секретарь.
Мужчина запыхался. Он был не так стар, чтобы несколько ступенек могли его утомить. Он вцепился в дверной косяк с выражением лица, близким к помешательству. Генри де Сюлли улыбнулся и сделал успокаивающий жест. Он подождал, пока Джеффри придёт в себя, но тот был слишком нетерпелив. Его секретарь-капеллан успел лишь сказать:

- Они нашли… нашли…, - но тут его одолел приступ икоты.
- Всё в порядке, Джеффри. Успокойся. Что бы они ни нашли, я сам всё узнаю, — сказал де Сюлли.
Капеллан подвинулся, чтобы пропустить своего настоятеля, и последовал за ним по каменным ступеням в вестибюль. Аббат двигался не спеша, хотя ему это стоило усилий. Через плечо он услышал, как монах заикается:

- Это… это… это…
- Да? — спросил де Сюлли, останавливаясь у подножия лестницы. - Это… что?
- Необычайно, — сумел выдавить из себя Джеффри. - Увидите.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ШЕСТОЙ - ОКОНЧАНИЕ

 

V

Шива проснулся и обнаружил, что лежит на деревянном полу со связанными за спиной руками. Левое плечо сильно болело. Он почувствовал, что его тело слегка покачивается взад и вперед. По полу раздался электронный гул. Он был в поезде.

Превозмогая боль, он попытался сесть. Нога в ботинке уперлась ему в грудь и оттолкнула назад.
- Пусть встанет. - Это был голос Парвати.

Сильные руки подняли его на сиденье. Он чуть не закричал от боли в плече. Он потряс головой, пытаясь прочистить её. Он находился в маленьком железнодорожном вагоне, пустом, если не считать его, двух мужчин из ресторана и Парвати, сидевшей напротив. Он выглянул в окно. Великолепная горная местность, вспаханное поле и оливковые рощи за поездом. Где-то вдали, у подножия гор, он видел людей, работающих: расчищающих квадраты земли, укладывающих новую почву, создающих поля.

Теперь на обоих мужчинах были кресты, а их замысловатые прически были расчёсаны, оставив лишь торчащие пряди волос, похожие на пугала. Он впервые как следует рассмотрел их лица. В чертах их лица и пронзительно-голубых глазах было сходство, которое Шива не заметил; он понял, что они, вероятно, братья. Он повернулся к Парвати. Теперь на ней было уверенное выражение, в глазах – ярость. Словно другой человек вселился в её тело. Она была очень хорошей актрисой.

- Тебя было легко поймать, – сказала она. Её голос был другим: дикция медленная, холодная и чёткая.

- Куда ты меня везёшь? – Голос Шивы прозвучал как хрип, и он понял, что его мучает неистовая жажда. Плечо пульсировало. Должно быть, они что-то скрутили, когда тащили его, пока он был без сознания.

- На дно Южного острова, – ответила Парвати. - Встретиться с Лидером.

- Твоего друга ждёт сюрприз, не так ли? — спросил молодой человек, и оба рассмеялись. Парвати бросила на них раздражённый взгляд.

- Это серьёзно, — сказала она. - Мы должны выяснить, что ему известно.

Шива оглядел поезд. Судя по скорости, с которой он поднимался по очень крутому склону, он догадался, что вагон всего один.

- У тебя есть свой поезд? — спросил он.

- Есть, — ответила Парвати. - Частная компания, которой управляют наши подставные лица, контролирует все железные дороги на юго-западе. А эту мы построили для себя, на самом дальнем западе, куда никто не ездит. Наш Лидер — великий стратег, — добавила она своим новым, назидательным тоном.

- На этом поезде мы возим учёных. - У темноволосого молодого человека был вид человека, которому нравится рассказывать секреты.

- Учёные, которых ты заставила сюда эмигрировать? Куда ты их везёшь?

- Туда же, куда и тебя. Увидишь.

- Что произойдёт, когда мы доберёмся до этого таинственного места? - Никто не ответил. Шива сглотнул.

- Можно воды?

- Мы будем там через час, — сказала Парвати. - Тогда и выпьешь.

Поезд грохотал дальше, двигатель гудел. Он замедлял ход по мере того, как поднимался всё выше в крутые горы. Вдали Шива увидел людей, трудящихся, словно муравьи, над чем-то, похожим на новый гидроэнергетический проект. Потом людей больше не стало, только голые, невероятно крутые склоны гор, вздымающиеся высоко в голубое небо.

Шива, должно быть, всё ещё был не в себе после зелья, которое ему дали, чтобы он заснул. Его резко разбудила остановка поезда, лязгающая и трясущаяся. Жажда была невыносимой. Его подняли на ноги, и он громко закричал от боли в плече. Два брата провели его по вагону и вывели за дверь. Он увидел, что было снаружи, и у него отвисла челюсть. Двое мужчин позволили ему постоять и посмотреть. Парвати стояла рядом с ними, скрестив руки на груди, с сардонической улыбкой на лице.

Они стояли среди кустарника, на краю огромной скалы, обрывающейся, возможно, на тысячу футов к неподвижной синей воде. Они находились у подножия длинного фьорда, по обе стороны которого из воды отвесно поднимались огромные горы, некоторые из которых были гораздо выше скалы, на которой они стояли. Вершины отражались в воде. Фьорд был, наверное, две мили в ширину, тянулся по прямой линии к далёкой синей линии океана. Почти отвесные склоны гор были почти голыми, кое-где по уступам цеплялся бурый кустарник.

Шива видел Милфорд-Саунд в документальных фильмах – пейзаж, образованный века назад гигантскими ледниками. В былые времена он был местом паломничества туристов. Шива помнил, что это было во Фьордленде, где, по словам Парвати, земля слишком крутая для обработки. Когда-то Милфорд-Саунд был влажным местом, где растительность цеплялась за скалы, но теперь он был голым, воздух жаркий и сухой.

Тут и там в скалах виднелись расщелины, круглые углубления, прорезанные в склонах холмов древним льдом, недоступные, кроме как по воде. На краю одной из них Шива увидел небольшой комплекс деревянных построек, некоторые из которых были маленькими хижинами, а другие размером со склады. На воде был построен большой деревянный пирс. В конце пирса лежало огромное, полузатопленное темно-серое металлическое сооружение длиной в триста-четыреста футов. Оно имело форму сигары: выступающая башня спереди и плавник сзади. Подводная лодка.

Один из братьев сунул руку в карман и вытащил большой армейский нож. Шива на мгновение подумал, что его сейчас убьют, но мужчина заглянул ему за спину и перерезал путы. Шива облегчённо вздохнул и осторожно вытянул руки перед собой. Его плечо пульсировало.
- Нам предстоит немного пройти, — сказала Парвати. — Подъём крутой. Тебе понадобятся руки, чтобы балансировать. Не думай бежать — некуда.

Но Шива смотрел на кольцо на правой руке, где внутри золотой оправы диск порозовел и начал темнеть, приближаясь к красному. Он посмотрел на Парвати.

- Это место радиационно, — сказал он.

- Знаю, — просто ответила она. — Неважно.

Они спустились по крутой узкой тропинке, чуть больше уступа. Один из братьев шёл позади Шивы, а другой – впереди, за Парвати. Им нужно было держаться за почти отвесную скалу слева. Справа был обрыв к спокойной воде в сотнях футов внизу. С моря поднимался тёплый ветерок, от которого грязный пиджак Шивы развевался на груди. Остальные трое были в рубашках.

Пара коренастых серых попугаев наблюдала за ними с небольшого уступа наверху. Когда они приблизились, птицы взлетели и кружили вокруг них, опасно близко, демонстрируя ярко окрашенную нижнюю часть своих крыльев.

- Сними куртку! – приказал человек позади Шивы. - Их привлекает движение.

Шива снял куртку и бросил её со скалы. Куртка, по спирали, спускалась к морю, и две птицы, громко крича, полетели вслед за странным предметом.

- Проклятые твари! — лицо Парвати было гневным. Она оглянулась на него. - Это пара кеа.

Они ковыляли дальше, медленно спускаясь.

- Какая тут глубина? — спросил Шива человека перед собой.

- Пара тысяч футов, — ответил он через плечо.

Теперь Шива мог лучше разглядеть подводную лодку. Люди забирались в неё и выходили из неё; группа изучала большую карту, разложенную на ящиках на причале рядом с ней. На причале стояла куча маленьких торпед. Группа мужчин, похоже, разбирала их, вынимая детонаторы. Он увидел название, написанное большими белыми буквами вдоль корпуса, обращённого к берегу: «Патриот». Рядом с ним красовался небольшой флаг Великобритании. Теперь он понял, что это за судно: одна из атомных подводных лодок прошлого века, исчезнувших во время извержений гидрата метана. Предположительно, несколько из них лежали на дне океана. Он снова взглянул на своё кольцо: светло-красное; возможно, не смертельная, но опасная доза.

Они дошли до конца тропы и пошли к причалу. Шива увидел, как вокруг летает ещё больше кеа, люди кричат ​​и машут им, чтобы они убирались. Один из них стоял на ближайшем столбе, перебирая мотки верёвки, обмотанной вокруг его верхушки. Он выглядел худым и голодным, с растрепанным оперением. Вероятно, умирал от радиационного отравления.

Они остановились возле кучи торпед. Мужчины, изучавшие карту, и остальные на причале с любопытством смотрели на небольшую группу. Впереди маячила гигантская подводная лодка. Один из братьев сказал:

- Я принесу воды, - и ушёл.

Кеа приземлился на кучу бомб, и один из мужчин в белом сердито крикнул и замахал руками, пока птица не взлетела.

- Их нужно пристрелить, — сказала Парвати.

- Нельзя рисковать, пока бомбы открыты», — сказал оставшийся брат.

- Сколько времени осталось до того, как мы умрём от радиационного отравления? — прямо спросил Шива Парвати.

- Долго. Лидер расскажет тебе больше. Возможно, ты даже поймёшь, хотя я сомневаюсь. - Она сердито усмехнулась.

Мужчина принёс бутылки с водой и передал их по кругу. Шива так хотел пить, что ему было больно. Допив, он снова посмотрел на Парвати.

- Кто меня предал? — спросил он.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ШЕСТОЙ - ПРОДОЛЖЕНИЕ 3

 

IV

Родригес сидел за своим большим столом, обдумывая слова Шивы, сцепив пальцы и полуприкрыв глаза. На карте за его головой длинные, глубокие заливы фьордов врезались в западное побережье Южного острова.

Он поднял взгляд.

- Я отправлю сообщение непосредственно комиссару Уильямсу. И я проверю протоколы безопасности здесь. Но ни Европейская комиссия, ни посольство никогда не подпустят сторонника «Сияющего света» к секретному посту.

- Кто-то мог примкнуть к церкви после того, как поступил на работу в посольство, сэр. Вы сами говорили, сэр, что иногда они скрывают своё членство.

- Мы проводим тщательную проверку, когда речь идёт о конфиденциальных материалах.- Он посмотрел на Шиву. - Конечно, это мог быть настоящий несчастный случай.

- Что говорит полиция?

- Водителя не нашли. И никто не запомнил номера. Но если это был настоящий несчастный случай, у водителя есть все основания молчать. - Он лишится лицензии, может даже оказаться сортировщиком мусора в тюрьме.

- Это выглядит слишком изящно. Она спасает меня, и таким образом создаёт связь, заставляет меня доверять ей. И она посмотрела на часы прямо перед тем, как мы вышли из кафе. Она довольно внезапно попросила отпустить её. Сказала, что чувствует себя виноватой, что пришла, её церковь не одобрит.

- Если в разведку внедрились, у нас серьёзная проблема. Но я пока не уверен, что это так. - Родригес на мгновение задумался. - Вам нужен сопровождающий, кто-то, кто будет вас незаметно прикрывать?

- Нет, спасибо. Если они такие умные, как кажутся, они точно заметят. Это будет конец моей маскировке.
- Ради своего же блага не будьте слишком смелым. Или нашего.

- Я позабочусь, сэр. Следующая встреча должна быть достаточно безопасной. Она в общественном ресторане.

Родригес кивнул. Он повернулся в кресле и посмотрел в окно. В заливе большой корабль поднимал на борт большую сеть, полную беловатого материала. Чайки кружили и кричали.

- Они выкапывают свалку из старого города, — сказал Родригес. - Органический материал для искусственных почв. Как мы выживаем, человечество, как мы боремся с вымиранием. - Как вы думаете, у нас получится?

- Мы прошли долгий путь за последние пятьдесят лет, — ответил Шива, вторя комиссару Уильямсу.

- Но никто не знает, когда температура перестанет расти. Под водой атомные электростанции. Население растёт, а почвы всё ещё недостаточно. - Родригес грустно улыбнулся. - Простите меня, я испанец, у нас есть фаталистическая жилка. Но да, всё налаживается, и я молюсь, чтобы так продолжалось и дальше. - Он посмотрел на Шиву. - Не волнуйся, Шива, я не последователь Сияющего Света, а просто довольно озадаченный католик. И мы сторонимся политики с тех пор, как Рим был заброшен.

Шива провёл воскресенье, работая в посольстве, отвечая на письма министра культуры, что было частью его работы под прикрытием. Квота на авиаперелёты для культурного обмена была крошечной, и ему приходилось обрабатывать заявки на отправку актёров, учёных и музыкантов, исполняющих пьесы Шекспира. Тасманийцы всё ещё наслаждались своим британским наследием, более чем когда-либо в эту эпоху, одержимую историей. Он вышел в шесть, чтобы вернуться домой при свете дня. Он шёл осторожно, опасаясь погони, но никого не было.

Свернув на улицу рядом со своим домом, он услышал голоса из длинного, низкого кирпичного здания на углу. Над дверью висела большая вывеска – чёрные буквы на белом: «ЦЕРКОВЬ СИЯЮЩЕГО СВЕТА». В дверях стоял юноша лет восемнадцати, аккуратный, в рубашке и брюках. Он улыбнулся и кивнул Шиве. Повинуясь внезапному порыву, Шива повернулся и вошёл.

Внутри был скромно украшенный зал. По стенам висели плакаты: стилизованные изображения Иисуса с нимбом вокруг головы, творящего чудеса. На одном из плакатов была изображена тёмная, потрёпанная книга. Под ней крупными буквами было написано: «ЧЁРНАЯ КНИГА, УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА».

Зал был полон людей: аккуратно одетые мужчины и женщины всех возрастов сидели в рядах на брезентовых стульях. Прически были аккуратными, без украшений. Почти у всех были кресты. Они говорили тихими голосами, поглядывая на большую пустую платформу, где стояли три стула.

Мальчик, стоявший у двери, вошёл следом за Шивой. Он был высоким и худым, с лицом, усеянным прыщами. Шива быстро огляделся, гадая, не здесь ли Парвати, но не увидел её. Он подумал: «Это безрассудно; мне не следовало сюда заходить».

- Вы впервые, сэр? — мальчик говорил с ярко выраженным новозеландским акцентом. - Почему бы вам не сесть вон там? - Он указал на два пустых стула в конце ряда. - Кстати, меня зовут Майкл.

- Питер. - Фальшивое имя тут же пришло ему в голову. Он помедлил, а затем занял последнее место в ряду. Майкл сел рядом с ним. Он понял, что всё это было запланировано; мальчика поставили у двери, чтобы ободрять новичков. На полу у ног Шивы лежала Библия. Он поднял её. После Откровения, в конце, была напечатана Чёрная Книга:

Пятьсот тридцать лет, затем Бог вернётся,

чтобы спасти Его избранных, 

как только грешные будут очищены…

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ШЕСТОЙ - ПРОДОЛЖЕНИЕ 2

 III

Старый город Данидин лежал под волнами, а на холмах позади него вырос новый город. Большая часть горного Южного острова Новой Зеландии сохранилась, хотя Кентерберийские равнины исчезли. Когда автобус из аэропорта въехал в город, Шива увидел ряды красочных домов с искусными резными деревянными фасадами. Его поразили сады, полные роз, огненных деревьев и тщательно выращенных пальм. В Европе садов было мало, только бесконечные огороды. Но Тасмановы острова были богатейшей страной в мире, с обилием гидроэлектроэнергии, обширными горными землями, потенциально плодородными, но никогда не возделываемыми, и однородным, высокообразованным населением. Наблюдая за здоровыми на вид людьми, многие из которых были одеты в рубашки вместо пальто и курток, а их длинные волосы часто были заплетены в замысловатые косички, Шива задавался вопросом, как такой народ мог в таком большом количестве обратиться к такой организации, как «Движение сияющего света».

Автобус высадил его в центре города, недалеко от посольства. Данидин был построен вокруг большой восьмиугольной кольцевой развязки под названием Октагон, реконструкция той, что существовала в старом городе, и Шива выбрал улицу Джордж-стрит. Новый город воссоздал планировку старого, точно так же, как первые шотландские колонисты три столетия назад назвали улицы в честь улиц Эдинбурга. Был полдень, но жара была терпимой. Прохладный ветерок дул с моря, поднимая пыль. В Англии в это время дня люди, разгоряченные и потные, искали бы хоть малейшей тени, но здесь они прогуливались на солнце, расслабленные. Шива отнёс свой багаж в посольство, которое стояло на улице с четырёхэтажными деревянными официальными зданиями, возвышаясь над одно- и двухэтажными домами на соседних улицах. Дверной косяк был украшен искусной резьбой, которая, по мнению Шивы, была маорийской: замысловатые узоры окружали гримасничающие лица.

Его проводили в комнату на третьем этаже, просторную комнату с окнами во всю стену, выходящими на море, усеянное маленькими островками. Сотрудник посольской разведки был щеголем лет сорока, безупречно одетым в тёмный костюм и белую рубашку с высоким воротником. На нём были чёрные кожаные туфли, начищенные до блеска. Шива знал, что его зовут Родригес. Он встал из-за большого стола, где аккуратными стопками лежали бумаги, и пожал Шиве руку сухим и крепким пожатием. На стене позади него висела карта Тасмановых островов; Тасмания и Южный остров Новой Зеландии мало изменились со своей прежней береговой линии, за исключением того, что Северный остров теперь был разделён на две части. Над Тасманией, на краю карты, виднелся уголок Австралии – бесконечная пустыня, окрашенная в оранжевый цвет на фоне зелёного оттенка Тасмановых островов.

Родригес налил Шиве стакан фруктового сока и пригласил его сесть.

- Вы выглядите усталым, – сказал он с сильным испанским акцентом. Его собственные глаза выглядели обманчиво сонными.

- Да, сэр. Моё тело думает, что сейчас глубокая ночь.

- Перелёт — неестественный способ передвижения. Мне хватило одного раза. - Родригес улыбнулся, обнажив белые зубы. - У нас есть для вас небольшой домик в нескольких кварталах отсюда. Скоро сможете немного отдохнуть.

Шива заметил, что, хотя тон Родригеса был официальным, он не использовал отрывистую речь официальных лиц дома. Было ли это просто английское жеманство? Он никогда не был за границей, поэтому не знал.

Родригес улыбнулся ему.

- Итак, каково ваше первое впечатление о Данидине?

- Он кажется процветающим, все выглядят сытыми. У них есть место для садов.

Собеседник кивнул.

- По сравнению с большинством мест прошлого века им очень повезло. К тому времени, как наступили великие наводнения, большинство австралийцев покинули континент; дождей там не было уже тридцать лет. Те, кто остался, отправились в Тасманию или сюда. Там были обычные лагеря беженцев, голод и болезни. Но сейчас население достигло восьми миллионов – впечатляет, учитывая, что в Европе меньше тридцати миллионов.

- Точно.

- Они сажали повсюду, кроме высоких вершин и западных фьордов. Они добились большого успеха. Конечно, этому способствовала изолированность островов. И у них был флот. Они использовали лодки беженцев, прибывавших из Индонезии. - В голосе Родригеса послышалась горечь. Возможно, он вспоминал, как Испания превратилась в пустыню, войны мигрантов в Пиренеях.

- Удивительно здорово, – заметил Шива.

- Вода вокруг островов холодная. Десять лет назад сюда ещё дрейфовали айсберги из Антарктиды. Со временем станет теплее. - Он наклонился вперёд и улыбнулся, глаза его больше не были сонные. - Вы договорились о встрече с этой женщиной?

- Завтра.

- Хорошо. Выспитесь до этого. И будьте осторожны. «Сияющий Свет»— хитрые люди. У них три лица. С одной стороны, церковные службы и евангелизация, с другой — политика, давление в пользу религиозных законов. Но третье лицо — скрытое. Они очень хорошо умеют внедряться в ключевые точки государственных и частных учреждений, скрывая свои пристрастия. На государственной службе их полно.

- Я понимаю, что они уже не так сильны, как раньше. Политически.

- Нет. Несколько лет назад здесь было движение за приватизацию некоторых государственных служб, таких как железные дороги и водоснабжение. Люди хотели легко нажиться на объектах, на воссоздание которых правительству потребовалось пятьдесят лет. Люди из «Сияющего света» подхватили эту идею; их программа возвращения к библейской морали не очень удалась, но лидерство в кампании по приватизации принесло им голоса избирателей. На какое-то время.

- Только на время?

- Да. Они приватизировали железные дороги, и это была катастрофа. Никакой координации, цены заоблачные. Виноваты были люди из «Сияющего света». - Он сделал паузу. - Компании, которыми они управляют, всё ещё владеют несколькими железнодорожными линиями. Получают неплохую прибыль. Линии тянутся повсюду в горы, по мере того как люди их заселяют.

- Мне сказали, что их лидер — затворник.

- Ах да. Доктор Брэндон Смит. - Родригес покачал головой. - У них есть убежище где-то в горах на юго-западе. Они купили там много земли, и посторонних туда не пускают. Смит исчезает на несколько месяцев, а затем появляется в самый разгар какой-то евангелизационной кампании. Кажется, он всё реже появляется в последнее время, но всё ещё время от времени появляется, стоя на ящике в центре города. Обещает всем спасение, если они присоединятся к Церкви, и вечный огонь, если нет.

- Вы его когда-нибудь видели?

- Однажды, здесь, в Данидине. Он очень грязный и оборванный, похож на ветхозаветного пророка. Но он всем управляет из-за кулис. Раньше он был школьным учителем, пока Бог не сказал ему, что ему суждено стать великим пророком.

- Почему они добились здесь такого успеха? Их несколько на севере, но они — посмешище, маленькая секта.

Родригес пожал плечами.

- Возможно, люди здесь чувствуют вину за достигнутый успех и процветание, считают, что это не может или не должно длиться вечно. - Он наклонился вперёд. - Какова бы ни была причина, люди из «Сияющего Света» чувствуют себя особенными, избранными. Это всегда делает людей опасными. И мы видели по краже книги, насколько они безжалостны. А эта Парвати Карам… - Родригес поморщился, - … «Сияющий Свет» считает, что женщины должны быть подчинены, сидеть дома. Чтобы достичь положения, когда ей доверили такое задание, как кража этой книги, Парвати Карам должна была быть очень хороша. - Он поднял брови. - Будьте осторожны, инспектор Мурти.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ШЕСТОЙ - ПРОДОЛЖЕНИЕ

 II

Неделю спустя Шива отправился в пригород Уиттон. Он ушёл рано утром, одетый в строгий хлопковый костюм и рубашку с воротником-стойкой. Владельцы магазинов распахивали ставни, а главные магистрали заполнялись велосипедами, лошадьми, повозками и электромобилями богачей. Бирмингем, с населением в четверть миллиона человек, расположенный высоко над уровнем моря, был одним из немногих городов с большим населением, оставшихся в мире. Он был выбран новой столицей Европейского Союза вместо Берлина, который теперь был прибрежным городом, всё ещё находящимся под угрозой повышения уровня моря.

Несмотря на то, что Великобритания сократилась до группы островов, вдвое меньших от первоначального размера, дела у неё шли лучше, чем у большинства стран. У неё было много плодородных земель, и только шотландские и валлийские горы требовали серьёзного улучшения почвы. Британии не нужны были отважные отряды, которые, преодолевая раскалённые пустыни, грабили свалки старых городов в поисках органических отходов для создания искусственных почв. Островной статус Британии также защитил её от самых жестоких войн с мигрантами.

Шива остановился у придорожной палатки, чтобы купить кокос. Загорелый юноша ловко срезал верхушку своим мачете. Шива с благодарностью выпил прохладное молоко, ведь после часа ходьбы по пыльной дороге у него пересохло в горле. Он направился в Уиттон, район старых террас, примыкающих друг к другу, с окнами, выходящими на юг, которые теперь были преобразованы в солнечные батареи. В центре находилось небольшое озеро, которое собирало воду из реки Ли, разливающейся во время муссонов. В это время года уровень воды был низким, и ряды дымоходов затопленных домов выглядывали на поверхность. Дети плавали в коричневой воде, перекликаясь с бирманским акцентом.

Вокруг озера построили новые жилища, и Шива направился к одному из самых больших, двухэтажному, с толстыми стенами и рамами солнечных панелей, выкрашенными в ярко-синий цвет. На стене у двери была прибита табличка: ГОСТЕВОЙ ДОМ. СВОБОДНЫЕ МЕСТА. Он постучал в дверь, и маленький терьер начал неистово лаять. Дверь открыла крупная седовласая дама. На ней было бесформенное жёлтое платье, пропитанное потом под мышками.

- Доброе утро. - Женщина выглядела напряжённой и встревоженной. - Джек-рассел-терьер подбежал к ней сзади, сердито лая. - Сидеть, — рявкнула женщина. Собака послушалась. Шива уставился на неё; домашние животные были редкой роскошью.

- Миссис Экерли? - Он одарил её своей самой обаятельной улыбкой. - Меня зовут инспектор Мурти. Можно задать несколько вопросов?

Её широкие плечи поникли.

- Входите, Сэм, уходи! - Собака послушно ушла. - Полагаю, это из-за той женщины, — тяжело произнесла миссис Экерли.

- Боюсь, что да. Вероятно вам надоели вопросы о ней.

- У меня было три офицера в разные дни, которые задавали мне одни и те же вопросы. Они не сказали мне, что она сделала.

- В следующий раз, обещаю. - Он снова улыбнулся ей.

Она вздохнула и провела его в гостиную, где парусиновые кресла окружали старый деревянный журнальный столик. Ставни были открыты, большие окна открывали прекрасный вид на озеро. На компьютере был включен документальный фильм об Антарктиде. Реки шириной в пять миль с грохотом проносились сквозь каменный ландшафт, гладкий, как стекло, после исчезновения ледников. Миссис Экерли согнулась и убавила звук.

- Лучше сядьте, — сказала она.

Шива посмотрел на экран.

- Посмотрите на эти реки. Мы все ещё тонем.

- Нет, ледяной покров почти растаял. Море не может подняться ещё сильнее.

- Так нам говорят политики, — мрачно ответила она. Она снова вздохнула. - Пожалуйста, спрашивайте, чего хотите. Гости на работе. Я не хочу, чтобы они вернулись и снова обнаружили здесь полицию.

- Я думал, они будут на улице в это время суток. Поэтому я и пришёл сейчас. Вы принимаете в основном бизнесменов и чиновников, приезжающих в город, не так ли? Хороший дом, прекрасный вид.

Она не успокоилась.

- Не слишком ли вы молоды для полицейского инспектора? — спросила она.

- Тридцать шесть. Старше, чем выгляжу. Не хочу вас утруждать, снова повторяя всё это. Я просто хотел узнать, что вы о ней думаете, о мисс Карам? Как о гостье. Как о человеке. Что говорит ваша проницательность.

Пожилая женщина, казалось, немного успокоилась.

- Она показалась мне довольно милой, когда приехала. Очень вежливой. Но замкнутой. Не общалась с другими гостями.

- Значит, замкнутой?

- Гости имеют право на уединение. Хотя мне бы хотелось с ней поговорить, — с сожалением добавила она. - Она приехав издалека, я хотела спросить, каковы Тасмановы острова. Каково это – летать, глядя сверху на все эти мёртвые места. Но я чувствовала, что она этого не хочет. - Она пожала плечами. На экране мужчина в джерси стоял на берегу большой реки – крошечная точка, мимо проносились глыбы льда размером с дом.

- Возможно, мне и самому скоро придётся лететь, – сказал Шива, чтобы привлечь её внимание. Глаза миссис Экерли загорелись интересом.

- Как интересно. Это связано с этим делом?

- Нет. Что-то другое. Расскажите, что она здесь делала?

- Конференция по компьютеризированным энергосистемам. Чтобы экономить электроэнергию. - Миссис Экерли откинулась на спинку кресла, расслабляясь.

- Единственный нормальный разговор у меня состоялся с ней несколько дней спустя. Она работала… Однажды вечером я была здесь и услышала вопль из кухни. Я вошла, а бедный Сэм жмётся к стене и воет. Я видел, что его пнули. А эта Парвати стояла у противоположной стены и смотрела на него свирепо. Я накричал на неё, что он всего лишь беспомощный пёсик. Она извинялась, сказала, что выросла в Канаде, и там проблемы с дикими собаками. Одна из них однажды её укусила. Но когда я вошла, она выглядела злой, а не испуганной. Я бы попросила её уйти, но мне были нужны деньги. Один из гостей услышал наши крики и спустился. Как я уже говорила, он потом рассказал полиции.

- Спасибо. Интересно.

- Правда? — Она недоумённо посмотрела на него. -Если она совершила что-то настолько ужасное, что сюда снова и снова приезжает полиция, какое значение имеет то, что обижают маленькую собачку?

- Всё имеет значение, — ответил Шива, возвращаясь к своему отрывистому официальному голосу.
Уходя, ему нужно было подумать, привести в порядок то, что сказала ему миссис Экерли. Он подошёл к озеру и сел на скамейку под эвкалиптом, вне поля зрения дома. Неподалёку на мелководье стояли мальчик и девочка, ловя рыбу. На них были грязные куртки и широкополые соломенные шляпы, как у Тома Сойера. Вокруг летали комары, и он надеялся, что дети успели намазаться репеллентами. Эти озёра были малярийными.

Парвати Карам была замкнутой, сказала миссис Экерли. Это соответствовало информации, которую они нашли в базах данных. Её родители были убеждёнными атеистами, как и большинство людей в наши дни. Родители самого Шивы придерживались старых индуистских обычаев скорее из уважения к традициям, чем из-за истинной веры. Парвати, одиночка в школе, проявила выдающиеся математические способности и в шестнадцать лет поступила в университет в Альберте. Шива вспомнил, что, учась в университете, она вступила в клуб охоты на собак. Не только люди, бежавшие на север из пустынь бывших Соединённых Штатов, но и собаки – миллионы домашних животных – сбивались в хищные стаи, возвращаясь к прежним инстинктам. Они становились крупнее, возвращаясь к своим волчьим предкам, и во многих отдалённых поселениях представляли серьёзную проблему. Охота на них поощрялась. В отчётах говорилось, что Парвати Карам возглавляла студенческую команду, которая выигрывала призы за количество убитых собак. Страх перед ними заставил её пнуть питомца миссис Экерли? Или ненависть?

Охота на собак выделяла её среди остальных, потому что в остальном жизнь Парвати казалась такой пресной. После окончания университета она работала в Виннипеге над электронными системами безопасности. Три года назад она обратилась в Движение «Сияющий Свет», а в 2133 году устроилась на новую работу в Новой Зеландии. В Церкви она казалась обычным членом: ходила в церковь, вступила в партию, отдавала движению десятую часть своей зарплаты. Никаких официальных должностей в Церкви или партии, никакого активного участия в кампаниях против содомии, абортов или употребления свинины. Однако несколько недель назад она тихонько подошла к сторожу в Бирмингемском музее и мастерски сбила его с ног ударом в затылок, сломав шею. Шива видел фотографии, выражение удивления на лице старика. Он понял, что она, должно быть, научилась выслеживать и убивать на собачьей охоте. Интересно, убила ли она этого человека хладнокровно, словно он тоже был собакой?

На другом берегу озера группа мужчин спустила лодку на воду, развернув белый парус. Они несли удочки. По воде побежала рябь, создавая крошечные волны у ног Шивы.

- Эти мерзкие людишки рыбу распугают, — сказала девочка мальчику. Они были очень похожи; должно быть, брат и сестра.

- Нет, они её сюда погонят. Вот, я поймал одну! — возбуждённо крикнул он.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ШЕСТОЙ

 

АКТ ШЕСТОЙ

Пятьсот тридцать лет, и Бог вернётся, чтобы спасти
Своих избранных, после того как грешники будут очищены.
Их нечестивые города будут сожжены палящим солнцем и
затоплены очищающим потоком,
и в конце — яркий, как солнце, огонь крови

Март 2135 г.

I

Утром по радио прозвучали плохие новости. Шива слушал их, одеваясь. Гигантские реки, несущие талую воду с остатков антарктического ледникового щита, снова поднялись; прогнозировалось повышение уровня моря ещё на метр в течение десятилетия. В местных новостях диктор сообщил, что изменения в придонных течениях вокруг затопленной электростанции «Сайзуэлл B» привели к повышению радиоактивности в море у восточных английских островов. Шива с горечью подумал, что, приехав в Йоркшир на отдых, он лишь подверг себя опасности, отличной от той, с которой столкнулся по работе. Как и большинство англичан, Шива носил кольцо радиации; его подарила ему Элис – тяжёлое золотое кольцо с кругом посередине. Круг становился красным, если уровень радиации в атмосфере приближался к опасному уровню. Утром он был обычного безопасного тёмно-зелёного цвета, но сегодня вечером он избегал рыбы. На подоконнике он поставил свою статую Шивы, индийского бога, в честь которого был назван, высотой в фут – юношу, танцующего в огненном круге, поддерживающего равновесие мира. Статуя была прекрасной симметрии, привезённая предком из Индии. Хотя Шива не исповедовал никакой религии, он любил сидеть и созерцать её. Лицо четырёхрукого бога было загадочным, с затаённой улыбкой.

Компьютер на столе издал звуковой сигнал. Шива нахмурился. Выключатель питания можно было отключить только срочным официальным сообщением. Торопливо застёгивая куртку, он подошёл к своему аппарату и открыл его. В ящике для приёма было короткое сообщение без подписи:

«Прошу явиться к комиссару ЕС Уильямсу в штаб-квартиру Комиссии, площадь Виктории, Бирмингем, сегодня 21.03.35 в 21:00. Скоростной катер прибудет за вами в 10:00. Пожалуйста, подтвердите получение». Шива помедлил, затем нажал кнопку ПОДТВЕРЖДЕНИЯ. Десять утра – у него всего час. Он задумчиво посмотрел на пустой экран. Комиссар, а не его суперинтендант? И моторная лодка, пожирающая бензин Комиссии? Что-то срочное.

Он вышел на улицу. Пара канареек взлетела с кустов рядом с шале. С утра воздух был свежим и чистым, затененная пальмами дорожка вела мимо других шале, восходящее солнце отражалось под углом на их солнечных батареях. Рядом, затмевая молодые кокосовые пальмы своим шпилем, стояла нормандская церковь с квадратной башней. Здесь тысячу лет назад появилась деревня и она всё ещё существует: кучка низких домов, лопасти их маленьких ветряных мельниц тихо пощелкивали на утреннем ветерке, куры и тощие козы рыскали в поисках еды по пыльной улице. Пространство между шале было плотно засажено огородами; каждый клочок плодородной земли на Земле теперь засажен.

Высокий рыжеволосый мужчина, инспектор из Уэльса, стоял в дверях соседнего шале с чашкой в руке, наслаждаясь утренней прохладой. Шива кивнул и прошёл мимо него к морю. Он мало разговаривал с другими отдыхающими с момента своего прибытия неделю назад. Обиженный взгляд, который бросил на него Марвуд, когда его вели с пристани, всё время возвращался к нему посреди разговора.

Море было рядом; остров был небольшим, всего несколько миль в ширину. Тёплый прибой плескался о скалистый берег, а вода, глубокая и синяя, простиралась на запад до Пеннинских гор. Вдали прошел клипер, высокий и величественный. Вдали виднелось смутное белое пятно. Шива не отрывал от него взгляда. Пару дней назад он видел в бинокль башни-близнецы Йоркского собора, возвышающиеся на шестьдесят футов над водой. Большинство высоких зданий Лондона двадцатого века рухнули, когда море поднялось вокруг них; Он видел фильмы о поваленных стальных скелетах, прислоненных друг к другу, словно гигантская решетка, нависающая над водой. И всё же средневековая церковь всё ещё стояла, сопротивляясь муссонам и ураганам.

Великая катастрофа XXI века. На компьютере бесконечные документальные фильмы и дискуссионные программы. Дрожащие кадры огромных лодок с беженцами, которые бомбят из воды, когда они пересекают европейские территориальные воды; войны мигрантов в предгорьях Альп; грибовидные облака, когда китайские ракеты обрушиваются на Москву; ответ Китая на российский ядерный удар по миллионам людей, марширующих в Сибирь из затопленных северных провинций. Смотря эти программы, человечество без конца терзало свою огромную рану, возможно, успокаивая чувство вины, или просто пытаясь найти контакт с миллиардами погибших.

Многие проклинали людей прошлых поколений за их нежелание действовать до того, как изменения выйдут из-под контроля, и сбудутся самые худшие, самые ужасные предсказания об изменении климата. Учёные предупреждали, что огромные запасы гидратов метана на морском дне могут вырваться на поверхность по мере потепления морей, и в 2040-х годах это произошло: океаны закипели, выбросив в воздух миллионы тонн метана. Последовал неконтролируемый хаос, усугубившийся таянием антарктической ледяной шапки, что дестабилизировало тектоническую плиту, на которой покоился континент, и вызвало мощные землетрясения, в результате которых сотни километров льда соскользнули в море.

Человечество едва не погибло. В последовавшей катастрофе целые регионы исчезли, поскольку уровень моря поднялся почти на шестьсот метров. Экваториальные регионы стали слишком жаркими для жизни человека, в то время как в большинстве умеренных зон нестабильные дожди наконец прекратились навсегда, и пустыня заняла их место. Огромные волны людей двинулись на север; США вторглись в Канаду; Китай вторгся в Сибирь; Южная Европа вторглась в Северную Европу. Население, измученное болезнями и голодом, стремилось сделать торфяные болота, усеянные озёрами, пригодными для жизни. Население мира сократилось до ста миллионов — меньше, чем в библейские времена.

Теперь, после пятидесяти лет стабильности, оно снова начало подниматься. В Канаде и Китае каждый год достигались успехи в создании искусственных почв для арктических регионов; проводились даже эксперименты по нанесению искусственной почвы на голые скалы свободной ото льда Гренландии. После многих лет хаоса и авторитарного правления Европейский Союз и Америка вернулись к демократии; даже в Китае теперь было выборное правительство, тысячелетние авторитарные традиции были разрушены великим бегством на север. Помимо трёх крупнейших государств, несколько небольших стран разбросаны по обитаемым регионам Земли; оставшаяся Канада гордо сохраняла свою независимость на Ньюфаундленде; реликтовая Япония, погрузившаяся в средневековое мракобесие на Сахалине. К югу от экватора, связанные с севером интернетом, но практически недоступные из-за невыносимой жары тропиков, делавшей морское путешествие невозможным, располагались Патагония и Тасмановы острова – Тасмания и Новая Зеландия, где нашло убежище выжившее население Австралии. Везде, даже в лагерях беженцев, болезни шли на спад, а неурожаи стали реже по мере стабилизации климата. Уровень моря всё ещё поднимался, но теперь очень медленно; вблизи затопленных атомных электростанций море подверглось облучению, но в большинстве мест до уровня ниже смертельного. Рыбные запасы тоже снова росли в травмированных океанах. Порядок вернулся, как и полиция, например, Европейское бюро по расследованию мошенничества, на которое работал Шива.
Вдали он увидел ещё одно пятно на горизонте. Оно становилось всё больше, и вдали послышался незнакомый жужжащий звук. Бензиновая лодка, плывущая за ним.

Это была небольшая лодка с одним лодочником. Это была не настоящая бензиновая лодка; у нее был двигатель на топливных элементах и паруса, но также и старый подвесной мотор, который всё ещё разрешалось использовать по лицензии, когда поездка требовала скорости. Это было правительственное судно, крепкий мужчина средних лет на корме носил синий значок с жёлтыми звёздами Европейского Союза на своем грязном хлопковом халате. Он был угрюм; когда Шива передал ему чемодан, тот спросил, нет ли там кирпичей. Нет, хотел ответить Шива, только медный бог. Мужчина завёл мотор, и Шива схватился за поручень, когда лодка помчалась в море. Маленький остров превратился в зелёную точку и исчез.

На воде стало жарко. Шива зашёл в маленькую каюту, чтобы спастись от жары, хотя непривычный запах бензина вызывал тошноту. Он лёг на скамейку и вскоре уснул.

Он проснулся от гневных криков и ударов чего-то о борт лодки. Он вскочил и выглянул в окно каюты. Мимо проходила большая парусная лодка, и группа подростков швыряла содержимое компостного ведра в лодку с бензином. Гнилая картофелина ударилась об оконную раму, её вонючая внутренность забрызгала куртку Шивы.

Он вышел на улицу. Они уже прошли мимо парусной лодки, но крики молодёжи преследовали их:

- Вонючие загрязнители! Бензин убивает! - Лодочник, сидевший у румпеля, бесстрастно посмотрел в ответ, а потом вдруг крикнул: - А как насчёт компоста? Подумай, сколько бы за него отдали в Сибири!

- Они опоздали на сто лет, — сказал Шива.

- Дети всегда протестуют. Видел бы ты, через какие обручи мне приходится проходить, чтобы получить свою маленькую каплю топлива. А я — правительство. - Лодочник посмотрел на него. - Они, должно быть, срочно хотят, чтобы ты попал в Бирмингем. У меня есть железнодорожный пропуск, чтобы выдать тебе на другом конце. Ты из полиции?

- Да.

- Вот бы у лодочников был свой остров для отдыха.

- Он и для других чиновников тоже. Мне там не понравилось. Я не против вернуться к работе.
Ответ, похоже, понравился мужчине. Он полез под сиденье и вытащил корзину. Шива увидел фрукты и сушёную рыбу.

- Хочешь пообедать? — спросил он.

- Я съем фрукты.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ПЯТЫЙ - ОКОНЧАНИЕ

 VI

Нас проводили в большую пустую спальню, ту, которую, как я предполагал, семья использовала для мессы. Мы с Абелем неловко стояли посреди комнаты, пока Шоу и Галли столпились вокруг нас полукругом. Спаниели Искатель и Хранитель, как ни странно, сновали по пятам. Я не боялся семьи в прямом смысле этого слова – эти трое мужчин точно не стали бы ничего предпринимать против нас с Абелем в присутствии трёх женщин, – но момент был очень неприятным. Ладони стали влажными. Пот ручьём бежал по спине. Я проклинал Тома Клоука, пусть даже и мёртвого, за то, что он вообще познакомил нас с этим домом.

- Господа, – сказал Уильям Шоу. – Мы услышали ваш разговор. Я слышал, как вы, мастер Ревилл, предположили, что это дом убийц.

Я покраснел, словно был в чём-то виновен. Я открыл рот, чтобы извиниться, оправдаться, но Шоу нетерпеливо махнул рукой.

- Вы ошибаетесь. Шоу не убийцы. Выслушайте меня. Не говорите ничего, пока я не закончу. Тогда вы сможете решить, что делать дальше. Вы правильно поняли природу Комба и моей семьи. Мы последователи старой религии. Мы не желаем зла ни мужчине, ни женщине, мы не желаем зла нашей стране или её правителям. Мы не заговорщики и не конспираторы, хотя некоторым хотелось бы, чтобы мы ими были. Таковы нынешние времена, когда мы живём под тенью подозрений и в постоянном страхе преследований, как и другие дома в этой части страны.

- Генри Гиффорд был здесь наставником детей сестры Мюриэль. Но он был в Комбе главным образом для того, чтобы служить нашим душам, в этой самой комнате, где мы стоим. Он недавно прибыл в Комб, всего несколько месяцев назад. Он сменил другого… человека… который был поистине хорошим человеком, но был призван на другое служение. Не скрою от вас, что нам Гиффорд не нравился. Однако мы чувствовали себя обязанными предоставить ему убежище из-за того, кем он был и кого представлял.

Шоу помедлил и взглянул на жену. Она продолжила рассказ.

- Мы действительно дали убежище священнику, — сказала Элизабет Шоу, говоря более прямолинейно, чем её муж. - Однако мы пришли к выводу, что у Генри Гиффорда были более мирские цели, чем спасение душ и дело истинной религии. Он легко рассуждал о смерти тиранов и свержении законных королей и поощрял нас говорить об этом.

Она взглянула на своего сына Роберта. Я вспомнил, что он затрагивал эту тему вчера за ужином. И что Гиффорд быстро сменил тему.

- Такие разговоры опасны, — сказала Элизабет. - Но это были не просто разговоры. Гиффорд, казалось, общался с другими силами, внешними силами, которые могли предпочесть действия простым словам. Он получал сообщения, иногда приходили гости, о которых он нам не рассказывал. Это тихий и благочестивый дом. Мы живём вдали от мира.

Галли энергично кивал. Слова Элизабет были примерно теми же, что он сказал мне накануне. Теперь Уильям Шоу продолжил:

- Мы слышали от дальнего родственника, Томаса Клоука, что у него есть… предмет… большой ценности, который он должен передать нам, или, скорее, не нам, а Генри Гиффорду. То, что это было тайное дело, было видно по тому, как было передано сообщение. Ничего не было зафиксировано на бумаге, но всё делалось намёками и шёпотом. Затем, в своё время, вы, два джентльмена, прибыли сюда с Томасом. Увы, наши опасения оказались слишком реальны: нападение прямо на нашем пороге и жестокая судьба нашего родственника… Гиффорд, казалось, ничуть не беспокоилась о смерти, его беспокоило лишь местонахождение… предмета.

- Это была книга, — сказал Абель. — Мы знаем о ней. Книга в деревянной обложке со стихами.

- Полная чушь, — сказал я, прежде чем Абель успел рассказать больше. — Ничего не понял. Она ничего для нас не значила.

Но Уильяма Шоу и остальных, похоже, не интересовало наше мнение о Чёрной книге Брана или то, что подразумевали слова Абеля о том, что мы её видели.

- Смерть на нашем пороге довела дело до кульминации, — сказал хозяин дома. — Мы провели семейный совет, ибо все мы причастны к этому делу. К нам присоединился Галли. У Шоу и их управляющего нет секретов.

Галли выглядел решительным, но в то же время довольным этим комплиментом. Он, несомненно, отдал бы жизнь, чтобы спасти этот дом и его обитателей.

- Мы проговорили до глубокой ночи, – сказала Мэри Шоу, дочь. - Мы приняли судьбоносное решение.

Я резко втянула воздух. Неужели она собиралась сказать, что они решили избавиться от священника?

- Мы решили, что он должен покинуть Комб и уехать немедленно, прямо сегодня утром, – сказал сын, Роберт Шоу. - Мы пришли сюда, чтобы сказать ему об этом. Мы обратились с разумной просьбой.

- Просто чтобы он покинул Комб, – сказала Мэри.

- Покинул наш дом сегодня, – сказал Роберт.

Я представил, как семья прибывает делегацией к двери Гиффорд. Мне бы не хотелось столкнуться с ними лицом к лицу, такими решительными, такими сплочёнными.

- Последовали слова, – сказала вдова Мюриэль. Она заговорила впервые. - Последовали слова, а потом удары.

- Это была моя вина, мастер Ревилл, мастер Глейз, – сказал теперь Галли. - Вы должны винить меня, а не кого-либо из членов семьи.

Уильям Шоу положил руку на руку Галли, но управляющий пожал плечами и продолжил:

- Я не мог выносить, как Гиффорд говорит что-то против семьи, которая его укрывала. Он называл нас предателями и отступниками. В одной руке он держал чёрную книгу, а в другой – крест.

Галли поднял обе руки, сжимая воображаемые крест и книгу, подражая священнику. Я заметил, что он сказал «нас, предателями».

- Он держал большой латунный крест, – сказал Уильям Шоу. - Он хранился вон в том шкафу. Генри Гиффорд размахивал знаком нашего спасения. Он говорил тихо и мягко, но голос его был полон яда, как змеиное жало. Он всё повторял: - «Ты его не получишь, ты его не получишь».

- Крест? — спросил Абель.

- Не крест, а книгу, привезённая сюда Клоуком, — ответила Элизабет. - Муж спросил его, как он завладел этой вещью, ведь Томаса застрелили, а его вещи и лошадь украли ещё до прибытия в Комб. Генри Гиффорд утверждал, что книга была у тебя в руках и что он вчера забрал её из твоей спальни.

- Это правда, — сказал я. - Но книга едва ли была у нас в руках. Мы с Абелем привезли её в Комб, сами того не зная. Томас Клоук подсунул её в одну из наших сумок ещё до поездки — возможно, опасаясь нападения.

Было легко быть честным. Я больше не чувствовал никакой опасности со стороны Шоу и их управляющего. Они были слишком заняты, отчитываясь за свои действия, словно мы были судьями. Продолжил Уильям.

- Я подошёл к Генри Гиффорду. Возможно, он подумал, что я собираюсь отобрать у него эту проклятую книгу. Он был словно одержимый. Он поднял крест повыше и хотел опустить его мне на голову. Я отступил назад, и он промахнулся, но удар был жестоким. Затем он протянул крест, наполовину угрожая, наполовину моля.

- Я подошёл, — сказал Галли. - Я думал, что смогу убедить Гиффорда. Но, как говорит мистер Шоу, он был одержим. Священник, должно быть, решил, что я тоже пытаюсь отобрать у него книгу, потому что он бросился на меня, я споткнулся и упал на пол. Тут появилась госпожа Мэри, чтобы помочь мне, и Гиффорд тоже набросился на неё.

- Это правда, — сказала дочь хозяина дома. - Я трепещу, вспоминая это.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ПЯТЫЙ - ПРОДОЛЖЕНИЕ

 

 Я лишь наполовину осознавал собственные слова, слишком поглощенный писаниями кого-то из далекой древности. Ибо том, казалось, простирался всё дальше в прошлое, даже когда я держал его в руках. Я вернулся к окну, где было лучше освещено.

- Я могу кое-что из него разобрать. Вот фраза о доме короля и сломанных костях, и еще одна о священном лике предателя. Начертано, как строки стихотворения.

- Чушь, как я и сказал.

- Не уверен. У тебя есть чем писать? На чём писать?

Абель вздохнул и пошарил в чемоданчике. Он достал тонкую палочку угля. Не знаю, зачем она ему, но, наверное, это часть снаряжения со времён его жульничества, когда он выманивал у людей деньги. Он держал эту штуку из сентиментальных соображений. Он дал мне и рулон бумаги, сказав, что это строчки какой-то роли, которую он недавно сыграл и забыл вернуть бухгалтеру в конце спектакля.

Но меня не интересовала роль Абеля. Я был слишком увлечён попытками разобрать фрагмент строки, который находился ближе к концу этого тонкого томика. Я оторвал кусочек бумаги. Положив книгу на колени и используя грязный уголь, я переписал слова на оборотную сторону клочка бумаги. Это заняло немного времени. Затем я попытался перевести их на английский. Это заняло гораздо больше времени. А потом я сидел и смотрел на всё это, пока Абель не разозлился и не спросил: - Ну?

- Это не ерунда, — сказал я, — даже если строки кажутся бессмысленными. В латыни, кажется, рифмуются, так что по-английски это будет звучать именно так.

Я сделал паузу, как сделал бы, произнося важную речь на сцене.

«Правитель двух королевств, парламент не скромен,

Против великого Рима мечет искру вероломства.

Он направляет средства, которыми их дом падает,

И огонь отныне будет отмечать дату».

Но если я изменю «падение» на «распад», то смогу найти рифму к «скромному.

Я внёс изменения в написанное и откинулся на спинку кресла, довольно довольный собой.

Абель смотрел на меня, хотя и без восхищения.

- Думаю, тебе лучше оставить поэзию мастеру Шекспиру, Николас.

- Ты должен признать, что в ней есть какой-то смысл, пусть и неясный.

- Возможно. Это может быть пророчество или предсказание. Я помню гадалку возле пристани Пола, которая когда-то увлекалась подобными вещами. Рифмованные строки и всё такое.

- Вот чего они, эти люди, и добивались, — сказал я. - Это единственное, что Том переложил в твою сумку.

- Если так, они готовы были убить за неё.

Я закрыл книгу. Вдруг я ощутил у себя на коленях её тяжесть. У меня слегка закружилась голова, возможно, от выпивки, которую мы выпили внизу. Мы помолчали немного. Когда Абель снова заговорил, это было лишь эхом моих мыслей.

- Ник, когда эти люди будут рыться в седельной сумке Тома…

- …что они уже сделали…

- …они сразу же увидят, что книги там нет…

- …они решат, что она у нас…

- …мы…

- …и придут искать её здесь…

- …придут искать нас.

Когда Абель закончил это тревожное предсказание, я снова выглянул в открытое окно. Тени под дальними деревьями стали гуще.

- Мы в безопасности, пока остаёмся здесь, — сказал Абель. — Это хорошо защищённый дом.

- Мы не можем оставаться здесь вечно. Некоторым из нас нужно зарабатывать на жизнь. Мне нужно навестить умирающего дядюшку. К тому же, внутри Комб-хауса мы можем быть в такой же опасности, как и снаружи. Полагаю, Шоу ждали прибытия кузена Клоука. Миссис Шоу спросила нас, не везёт ли Том что-нибудь необычное с собой в дорогу. И вы видели, как обменялись взглядами муж и жена, когда он вернулся с охоты на нападавших. Речь шла не о том, что мы не нашли этих людей; речь шла о том, что мы не нашли… чего-то другого.

- Так почему бы нам просто не отдать им книгу? Объяснить, как Том мог случайно положить её мне в сумку?

- Что помешает им выгнать нас отсюда, если мы это сделаем? Выгнать или что-нибудь похуже…?

- Это порядочная семья, Ник. Опасность снаружи.

- Может быть, – сказал я. - Но нам пока стоит оставить эту книгу у себя. Давай поспим. Завтра, когда будем уходить, сможем передать её.

- Хорошо, – сказал мой друг. - Но пока нам лучше найти место, где её спрятать. Я не хочу класть её обратно к своим вещам.

В конце концов мы засунули книгу под матрас на кровати. Один из нескольких матрасов на кровати, ведь дом был богатым. У нас на полу тоже были ковры. Мы спрятали книгу как раз вовремя, потому что в дверь постучали. Это была Мэри Шоу, дочь хозяина дома.

- Господа, — сказала она, — боюсь, мы обращаемся с вами не так, как того заслуживают гости. Пожалуйста, пройдите со мной.

IV

Похоже, Мэри позвала нас только для того, чтобы показать нам дом, вернее, его окрестности, перед ужином. Спустившись в холл, мы снова увидели детей – мальчика и девочку. Их сопровождал чисто выбритый мужчина с широким подбородком, слегка склонивший голову в сторону нашего проводника. Мэри Шоу объяснила, что дети – её кузены. Сестра её матери, с которой мы ещё не встречались, была вдовой и постоянно проживала в Комбе. Этот же чисто выбритый мужчина был учителем детей.

Мы прошли по мосту, по которому проскакали галопом по прибытии. Мы были не одни. Двое слуг, крепкие ребята в ливреях, вооружённые дубинками, держались позади нас на почтительном расстоянии. Их присутствие должно было бы успокоить меня, но нет. За нами также плелись спаниели, которые были в холле. Это были любимцы Мэри Шоу. Она называла их Искатель и Хранитель. Мы с Абелем невольно взглянули в сторону того места под опушкой деревьев, где в последний раз видели Тома Клоука, мёртвого или умирающего, лежащего на лошади.

- Вы хорошо знали своего кузена Тома Клоука? — спросил я.

- Не очень, мастер Ревилл, — ответила она, — хотя Клоуки и Шоу давно связаны узами брака.

- Есть ли у вас какие-нибудь соображения, почему на него могли напасть? — спросил Абель.

- Это была попытка ограбления, не так ли? — как можно небрежнее ответила она. - Кроме того, я думала, что напали на всех вас, а не только на Тома.

Она умела лгать, но недостаточно хорошо. Я подумал, почему её мать Элизабет не показывает нам окрестности и не отвечает на наши неизбежные вопросы. Пожилая дама могла бы быть убедительнее.

Комб-хаус и его окрестности были восхитительны. Или были бы таковыми при обычных обстоятельствах. Послеполуденное солнце блестело на тёмном рву. Утки плескались в воде или чистили перья на берегу. Повсюду сновали трясогузки. Мэри указала на рыбные пруды, которые питались водой из переливающегося рва, и на то, как вода в конечном итоге направлялась в ручей, протекавший в нижней части луга рядом с домом. В её голосе слышалась некоторая гордость, но мы с Абелем чувствовали себя неловко и оглядывались по сторонам, словно наши преследователи могли вот-вот появиться из окрестного леса. Двое слуг слонялись вне пределов слышимости, пока Искатель и Хранитель занимались своими делами.

Примерно через полчаса мы вернулись в дом, в зал, где был накрыт стол к ужину. Абель на мгновение отстранился, пока Мэри болтала со мной. Бывал ли я раньше в этой части страны? Нравилась ли мне жизнь актёра? Обычно я бы с радостью обратил на неё внимание. Она была молодой женщиной, довольно серьёзной, но её интерес был лишь формальностью, и когда её мать вошла в комнату, она тут же отвернулась и завела с ней личный разговор.

Место Мэри занял управляющий Комб-хауса, мужчина по имени Галли. Он был трезв, как и положено управляющим, но прекрасно вписывался в это серьёзное семейство.

- Это печальное дело, мастер Ревилл, — сказал он.

- Да, — ответил я. - Смерть родственника и всё такое.

- Он навлёк беду на Комб, — сказал Галли, вторя Мэри Шоу, хотя, по крайней мере, он не винил ни Абеля, ни меня. - Это мирное место, затерянное в мире. Некоторые из нас делают всё возможное, чтобы так и оставалось.

- Иногда мир приходит к тебе, поневоле, — сказал я.

- Похоже, вам нравится, что мир приходит к вам, мастер Ревилл.

- Я не могу быть кем-то ещё и быть актёром. Мир — наше дело, можно сказать.

Прежде чем я успел пуститься в дальнейшие высокопарные рассуждения, Галли позвала его хозяйка.

Абель вернулся и дёрнул меня за рукав. Он прошептал мне на ухо:

- Нашу комнату обыскали.

- Что?

- Всё было сделано очень аккуратно, но мои вещи не совсем в том виде, в каком я их оставил.

- Книга всё ещё там?

- Под матрасом, да.

- Может, стоило положить её куда-нибудь поближе, чтобы они могли её найти.

Я начинал жалеть, что держу эту проклятую штуку при себе. Похоже, наши враги были не только внутри Комб-хауса, но и за его пределами. Я полагал, что Мэри Шоу было поручено выманить нас из комнаты, чтобы осмотреть наш багаж.

После молитвы мы сели за простой, но обильный ужин, состоящий из рыбы, пирога с голубями, салатов и сладостей. Застолье прошло тихо и спокойно – что неудивительно, учитывая, что в нескольких десятках ярдов от нас в холле погиб родственник, – и у меня появилась возможность рассмотреть хозяев.

Уильям Шоу был высоким бородатым мужчиной с глазами навыкате – черта, унаследованная его сыном Робертом. Отец обладал спокойным нравом, если не считать, пожалуй, обстоятельств. Я заметил, что он часто поглядывал на воспитателя детей, Генри Гиффорда, который присоединился к нам за столом. Овдовевшую сестру Элизабет звали Мюриэль, но фамилию я не запомнил. Она была не из того же теста, что и остальные члены семьи: невысокого роста и краснолицая. К тому же, более жизнерадостная. Похоже, она была единственной, кто был знаком с миром театральной драматургии, и однажды видела постановку Шекспира в «Глобусе». Однако это было ещё до того, как мы с Абелем начали работать в труппе, и вряд ли пьеса её очень впечатлила, поскольку она мало что помнила о ней, кроме жестокого убийства «того римлянина».

- Называется «Юлий Цезарь», – сказал Абель.

- Это тот самый, – сказала Мюриэль. – Его убили, когда он выступал перед парламентом. Пролилось много крови, и убийцы потом умыли в ней руки.

Слово «парламент» напомнило мне малоизвестный стих из книги, спрятанной под нашим матрасом.

- Убийство тирана допустимо, — задумчиво пробормотал Роберт Шоу. - Я, конечно же, имею в виду Юлия Цезаря. Как вы думаете…?

- Вам нравится лицедейство, мастер Ревилл? — спросил наставник Генри Гиффорд, перебивая молодого человека. Это были его первые слова.

- Да, нравится.

- Это не всегда считалось достойным способом заработать на жизнь, — сказала Элизабет Шоу.

- Что такое почтение в наши дни? — спросил я. - Некоторые из самых знатных людей страны были нашими покровителями, и даже покойная королева любила посещать наши представления.

- А теперь мы стали «Слугами короля», — добавил Абель.

- Неважно, сколько королей и королев посещают ваши представления, когда Король, более великий, чем все они, смотрит на нас свысока, — твёрдо заявил Гиффорд. - Если хорошенько подумать, игра — это форма лжи. Актёр притворяется тем, кем он не является.

- Но это притворство, разделяемое всей публикой, — сказал я, игнорируя его мнение о том, что Бог обо всём этом думает. - Согласованное притворство, которое не причиняет вреда.

Это были знакомые аргументы, как за, так и против пьес и актёров. Возможно, я говорил более горячо, чем следовало, потому что чувствовал себя одновременно обиженным и защищающимся. Возможно, это объясняет то, что я сказал дальше.

- Вам следует знать, что ваш покойный родственник Томас часто бывал в театре.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ПЯТЫЙ

 АКТ ПЯТЫЙ

Правитель двух королевств, парламент не скромен,
Против великого Рима мечет искру вероломства.
Он руководит тем, что разрушает их дом,
И огонь отныне будет отмечать дату.

I

- Не понимаю, — сказал я своему другу Абелю Глейзу. - Я даже не знал, что он жив.

- Кажется, его нет, — сказал Абель, указывая на письмо, лежавшее открытым на столе между нами. - По крайней мере, он не жив и не здоров. Скорее, умирает.

- Я имею в виду, — сказал я, — что я понятия не имел о существовании дяди, пока не получил это письмо. Мой отец никогда не упоминал, что у него есть брат.

- Ты кажешься расстроенным, Ник.

- Я не хотел этого. Это стало для меня настоящим шоком. Как бы тебе понравилось, если бы ты обнаружил, что у тебя есть дяди и тёти, спрятанные отцом, который даже не потрудился…

Я замолчал, заметив выражение лица Абеля и вспомнив, что, помимо отсутствия дядей и тётей, он совершенно не помнил свою мать и почти ничего не помнил об отце. Абель Глейз ушёл воевать с голландцами в 80-х годах прошлого века, едва переодевшись в мальчишескую одежду.

- В любом случае, — сказал мой друг, — что ты собираешься делать?

- Мне, пожалуй, придётся поехать.

- Ну, не знаю, как ты, а я пойду отлить, Ник. Принеси нам ещё, пока меня нет. - Он встал и протиснулся сквозь толпу посетителей «Рыцаря Ковра». Это была не особо большая таверна, но она находилась недалеко от нашей работы. Или, вернее, места для игр, поскольку мы оба с Абелем играли в «Слуге короля». Наша труппа базировалась в театре «Глобус» на южном берегу реки.

Я осушил кружку и подозвал трактирщика, чтобы тот принес мне ещё. Пока Абель справлял нужду в вонючем переулке между «Рыцарем» и соседним борделем, я взял письмо со стола, хотя и перечитывал его уже раз десять. Я ещё раз пробежал глазами внешнюю сторону письма и его незамысловатый адрес «Николасу Ревиллу» в «Театре, Лондон». И вот тут-то и начались тайны. Ведь тот, кто его написал, знал достаточно хорошо моё имя и то, что я работаю в одной из лондонских трупп. Чего они не знали, так это того, что театр в Шордиче, носивший название «Театр», был снесён несколько лет назад. Некоторые из его балок на самом деле были использованы для строительства «Глобуса». Возможно, конечно, автор письма предполагал, что в Лондоне всего один театр, и просто назвал его «Театром», но если так, то это говорит о его крайней неосведомлённости.

Письмо попало ко мне случайно: почтальон доставил его в «Лебедь», дом соперников, расположенный чуть дальше по берегу реки. Один мой знакомый был настолько любезен, что прошёл несколько сотен ярдов от своей игровой площадки до моей и вручил мне письмо лично. Я получил письмо тем же утром и провёл остаток дня, ломая над ним голову. Естественно, мне захотелось поделиться своим недоумением с моим добрым другом Абелем Глэйзом.

Исчерпав всё, что я мог узнать из письма – а его было не так уж много – я вернулся к его содержанию. Хотя письмо, по всей видимости, было написано от имени неизвестного дяди, оно было написано не им, а его женой. Письмо пришло из дома в Шипстоне-на-Стуре. Мой дядя, которого также звали Николас Ревилл, был слишком болен, чтобы писать, но мог диктовать слова жене, выступавшей в роли секретаря. Эти факты были изложены в начале. Вкратце, в письме утверждалось, что отправитель – брат Джона Ревилла, моего отца и покойного священника прихода Мичинг в Сомерсете. Отправитель знал, что мой отец погиб вместе с моей матерью во время эпидемии чумы, поразившей окрестности Мичинга в последние годы правления королевы Елизаветы. Теперь Николас Ревилл тоже умирал и хотел увидеть племянника, названного в его честь. Именно это он и утверждал: что меня назвали в его честь.

Я говорю, что отправитель письма «заявлял» обо всём этом, потому что известие о дяде – не говоря уже о его скорой смерти – стало для меня полной неожиданностью. Как я уже говорил Абелю Глейзу, мой отец ни разу не упоминал о брате по имени Николас или о каком-либо другом члене семьи, живущем недалеко от Шипстона-на-Стуре или где-либо ещё. Я также не мог припомнить, чтобы моя мать когда-либо упоминала о девере.

Но мой отец был не слишком разговорчив. По правде говоря, он мог быть суровым. Он питал сильнейшее неодобрение к сцене и всем актерам на ней. Если бы он был жив, мой выбор профессии, вероятно, снова свёл бы его в могилу. Что касается моей матери, она была склонна следовать примеру мужа. Когда тема была ему не по душе, никто из них не возвращался к ней. И если мой преподобный отец никогда не упоминал своего брата, это можно было бы объяснить какой-то ссорой в семье. Ссорой, длившейся несколько десятилетий. То, что между братьями могли быть какие-то неприязненные отношения, наводило на мысль упоминание в письме о «давней отчужденности». Автор, жена Николаса Ревилла, испытывала некоторые трудности с этим длинным словом. Она зачеркнула его и затем написала выше точно так же.

В письме не было никаких указаний на то, почему я должен навестить умирающего родственника, но умирающие и не обязаны объяснять причины. Я чувствовал слабость дяди по его дрожащей подписи, приложенной к этому письму. Однако, более настойчивыми, чем его продиктованная просьба, были два слова, нацарапанные под подписью: «Пожалуйста, приезжайте». Жена дяди подписала эту просьбу своим именем: Маргарет Ревилл. Я представил, как моя тётя добавляет эту последнюю просьбу, как только заканчивает письмо и вынесит его из комнаты больного.

В этот момент к столу вернулся Абель Глейз. Он был не один, а в сопровождении нашего нового соратника, или, вернее, соратника Абеля. Томас Клоук был примерно нашего возраста или чуть старше. Он был высоким, с крупным носом и тёмными волосами, выбивающимися из-под кепки. Мой друг Абель был невысокого роста, но у него также был выдающийся клюв, и в его походке, слегка подпрыгивающей, было что-то похожее на уверенную поступь Клоука. Поэтому, увидев, как они вместе проходят через «Рыцаря Ковра», можно было подумать, что один подражает другому. Если бы вас спросили, вы бы сказали, что Абель копирует Клоука.

Заметив меня за угловым столиком, Томас Клоук шутливо поклонился.

- Да это же мастер Ревилл, мастер сцены!

Выпрямившись, он щёлкнул пальцами трактирщику, который только что принес нам наполненные кружки, давая понять, что хочет свою, и лучше поторопиться. Была у Клоука этакая властная манера. Я мало что знал о нём, кроме того, что он из обеспеченной семьи и, похоже, ничем особым не занимался, кроме того, что был завсегдатаем «Глобуса». Он был одним из тех, кто слоняется по тавернам, посещаемым актёрами, в надежде, что частичка нашей магии передастся и ему.

Не смейтесь. Таких, как Мастер Клоук, немало, как мужчин, так и женщин. Некоторые мужчины сами хотят начать играть. Более того, я провёл первые месяцы в Лондоне, бродя по таким заведениям, как «Рыцарь», в надежде, что какой-нибудь акционер театра разглядит мой талант и предложит мне работу без моей просьбы. (Мне это не удалось, но вам, возможно, повезёт больше.) Есть и другие, которые, возможно, не хотят играть на сцене, но чьи вкусы настолько странны, что им нравится общество актёров. Мы не против них. Особенно мы не против женщин, которые так себя чувствуют.

Итак, Томас Клоук опустил свою долговязую фигуру на скамью рядом со мной. Он изобразил задыхающегося человека, издал странные звуки, а затем опустил лицо вперёд, пока оно не коснулось грязной поверхности стола. Он искоса посмотрел на меня.

- Ты был очень хорош, Николас.

Мне удалось на мгновение улыбнуться.

- Том расхваливает сцену твоей смерти, — услужливо сказал Абель. Он устроился по другую сторону стола.

- Насчёт живых сцен я, заметьте, не так уверен, — сказал Клоук. - Но твоей крови было предостаточно, когда ты умирал.

- Только овечьей, — ответил я, похлопывая себя по тому месту на груди, где на сцене у меня лопнул маленький пузырёк с овечьей кровью, имитирующий насильственную смерть. Я только что сыграл роль убийцы в спектакле под названием «Меланхоличный человек». И, будучи убийцей, я, естественно, пришёл к кровавому концу, издавая те самые сдавленные звуки, которые пытался изобразить Клоук. Умереть на сцене не так просто, как можно подумать. Клоук не очень убедительно изобразил умирающего.

У Абеля тоже была роль в «Меланхоличном человеке». Он играл продажного кардинала. Мы закончили дневное представление и переоделись в подсобке. Абель снял свою кардинальскую красную шапку, а я – чёрную, как у убийцы. Мы стёрли с лиц почти всю краску и отправились к «Рыцарю» выпить. Очевидно, Том Клоук тоже присутствовал на представлении.

- А как же я, Том?» – спросил Абель. - Нет слов похвалы мне?

- Напомните мне ещё раз, кто вы, мистер Глейз, – сказал Том Клоук своим величественным тоном, принимая у вернувшегося трактирщика новую кружку эля.

- Я играл кардинала Карнале, – сказал Абель. - Ну, знаешь, того, кто намазывает ядом Библию, которую даёт поцеловать своей любовнице… о, понятно…

Том Клоук кивнул Абелю, показывая, что прекрасно знает, какую роль сыграл мой друг. Он шутил. Или не шутил? Меня удивил тот пристальный взгляд, который Клоук теперь устремил на Абеля, настолько пристальный, что тот замер, не донеся кружку до рта.

- Нет, я не могу похвалить вашего кардинала, — сказал Клоук.

- Ну что ж, всем не угодишь.

Но я чувствовал, что Абель разочарован. Возможно, потому, что Томас Клоук был его другом, а не моим, и он ценил его доброе мнение. Несколько недель назад они разговорились в другой таверне для актёров, «Коза и обезьяна», и, по непонятным мне причинам, между ними возникла своего рода дружеская связь.

Повисла пауза. Клоук заметил письмо, которое всё ещё лежало открытым на столе. Письмо от моего предполагаемого дяди, Николаса Ревилла. Возможно, он разобрал наспех нацарапанное в конце «Пожалуйста, приезжайте» и добавленное имя Маргарет Ревилл. Возможно, его любопытство было задето. Я пожалел, что не сложил письмо и не спрятал его в карман, прежде чем Клоук его заметил. Теперь уже слишком поздно, потому что он спросил: «Что это?»

Я уже потянулся за письмом, когда Абель, возможно, желая успокоить собеседника, сказал:

- Ник узнал, что у него есть дядя, живущий недалеко от Шипстона. Странно, что он не знал о его существовании до сегодняшнего утра. А теперь его дядя умирает.

- В самом деле? — спросил Томас Клоук.

Он повернулся ко мне. Я пожал плечами. Меня раздражало, что Абель так много выдал. Это, по сути, не его дело, и уж точно не Клоука. Я сунул письмо в карман и пустился в объяснения, надеясь поскорее закончить разговор.

- Интересно, — только и сказал Клоук.

- Мы подумываем съездить в Шипстон, — сказал Абель, — чтобы навестить эту неизвестную ветвь семьи Ревилл. Но нам нужно поторопиться, поскольку дядя Николаса при смерти.

- Мы? — спросил я.

- Ты уже закончил играть в «Глобусе»? — спросил Клоук.

- «Слуги короля» готовятся к летнему турне, — сказал Абель. - Завтра днём последние представление, а потом мы собираемся на летние гастроли.

- Минутку, Абель, — сказал я. - Что это за ерунда насчёт поездки в Шипстон?

- Я подумал, что ты хотел бы, чтобы я поехал с тобой, Ник. Не хочу отвлекать тебя от семейных дел, но подумал, что тебе будет полезна моя компания в дороге. Возможно, я ошибаюсь.

- Конечно, я буду рад, если ты будешь со мной.

- Нам не придётся сильно отклоняться от маршрута, ведь, знаешь ли, мы должны выступать в Уорике через — сколько там? — десять дней.

Это была правда. Как и другие лондонские труппы во второй половине лета, труппа «Слуги короля» погрузила свои костюмы и немного реквизита на пару повозок и отправилась в провинцию, чтобы дать возможность крупным городам прочувствовать, чем наслаждается столица Англии до конца года. Каждое лето мы отдавали предпочтение разным частям страны, и вот теперь, в августе 1605 года, настала очередь Уорика и Ковентри. По совпадению, именно в этом регионе вырос наш главный автор и акционер, Уильям Шекспир. Ходили слухи, что мы, возможно, будем играть в самом Стратфорде.

Я заметил, что Том Клоук, который молчал несколько мгновений, переводил взгляд с Абеля на меня и обратно. Когда он заговорил, в его голосе слышалась необычная неуверенность.

- Вот удачное совпадение, джентльмены, – сказал он. - Абель, ты знаешь, что у меня есть кузены, живущие по дороге в Уорик. Я уже давно подумывал навестить их. Что бы вы сказали, если бы я присоединился к вам в путешествии? Вместе безопаснее, а?

- Хорошая идея, – сказал Абель.

- Конечно, – ответил я.

- Давайте выпьем за это, – сказал Клоук, снова щёлкнув пальцами, чтобы трактирщик наполнил наши стаканы. - Напитки на моей доске, конечно же.

Итак, было решено, что мы втроём отправимся в путь послезавтра, как только сыграем последний спектакль «Меланхолика» в «Глобусе». Мне не очень нравилась идея, что Томас Клоук составит нам компанию, но я не мог придумать никаких разумных возражений, даже если бы он пробрался в нашу поездку.

Я был обязан навестить умирающего дядю и сделать это как можно скорее. Абель Глейз предложил мне составить компанию из дружеских побуждений, и, как он и заметил, мы в любом случае собирались ехать в том направлении. Мы просто опередили бы остальных членов отряда, а как только я заеду к дяде, то смогу присоединиться к Абелю и остальным ребятам в Уорике. А если у Клоука тоже есть родственники, которых нужно навестить в этом районе, то ему имело смысл поехать с нами. В разгар лета дороги стали безопаснее и по ним было легче передвигаться, но в его словах о безопасности в группе было что-то особенное. Трое на дороге представляли собой более неприступную картину для воров и разбойников.

Тем не менее, я чувствовал себя не совсем спокойно. В Томасе Клоуке было что-то, чему я не доверял, хотя и не мог понять, почему.