ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ПОБЕГ
Акитада лежал среди папоротников и смотрел на верхушки мягко покачивающихся деревьев и на мигающие звёзды, пока у него не закружилась голова.
Мир был наполнен запахом травы и клевера, ясным щебетанием просыпающихся птиц, прикосновением прохладного, росистого ветерка. Большего он не желал.
Но Хасео отвлёк его от этого.
– Цепи, - подкравшись тихо сказал он. – Нам надо снять цепи. У тебя ещё есть долото или молоток?
Акитада знал, что это не так, но он сел и прощупал свою одежду.
– Я потерял их где-то внутри. – он посмотрел на тёмную фигуру своего товарища и почувствовал себя пристыженным и бестолковым. – Мне жаль. Это было небрежно, - смиренно сказал он. – Я должен был помнить.
Всё было напрасно, и теперь их поймают, потому что цепи не позволят им уйти от поисковых отрядов, которые вскоре начнут прочесывать склоны. Он снова взглянул на небо. Слева от них была слабый, но всё же заметный признак зари. Восток. Насколько он мог разобрать, они находились на противоположной стороне горы, намного выше и позади утёса с барсучьими норами. Это было хорошо, потому что их нельзя было ни увидеть, ни услышать с места работы.
Хасео вздохнул.
– Неважно. Я тоже потерял своё. Слушай, может ты лучше перевяжешь мне ногу. Я понемногу теряю сознание. Вот. Разорви мою рубашку.
Акитада не мог видеть Хасео, но почувствовал, когда ткань коснулась его, и нащупал ногу Хасео. Его пальцы коснулись крови, большого количества крови, тёплой и скользкой. Он разорвал рубашку на полоски, сложил часть ткани и сказал Хасео прижать ее к ране, а затем завязал на месте как можно крепче.
– Останься здесь, - сказал он Хасео, - пока я поищу камень, чтобы разобраться с цепями.
После долгих испытаний и неудач они обнаружили, что, если натянуть цепь на выступ скалы, а затем ударить по ней камнем, в конечном итоге звено сломается. Негромкий, но резкий звук пугал их, что кто-то может их услышать, и они много раз останавливались, чтобы прислушаться. Но кругом было тихо, и в конце концов они решили, что находятся слишком далеко от входа в шахту, чтобы их могли услышать. Однако, к тому времени, когда они освободились, они оба были основательно измотаны.
Ночь уже была не такой тёмной. Полупрозрачно-серый свет постепенно развеял тьму, и
склон горы вокруг них был заполнен зловещими тёмными и неясными формами. Они были далеко не в безопасности, потому что при дневном свете преследователи обнаружат, что они сбежали. Вокруг поднимались другие вершины, лесистые и скалистые. Ночь всё ещё нависала над западом, иначе они могли бы увидеть море. Им придется спуститься с этой горы и уйти как можно дальше от шахты. Проблема заключалась в том, что ни один из них не знал, где они находятся. Хасео извиняющимся тоном объяснил, что он не думал о побеге, когда его привезли сюда, а Акитада был без сознания.
Акитада с любопытством посмотрел на Хасео в сгущающемся свете. Он впервые заметил, насколько тот похудел с тех пор, как они встретились за частоколом гавани. Хасео тоже посмотрел на него и улыбнулся. «Несомненно, - подумал Акитада, - я выгляжу намного хуже, чем он, даже без пропитанной кровью повязки на ноге». Трудно представить себе двух существ, менее годных успешно сбежать с вершины горы, охраняемой людьми Кумо. Но они были свободны и у них был шанс, и это было прекрасно. Он усмехнулся.
– Почему ты смеешься? – спросил Хасео.
– Мы выглядим ужасно, но, клянусь небом, мы справимся, - сказал Акитада и улыбнулся, глядя на измученное лицо Хасео. – Твоя нога всё ещё кровоточит. Ты можешь идти?
Хасео встал и сделал несколько шагов, чтобы посмотреть вниз по склону горы.
– Идём отсюда, - сказал он. - Она перестанет кровоточить, а если не перестанет, я, по крайней мере, выдержу некоторое расстояние между собой и этими ублюдками, прежде чем упаду без сознания.
Пока солнце медленно поднималось над горами, они карабкались через заросли кустов и ежевики, скользя часть пути на ягодицах, пока не достигли небольшого ручья. Он пузырился и плескался под гору, пробираясь вокруг камней и над ними, пока не достиг небольшого водоёма, где собирался, чистый как воздух, прежде чем омыть скалу, выступающую в небольшом водопаде.
Здесь они напились, а затем умылись. Вода была холодной, но с ней удалялись слои пыли, пота и грязи, и они оба выглядели почти людьми.
Это было такое приятное место и такое мирное – единственный признак жизни сбежавшего кролика, - что они остановились, чтобы заняться своими травмами. Акитада порвал рубашку и заменил пропитанную кровью повязку на ноге Хасео. Кровотечение, казалось, уменьшилось, но Хасео был бледен и дрожал, хотя день был теплый, и они сидели на солнце.
– Я могу задержать тебя, - сказал Хасео, когда поднялся на ноги.
– Не будь смешным. Я хромаю, – колено Акитады не выдержало поспешного спуска. Это было болезненно, и Акитада боялся, что оно снова распухнет.
Хасео взглянул на него и слабо усмехнулся.
– Два калеки.
Они улыбнулись друг другу, хотя причины улыбаться не было, и пошли вниз по ручью. Акитаде понравилась жизнерадостность Хасео. Безмолвный, сердитый заключённый в частоколе казался другим человеком. Этот Хасео обладал одновременно смелостью и чувством юмора. И он говорил, как образованный человек.
– Почему ты не разговаривал, когда мы впервые встретились? – спросил Акитада через некоторое время. – Я думал, ты нас ненавидишь.
Лицо Хасео потемнело.
– Так и было. Я понял, что, когда стражники и охранники узнали, как я говорю, они обработали меня кнутом. Имей в виду, мне потребовалось время, чтобы разобраться с этим. Раньше я думал, что мужчина с моим прошлым может изменить отношение к заключённым. Но мои предложения и комментарии не были хорошо приняты ни охранниками, ни моими товарищами по заключению. Когда один из других заключённых рассказал солдатам, что я собираюсь пожаловаться на их жестокость следующему чиновнику, с которым я встречусь, я усвоил урок. Моя спина – постоянное напоминание никому не доверять. Так что я вообще перестал говорить.
– Но ты говорил со мной в шахте.
Хасео криво улыбнулся.
– К тому времени я знал, что ты похож на меня. Слишком умный, чтобы знать, когда заткнуться. Кстати, кто ты?
– Сугавара Акитада. Я служащий на временной работе в Садошиме.
– Сугавара? – Хасео приподнял бровь и присвистнул. – И имперский чиновник! Но ты имеешь в виду, что раньше был. Какое преступление ты совершил?
– Никакого. Я не заключённый и не ссыльный. Я свободный человек, – Хасео упал на траву и беспомощно рассмеялся. Акитада остановился и усмехнулся.
– Ну, - поправил он себя, - теоретически я свободный человек. Проблема заключается в том, чтобы вернуться в штаб-квартиру провинции в Мано, чтобы подтвердить мою личность. И только боги знают, что нас там ждёт.
Хасео перестал смеяться и медленно сел.
– Ты серьёзно? Но что случилось?
Акитада наклонился, чтобы помочь Хасео, и поморщился от боли в колене.
– Это слишком длинная история. Давай продолжаем двигаться, и я постараюсь рассказать тебе кое-что по дороге.
Но когда он повернулся, его глаза уловили какое-то движение по другую сторону ручья. Какое-то большое покрытое шерстью животное?
Возможно, но он так не думал.
– Спрячься, - прошептал он Хасео и пересек ручей. У него болело колено, но ему нужно было выяснить, видели ли они их.
Он почти сразу заметил приземистую коричневую фигуру. С такого расстояния напоминающая неуклюжего медведя с кудрявой гривой, женщина-гоблин шла в гору с двумя вёдрами воды. Акитада осмотрел местность. Насколько близко они находятся от лагеря шахтёров? Склон холма был пуст, но, очевидно, в ручье гоблин набирала воду для приготовления пищи. Дорогие небеса, а что, если бы она их видела? Он не мог воспользоваться этим шансом.
Женщина-эзо и в лучшие времена не была особенно подвижной, и ей мешали полные ведра. Когда она остановилась, чтобы оглянуться, Акитада был уверен. Он сделал рывок и схватил её за плечи, чтобы развернуть. Из вёдер хлынула вода, и она вскрикнула.
Теперь, когда он поймал женщину, Акитада не знал, что с ней делать. Благоразумие предлагала убить её или, по крайней мере, связать, чтобы выиграть немного больше времени, но он вспомнил о дополнительной еде, которую она ему принесла, и не мог заставить себя сделать ничего из этого.
Она посмотрела на него с выражением лица, которое было отчасти страхом, а отчасти радостью. Он опустил руки, она поставила вёдра и улыбнулась знакомой зубастой ухмылкой.
– Ты в безопасности, - сказала она, кивая головой. – Хорошо! А теперь иди быстрее. – Грязно-коричневая рука махнула вниз. Когда он не двинулся с места, она сказала: - Они рыщут в горах, – Её рука поднялась вверх и помахала кругом вокруг горы, показывая, где идут поиски.
Хасео подошёл к нему сзади.
– Мы не можем позволить ей уйти, - мягко сказал он.
Акитада развернулся и прошипел:
– Нет. Она никому не скажет, – хотел бы он быть в этом уверен, как показывал. Её слова означали, что она не станет, но что, если она солгала, чтобы спасти свою шею? Это был ужасный риск, и он также рисковал жизнью Хасео.
Хасео покачал головой.
– Не будь дураком. Она враг. Я сделаю это, если тебя это слишком сильно беспокоит. Он протянул руку вперед, и Акитада увидел, что он сжимает большой камень.
Он встал между Хасео и женщиной.
– Нет. Она спасла меня от огня и была добра ко мне. Я не могу отплатить ей, позволив тебе убить её.
Они говорили тихо, а она нервно наблюдала.
Кто-то крикнул вдалеке, и она склонила голову.
– Уходи сейчас же. Быстро или они убьют! – настойчиво сказала она, указывая на долину.
Акитада приложил палец к губам, и она кивнула. Он повернулся, взял Хасео за руку и затащил обратно в деревья.
Хасео бросил камень.
– Это было глупо. Ты и глазом не моргнёшь, как они догонят нас! Ты должен был оставить её мне. Я бы позаботился о ней.
Акитада только покачал головой.
Они бросились, спускаться вниз с горы по ручью так быстро, как только могли их нести ноги, прислушиваясь к звукам преследования. Боясь быть замеченными сверху, они оставались под покровом деревьев, хотя это их замедляло.
Но всё оставалось тихо, и в конце концов, запыхавшись и не в силах больше бежать, они достигли долины. Ручей расширился, и горы отступили по обе стороны от них.
Они увидели первые признаки человеческого жилья: небольшие рисовые поля или огороды, расположенные на узких плато. Хасео съел большую редьку и половину спелой дыни в одном из них, и они ненадолго остановились, чтобы проглотить еду и запить её водой.
Позже они обогнули несколько небольших ферм, опасаясь, что их заметят, даже когда дома выглядели как заброшенные лачуги.
Акитада опасался, что крестьяне будут верны Кумо и сообщат ему о сбежавших шахтерах. Ходить становилось всё труднее. Они нуждались в отдыхе, но боялись преследователей старались идти всё быстрее.
Когда они, шатаясь, спустились с еще одного холма и нашли дорогу, солнце садилось.
– Я не могу идти дальше, - сказал Акитада, опускаясь под елку, одну из небольшой рощи, и потирая болезненно опухшее колено. – Как твоя нога?
Хасео стоял, покачиваясь. Он выглядел ужасно бледным.
– Думаю, снова пошла кровь, - пробормотал он. – Не хочу знать.
Затем он рухнул в высокую траву.
Акитада ждал, когда он снова сядет, но Хасео либо заснул, либо отключился. Он подполз и проверил. Повязка пропиталась свежей кровью. Но Хасео дышал нормально, его рот отвисал от усталости. Ему нужен был отдых и помощь врача.
Рядом был небольшой ручей, и Акитада спустился к нему. Собрав немного мха, он намочил его в холодной воде и поднёс к колену. Он был в обмороке от голода и беспокоился о Хасео.
Он понятия не имел, где они были, но предположил, что дорога перед ними в конечном итоге вела к Мано. Движение на юг должно привести их к морю. Но по дорогам ходили люди, и они привлекали внимание. Его впервые поразило то, что у них был выбор между риском повторной поимки, смертью от ран или недостатком пищи в пустоши.
Когда его колено немного успокоилось, он собрал еще мха и намочил его, а затем пополз обратно туда, где оставил Хасео. Но Хасео больше не был один.
Вглядываясь в его спящую фигуру, стоял мальчик лет десяти, к спине которого был привязан груз валежника. На нём была только рваная рубашка, и он выглядел не намного лучше них. Возможно, поэтому он не убежал, когда подошел Акитада.
– Что с ним случилось? – спросил он, указывая на окровавленную повязку Хасео.
– Он упал, спускаясь с горы, - сказал Акитада, развязывая повязки и набивая рану влажным мхом. – Ты живёшь поблизости?
– В деревне. Если он ранен, отнеси его Рибате.
Акитада замер.
– Рибате? Монахине Рибате? – ошеломлённо спросил он мальчика. – Ты знаешь её?
Юноша скривился от глупого вопроса.
– Конечно. Она ведь здесь живёт, как же её не знать?
Акитада встал и огляделся.
– Здесь? Где?
Мальчик указал на гору на другой стороне дороги.
– Там наверху. Вы можете видеть дым. Значит, она дома. Иногда она уходит.
Акитада с сомнением посмотрел на ребёнка. Зачем монахине жить здесь, на горе? Однако, чем больше он думал об этом, тем больше склонялся верить сказанному. Он покосился на тонкую спираль дыма, поднимающуюся над высокими кедрами на полпути к склону горы.
И монахини, и священники удалялись в уединенные горные жилища, чтобы проводить свои дни в молитве и медитации. И они, вероятно, были недалеко от Мано. Он спросил мальчика:
– А до Мано отсюда далеко?
Юноша поджал губы и посмотрел на солнце.
– Возможно, ты доберёшься туда к ночи, но лучше сначала пусть она взглянет на твоего товарища. Она вылечила мне руку после того, как я сломал её в прошлом году, – вдали тихо звенел храмовый колокол. Мальчик поправил ношу. – Мне пора, - сказал он и побежал прочь.
Акитада взглянул на спящего Хасео и решил отодвинуть его на несколько футов в кусты, чтобы его не было видно с дороги.
Затем он пересёк дорогу и поле высокой травы и начал свой подъём через лес к отшельнице Рибате. Через некоторое время он нашёл тропинку, но она была крутой, и когда он, наконец, вышел из лесной тропы на небольшую поляну, он был весь в поту и не мог сдержать дрожь в ногах.
На поляне стоял крохотный деревянный домик, покрытый лозами ипомеи и окруженный небольшим огородом. Внизу лежала покрытая травой долина, а за ней поднимался ещё один лесистый склон горы. В нескольких футах от него находился открытый огонь, на бамбуковой треноге висел большой чайник. В его сторону плыл аппетитный запах. Хижина Рибаты была простой, но вполне подходящей и напоминала многие подобные места в горах вокруг столицы. Только обилие цветов, голубая утренняя слава, покрывающая его крышу, золотые колокольчики лилейников, жёлтый рапс и пурпурные астры наводили на мысль, что отшельница была женщиной с утонченным вкусом. Маленькое место было так хорошо спрятано среди деревьев и виноградных лоз, что найти его могли только те, кто знал о его существовании.
Сильно ободренный всем этим, Акитада подошел к хижине и крикнул:
– Есть ли кто-нибудь дома?
Это действительно была Рибата, которая появилась в дверном проёме, выглядя такой же стройной и аристократичной в своём белом халате и фате, какой он её помнил. Он поклонился.
– Простите за вторжение, преподобная госпожа, но меня сюда направил мальчик из деревни. У меня есть друг, который ранен.
Она прикрыла глаза, затем спустилась по ступенькам, чтобы взглянуть на него поближе. Полуобнажённый, грязный, с растрепанными волосами и бородой на лице, он подумал, что вряд ли станет желанным гостем, но она узнала его.
– Такэцуна? Слава всемилостивому Будде, - пробормотала она. – Это действительно ты? Мы почти не надеялись увидеть тебя.
Акитада уже так долго не считал себя Такэцуной, что её ошибка заставила его рассмеяться. Или, возможно, он наконец увидел дружелюбное лицо, его с удовольствием встретили, приняли – всё это сигнализировало о его возвращении в безопасное место, в мир, который он знал, переступив порог между неминуемой смертью и жизнью. Ему было трудно перестать смеяться, но затем его ноги снова начали дрожать, и он споткнулся о маленькое крыльцо и сел.
– Мы сбежали из одной из шахт Кумо, - объяснил он. – Но можешь ли ты пойти со мной, чтобы помочь моему другу? Он потерял много крови из-за раны на ноге. Мы должны как можно скорее добраться до штаб-квартиры провинции в Мано.
Она не стала задавать вопросы. Сказав: «Отдохни, пока я собираюсь», она исчезла в хижине. Акитада прислонился к одной из балок, поддерживающих крышу, и нежился в лучах солнца, не подозревая, что в глазах у него собрались слёзы и медленно потекли. Над ним в утренней славе роились пчёлы. Голуби ворковали в ветвях кедра, а далеко над ним воздушный змей кружил на ветру. Он закрыл глаза.
– Масако? Тошито?
Акитада резко проснулся, на мгновение не совсем уверенный, где он был. Затем его окружение приобрело форму и значение, и он увидел, что Рибата вышла из своей хижины. Она держала свёрток и смотрела в сторону леса. Акитада вскочил на ноги.
– Масако? Масако здесь? А Тошито? Сын Мутобе Тошито? Я думал, он сидит в тюрьме в Мано.
– Они оба здесь, – Рибата посмотрела на деревья. – Когда вы не вернулись до суда, дети решили сбежать.
Масако помогла Тошито, подсыпав в суп для охранников снотворный порошок. Они пришли ко мне и с тех пор остаются здесь. Я не знаю, где они сейчас. Нам понадобится их помощь.
Акитада попытался разобраться в этом. Рибата очень естественно сказала, что Масако должна быть с сыном Мутобе. Что бы он ни думал о молодой девушке, которая помогла обвиняемому убийце сбежать из его тюремной камеры, накачав зельем охранников, то, что пришли сюда, чтобы спрятаться, было правильным. Возможно, монахиня сама предложила это во время одного из визитов к молодому человеку. Возможно, она даже снабдила Масако правильными травами, чтобы добавить их в еду охранников. Рибата, похоже, умела появляться в интересных ситуациях. Но Масако здесь?
Акитада подумал, что он скажет девушке, когда они встретятся.
Он не думал об их занятиях любовью уже много недель. Это время казалось невероятно далёким, хотя он обнаружил, что её связь с Тошито не слишком ему нравилась.
– Я должен вернуться к своему другу, - сказал он, двигаясь по тропинке вниз с горы. – Он у дороги, возле ручья и елей. Если я пойду вперёд, вы найдёте?
– Я знаю это место, – кивнула она.
Он, хромая, спустился с горы, пересёк поле и пустую дорогу и обнаружил, что Хасео всё ещё крепко спал в траве, где он оставил его. Слегка потрепав по плечу, он подождал, пока его спутник неуверенно сел, а затем сказал:
– Хорошие новости. Я нашёл для нас убежище с кем-то, кого я знаю. Вполне безопасно. И есть хороший шанс, что Кумо ещё не захватил остров.
Хасео попытался подняться на ноги, но потерпел неудачу.
– Откуда ты знаешь, что это безопасно? - спросил он, с тревогой оглядываясь по сторонам.
– Мои друзья тоже скрываются. Это слишком длинная история, чтобы рассказывать её сейчас, но здесь есть монахиня, настоящая целительница. Её убежище находится на этой горе. Она позаботится о твоей ране.
Глаза Акитады смотрели на ряд деревьев на другой стороне дороги. Рибаты и остальных пока не было видно. Он становился нетерпеливым и беспокоился, что они находятся слишком близко к дороге.
– Давай, обопрись на меня. Мы пойдем в лес и подождем там.
Глаза Хасео проследили за ним.
– Извини, - сказал он. – Тебе придётся идти без меня. Я могу остаться здесь.
– Нет. Просто держись за меня. Если придётся, я понесу тебя на спине. Ты затащил меня за собой в шахту, и это было гораздо тяжелее.
Хасео со слабым смешком подчинился, и они двинулись через дорогу, а оттуда через поле высоких колышущихся трав к крутому лесистому склону горы.
Но вдруг Хасео резко сел посреди поля.
– Это бесполезно, - выдохнул он. – У меня нет сил.
Он выглядел ужасно бледным, и, к ужасу Акитады, кровь снова сочилась из его импровизированной повязки. У них не осталось ничего, что можно было бы использовать в качестве бинта и они беспомощно смотрели друг на друга. Хасео слегка усмехнулся.
– Знаешь, Акитада, для чиновника и знатного человека ты необычайно щедрый и терпеливый человек. Я был прав, когда доверял тебе, – Хасео впервые использовал личное имя.
Акитада почувствовал себя тронутым и польщённым.
– Мы полагаемся друг на друга, - сказал он, сжимая плечо товарища. – Когда мы доберёмся до штаб-квартиры провинции, я посмотрю, что можно сделать с твоим делом, хотя боюсь, что не имею никакого влияния на правительство в Хэйан-кё.
– Неважно. У меня есть друзья, - сказал Хасео. – Возможно, теперь, после того, что со мной случилось, они проявят больше старания. Теперь есть шанс там, где его раньше не было.
– Хорошо бы, – Акитада прикрыл глаза от заходящего солнца и посмотрел на склон горы. Вот они наконец. Из-за деревьев вышли три фигуры, две женщины и мужчина.
Тошито подошёл к ним первым. Акитада почти не узнал его. Стройный бледный молодой человек, которого он в последний раз видел в тюремной камере, превратился в крепкого бородатого крестьянина. У Тошито, похоже, была та же проблема; его глаза изучили их лица, прежде, чем он кивнул Акитаде. Но в его поведении не было ничего дружелюбного или благодарного.
– Кто твой друг? – прямо спросил он.
– Друг заключенный. Мы сбежали из шахты Кумо.
Затем к ним присоединились женщины. Рибата мило улыбнулась Хасео и поклонилась, сложив руки.
– Благодаря всемилостивому Будде вы оба в безопасности.
Акитада представил её, добавив немного натянуто:
– Очень хорошо, что вы пришли нам на помощь. Боюсь, мой друг слишком слаб, чтобы подняться на гору.
Когда Рибата опустилась на колени рядом с Хасео, чтобы осмотреть его рану, глаза Акитады повернулись к Масако.
Как и Тошито, она носила грубую крестьянскую одежду, а её длинные волосы были связаны шарфом. Она очаровательно покраснела, когда их взгляды встретились, и он обнаружил, что её красота тронула его так же сильно, как и всегда.
– Как дела, Масако? – спросил он мягким голосом, напоминающим их дружбу.
Она покраснела ещё сильнее и сделала шаг ближе к Рибате.
– Я в порядке, спасибо, господин. И очень рада видеть Вас живыми и зд … – её голос затих. Он догадался, что она хотела сказать «здоровым», что звучало бы слишком шокирующе на фоне того, как он выглядел.
Её поведение озадачило его, а её обращение доказывало, что она знала, кто он такой. Она рассказала остальным? Что ж, это уже не имело значения.
– Я вижу, вы знаете, кто я, - сказал он. – Вы читали документы, спрятанные в подкладке моего халата? – она выглядела смущённой, но кивнула.
– Я нащупала бумагу. Поскольку вода испортила бы её, я расстегнула швы. Я увидела императорскую печать – такую же, как в кабинете губернатора, - но положила всё на место после того, как постирала твою мантию.
– Я знаю. Спасибо, – он хотел продолжить расспрос, но решил пока подождать и вместо этого спросить о её отношениях с враждебным Тошито. Взглянув на него, он сказал: - Рибата сказала мне, что вы помогли сыну губернатора сбежать. Это было смело и великодушно, но определённо не очень мудро. Ваш отец, должно быть, безумно беспокоится о вашей безопасности и репутации.
Молодой человек услышал его последние слова и подошёл, его лицо потемнело от гнева. Обняв Масако за плечи, он резко сказал:
– Моя жена находится под моей защитой, и её репутация безупречна, поэтому я советую вам в будущем следить за своим языком и манерами.
Акитада буквально опешил. Он отошел от них, глядя на Масако в поисках подтверждения.
– Ваша жена? – она уткнулась лицом в плечо Тошито. Этого ответа было достаточно. Акитада встретил тлеющий гнев в глазах молодого человека и поклонился.
– Мои искренние поздравления, - сказал он облегчённо. – Я не мог подумать.
Затем он повернулся спиной к ним обоим.
Хасео объяснял свою травму Рибате.
– Кровь сочилась весь день и часть ночи, иначе я был бы силен как бык, - виновато сказал он.
Рибата кивнула.
– Да. Понимаю. Обложить рану мхом было хорошей идеей. Мало кто знает, что он останавливает кровотечение и охлаждает жар в ране.
Хасео улыбнулся Акитаде.
– Идея моего друга.
Тошито, всё ещё сердитый, присоединился к ним.
– Мы могли бы посадить его на ветки и затащить в обитель, но для этого потребуются два сильных человека, а господин Сугавара не выглядит подходящим для этого.
– О, нет, я пойду, - потрясённо воскликнул Хасео.
– Я вполне способен, - отрезал Акитада.
Они разрешили тупиковую ситуацию, когда Тошито и Акитада поддерживали Хасео между собой. Это было неприятное сотрудничество, поскольку их руки соприкоснулись за спиной Хасео. Для Акитады это занятие превратилось в мучение, особенно после того, как они начали восхождение на гору. Его гордость не позволяла ему просить об отдыхе. Вместо этого он заставил себя идти в ногу с более молодым и гораздо более здоровым Тошито. В конце концов, каким-то образом они затащили Хасео на узкую деревянную веранду и посадили его.
Рибата и Масако исчезли внутри, и наступила неловкая тишина. Хасео дремал, как раньше Акитада.
Тошито сердито молчал. В конце концов Акитада не выдержал.
– Так вы с Масако пришли сюда, чтобы укрыться? – спросил он, хотя ответ был очевиден.
Губы Тошито скривились, и он не потрудился ответить. В его манерах не было ничего примирительного. Акитада подумал, что рассказала ли ему Масако об их отношениях. Конечно нет. Но его предыдущие замечания не могли объяснить такой антагонизм.
Мог ли Тошито обвинять Акитаду в том, что он не прибыл вовремя, чтобы оправдать его? Какой бы ни была причина, их пребывание здесь будет более, чем неудобным, если оно затянется. Акитада подавил возмущение и попытался снова.
– Я сделал для вас всё, что мог, и мне удалось получить информацию, которая вас оправдает, - сказал он. – Я был на обратном пути, когда ваши враги остановили меня.
– Я не просил вашей помощи, и я не имел никакого отношения к тому, что с вами случилось, - отрезал Тошито и пошел прочь.
– Хммм, - пробормотал Хасео, открывая глаза. – Это очень злой молодой человек. Что ты ему сделал?
Акитада покраснел.
– Не обращай на него внимания, - уклончиво сказал он. – Он – угрюмый парень, и его обвиняют в убийстве, которого он не совершал. Возможно, он опасается, что мы привлечём сюда наших преследователей.
Но Акитада знал, что во враждебности Тошито было нечто большее, чем простая обида на то, что он и Хасео вторглись в их безопасное убежище. Он вспомнил, что Тошито раздражало его присутствие, даже когда считал его заключённым Такэцуной. Нет, конечно, проблема была в ревности. Тошито либо подозревал, либо знал о его романе с Масако.
Запутанные отношения между мужчинами и женщинами в обители усложняли дело. Он решил разобраться в ситуации позже, когда Рибата очистил рану Хасео, применит протёртые травы и различные мази, и снова обмотает его ногу чистыми бинтами из конопли. Когда Хасео лёг, она попросила Акитаду показать колено.
– Так. Вы искали неприятности и нашли их, господин, - пробормотала она, ощупывая его ногу.
Хотя раньше она обращалась к нему как к Такэцуне, она очень хорошо знала, кто он такой и что он пытался оправдать сына губернатора. Почти первые же её слова ему показали это, но он был слишком потрясён новостью о том, что Масако и Тошито были с ней, чтобы думать ясно. Он задавался вопросом, как давно она знала и помнил её дружбу с семьей Кумо, но он сказал только:
– Да. Боюсь, что я потерял вашу флейту.
Затем она подняла глаза и улыбнулась.
– Неважно. Важна ваша жизнь, – затем она посмотрела через дверь хижины туда, где Масако готовила на открытом огне, а её муж наблюдал. – И это важно не только для вас, но и для ваших близких.
Напоминает ли ему Рибата, что его долг в другом?
Конечно, брак Масако решил его проблему. Теперь не было необходимости брать её в свой дом. Он должен был быть рад, но был извращенно раздражён и обижен тем, что она предпочла незрелого, нелюбезного и неумелого Тошито. Честно говоря, Тошито был, вероятно, всего на несколько лет моложе, но всё же уже достиг официального положения, которое было более надёжным и более высокооплачиваемым, чем у Акитады. И это раздражало.
В своем негодовании он напомнил себе, что хотя она принадлежала к высшему классу, но ей сильно недоставало надлежащего воспитания и что её манеры никогда не будут женственными. В этом смысле она, безусловно, идеально подходила своему новому мужу.
Акитада критически посмотрела на её фигуру, пытаясь найти недостатки. Она была привлекательна, но не больше, чем его жена или другие женщины, которые у него были. В ней была некоторая грубость. Все эти мускулы, хотя и полезные, определённо не были женскими. И всё же, как бы он ни старался успокоить свою оскорблённую гордость, воспоминания о том, как она цеплялась за него в доме её отца, возникали без приглашения, как она притянула его к себе и страстно, жадно заключила в свои объятия. Неужели она действительно ничего не чувствовала?
От воспоминаний его оторвал внезапный резкий спазм в колене.
– Вот, - сказала Рибата, энергично втирая густую мазь в больной сустав. – Это должно помочь. А сейчас, иди отдыхать. Мы разбудим тебя, когда еда будет готова. Хасео растянулся под сосной и уже спал. Акитада внезапно почувствовал себя лишённым сил, но подошел к Тошито, который встретил его хмурым взглядом.
– Вы, наверное, хотите знать, что я узнал о смерти принца, - сказал Акитада.
Тошито посмотрел на Масако, которая бросила в их сторону тревожный взгляд.
– Не особо, - сказал он.
Акитада приподнял брови. Манеры этого парня нельзя было назвать безупречными. Но он не собирался больше тратить время на этого щенка, поэтому сказал:
– Не было убийства. Окисада либо умер случайно, либо покончил жизнь самоубийством, съев яд фугу.
Тошито повернул к нему презрительное лицо.
– Звучит нелепо, - отрезал он. – Я был там, вы помните? Никто не ел рыбу фугу, особенно Окисада. И зачем ему убивать себя, когда он намеревался претендовать на трон?
Акитаде захотелось сбить самодовольного дурака с ног.
– Тем не менее, он сделал это, - сказал он и резко развернувшись пошёл к Хасео.
Погода оставалась сухой и приятной днём, но к ночи становилось намного прохладнее. Здесь в горах, в тени было холодно, и на них не было никакой одежды, кроме рваных штанов. Акитада дрожал и беспокоился о Хасео, который, несмотря на холод, выглядел покрасневшим. Он нашел для себя солнечное, закрытое от ветра место, где беспокойно спал, пока прикосновение Масако к его плечу не вернуло его в сознание.
– Еда готова, - сказала она вслух, затем прошептала: - Что ты сказал Тошито?
Акитада сел. Соблазнительный запах исходил от большого горшка над огнём, и он чувствовал себя голодным.
– Вам не о чем беспокоиться. Я сказал ему, что принц покончил жизнь самоубийством, – он усмехнулся.
– Ой, – она собиралась сказать что-то ещё, но Тошито позвал её.
Хасео выглядел лучше. Он был менее раскрасневшимся и более склонен обращать внимание на других.
– Эти двое влюблены, - сказал он Акитаде, кивая на молодую пару.
Они стояли близко друг к другу, и когда Акитада встретился взглядом с Тошито, молодой человек собственнически положил руку девушке на бедро.
– Ты ему не нравишься, - сказал Хасео. – Должно быть, ревнивый тип. Хотя почему его должно беспокоить такое жалкое чучело, как ты, я не могу понять.
Акитада, в свою очередь, не мог понять Масако. После еды он нашёл возможность поговорить с ней наедине. Она мыла их миски в ручье, текущем за обителью. Тошито ушёл за дровами.
– Почему ты занималась со мной любовью, Масако? – спросил он.
Он напугал её, и она уронила одну из деревянных мисок в воду, и ей пришлось карабкаться за ней. Задержка дала ей время собраться с мыслями. В своей типичной манере она тоже была резкой.
– Когда я узнал, зачем вы прибыли и какая у вас власть, я поняла, что вы можете нам помочь. То есть поможете и Тошито, и отцу. Я была в отчаянии. Но документы были секретными, и я не могла спросить вас, поэтому я попыталась завоевать ваше внимание ... другими способами.
Он вздрогнул, как будто она дала ему пощечину.
– Значит, ты соблазнила меня, и я был достаточно глуп, чтобы позволить соблазнить себя, - с горечью сказал он.
Она кивнула. Акитада отвернулся, сердитый и пристыженный. Было много видов любви. В конце концов, их отношения были всего лишь похотью с его стороны, а с её стороны – чем-то совершенно другим. По крайней мере, он чувствовал сильное влечение к ней, но она просто манипулировала им, чтобы добиться своих целей. И она сделала то, что сделала для другого мужчины, для Тошито. Ему показалось отвратительным, что некоторые женщины, такие как Масако, сильные, независимые и нестандартные, без колебаний отдавали своё тело другому мужчине, чтобы спасти своих мужей или любовников. Он подумал о Тамако. Он с радостью пожертвовал бы своей жизнью ради неё и своего маленького сына и верил, что она сделает то же самое для него, но он надеялся, что она никогда не переспит с другим мужчиной ни по какой причине. От этой самой мысли ему стало плохо.
Масако прошептала:
– Пожалуйста, не говори Тошито. Он тебе завидует.
– Конечно, я не скажу. Но я надеюсь, ты не думаешь, что я помог твоему отцу, потому что ты спала со мной.
– Я всегда буду благодарна, - мягко сказала она.
Он посмотрел на нее.
– Мне жаль, что мы встретились.
Она обхватила себя руками и заплакала.
– Дважды, - сказал он. – Ты дважды лежала со мной, и всё время хотела только наложить на меня обязательства перед тобой?
Она сглотнула и пошмыгала носом, но ничего не сказала в свою защиту или чтобы спасти часть его гордости. После долгого молчания Акитада горько сказал:
– Да будет так. Желаю вам обоим всего наилучшего, – затем он повернулся и ушёл.
Хасео смотрел, как он возвращается.
– Почему в таком гневе? – беззаботно спросил он. – Красивый цветок ударил тебя по лицу?
Акитаде удалось рассмеяться, и он сел рядом с ним.
– Конечно, нет. Сейчас она замужем, и я тоже женатый человек. А ты? У тебя есть жена и дети?
– Три жены и шестеро детей, двое из них сыновья, – голос Хасео звучал одновременно гордо и грустно. – Надеюсь, они ушли к родителям моей первой жены. Она из богатой семьи. Другие мои жены были довольно бедны. А ты?
– Одна жена и один сын. Ему всего шесть месяцев.
– Ты должно быть скучаешь по ним.
– Да. Очень сильно, – его потребность в Тамако внезапно скрутила его сердце. Он был глупцом, желая другой женщины.
– Только одна жена у мужчины твоего положения? – удивился Хасео. – Она должна быть исключительной.
Акитада кивнул.
– Так и есть. – и он желал её всем своим существом.
Остаток вечера Тошито и Масако избегали его. После еды – овощного рагу, перемешанного с пшеном, они вдвоём исчезли в лесу. Акитада наблюдал за ними с некоторой отстраненностью и сосредоточился на других вещах.
Теперь, когда он отдохнул и поел, а его колено больше не болело, он всё больше беспокоился о безопасности. Его глаза продолжали высматривать дорогу в темнеющей долине внизу. Он не мог быть уверен, что гоблин сохранила их секрет, и даже если она ничего не сказала, Кумо уже должен знать о его побеге и достаточно скоро расширит зону поиска на близлежащие районы. Он не мог позволить Акитаде сбежать. Укрытая в лесу хижина Рибаты не была видна снизу, но Акитада вспомнил следы, которые они проложили через высокие травы долины.
Плохо то, что у них нет ни оружия, ни лошадей. Если Кумо нападёт на их след, его люди будут преследовать их, они либо умрут здесь, либо их отведут обратно в шахту, где их ждёт ещё худшая участь.
Он был рад, когда наступила ночь, и вероятность нападения стала маловероятной. Свечи и лампы были потушены рано, и они приготовились ко сну. Женщины остались в хижине, но Рибата вышла с одеялами для своих гостей и коротко поговорила с Тошито, который кивнул и исчез по какому-то делу.
Несмотря на одеяло, Акитада проснулся задолго до рассвета, дрожа от холода. Он встал и начал энергично двигаться, чтобы разогреть свою кровь. Его колено стало намного лучше. Хасео всё ещё спал, и Тошито не было видно. В конце концов, когда ночное небо медленно побледнело, он решил помочь и собрал дрова для очага. Когда огонь разгорелся, он присел рядом на корточках и потер свои замерзшие руки.
Прикосновение к его плечу заставило его подпрыгнуть. Масако протянул одеяло.
– Накройся им, пока не взойдёт солнце.
Он так сделал и наблюдал, как она греет воду для рисовой кашицы, сожалея о своём вчерашнем гневе.
– Как далеко до Мано? – спросил он.
– Полдня ходьбы, если идти коротким путём. Дорога проходит по другую сторону этой горы.
Она вернулась в хижину.
Всего несколько часов ходьбы? Акитада чувствовал себя достаточно хорошо. Несомненно, Хасео сможет проделать небольшое путешествие, которое будет лёгким, когда они дойдут до дороги. После этого – ну, они разберутся со всем, что случится.
Масако вернулась.
– Рибата зовёт тебя, - сказала она.
Когда он нырнул в тёмную комнату, то обнаружил, что монахиня молится. Она сидела в центре небольшого квадратного пространства, совершенно прямая и неподвижная. Тёмные деревянные бусины проходили сквозь её тонкие пальцы, как бобы, падающие через рёбра бамбукового ситечка. Он не мог ясно видеть её лицо, но её губы шевелились, и время от времени он улавливал слово или ритм из сутры.
Он сел напротив неё, тихо ожидая, снова задаваясь вопросом об этой странной аристократической женщине, которая, казалось, была довольна тем, что вела простую религиозную жизнь вдали от двора. Хорошие манеры и уважение к её нынешнему статусу не позволяли ему задавать вопросы. Как только он достигнет Мано и губернатора и начнёт расследование деятельности Кумо и других заговорщиков, он надеялся, что запутанные отношения между семьей Кумо, покойным принцем и Рибатой также разъясняться.
Как будто зная, о чём он думает, Рибата сказал:
– Вы вдвоём сможете отправиться завтра. Затем губернатор созовёт суд, и имя Тошито будет очищено, – она вздохнула и сложила руки вокруг чёток. – Жизнь полна боли. Но молодые люди могут остепениться и растить семью. И вы тоже захотите вернуться к жене и ребёнку.
Акитада кивнул. Он подумал о маленьком сыне, которого оставил. Дети часто болели и умирали в течение первого года жизни.
– Доверьтесь Будде, и всё будет хорошо, - сказала монахиня.
– Да.
Он подозревал, что она направила его мысли к семье, и улыбнулся в темноте, потому что ей это удалось. Его сердце наполнилось любовью и благодарностью за стройную женщину, которую оставил среди чужих, вдали от дома и семьи. Он вспомнил, как она стояла в дверях, держа их сына на руках. Храбро улыбнувшись, она восприняла предстоящую разлуку без жалоб и, конечно, без жалости к себе, с прямой спиной и сильным голосом, когда она крикнула:
– Мы будем ждать твоего возвращения.
Снаружи поднималось солнце, и первый луч прокрался через дверь. Он коснулся рукава и плеча Рибаты, затем осветил её бледное лицо. Она вышла из его света и посмотрела на Акитаду.
Её глаза были необычайно яркими для женщины её возраста.
– Я рада за вас, - сказала она. Затем она сунула руку в рукав и протянула ему флейту. – И я возвращаю это вам. Я надеялась, что вы когда-нибудь придёте за ней. Он неуверенно взял её, поднял на солнечный свет и увидел, что это был «Крик ржанки», флейта, которую она дала ему в саду Кумо, флейта, отобранная у него Вадой.
– Но как она снова попала к вам? – потрясённо спросил он.
– Санэтомо вернул её мне. Похоже, он взял её у достойного сожаления Вады. Санэтомо, конечно, узнал её.
Санэтомо? Вспомнив имя, Акитада резко вдохнул. Кумо Санэтомо вернул флейту её владелице.
«Должно быть, она всё время знала, что с ним случилось», - подумал он, мысли путались в его голове. А Рибата отослала Тошито прошлой ночью. Мысль о том, что она тому поручила, должно быть, пришла слишком поздно; ущерб уже был нанесён. В гневе и отчаянии Акитада чуть не сломал флейту в руках.
Комментариев нет:
Отправить комментарий