ЭПИЛОГ
Обратный путь был быстрым и неожиданно приятным. Возвращению Акитады на родину не помешали ни штормы, ни морская болезнь.
Небо было таким же ясным, как иногда бывает осенью, прозрачно-голубым, оно тянулось от залива Соват мимо мысов Садошимы до самого берега Этиго. Устойчивый ветер плавно унёс их к материку.
Акитада стоял на носу, наблюдая за приближением длинной изрезанной береговой линии, которая защищала зелёную равнину и далёкие заснеженные горы, и был переполнен удивительной привязанностью к этому месту. Он решил сделать всё возможное для своего будущего там, поскольку собирался домой, к своей семье, твёрдому центру его беспокойной жизни.
Его глубокая радость от того, что он жив, усиливалась весёлым присутствием Торы и, в меньшей степени, буйным духом Черепахи, который решил последовать за своим новым хозяином. Убийство Вады, человека, постоянно мучившего его в Мано, придало Черепахе уверенность в себе и в целом более оптимистичный взгляд на жизнь. Даже его хромота казалась менее заметной, возможно, потому, что её заменило заметное чванство. Черепаха стал «кем-то» в своих собственных глазах, избавив своих собратьев от жестокого и мелочного тирана. Теперь Черепаха стал человеком, которого другие люди уважали и даже боялись, и поэтому он предложил свои таланты и услуги Торе и Акитаде.
Но на корабле были куда более важные путешественники. Окисада возвращался в столицу под усиленной охраной. Акитада дважды навещал принца в его хижине и сомневался, что Окисада выживет в сухопутном путешествии к Хэйан-кё. Мягкая жизнь и многократные дозы яда фугу подорвали его здоровье до такой степени, что он испытывал постоянную боль и его часто рвало небольшим количеством еды, которую он съедал.
Акитада тоже не остался невредимым. Он всё ещё хромал, и его колено болело, когда он слишком много ходил или когда менялась погода. Долгие часы сидения со скрещёнными ногами на возвышении во время судебных слушаний в Мано не помогли.
Три чиновника присутствовали на слушании, которое сняло с молодого Мутобе обвинение в убийстве. Судья, словно напуганный кролик, ожидал позорного увольнения за то, что вначале приказал посадить в тюрьму сына губернатора. Он постоянно смотрел на губернатора и Акитаду, желая получить одобрение.
Третий мужчина на помосте был так далеко над судьей, что тот даже не осмеливался взглянуть на него. Это был имперский советник, который послал Акитаду в Садошиму. Было широко распространено мнение, что он прибыл сюда, чтобы защитить интересы принца Окисада, но это было не совсем так. Он прибыл, чтобы отвезти принца обратно в Хэйан-кё, чтобы там тот получил наказание, назначенное императором. В отличие от своего невысокого и вспыльчивого помощника, он не вернулся в столицу, а остался в Этиго, дожидаясь результатов миссии Акитады. Он сел на корабль, когда новость о смерти Кумо и аресте Окисады достигла материка.
После долгих обсуждений и множества нервных пересказов своих юридических кодексов судья признал Тайру и Накатоми виновными в выдвижении ложных обвинений против сына губернатора. Он, конечно, не был компетентен разбираться с предательскими намерениями Окисады. Это будет рассматривать вышестоящий суд столицы. Однако советник государя вместе с губернатором и Акитадой добились личных признаний у всех трёх заговорщиков.
Позже Тайра попросил меч. Когда в этом ему было, естественно, отказано, он ночью отломал острую бамбуковую полоску от письменного стола в своей камере, вонзил её в большую вену в горле и умер. Врач Накатоми, узнав об этом, на следующую ночь повесился на своём шёлковом поясе на решетке двери своей камеры. Только Окисада, защищённый своей императорской кровью от публичной казни, казался безразличным к своей судьбе.
Остался Сакамото. Акитада давно решил, что бедного и пожилого профессора обманули Тайра и Кумо. Они не доверяли ему свои настоящие планы или детали заговора, но играли на его отношении к Окисаде, чтобы использовать его дом для своих встреч, а его доброе имя – для прикрытия их деятельности. В отличие от Шунсея, хотя отношения были другими, Сакамото стал жертвой собственных глупых чувств. Худой джентльмен из императорской канцелярии после разговора с Сакамото согласился с этим. Сакамото был оставлен с предупреждением о том, что ему грозит арест, если он вернётся в столицу. Это было равносильно неофициальному изгнанию, очень похожему на то, что было наложено на Мутобе много лет назад, но, поскольку Сакамото не хотел уезжать, он выразил слёзную благодарность.
Шахты Кумо были конфискованы и закрыты, а их рабочие были рассредоточены по другим общественным работам. Осава, новобрачный и здоровый, предоставил полезные свидетельства того, что рудники не производили достаточно серебра, чтобы оправдать их дальнейшую работу. Акитада боролся со своей совестью по поводу золота. Золото было жизненно важно для нации, но, если правительство узнает о золотом месторождении, наверняка последует более интенсивная добыча и жестокое обращение с заключёнными. В конце концов он рассказал об этом советнику императора. Худой мужчина задал несколько вопросов, и пригласил Киту, начальника шахты Кумо с птичьим лицом. Кита спас себе жизнь, составив полный отчёт, после чего худой господин заметил, что расстояние до столицы и трудности с транспортом делали маловероятным, что его величество заинтересуется этим рудником.
Итак, Акитада возвращался домой, человеком, настолько изменившимся, что чувствовал себя чужим от своего прежнего «я». Когда он напряжённо смотрел на берег, его охватило головокружительное ощущение нереальности происходящего. Для человека, который жил как обычный преступник, подвергался жестоким избиениям и изнурительному труду, который был похоронен заживо и едва выжил, несмотря ни на что в смертельной битве, это спокойное и безмятежное возвращение домой казалось более похожим на сон, чем кошмары, которые преследовали его лихорадочный мозг под землей.
Держась за борт, чтобы не упасть, он высматривал жену и сына среди людей, ожидавших на берегу. Береговая линия начала плавать на его глазах, и заснеженные вершины рассыпались на зелёные и белые пятна, плывущие на фоне голубого неба. Когда он протянул руку, чтобы смахнуть слёзы с глаз, худощавый господин заслонил своей высокой фигурой вид на берег.
– Не долго, - сказал советник императора своим сухим голосом, быстро отводя глаза от лица Акитады. – Вам захочется побыть со своей семьёй после того, как мы пришвартуемся, так что я попрощаюсь здесь.
– Спасибо, Ваше Превосходительство, – Акитаде удалось выдавить слова. Чтобы скрыть неловкость момента, он спросил: - Вы были у Его Высочества? Как он?
– Не очень хорошо. Он может пережить путешествие, но его разум быстро ослабевает. Сомневаюсь, что он сможет что-то сказать в свою защиту. Похоже, у него сложилось впечатление, что он должен занять трон.
– Мне очень жаль, – сказал Акитада. Это было самое сильное выражение сочувствия, которое он мог найти. Он подумал об умирающем Хасео и с трудом смог определить надлежащий уровень сожаления по поводу трагической жизни людей, которых он встретил. К примеру, маленького вора Джисея. Будет ли его душа более счастливой, зная, что два пирата, которые избили его до смерти, были захвачены на корабле Окисады? Акитада опознал их в провинциальной тюрьме и предъявил им обвинение в убийстве на основании рассказа Хасео. По иронии судьбы, они, как и Акитада, находились в частоколе под ложным предлогом. Они были там, чтобы расправиться с Джисеем, если он решит создать проблемы с золотом. И, конечно, он сделал именно это, надеясь купить себе свободу своими знаниями.
– Я хотел поблагодарить вас, - продолжил худой мужчина более сердечно, - за вашу помощь и вашу преданность. Без вашего блестящего разоблачения хитрого притворства принца все наши усилия были бы напрасными. Вы, безусловно, подтвердили высокое мнение друзей о вас. Если бы не ваша решимость и мужество, мы бы уже были вовлечены в большую войну.
Акитада поклонился.
– Я ничего не сделал, - пробормотал он. Это был вежливый ответ на комплимент, но он знал, что это до боли верно. В том, как он справился со своим заданием, было нечем гордиться, и он чуть не поплатился жизнью за свои неосторожные ошибки.
Худой господин сказал:
– Мне не нужно говорить вам, что вы нажили себе врагов в столице. Например, ваши просьбы о возвращении на прежнюю должность в министерстве были заблокированы вашим начальником.
Акитада взглянул на профиль собеседника. Неприязнь Соги не была для него новостью, но он не знал, что министр ненавидит его так сильно, что обрекает его и его молодую семью на постоянные страдания в Этиго. Он снова посмотрел на приближающуюся землю. Зелёная и золотая береговая линия тянулась перед ним, пока не переходила в туманный горизонт. Те, кто ждал на берегу, махали руками. И вот сейчас, впереди, он увидел стройную фигуру молодой женщины с ребёнком на руках. Тамако и Ёри. Он поднял руку, чтобы помахать рукой, и увидел, что Тамако подняла Ёри в ответ. Его захлестнула тёплая радостная благодарность. Несмотря на трудности, у него всё ещё была работа и небольшая семья.
Несправедливость процветала повсюду, в Садошиме, в столице, в Этиго, а также в том месте, где жил Хасео. Акитада выжил, и это всё, что имело значение.
Но его собеседник всё ещё ждал комментария.
– Спасибо, что рассказали мне, - сказал Акитада. – Мне придётся проявить терпение и усерднее работать, чтобы завоевать уважение моего начальства, вот и всё.
Худой мужчина улыбнулся и положил руку Акитаде на плечо.
– Смелее! У вас могут быть враги в столице, - сказал он. – Но у вас также есть новый друг.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
В период Хэйан (794–1185) японское правительство свободно следовало образцу китайской династии Тан – сложной и мощной бюрократии. Младший чиновник Сугавара Акитада – вымышленный персонаж, но его предок, Сугавара Митидзанэ (845-903), был вполне реальным. Его жизнь была примером опасностей, с которыми сталкиваются даже самые блестящие и преданные своему делу чиновники, наживающие себе врагов при дворе. Митидзанэ, превосходный администратор и великий поэт, возглавил личный кабинет государя, но закончил свою жизнь в жалкой ссылке.
К описанному в настоящем романе моменту, после Митидзане прошло уже двести лет, административная власть почти полностью находилась в руках семьи Фудзивара, дочери которой постоянно становились императрицами. Женщины Фудзивара рожали императоров, которые короткое время пытались править, прежде чем под давлением родственников уходили в отставку в пользу сыновей, которые часто были слишком молоды, чтобы вмешиваться в политику Фудзивары. История Второго принца иллюстрирует политическую неопределённость, присущую имперской преемственности, и многочисленные случаи восстания претендентов на престол или пост премьер-министра. Реальной властью, премьер-министром, почти всегда был высокопоставленный Фудзивара, и он возглавлял при поддержке братьев, двоюродных братьев и дядей огромное центральное правительство, расположенное в Хэйан-кё (Киото). Они более или менее успешно контролировали остальную часть страны через губернаторов провинций, людей высокого ранга и происхождения с университетским образованием и поддерживающих клан Фудзивары. Обязанности губернатора включали надзор за сбором налогов, соблюдением законов и улучшением гражданского состояния в провинции. Обычно он служил четыре года, но мог выбрать более продолжительную службу или вообще отсутствовать, пока его обязанности выполнял младший чиновник. Акитада – именно такой подменный губернатор, в то время как Мутобе осел в выделенной ему провинции. Их провинции, Этиго и Садошима, настолько удалены от столицы, а жизнь там настолько опасна для чиновников, что более привилегированные люди считали такие назначения не только не желательными, но и наказанием.
Садошима, или остров Садо, расположен в Японском море, примерно в тридцати пяти километрах от провинции Этиго (современная Ниигата). В одиннадцатом веке это была независимая провинция со штаб-квартирой, несколькими городами и буддийскими храмами. Это также было место, куда людей отправляли в ссылку за серьёзные преступления, и где довольно рано было обнаружено золото. Хотя до 1601 года правительственная добыча золота не велась, добыча золота в реках и ручьях была известна веками. Секретная операция Кумо по добыче полезных ископаемых, описанная в романе, является вымышленной. Описания основаны на других ранних методах добычи золота и на изображениях шахты Садо в современном свитке (Садо Кодзан Эмаки). Согласно свитку, и серебро, и золото были добыты из одного рудника. В связи с отсутствием японских исторических источников я признательна Ангусу Уэйкотту «Садо: остров японских изгнанников», очаровательному описанию его восьмидневного похода по острову, в котором он описывает местную географию, флору и фауну и дает краткие сведения из истории острова.
Правоприменение в провинции осуществлялось тремя отдельными органами: местной имперской стражей, присутствовавшей в Садошиме с 878 года; верховным стражем, обычно из местных землевладельцев, имеющий в своем распоряжении штат, который назначался или утверждался центральным правительством; и губернатора, который назначал местных судей и руководил ими. Из-за того, что буддисты противодействовали лишению жизни, смертная казнь применялась редко. Ссылка, часто сопровождаемая крайними лишениями и каторжными работами, была предпочтительным наказанием за серьёзные проступки. Она, как и в случае с Хасео, обычно сопровождалось конфискацией имущества и расселением остальных членов семьи.
В дополнение к практике буддизма, другой государственной религией, признанной в Японии Хэйан, был синтоизм. Синтоизм является родным для японских островов и включает в себя японских богов и сельскохозяйственные ритуалы. Буддизм, проникший в Японию из Китая через Корею, оказал мощное влияние на аристократию и правительство. Императорам и их родственникам было свойственно брить головы и становиться монахами и монахинями в дальнейшей жизни. Странное поведение Кумо объясняется буддийским запретом на убийство. Святыни, упомянутые в романе, наряду со скульптурой тенгу, принадлежат к анимистической синтоистской вере, которая была более тесно связана с крестьянской жизнью.
Интеллектуальная жизнь достигла апогея в одиннадцатом веке. Сыновья из семей высшего сословия («хорошие люди») обучались китайскому и японоведению в местных школах и университете столицы. Их сестры писали, как правило, только на японском языке, но они сочиняли изысканные стихи. В других социальных классах образование, вероятно, варьировалось от неграмотности до частичного приобретения полезных навыков, особенно навыков письма чернилами и кистью не только китайскими иероглифами, но и японскими.
Акитада, получивший университетское образование, мог хорошо владеть обоими, помимо очень хорошего знания китайского языка, в то время как сидзо Ютака ассоциировал символы только с их японским значением. Акцент образования был сделан на поддержке эффективной бюрократии, управляемой «хорошими людьми».
Краткое упоминание эзо (современных айнов), народа, отличающегося от японцев по происхождению и обычаям, может объяснить реальную опасность плана Окисада и Кумо. Считавшиеся японцами варварами, эзо веками вытеснялись на север, пока к десятому веку они не были более или менее умиротворены в Дэва и Муцу, самых северных провинциях острова Хонсю. Процесс умиротворения был достигнут, позволив вождям эзо стать японскими князьями, часто с титулом верховного стража своей территории. Но в 939 году эзо Дэвы восстали, а в 1056 году разразилась Девятилетняя война, когда семья Абэ, имевшая происхождение эзо, восстала против правителя Муцу. Таким образом, воины князей в нестабильных северных провинциях, близких к Этиго и Садошиме, были очевидными союзниками Кумо и Окисады.
Наконец, история фальшивых серебряных слитков была предложена в раннем китайском судебном деле (№ 9A) в переводе Роберта ван Гулика «Тан-Инь-Пи-Ши».
Комментариев нет:
Отправить комментарий