УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ПЯТЫЙ - ОКОНЧАНИЕ

 VI

Нас проводили в большую пустую спальню, ту, которую, как я предполагал, семья использовала для мессы. Мы с Абелем неловко стояли посреди комнаты, пока Шоу и Галли столпились вокруг нас полукругом. Спаниели Искатель и Хранитель, как ни странно, сновали по пятам. Я не боялся семьи в прямом смысле этого слова – эти трое мужчин точно не стали бы ничего предпринимать против нас с Абелем в присутствии трёх женщин, – но момент был очень неприятным. Ладони стали влажными. Пот ручьём бежал по спине. Я проклинал Тома Клоука, пусть даже и мёртвого, за то, что он вообще познакомил нас с этим домом.

- Господа, – сказал Уильям Шоу. – Мы услышали ваш разговор. Я слышал, как вы, мастер Ревилл, предположили, что это дом убийц.

Я покраснел, словно был в чём-то виновен. Я открыл рот, чтобы извиниться, оправдаться, но Шоу нетерпеливо махнул рукой.

- Вы ошибаетесь. Шоу не убийцы. Выслушайте меня. Не говорите ничего, пока я не закончу. Тогда вы сможете решить, что делать дальше. Вы правильно поняли природу Комба и моей семьи. Мы последователи старой религии. Мы не желаем зла ни мужчине, ни женщине, мы не желаем зла нашей стране или её правителям. Мы не заговорщики и не конспираторы, хотя некоторым хотелось бы, чтобы мы ими были. Таковы нынешние времена, когда мы живём под тенью подозрений и в постоянном страхе преследований, как и другие дома в этой части страны.

- Генри Гиффорд был здесь наставником детей сестры Мюриэль. Но он был в Комбе главным образом для того, чтобы служить нашим душам, в этой самой комнате, где мы стоим. Он недавно прибыл в Комб, всего несколько месяцев назад. Он сменил другого… человека… который был поистине хорошим человеком, но был призван на другое служение. Не скрою от вас, что нам Гиффорд не нравился. Однако мы чувствовали себя обязанными предоставить ему убежище из-за того, кем он был и кого представлял.

Шоу помедлил и взглянул на жену. Она продолжила рассказ.

- Мы действительно дали убежище священнику, — сказала Элизабет Шоу, говоря более прямолинейно, чем её муж. - Однако мы пришли к выводу, что у Генри Гиффорда были более мирские цели, чем спасение душ и дело истинной религии. Он легко рассуждал о смерти тиранов и свержении законных королей и поощрял нас говорить об этом.

Она взглянула на своего сына Роберта. Я вспомнил, что он затрагивал эту тему вчера за ужином. И что Гиффорд быстро сменил тему.

- Такие разговоры опасны, — сказала Элизабет. - Но это были не просто разговоры. Гиффорд, казалось, общался с другими силами, внешними силами, которые могли предпочесть действия простым словам. Он получал сообщения, иногда приходили гости, о которых он нам не рассказывал. Это тихий и благочестивый дом. Мы живём вдали от мира.

Галли энергично кивал. Слова Элизабет были примерно теми же, что он сказал мне накануне. Теперь Уильям Шоу продолжил:

- Мы слышали от дальнего родственника, Томаса Клоука, что у него есть… предмет… большой ценности, который он должен передать нам, или, скорее, не нам, а Генри Гиффорду. То, что это было тайное дело, было видно по тому, как было передано сообщение. Ничего не было зафиксировано на бумаге, но всё делалось намёками и шёпотом. Затем, в своё время, вы, два джентльмена, прибыли сюда с Томасом. Увы, наши опасения оказались слишком реальны: нападение прямо на нашем пороге и жестокая судьба нашего родственника… Гиффорд, казалось, ничуть не беспокоилась о смерти, его беспокоило лишь местонахождение… предмета.

- Это была книга, — сказал Абель. — Мы знаем о ней. Книга в деревянной обложке со стихами.

- Полная чушь, — сказал я, прежде чем Абель успел рассказать больше. — Ничего не понял. Она ничего для нас не значила.

Но Уильяма Шоу и остальных, похоже, не интересовало наше мнение о Чёрной книге Брана или то, что подразумевали слова Абеля о том, что мы её видели.

- Смерть на нашем пороге довела дело до кульминации, — сказал хозяин дома. — Мы провели семейный совет, ибо все мы причастны к этому делу. К нам присоединился Галли. У Шоу и их управляющего нет секретов.

Галли выглядел решительным, но в то же время довольным этим комплиментом. Он, несомненно, отдал бы жизнь, чтобы спасти этот дом и его обитателей.

- Мы проговорили до глубокой ночи, – сказала Мэри Шоу, дочь. - Мы приняли судьбоносное решение.

Я резко втянула воздух. Неужели она собиралась сказать, что они решили избавиться от священника?

- Мы решили, что он должен покинуть Комб и уехать немедленно, прямо сегодня утром, – сказал сын, Роберт Шоу. - Мы пришли сюда, чтобы сказать ему об этом. Мы обратились с разумной просьбой.

- Просто чтобы он покинул Комб, – сказала Мэри.

- Покинул наш дом сегодня, – сказал Роберт.

Я представил, как семья прибывает делегацией к двери Гиффорд. Мне бы не хотелось столкнуться с ними лицом к лицу, такими решительными, такими сплочёнными.

- Последовали слова, – сказала вдова Мюриэль. Она заговорила впервые. - Последовали слова, а потом удары.

- Это была моя вина, мастер Ревилл, мастер Глейз, – сказал теперь Галли. - Вы должны винить меня, а не кого-либо из членов семьи.

Уильям Шоу положил руку на руку Галли, но управляющий пожал плечами и продолжил:

- Я не мог выносить, как Гиффорд говорит что-то против семьи, которая его укрывала. Он называл нас предателями и отступниками. В одной руке он держал чёрную книгу, а в другой – крест.

Галли поднял обе руки, сжимая воображаемые крест и книгу, подражая священнику. Я заметил, что он сказал «нас, предателями».

- Он держал большой латунный крест, – сказал Уильям Шоу. - Он хранился вон в том шкафу. Генри Гиффорд размахивал знаком нашего спасения. Он говорил тихо и мягко, но голос его был полон яда, как змеиное жало. Он всё повторял: - «Ты его не получишь, ты его не получишь».

- Крест? — спросил Абель.

- Не крест, а книгу, привезённая сюда Клоуком, — ответила Элизабет. - Муж спросил его, как он завладел этой вещью, ведь Томаса застрелили, а его вещи и лошадь украли ещё до прибытия в Комб. Генри Гиффорд утверждал, что книга была у тебя в руках и что он вчера забрал её из твоей спальни.

- Это правда, — сказал я. - Но книга едва ли была у нас в руках. Мы с Абелем привезли её в Комб, сами того не зная. Томас Клоук подсунул её в одну из наших сумок ещё до поездки — возможно, опасаясь нападения.

Было легко быть честным. Я больше не чувствовал никакой опасности со стороны Шоу и их управляющего. Они были слишком заняты, отчитываясь за свои действия, словно мы были судьями. Продолжил Уильям.

- Я подошёл к Генри Гиффорду. Возможно, он подумал, что я собираюсь отобрать у него эту проклятую книгу. Он был словно одержимый. Он поднял крест повыше и хотел опустить его мне на голову. Я отступил назад, и он промахнулся, но удар был жестоким. Затем он протянул крест, наполовину угрожая, наполовину моля.

- Я подошёл, — сказал Галли. - Я думал, что смогу убедить Гиффорда. Но, как говорит мистер Шоу, он был одержим. Священник, должно быть, решил, что я тоже пытаюсь отобрать у него книгу, потому что он бросился на меня, я споткнулся и упал на пол. Тут появилась госпожа Мэри, чтобы помочь мне, и Гиффорд тоже набросился на неё.

- Это правда, — сказала дочь хозяина дома. - Я трепещу, вспоминая это.

- Я разозлился, — сказал Уильям. Он поглаживал бороду. Его глаза были навыкате. - Завязалась драка, и один из нас вырвал крест у Гиффорда и сильно ударил его по лбу.

- Это я ударил его, — сказал Галли, — и хотя мне стыдно, что я использовал орудие нашего спасения так нечестиво, я верю, что Тот, кто восседает наверху и судит все наши поступки, отпустит мне любые убийственные намерения. Я действовал, защищая эту семью — и, конечно же, защищая себя.

В тоне управляющего не было никакого вызова. Он просто прямо изложил то, что произошло в этой комнате, где семья привыкла совершать свои религиозные обряды. Мы с Абелем слышали, как Генри Гиффорд отшатнулся назад, едва видя из-за крови, хлынувшей из раны на лбу. Казалось, он пострадал не так уж сильно, потому что под взглядами расстроенных и растерянных Шоу он, спотыкаясь, выбрался из чулана, воспользовавшись люком и скатившись по каменному желобу, ведущему в канализацию Комба.

Он всё ещё сжимал книгу, словно от этого зависела его жизнь. Уильям Шоу сравнил исчезновение Гиффорда с исчезновением крысы, уползающей обратно в свою нору, словно тот предпочёл бы отступить в шахту, чем попытаться найти более традиционный выход. Возможно, в панике он подумал, что Шоу попытаются помешать ему сбежать из Комба.

Они действительно пытались его остановить? Нет, сказала Элизабет, они были в ужасе от увиденного. Неужели они думали, что видят его в последний раз? Да, объяснил Уильям, поскольку он заполучил чёрную книгу и больше не заботился о духовном благополучии дома, если вообще заботился. Из Комба существовало несколько тайных выходов, включая решётку, закрывавшую выход из канализации под кухней, которую можно было снять, чтобы открыть доступ к рву. Оттуда решительный или отчаянный человек мог добраться до безопасности вплавь или вброд.

Именно это они думали – и надеялись! – что это случилось с Генри Гиффордом. В конце концов, он был ранен не так уж тяжело. Он сбежал из Комб-хауса, сжимая в руках свою драгоценную книгу. Они больше никогда его не увидят. Их оставят в тишине и покое своего поместья. В это время семья всё ещё была в дневной одежде – они до ночи обсуждали, стоит ли им и как им противостоять Гиффорду, – и теперь обнаружили, что их одежды забрызганы кровью священника. Они сбросили одежду и надели ночную.

Но Гиффорду не удалось уйти. Был ли он ранен тяжелее, чем они предполагали, или поранился, спускаясь по канализации, он, очевидно, пытался выбраться на кухню через каменную плиту. Жизнь его угасала, он сумел сдвинуть камень, но не хватило сил оттолкнуть его и выбраться. Так Гиффорд испустил дух, уткнувшись лицом в грязь и помои кухонной канализации.

Его открытие стало для Шоу почти таким же потрясением, как и для слуг Комба. Но не таким сильным. Уильям объявил смерть несчастным случаем, зная, что его люди не станут оспаривать его мнение, но он заметил подозрение на лице Абеля и моём. Поэтому они решили дать полный отчёт о прошлой ночи, и это решение укрепилось, когда они услышали моё упоминание о «доме убийц».

Позже я задался вопросом, почему для Шоу (и для Галли) так много значил тот факт, чтобы двое бродячих актёров выслушали их историю о том, как продажный священник пытался украсть книгу в чёрном переплёте, а затем прибегнул к насилию, чтобы удержать её в своих руках. Мы словно были судьями и присяжными. И тут я понял, что Шоу предстали не перед Абелем Глейзом и Ником Ревиллом, а перед судом собственной совести. Не мы должны были их оправдать. Только они сами могли оправдать себя. Их пространная исповедь проходила под бременем Искателя и Хранителя, которые сновали по комнате, пока, устав, не свалились в угол.

Было ещё несколько вопросов.

Что случилось с крестом, тем самым, которым Генри Гиффорд получил рану на голове?

Лишённый всякой освященности, он был брошен в ров, где тут же утонул.

А книга, чёрная книга?

Шоу не хотели знать, что с ней случилось. Книга, содержание которой им было неизвестно, принесла беду в Комб. Предположительно, она привела к убийству их родственника Клоука и неистовой алчности Гиффорда завладеть ею. Чем бы ни была эта книга, она не была святыней, к которой стоит обращаться и которую следует почитать. Пусть она и затерялась в грязи и иле домашней канализации. Хотя они и не знали её названия, но «Текст Армагеддона» мог оставаться в грязи до самого Страшного суда. Это я задал вопрос о местонахождении книги и подумал, что благодаря объяснению Гиффорда мы, двое актёров, вероятно, знаем о ней больше, чем кто-либо другой в комнате.

И всё. Уильям Шоу приказал полудюжине своих самых крепких слуг сопровождать нас несколько миль по дороге. Прощание с Шоу было формальным, ни тёплым, ни холодным. Мы были посвящены в их тайны, но даже если бы мы захотели, не было бы смысла сообщать властям о кончине священника. Более того, помогая ему умереть, Шоу проявили себя как преданные англичане и англичанки. Они не хотели участвовать в подстрекательских разговорах и слухах о заговорах, которые циркулировали в этой части страны. Тело священника, которое сейчас обмывали и одевали, будет достойно похоронено с подобающими погребальными обрядами.

«Достойно». Это было слово Уильяма Шоу, и, думаю, оно относилось ко всем домочадцам. Они были порядочными людьми, состоятельными, богобоязненными, честными, благородными и законопослушными, за исключением соблюдения старых религиозных обрядов.

Шоу дал Абелю пару соверенов не столько для того, чтобы купить его молчание, сколько в благодарность моему другу за то, что помог вытащить тело Гиффорда из кухонной трубы. Мэри Шоу выразила надежду, что мой дядя будет ещё жив к тому времени, как я доберусь до Шипстона-на-Стуре. (Признаюсь, в этой суматохе я совсем забыл о дяде и тёзке.)

Мы выехали из долины едва ли через сутки после прибытия в Комб-Хаус. Нас сопровождал эскорт из слуг в ливреях, которые ехали впереди и сзади. Я был рад этому, когда мы возвращались через лесную полосу, где накануне на нас напали из засады. Не было ни следа людей в чёрном, ни следа нашего спутника Томаса Клоука, хотя я почти ожидал увидеть его тело, небрежно брошенное в подлесок у дороги. Неужели, обнаружив, что он не несёт то, что они искали, они больше не будут нуждаться в его теле?

Когда мы достигли края долины, мы с Абелем обернулись, чтобы посмотреть на Комб. Дом, словно драгоценный камень, лежал во рву. Птицы пели, лёгкий ветерок шевелил деревья. День был ясный. Трудно было подумать, что совсем недавно в окрестностях Комба произошло убийство, или что ещё один человек погиб насильственной смертью внутри дома.

Показался главный путь. По нему скакала группа путников, поднимая клубы пыли. Их было около дюжины – судя по одежде, всех сословий – достаточно, чтобы отпугнуть всех, кроме самых дерзких грабителей. Вероятно, именно поэтому они изначально путешествовали вместе. В общем, мы с Абелем решили рискнуть и последовать за ними. По правде говоря, поскольку никакой опасности не предвиделось, мы хотели расстаться с ливрейным эскортом и заняться своими делами.

И мы поскакали дальше, думая, что оставили всю эту толпу священников, агентов и бунтарей далеко позади. По крайней мере, мне так казалось. Через пару часов наши желудки подсказали, что пора подкрепиться, и мы остановились на клочке земли, который, хотя и был окружён лесом, находился недалеко от разбросанных коттеджей. У нас были хлеб, сыр и эль из Комба, поэтому мы привязали лошадей, сидя на траве и обсуждая всё, что произошло за последний день и ночь.

Именно тогда Абель Глейз преподнёс свой последний сюрприз – второе из открытий, которыми он собирался поделиться со мной в комнате, когда нас прервали Шоу. У него с собой была книга, Текст Армагеддона, чертова Чёрная Книга Брана.

VII

- Господи, Абель, зачем она тебе?

Абель вытащил книгу из сумки. Она лежала между нами на траве, какая-то грязная. Гордость Абеля от проделанного ловкого трюка сменилась тревогой, когда он увидел мою реакцию.

- Я вытащил её из кухонной трубы. Когда я был там с этим Гиффордом, то увидел её рядом с телом. Ну и пока все были заняты тем, что раскладывали тело на кухонных плитах, я сунул книгу под дублет, чтобы никто не увидел, и вылез.

- Ради бога, почему ты не оставил её там, где она была? Этого хотели Шоу. Вернее, они больше никогда не хотели видеть эту чёртову штуковину. Я тоже не хочу её видеть.

Абель выглядел таким удручённым, что его длинный нос, казалось, дрожал.

- Я думал, это ценно.

- Не знаю, как насчет ценно, но это точно опасно.

Я огляделся, словно за нами в этот самый момент могли следить. Мы уже видели дорогу, но всадников поблизости не было. Группа путешественников скрылась вдали. Я вздрогнул, потому что мне показалось, будто я уловил какое-то движение в ближайшей роще деревьев и кустов, но это было ничто, всего лишь взмывающий голубь.

- Хорошо, — сказал Абель. - Я оставлю её здесь. Закину в те кусты.

- Ты не можешь этого сделать.

- Но ты только что сказал…

- Я знаю, что сказал. Но ты не можешь сейчас выбросить книгу. Мы за неё отвечаем.

- Возможно, это судьба, Ник.

Я собирался высказать всё, что думал о судьбе, да ещё и как можно лаконичнее, как меня снова отвлекло какое-то движение в ближайших деревьях. Взлетели ещё голуби.

Но не только голуби. Из-под деревьев, с грохотом и шумом, появилась группа мужчин. Мужчин в чёрном. И на этот раз их было не четверо, а пятеро. Один из них отправился караулить у дороги, а остальные подошли к нам.

Мы с Абелем уже вскочили на ноги. Оружия у нас не было. Наши лошади были привязаны в нескольких метрах от нас. Как я уже говорил, в поле зрения виднелось несколько домов, но ни одного из них не было видно. В любом случае, не думаю, что эти крепкие и решительные на вид мужчины отвлеклись бы от своей цели из-за присутствия нескольких местных жителей. Мы были в ловушке.

Всё это пронеслось у меня в голове, и, вероятно, у Абеля тоже. Но не это было главной мыслью. Я стоял, открыв рот, как идиот, с бешено колотящимся сердцем в груди, с рёвом крови в ушах. К нам приближался Томас Клоук. Тот самый, которого я видел накануне сброшенным с коня и рухнувшим на землю. Покойный Томас Клоук, который из трусости или из осторожности подсунул «Текст Армагеддона» в мешок Абеля. Не призрак, а живой, дышащий, ухмыляющийся кусок плоти.

Клоук шёл привычной подпрыгивающей походкой. Он наслаждался недоверчивыми взглядами на наших лицах. На нём была та же одежда, что и накануне, только вместо пропитанной его кровью рубашки была надета чистая.

- Да, — сказал он. — Это я, Томас Клоук.

Остальные трое стояли чуть позади него, из чего молжно было понять, что Клоук — их командир. Двое из них были вооружены мушкетами. У обочины дороги четвёртый следил за прохожими. Я искоса взглянул на Абеля. Он выглядел слишком ошеломлённым, чтобы говорить. Поэтому я счёл своим долгом сделать какое-нибудь замечание, сказать что-то хоть немного разумное.

- Вы давно это планировали, мастер Клоук? — спросил я, даже умудрившись говорить небрежно.

- Сочетание планирования и готовности воспользоваться возможностью, — сказал он. - Когда я услышал, что вы с Абелем Глейзом собираетесь посетить Мидлендс, мы решили, что сейчас подходящий момент, чтобы привести в исполнение один… план.

Клоук взглянул на книгу в чёрном переплёте, которая лежала на траве, забытая. Книгу, которую он спрятал в сумке Абеля. Книгу, которая, несомненно, была частью таинственного плана, о котором он говорил.

- Мы? — спросил Абель, обретя дар речи. - Кто такие мы?

- Некая группа, связанная с Советом, — ответил Клоук. - Частная группа.

Он имел в виду Тайный совет. Точнее, он имел в виду агентов Совета, находящихся под прямым контролем Роберта Сесила. Маленького Сесила, недавно (снова) пожалованного дворянством и ставшего графом Солсбери. Сесила с кривошеей, который замешан во множестве дел. Сесила с горбатой спиной, руководившего сетью шпионов и разведчиков во имя национальной безопасности. Я однажды встречал Роберта Сесила во время восстания в Эссексе, в последние дни правления королевы Елизаветы. От одной мысли о тех днях – и о Сесиле в частности – у меня всё внутри заколотилось. Я старался не показывать этого на лице, но, без сомнения, Клоук привык к реакции, которую вызывало любое упоминание о Совете.

- Я думал, ты наш друг, Томас, — сказал Абель. - Мне казалось, тебе нравится проводить время в нашей компании и посещать наши спектакли.

- Я не возражал против твоего общества и являюсь преданным поклонником театра. Но есть вещи важнее дружбы, мастер Глейз.

- Ты даже не Томас Клоук, — сказал я. - По правде говоря, тебя зовут не Клоук.

Абель повернулся ко мне. Мужчина промолчал, и я продолжил, ещё больше уверившись в своей теории:

- Шоу удивились, когда я сказал им, что их родственник — любитель театра. Он — нет, а вот ты — да. Так кто же вы, мастер…?

- Неважно, — ответил человек, которого мы считали Томасом Клоуком.

- А Томас Клоук действительно существует? — спросил Абель, а затем, поняв, что вопрос глупый (поскольку Шоу охотно признали Клоука своим родственником), спросил: - Что случилось с настоящим Клоуком? Он мёртв?

- Жив и здоров, насколько мне известно, — ответил человек, который не был Клоуком. - Я взял его имя, чтобы подобраться поближе к Комб-хаусу. Клоук действительно двоюродный брат этого гнезда бунтарей.

- Но вы же не могли подобраться слишком близко к дому или семье, не так ли? — спросил я. Всё становилось мне ясно. Мне пришлось с трудом скрыть восхищение в голосе, восхищение изяществом плана, придуманного «частной группой» Совета. - По какой-то причине вы хотели передать этот предмет Комбу, но вам пришлось скрыться до того, как вы добрались туда. Иначе они бы узнали вас — или не узнали бы в вас Клоука.

- Очень хорошо, Николас.

- Вы сделали вид, что ваши нынешние спутники, эти джентльмены, на самом деле ваши преследователи. Ты мастерски изобразил страх, чтобы, когда на нас напали из засады – и тебя, по-видимому, убили – мы приняли это без вопросов.

- Хорошо, мастер Ревилл.

- Так что же ты использовал для своей воображаемой раны? Смертельной?

- Помнишь наш разговор в «Рыцаре Ковра»? Вы только что сошли со сцены после игры в «Меланхолике». Ты хорошо сыграл сцену смерти, Николас, ты, с твоим пузырём, полным овечьей крови, и всеми этими судорами. Ну, что ты думаешь о моей сцене смерти, а? Выстрел, раздающийся в лесу, лужа крови, растекающаяся по груди жертвы, то, как он съеживается на шее лошади, то, как он беспомощно падает на землю. Я тоже использовал овечью кровь. Убедительно, да? Думаешь, мастер Шекспир и другие акционеры дадут мне место в «Слуге короля»?

- Нет, — сказал Абель. - Быть актёром — это нечто большее, чем просто достойно умереть.

- Сэр!

Это был человек, стоявший у дороги. Он указал в сторону, откуда мы пришли, на юго-восток. Я заметил, как он обратился к Клоуку «сэр». Остальные трое напряглись, а один из мушкетёров внезапно заинтересовался его оружием.

- Зачем вы так усердствовали? Что это вообще было? Из-за той книги?

Я спросил отчасти из искреннего любопытства, но также и чтобы отвлечь «Томаса Клоука» от того, что он собирался с нами сделать. Он говорил с большой уверенностью и властностью. Он был совсем не похож на человека, которого я встречал в паре таверн, совсем не похож на праздного почитателя актёров. Но он был достаточно человечен, чтобы гордиться своим трюком. И чем дольше он говорил, тем больше шансов, что мимо проедут какие-нибудь прохожие.

- Из-за этой книги? Нет, не напрямую. «Текст Армагеддона» – как они с удовольствием его называют – полезен для выслеживания ренегатов и предателей. В Комб-хаусе был один такой.

- Генри Гиффорд? – спросил Абель.

- Это одно из его имён, но он был Гиффордом не больше, чем я – Клоуком.

- Тогда ты знаешь, что священник мёртв, – сказал я.

- Мы слышали. Мы не уходили далеко от Комба прошлой ночью и этим утром. Мы узнали… что в доме умер человек. Но это был не священник. Или, если и был, то это было лишь прикрытием для худших дел. Гиффорд был агентом наших старых врагов.

- Старых врагов? Испанцев? Я думал, мы с ними в мире. Договор был подписан в прошлом году. Собеседник слегка улыбнулся, словно сжалившись над моим невежеством или наивностью.

- О, у нас формальный мир, Николас. Но на их стороне есть элементы, которые сговариваются с местными сектами…

— Значит, вся эта история была способом выкурить этого Гиффорда?

— Ты попал в точку. Мы знали, что Текст Армагеддона будет неотразим для Гиффорда… по причинам, о которых я не хочу распространяться. На него Гриффррд точно должен был клюнуть. Но на что мы не могли рассчитывать, так это на такой счастливый исход после того, как он попадётся на удочку. Что Гиффорд погибнет в Комб-Хаусе. Одним меньше! — «Клоук» щёлкнул пальцами, подкрепляя свои последние слова.

Человек на обочине встревоженно крикнул. Он дважды разжал поднятую руку, показывая, что по дороге движется немало путников.

— Абель, тебе надо просто отдать мне Текст Армагеддона, — сказал он. — Это опасный том, готовый породить секты и фракции.

Абель наклонился, чтобы поднять чёрную книгу. На деревянной обложке, помимо прочих следов использования, были пятна травы. Мой друг передал её нашему бывшему спутнику, который сказал:

- Мы вас покидаем. Вы сыграли свою роль как истинные англичане, хотели вы того или нет. Но, Николас и Абель, не углубляйтесь в это дело. Нашей земле грозит серьёзная угроза, но с помощью этой чёрной книги мы выкурим ещё больше предателей.

Человек, которого мы знали как Томаса Клоука, исчез в лесу вместе со своей свитой. Пару минут спустя мимо поляны проехал ещё один большой отряд, и мы с Абелем снова сели в седла и поскакали следом. Не могу сказать за Абеля, но прошло много миль, прежде чем я перестал оглядываться и крепко сжимать поводья. Увидели ли мы последний раз текст Армагеддона? Я искренне надеялся, что это так. У нашей экскурсии в Комб-Хаус было несколько продолжений: одно личное и печальное, другое публичное и ужасающее.

После того, как мы с Абелем расстались, я добрался до Шипстона-он-Стур как раз вовремя, чтобы увидеть моего умирающего дядю и его жену Маргарет. Она щедро благодарила меня за моё прибытие. Он, бедняга, едва ли был в состоянии узнать меня или кого-либо ещё. Но он был Ревиллом, да ещё и Николасом, и родным братом моего отца. Слезящимися глазами я увидел сходство в его измученном лице. Он схватил меня за руку и пробормотал какие-то слова, прежде чем меня выставили из комнаты, чтобы священник мог совершить последние обряды.

Да, мой дядя тоже был приверженцем старой религии. Именно из-за своей веры он рассорился с моим отцом, и наоборот. Всё это я узнал от Маргарет. Мой отец, человек, порой не прощающий обид, отдалился от своего единственного брата, никогда с ним не разговаривал, никогда не пытался с ним связаться.

Маргарет увидела моё имя на афише, которую она нашла в Оксфорде пару лет назад. «Слуги камергера», как мы тогда назывались, играли в Оксфорде в то время, когда чума закрыла лондонские театры. Маргарет Ревилл была поражена совпадением имён. Когда она показала афишу мужу, он заметил, что Джон, мой отец, сам в молодости увлекался театральным миром. (Это меня поразило. Мой отец был твёрдым противником сцены. Но потом я задумался о том, как страсти людей могут резко меняться в противоположную сторону, и это стало менее удивительным.) Как бы то ни было, совпадения имён и былой страсти моего отца к актёрскому мастерству оказалось достаточно, чтобы Маргарет написала под диктовку мужа письмо, адресованное мне в Лондонский театр. Николас был на смертном одре и очень хотел увидеть племянника, поскольку у него не осталось своих детей. Поэтому, даже если он не был до конца уверен, кто я, надеюсь, что я принёс ему хоть какое-то утешение в последние минуты его жизни.

Другое событие было более знаменательным. Зашифрованные строки в «Тексте Армагеддона» о парламенте, искрах и пожарах были предсказанием пороховой измены, которая произвела такой переполох в стране позже в том же году. Когда была предпринята попытка уничтожить парламент, мы с Абелем сразу вспомнили этот стих, который я старательно переписал и перевёл. Какое-то время мы едва могли смотреть друг другу в глаза, словно мы были виновны!

Говорили, что заговор и заговорщики, как миряне, так и священники, взращивались в домах, очень похожих на Комб. Уверен, что это правда. Но мы, два скромных актёра, были менее уверены в роли Чёрной книги Брана. Когда мы с Абелем наконец-то поговорили друг с другом после того, как пороховая измена была раскрыта в ноябре 1605 года, мы разговаривали тихо и шёпотом. Как и все остальные, мы были возмущены попыткой уничтожить нашего короля и членов парламента (не говоря уже о тех невинных, которые могли бы стать жертвами этой резни).

Как вы знаете, заговор был сорван, и никто не пострадал, кроме заговорщиков. Но, перешептываясь и намекая, мы с Абелем невольно задавались вопросом, как давно власти знали о заговоре, и не могли ли они, по сути, сыграть ключевую роль в его реализации, чтобы вскрыть его, как нарыв.

В этом контрзаговоре против порохового заговора обеим сторонам было полезно обладать томом в чёрном переплёте – «Текстом Армагеддона». Для заговорщиков предсказание крушения парламента придавало законность их планам. Видите ли, могли бы они сказать, что это событие было предвидено сотни лет назад ирландским монахом, вдохновлённым свыше. В то время как для таких людей, как Роберт Сесил и его агент «Томас Клоук», существование книги, и в частности стиха «парламент», было доказательством злых намерений другой стороны и полезным средством для выявления предателей. Пострадали такие люди, как Шоу, достойные и уважаемые семьи, которые просто хотели жить и молиться, как и прежде. Несомненно, теперь они находились под особым пристальным вниманием. Мой дядя, если бы он выжил, тоже мог бы попасть в список подозреваемых.

Но я держал эти мысли при себе. Сейчас было неподходящее время для того, чтобы высказывать сомнения в деятельности Тайного совета или выражать сочувствие приверженцам старой религии. Мир снова стал чёрно-белым, как это время от времени случается.

Я задавался вопросом, что случилось с Чёрной книгой Брана. Человек, который не был Клоуком, увез её, несомненно, обратно в Лондон, где она могла причинить новые беды. Мне было интересно, что же содержится в остальной части тома, какие ещё бедствия и катастрофы там предсказаны. Лучше не знать, подумал я. Если бедствия были в прошлом, значит, они уже случились, и мир выжил. И если Армагеддон ещё не наступил – а нам обещают, что он наступит – что ж, он наступит, несмотря ни на что, что бы Николас Ревилл ни делал. Если повезёт, он этого не увидит. Не думаю, что вы бы почувствовали что-то другое.

УТРАЧЕННЫЕ ПРОРОЧЕСТВА: АКТ ШЕСТОЙ