УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ТРЕТИЙ

 

АКТ ТРЕТИЙ

Когда три папы будут убиты,
И царство Христа будет осквернено,
Третий век тогда наступит,
И Антихрист будет пресыщен кровавой резней.

День Перенесения Святого Фомы,
Восемнадцатый год правления короля Эдуарда II (1325 г. от РХ)

Когда его пальцы коснулись камня, он удовлетворенно застонал. Стоя на цыпочках на трёх сундуках, которые угрожающе шатались, когда он прощупывал каждую щель, он обнаружил движущийся камень. Он довольно улыбнулся, но верхняя ступенька своеобразной лестницы сдвинулась, и улыбка исчезла. Объятый отчаянием, он вцепился в огромную колонну, прижавшись щекой к каменной кладке.

Сердце билось, как боевой барабан, он закрыл глаза и выдохнул, холодная дрожь пробежала по его позвоночнику, когда он осторожно снова поставил ноги на землю. Боже мой, как это было страшно. Он боялся упасть - а это означало бы потерпеть неудачу. Будь он проклят, если бы допустил такое.

Но здесь, наверху, он ничего сделать не мог. Брат Александр отпустил колонну и осторожно спустился на пол склепа. Задумавшись, он смотрел на сундуки. Было ясно, что они недостаточно высоки, раз все стоят на земле вот так, – но если поставить самый длинный вертикально, а на него – поменьше, то, возможно, «лестница» вырастет на фут, а также будет спокойнее от осознания того, что ящики стоят более ровно.
Сундук побольше вскоре был поднят, не без усилий, кряхтения и двух проклятий, за которые ему позже придётся покаяться, и тогда он поднял самый маленький сундук наверх. Снова взглянув на колонну, он начал подниматься.

Через несколько мгновений он получил книгу. Раствор между двумя камнями колонны был удалён, осталась лишь узкая щель, в которую как раз помещалась его книга.
Это была потёртая, обшарпанная старая книга, но если хотя бы половина того, что слышал Александр, было правдой, то это был один из самых опасных фолиантов во всём христианском мире. Если бы он мог, он бы отнёс её в печь и бросил в огонь. Пламя быстро уничтожило бы её зловещие послания. Но он не мог. Книги были его жизнью.
Он ещё некоторое время сидел на большом сундуке, положив руки на древние крышки. У него были инструкции, и он стремился выполнить свою миссию, но, даже пытаясь встать, с упрямо сжатыми губами, он чувствовал, как руки почти сами собой тянутся к страницам чистого, пожелтевшего пергамента. Он не должен смотреть. Его предупреждали об опасности. И всё же что-то гнало его вперёд. Его пальцы ощупывали шершавые края, чувствуя, как годы царапали их. Затем его взгляд упал на первое четверостишие, и он нахмурился в тусклом свете свечи, пытаясь понять смысл слов.
Первое было непонятно; как и второе, и третье. Он начал недоуменно хмуриться, просматривая текст, ища хоть какой-то смысл, но ничего не находил.
Именно тогда, с нарастающим недоумением, он услышал шум.
Сначала он подумал, что это, должно быть, крысы. Одному Богу известно, сколько проклятых тварей здесь обитает. Эти проклятые твари были повсюду, проникая из канализации, которая вела к реке Тайберн у стены, окружающей Вестминстерский дворец, прямо рядом с аббатством. Послушникам говорили, что скребущие звуки – это отлучённые души, ищущие вход, чтобы найти путь к алтарю, а оттуда – на небеса. Конечно же, это была чепуха. Все они знали, как грызёт крыса, но всё же бывали моменты, когда даже сын фермера почти верил, что слышит голоса проклятых посреди зимней ночи, когда дул ветер, а крысы грызли ещё яростнее. Немного воображения — страшная вещь для новичка.

Но это была не крыса. Это была размеренная, ровная поступь. И – о, чёрт возьми – она приближалась сюда!
Он поспешно направился к двери. Отсюда ему предстояло пройти по коридору, и человек, идущий сюда, должен был его увидеть. Он замешкался, и в этот момент его жизнь была расплатой.
Некоторое время спустя его крики разбудили общину Вестминстерского аббатства.

***

Сэр Болдуин де Ферншилл неторопливо разговлялся, когда в зале епископа Уолтера Стэплдона появился молодой человек.

- Господин епископ!

Мимоходом епископ Уолтер указал вошедшему подойти к столу. Болдуин окинул его взглядом. Он был среднего роста и одет в поношенную рясу. Болдуин решил, что это клирик, но потом увидел тонзуру. Значит, молодой монах. Возможно, послушник. Казалось, этот человек не представлял особого интереса, поскольку его представили как посланника монахов Вестминстера. Только его худое, измождённое лицо было заметно бледным. Но многие монахи были полуголодными. Неудивительно, что этот выглядел голодным.

Болдуин бросил взгляд на своего друга Саймона Паттока, сидевшего по другую сторону епископа. Саймон, недавно ставший смотрителем Дартмутского порта под началом своего покровителя, аббата Роберта Тавистокского, много лет назад был главным судебным приставом аббата Роберта на пустоши, известной как Дартмур. Он был главным судебным приставом в этом диком и опасном краю. Теперь же, как и Болдуину, ему было скучно. Ни один из них не хотел оставаться в Лондоне.

Они прибыли сюда в свите епископа, помогая ему в путешествии, и Болдуин особенно жаждал вернуться домой.

Епископ Уолтер близоруко посмотрел на посланника, который что-то настойчиво говорил тихим шёпотом, почти касаясь ртом уха епископа. Епископ Уолтер медленно жевал, но затем остановился, явно взволнованный, и взглянул на него.

- Повтори это ещё раз! — скомандовал он тихо, но твёрдо. Посланник, явно оцепеневший от шока от того, что его послали поговорить с королевским казначеем, запинался, пытаясь ответить.
- Хорошо. Понимаю. Пожалуйста, передайте вашему аббату, что я пришлю ему посильную помощь.
Человека отпустили. Он выпрямился, оглядел слуг за едой и исчез.
- Неприятности, милорд? — спросил Болдуин.

Саймон перевел взгляд с одного на другого, затем кивнул разливщику и поднял пустой бокал. Разливщик быстро ухмыльнулся и поспешил к главному столу с кувшином лучшего вина епископа.

Епископ посмотрел на уровень вина Саймона в бокале.

- Тебе следует пить побыстрее.

- Мы опаздываем? — спросил Саймон.

- Нет. Но тебе нужно подкрепиться.

- Почему? — усмехнулся Саймон.

Епископ повернулся к нему, и теперь Саймон увидел, как тот побледнел. Его голос был тихим, тихим, но уверенным.

- Потому что, если то, что говорит этот посланник, правда, ты увидишь нечто такое, что вывернет даже самый крепкий желудок, Саймон.

***

Приор Вестминстерского аббатства, которого менее почтенные члены его капитула обычно называли Старым Стефаном, откинулся за столом и покачал головой. Его кубок с вином был опустошен уже в четвертый раз, и он принялся наполнять его из кувшина, медленно выпуская воздух из легких, отчаянно пытаясь успокоить расшатанные нервы.
Алекс. Бедный, глупый Алекс. Он пришёл за книгой. Что ж, никто не скажет, что Стефан мог. Не сейчас, не в шестьдесят лет. Падение с этой огромной колонны сделало бы его калекой. Поэтому он послал Алекса. Смышлёного, сообразительного маленького Алекса. Мальчика, который пробудил интеллект всего аббатства, когда прибыл сюда шесть лет назад… и который умер.
- Это было ужасно, приор, — сказал францисканец.
Ах, Боже! Бывали времена, когда он был рад принимать гостей, но не сегодня. Стефан кивнул в знак согласия, а брат Мартин вздохнул. Он был высоким парнем, этот молодой нищий. Ему ещё не было и двадцати восьми, если можно так выразиться, но одежда Мартина уже была ветхой и залатанной, ноги босые, лицо в грязи. И всё же, несмотря на все внешние признаки бедности, он излучал спокойную уверенность. В отличие от большинства скромных нищих, он излучал спокойствие.
Стефан взял свой кубок и отпил вина в надежде, что сможет предотвратить... Слишком поздно! Дрожь снова охватила его, и теперь его руки так дрожали, что он думал, что кубок вот-вот упадёт. Ничто – ничто – не могло подготовить его к этому зрелищу. Кровь...
- Чем могу я вам помочь, приор? – спросил брат Мартин.
«Да, – подумал Стефан. – Вы можете покинуть мой монастырь. Прямо сейчас». Но вслух он лишь сказал:

- Нет, друг мой. Мне просто грустно думать о моём помощнике.
В своей комнате аббат преклонил колени в молитве перед маленьким алтарём, положив лоб на сложенные руки, и, бормоча молитвы, дрожал, слёзы ручьём текли по его бледным щекам.
Брат Мартин молча прошёл по плитам к алтарю, где увидел стройную, сгорбленную фигуру брата Хакема.
Хакем не взглянул на него.

- Как поживает добрый приор?
- Настолько хорошо, насколько можно было ожидать. Глубоко потрясён.
- Неудивительно.

- Почему ты так говоришь?
- Даже здесь ходят сплетни. Тебе следует это знать. Люди, живущие в высоких учреждениях, часто сбиваются с пути созерцания и своего порядка. Некоторые заводят друг с другом привязанности.
- Ты имеешь в виду приора…?
- Ага. Мёртвый юноша жил с ним. Грязное сожительство. Некоторые могли бы даже сказать, что приору повезло, что он не рядом с этим юношей. Разве ты не потрясён и не возмущён, брат?
Брат Мартин слегка наклонил голову и задумчиво посмотрел на алтарь.

- Да. Пожалуй, скорее да. Ты больше не будешь говорить при мне на такие темы. Понимаешь? Никогда.

***

- Приор, мой господин епископ Уолтер здесь, чтобы увидеть тебя.
- О, мой господин, я благодарен, что ты смог прийти! — сказал Стефан. Он встал, схватил посох и поплелся к епископу. - Я не знал, к кому обратиться… а мой аббат отказался позвать коронера или…
Его голос дрогнул, когда он заметил людей позади епископа.
Мой дорогой приор, это мой добрый друг сэр Болдуин де Ферншилл. Он хранитель королевского порядка в Кредитоне. Я попросил его присоединиться ко мне и посмотреть, сможет ли он помочь.

- О, мои братья будут очень расстроены, если королевский чиновник вторгнется в наши владения, — с отчаянием сказал Стефан.
- Не беспокойтесь, — сказал епископ. - Саймон Патток был приставом аббата Роберта последние девять лет.
- А, человек, привыкший к осмотрительности в делах о религиозных преступлениях? - Саймон взглянул на епископа и Болдуина и медленно кивнул. - У меня есть некоторый опыт.
- Превосходно. Превосходно! Но мои манеры! Позвольте предложить вам вина.
С удивительной для человека, которому необходим посох, живостью настоятель подошёл к столу и взял небольшой колокольчик. Он отчётливо зазвонил, и вскоре снаружи послышались шаркающие шаги. В дверях появилась молодая голова с тонзурой, и Саймон узнал молодого посланника.
- Роберт, пожалуйста, принеси кубки и вино.

Мальчик кивнул – своим проникновенным взглядом он напомнил Болдуину мастифа, лишённого еды, – и исчез.

- Хотите поесть?

- Тело, настоятель, – мягко спросил епископ Уолтер. – Где оно?

Настоятель Стефан опустил взгляд на свой стол.

– Оно внизу, в склепе.

- Нам нужно его увидеть, – сказал Болдуин.

Приор был явно потрясён смертью этого человека. Насилие было редкостью и, естественно, тревожило такого человека, как приор Стефан. Мало кто ожидал бы убийства в большом аббатстве – хотя насилие было естественным для любого крупного учреждения. Не так давно декан Эксетера замышлял убийство политического врага в капитуле, наняв викариев Хевитри и Оттери Сент-Мэри для убийства прецентора собора. Где были деньги, привилегии и власть, там были и мотивы для убийства. И всё же…

- Вы уверены, что это было убийство? – спросил он.
Внезапно Стефан пронзительно рассмеялся, словно сумасшедший.

***

- Фу! — воскликнул Саймон. — Что за вонь?
Когда их вели в крипту по сырому, грязному коридору под залом капитула аббатства, у него перехватило горло. Гнетущий запах перекрывал запах горящей смолы от факела в руке старого послушника, который вёл их по узким каменным коридорам.
Епископ Уолтер остался с приором, и Саймон понимал очему. Приор Стефан был в ужасном состоянии. Он ничего не сказал о погибшем, только то, что тот, несомненно, убит. Больше он ничего не сказал, но вместо этого его глаза заволокло пеленой, и он начал неудержимо трястись, вино выливалось из его кубка, обливая стол и колени.
- Епископ сказал тебе что-нибудь о том, что случилось? — спросил Саймон приглушённым голосом.
- Не больше, чем ты слышал. Он молчал всю дорогу сюда», — ответил Болдуин. - Это очень странно. Никогда раньше я не видел его таким.
Саймон с отвращением сморщил нос.

- Чувствуешь запах?

Болдуин бросил на него презрительный взгляд.

- У меня отличное обоняние, Саймон. Я чувствую экскременты — но это неудивительно. Осмелюсь предположить, что где-то здесь канализация.
- Не здесь, — заметил послушник.
- Тогда откуда этот запах? — спросил Болдуин.
- Мне сказали не говорить.
- Кто сказал тебе не говорить? — спросил Болдуин.
- Приор. Ты всё равно скоро увидишь.
- Что увижу? — спросил Саймон.
А затем они повернули за угол, и он увидел впереди мерцающий свет. Он блестел от влаги на каменных стенах, от луж на земле – и от чего-то ещё.
- Господи Иисусе! – воскликнул Саймон.

- Да. Бедный юноша умер мучительной смертью, – еле слышно сказал послушник.

***

- Я не мог тебе всего передать. Я не хотел, чтобы посланник знал об этом.
- Во имя Христа! – воскликнул епископ.
- Она была спрятана. Клянусь Евангелием, мой господин, я сделал всё возможное, чтобы скрыть её. Насколько я могу судить, никто не знал о её существовании.
- Кто-то явно знал, – сказал епископ Уолтер. - Что же там делал этот юноша, если не знал об этом?

- Я попросил его принести её мне.

- Почему?

- Францисканцы. Я уверен, что они глубоко духовные люди, но один из них пытался вовлечь меня в разговор о книгах. Он попросил показать работы аббатства, и когда я показал ему, он спросил о других. О книгах, которые могут быть более… спорными. Это меня встревожило, поэтому я послал молодого Александра за ней. Кто-то нашел его там и за это убил.

- Но ведь его не просто убили, так ведь?

- Я бы хотел, чтобы его просто убили!

***

«Вряд ли мужчина, - подумал Болдуин. - Лицо юноши было без морщин, кожа бледная и гладкая».

- Болдуин, я не могу… - вскричал Саймон.

- Я понимаю, Саймон, - сказал Болдуин с некоторой резкостью. За последние несколько лет Саймон уже привык к картинам внезапной насильственной смерти, но от такого убийства даже Болдуин почувствовал нечто большее, чем лёгкую тошноту.

- Разве его никто не слышал? - спросил он факелоносца.

- Конечно, слышали. Многие из нас слышали крики.

- Чтобы убить его таким образом, должно быть, потребовалось много времени, - сказал себе под нос Болдуин. - Никто его не искал?

- Я думаю, человек, который это сделал, знал своё дело. Он знал, как сюда попасть, знал достаточно, чтобы закрыть двери и всё такое. И весь шум, который мы слышали, мы слышали через окна. Мы все вышли, чтобы помочь бедной душе, но мы были во дворе снаружи. Никто ничего не слышал сквозь эти стены.

Болдуин быстро огляделся. В это было легко поверить. Стены здесь были невероятно толстыми. Сам склеп находился под Главным Домом Капитула, то есть на некотором расстоянии от спальных мест. Все монахи спали в своей спальне на некотором расстоянии, и, хотя они могли слышать крики через свои открытые окна, маловероятно, что звук мог быть слышен через стены. Здесь они должно быть были толщиной три фута или больше.

Но соображения о том, как распространялся шум, были менее убедительными, чем вид мёртвого человека.

Тело лежало, опершись спиной на колонну, к которой были привязаны его руки. Привязаны так крепко, что кожа на обоих запястьях лопнула.

Как сказал послушник, смерть его была мучительной.

Полоска кожи на земле показывала, как ему заткнули рот. Ткань, удерживающая кляп во рту, в какой-то момент оторвалась. Возможно, в мучительной борьбе бедолаги, пытающегося сбежать, даже когда с его живого тела содрали кожу и оторвали, как расстёгнутую рубашку.

***

Епископ оставил приора и направился к церкви аббатства. По крайней мере, он надеялся, что там он сможет немного побыть в одиночестве для созерцания.

Войдя, он увидел, что у алтаря двое мужчины преклонили колени в молитве, и узнал в них францисканцев. Значит, это те, про которых настоятель сказал, что они незнакомы с монастырем. Епископ Уолтер шагнул к передней части церкви и наклонился, чтобы встать на колени, чувствуя, как при этом ноют его старые суставы. Это закономерно: по мере того, как он становился старше, его старое тело начало его подводить. Сначала это была усталость после многих часов в седле, затем его глаза начали слабеть, поэтому ему приходилось пользоваться линзами, чтобы читать даже при хорошем освещении, а теперь его ноги жаловались на то, что он регулярно стоит на коленях на холодном камне. Даже мозоли на обоих коленях больше не помогали.

Когда он вошёл, мужчины замолчали, стоя на коленях, он чувствовал, что по крайней мере один из них смотрит на него. Но он не отвлекался от общения с Богом. К его облегчению, вскоре после того, как закрыл глаза, он услышал шорох, когда они оба встали, затем твёрдый топот босых ног, когда они выходили из церкви.

Именно тогда епископ Уолтер начал усердно молиться о возвращении книги, проклятой Чёрной книги Брана.

***

Саймон почувствовал облегчение, когда Болдуин, по-видимому, завершил свое исследование тела, и они смогли покинуть вонючий проход, ведущий в этот грязный склеп.

- Кто лучше всех знал этого парня? - спросил факелоносца Болдуин.

- Не знаю. Я мирянин, и они нам мало чего говорят. Мы тут просто слуги. Мы не имеем значения, - угрюмо сказал мужчина.

- Ты долго служил в аббатстве?

- Нет. Я служил королю, но теперь я здесь на пенсии. Корродиан.

- Пенсионер? И всё же они плохо к тебе относятся?

- У аббата есть книга обо всём, чего он хочет и чего ожидает, и спаси Бог человека, который ошибётся. Всё это перечислено в его книге. И то же самое со всеми людьми, которые не соответствуют его стандартам.

- Чем занимался этот юноше?

- Хм?

- Пойми же. Я ищу того кто его убил. Мужчина, который мог это сделать, должен был либо сильно ненавидеть юношу, либо у него была причина так его наказать. Что ты мне скажешь?

- Этот парень был достаточно приятным человеком. Дружелюбный, не бездельник. Трудолюбивый, насколько я слышал. И у него была хорошая голова. Мог читать на латыни, греческом, французском и других языках. Он был хорошим учеником. Неудивительно, что настоятель им гордился.

- Настоятель?

- У настоятеля есть свои представления о том, что хорошо, а что плохо.

- Как тебя зовут?

- Питер , - с явной неохотой сказал мужчина.

- Спасибо, Питер. Ты с ним не согласен?

- Нет. Почему я должен не соглашаться? Он пытается вернуть честь аббатству.

Саймон всё ещё вытирал рот. Теперь он поднял глаза, его лицо всё ещё оставалось кислым после зрелища в той комнате.

- Зачем об этом говорить? Здесь была потеря чести?

- Разве вы не знаете? - спросил Питер. - О кражах? Оскорблении короля? Ни один человек не стал бы оскорблять нашего короля Эдуарда, упаси его душу! Но они это сделали с его отцом.

- Кто бы оскорбил короля? - усмехнулся Саймон. - Ни один человек не посмеет обидеть короля.

Они поднялись по винтовой лестнице и приближались к двери в Дом Капитула. В ответ на комментарий Саймона Питер повернулся к ней и указал на него.

- Видите это?

- Это ведь пергамент? Не хорошего качества, - сказал Саймон, изучая шкуры, прибитые к двери. Перед ним были три простыни, натянутые на дверной косяк. Он потрогал их. - Это довольно грубо. Неудивительно, что на нём не стали писать. - Он наклонился ближе, чтобы понюхать его, но затем резко отстранился, когда Питер пожал плечами и ответил.

- Это не очень хорошо, нет. Но я сомневаюсь, что кожевники согласились бы выпрямлять шкуру мастера Паддликотта после того, как с того содрали кожу.

***

Епископ Уолтер покинул церковь, чувствуя себя немного успокоенным своими молитвами. Войдя в коридор, ведущий к монастырю, он взглянул на Дом Капитула и увидел других мужчин, стоящих у двери.

- Вы слышали эту историю? - спросил Болдуин, когда епископ подошёл к ним.

- Кожа? О да. Я очень хорошо это помню. Двадцать лет назад, так ведь?

- Да, - Питер кивнул.

- Ты тогда был на службе у старого короля? - спросил епископ Уолтер.

- Я? Нет, я был в доме его сына. Нашего нынешнего короля. Я был солдатом. Сержантом, - гордо добавил он. Но затем он покачал головой и вздохнул. - Мне было больно сражаться с предателями в Бороубридже, и именно поэтому он купил мне место здесь - чтобы дать мне отдохнуть перед смертью.

- Правда? - спросил Болдуин, с сомнением глядя на него.

- Я был ранен, и я хромаю, не могу сидеть в седле или маршировать, - сказал Питер.

- Почему эта плоть осталась здесь? - спросил Саймон, скривив губы, глядя на шкуру на двери.

- Он ограбил короля, - сказал епископ. - А что ещё можно было с ним сделать? Паддликотт и другие забрали самое ценное имущество короля. Король Эдуард из соображений безопасности оставлял их здесь, в склепе Вестминстера. Когда воров поймали, он решил показать пример. Паддликотт утверждал, что пользуется услугами духовенства. Его продержали в Тауэре два года, прежде чем он признался во лжи. Его кожа и кожа других грабителей была прибита здесь в качестве предупреждающего сигнала, чтобы остановить других монахов, помогающих преступникам.

Саймон поморщился.

- Значит, это был старый король?

- Да. Король Эдуард I, отец нашего короля.

- Вы говорите, что монахи подстрекали воров? - спросил Болдуин.

- Это было предложение. Королевская казна в склепе была в безопасности, с замками на всех дверях, но преступники забрались внутрь через окно. Я слышал, что им потребовалось несколько дней - сначала им пришлось поработать с решёткой, сломать подоконник, чтобы снять их, а затем залезть внутрь, где они взломали сейфы и забрали всё ценное. Охранники, видимо, ничего не слышали, братья сказали, что ничего не слышали - и всё же каменщик две ночи работал, чтобы разбить окно! А некоторые преступники укрывались в аббатстве.

Болдуин задумчиво осматривал дверь.

- А вчера вечером с другого человека содрали кожу живьем. Любопытное совпадение, не правда ли?

Саймон закашлялся, чтобы скрыть желание снова вырвать.

- Вы называете это« любопытным, Болдуин? Я просто называю это больным. Кто бы это ни сделал, был безумен!

***

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ТРЕТИЙ - ПРОДОЛЖЕНИЕ