ГЛАВА ПЯТАЯ
НЕОГРАНЁННЫЙ ДРАГОЦЕННЫЙ КАМЕНЬ
Утром у Акитады была лишь небольшая головная боль и несколько припухлостей и ссадин, которые достаточно хорошо скрывали его волосы. Он убедился в этом, всматриваясь в себя во дворе. К сожалению, его внешность была омрачена растрепанной бородой. Поскольку у него не было бритвы, он решил попробовать одолжить её у Ямады.
Отец и дочь как раз завтракали. Это снова была пшенная каша, на этот раз с небольшим количеством редиса. Для семьи со статусом Ямады это была плохая еда. Акитада украдкой поглядывал на хозяев. На Масако было то же шёлковое платье, не новое, потому что голубой цвет потускнел в складках, а тёмное платье Ямады имело заплатки на рукаве и воротнике. Могли ли они действительно быть столь ужасно бедными? Возможно, сыну в северной армии потребовались изрядные суммы. Многие молодые люди в армии играли в азартные игры.
Ямада вежливо осведомился о травмах Акитады и повторил историю о нападении заключённого на Ютаку.
Масако ничего не сказала, и, за исключением поклона и тихонько высказанной благодарности за её услуги накануне, Акитада избегал разговаривать с ней и смотреть на неё. Когда они закончили, он попросил взаймы бритву. Его просьба была встречена неловким молчанием, после чего Ямада сказал:
– Простите меня, но такие вещи давать заключённым запрещено.
– О, - сказал Акитада. – Конечно. В вашем доме я забываю, что я пленник. Он коснулся своей бороды с печальной улыбкой. – Мне не приятно общаться с вами в таком неопрятном виде, но, я полагаю, ничего другого не остаётся.
– Но, - быстро сказала Масако, - я могу побрить тебя. Я всегда брею отца.
– Нет, - воскликнул Акитада, быстро вставая, - я и не мечтал о таком одолжении молодой хозяйки.
– Что ж, - вставил её отец, - я полагаю, это необычно, но вряд ли мы можем ожидать, что будем жить по старым правилам, каждый из нас. Масако неплохо владеет бритвой. Вы можете полностью ей доверять.
– Конечно, я ей доверяю, - сказала Акитада, покраснев, - но ей, конечно, не пристало брить мою бороду. Возможно, слуга...
– У нас нет слуг, - практично сказала Масако. – Но если это тебя смущает, то я не настаиваю.
Это была тупиковая ситуация, которая, как и ожидалось, закончилась после заверений и извинений Акитады, когда он сидел на краю веранды, а она, подогнув колени, сидела рядом с ним и брила ему бороду. Ямада удалился в свою комнату, где погрузился в документы.
Близость Масако беспокоила Акитаду так же, как её лёгкие прикосновения к его коже. Он не мог не смотреть на её лицо, настолько близкое к его собственному, что чувствовал тепло её дыхания. У неё были необычно длинные ресницы, такие же шелковистые и густые, как её волосы, а её полные губы время от времени поджимались от сосредоточенности. Однажды они раздвинулись и между зубов показался кончик её розового языка. Белых зубов. Она не чернила их, как это делали другие женщины её класса. Он вспомнили, что его жена тоже не чернила зубы, если только ей не предстояло появляться на публике. Воспоминания о Тамако потрясли его настолько, что он отвёл глаза от красивого лица Масако. Но это не сильно помогло, потому что его взгляд упал на её запястье, тонкое и белое, там, где рукав её платья соскользнул назад, в отличие от её покрасневших и грубых кистей.
Он вспомнил, как впервые встретил её, как она шла босиком и какими грязными были её красивые ножки. Как могла такая красивая и рождённая в семье чиновника молодая девушка вести жизнь грубой служанки? Неужели её образованием так же пренебрегли, как и её манерами? Он чувствовал извращённое желание защитить её.
В замешательстве он выпалил:
– Почему ты и твой отец такие бедные?
Она уронила бритву себе на колени и уставилась на него.
– Что ты имеешь в виду?
О, Боже. Он даже мог не обращать внимание на пшенную кашу и их починенную одежду. Но эта её работа…
– Вы очень хорошо знаете, - сказал он серьёзно, - что юная госпожа вашего положения не должна заниматься той работой, которую, как я видел, вы выполняете. Это должны делать рабы или изгои. Только крайняя нищета могла заставить вашего отца так мало заботиться о своей дочери.
Она покраснела, а её глаза вспыхнули.
– Моё поведение тебя не касается, - прошипела она, размахивая бритвой, чтобы показать свою точку зрения.
– Если я хочу брить мужчин, это моё дело. И если я хочу работать на тюремной кухне, это тоже моё дело. Позволь мне сказать тебе, что такая жизнь для меня более интересна, чем проводить дни и ночи в какой-нибудь тёмной комнате, читая стихи, как прекрасные дамы, с которыми ты знаком. Мне надоело, что люди говорят мне, какая я неподходящая и что ни один господин не захочет на мне жениться. В Садошиме живут только крестьяне, солдаты и заключенные. Немногочисленные чиновники либо слишком стары, либо уже устроены, и не собираются искать другую жену. Лучшее, что я могу сделать, это выйти замуж за такого нищего изгнанника, вроде тебя, и он наверняка оценил бы тот факт, что я могу приготовить еду, убрать кухню и побрить ему бороду, когда это понадобится.
Они уставились друг на друга, встревоженные открытием шлюзов подавляемого разочарования. Глубокий цвет, в который окрасилась её полупрозрачная кожа, напомнил Акитаде румянец розы.
– Простите меня, - сказал он, взяв её за руку.
– Я не это имела в виду, - тут же воскликнула она. Оба смущённо рассмеялись.
Он взял бритву из её руки и отложил в сторону.
– Ты очень добра ко мне, Масако, ты и твой отец. Мне было интересно, нет ли у вас каких-то проблем. Возможно, я смогу помочь.
Она не стала говорить ему, что уж он-то вряд ли может кому-то помочь. Вместо этого она покачала головой и трепетно улыбнулась.
– Спасибо. Ты очень добр. Это временная ситуация и касается чести моего отца. Боюсь, я не могу сказать больше этого.
– Что-то связано с тюрьмой или заключёнными? - настаивал он, гадая, был ли Ямада каким-то образом вовлечён в затруднительное положение Тошито.
– Нет. Не тюрьма. Другой долг. Пожалуйста, не задавай больше вопросов, – она снова взяла бритву и закончила брить его бороду, а он сидел, раздумывая над её словами. Какое ещё задание было у Ямады? Как бы то ни было, это, вероятно, каким-то образом связано с деньгами, поскольку лишения, которые они переносили, должны быть связаны с тем, что он должен вернуть деньги. Возможно, Ямада неправильно распорядился государственными средствами?
Она отложила бритву и улыбнулась ему.
– Вот. Ты очень красивый, - сказала она. – И ты мог легко перерезать мне горло и сбежать.
Он улыбнулся в ответ.
– Твоё горло слишком красивое для этого, и у меня мало шансов уехать с острова. Именно поэтому сюда в первую очередь отправляют ссыльных.
– Что касается побегов, то они были. По крайней мере, люди исчезли загадочным образом. Говорят, рыбаки с материка занимались прибыльным бизнесом, переправляя изгнанников. Конечно, для этого нужно много золота, но у некоторых из дворян есть богатые семьи в столице или в провинциях, – она остановилась и зажала рот рукой. – О, Боже. Я слишком много говорю. У тебя есть семья? – Акитада громко рассмеялся.
– Мы очень бедны, – это была правда. Вряд ли они смогут собрать деньги на проезд в Садошиму, не говоря уже о сумме, связанной с попыткой побега. Но тема была интересная. – Я полагаю, что принц Окисада мог бы воспользоваться таким методом, если бы захотел. Почему он остался?
– О, принц был слишком знаменит. Его бы быстро поймали. И о нём говорят, что он был слишком мягок, чтобы так рисковать, – она нежно посмотрела на Акитаду. – С другой стороны, ты выглядишь способным принять любую опасность. Откуда у тебя шрам на плече?
Акитада увидела восхищение в её глазах и улыбнулся.
– Получил удар мечом. И с твоей стороны не пристало смотреть на умывающегося мужчину.
Она покраснела. Некоторое время они сидели, глядя друг на друга, затем она отвернулась.
– Я говорила тебе, что моя жизнь много интереснее, чем жизнь настоящих молодых дам, - легкомысленно сказала она. – Не могла не заметить, что шрам недавний, но были и другие. Ты известный фехтовальщик?
– Нет, что ты, – её внезапный тёплый взгляд заставил его почувствовать себя неловко, и он начал подниматься. – Пора идти в архив, – она схватила его за руку.
– Даже спасибо не скажешь, что я сделала тебя таким красивым?
Акитада посмотрел в её смеющиеся глаза. Приглашение в них было безошибочным и тревожным. Часть его не одобряла такой напористости. Она была самой неподходящей девушкой, которую он когда-либо встречал. Но его сердце таяло, и он чувствовал, как дрожит в его руке её рука. Ей удалось заставить его чувствовать себя неловко, как маленькому мальчику. Осторожно убрав руку, он поклонился.
– Я глубоко в долгу перед тобой, Масако. Может, я смогу сделать что-нибудь из твоих дел сегодня вечером после работы? Она тоже стояла, крутя в руках бритву. Её щеки все ещё были красными, а глаза блестели, и она ответила на его слова.
– Спасибо. Для меня будет честью, Такэцуна.
Один из клерков выглядывал из двери в архив, но тут же исчез, когда увидел Акитаду. В тёмном зале никого не было. Акитада нервно огляделся, гадая, чего ожидать после вчерашнего нападения. Вдруг появился Ютака.
Он улыбался во все зубы. За ним мрачно следовали двое клерков.
Ютака сделал жест, и они преклонили колени, глубоко поклонившись.
На мгновение Акитада испугался, что его личность раскрыта, но затем Ютака сказал:
– Эти тупые болваны хотят выразить свои скромные извинения за свою ошибку. Они надеются, что на этот раз вы их простите.
– Пожалуйста, - сказал Акитада двум клеркам, - встаньте оба. Шидзё-сан, в этом не было необходимости. Мне объяснили ошибку, и я уверяю вас, что мне намного лучше.
– Это хорошо, - воскликнул Ютака. – Хорошо и щедро. Да. Ну тогда. - он посмотрел на своих клерков, которые всё ещё стояли на коленях, и закричал: - Вы слышали, ленивые болваны. Поднимайтесь! Поднимайтесь!! Возвращайтесь к работе! И не совершайте снова такой глупой ошибки, иначе я увижу, как вас снова побьют.
Акитада поморщился. Ютака поступил довольно несправедливо. Они просто откликнулись на его крики о помощи. Неудивительно, что большой, Гэндзо, бросил на Акитаду довольно неприятный взгляд, прежде чем поспешил прочь.
В своём наказании они винили его.
День прошел спокойно. Как правило, документы, над которыми работал Акитада, не представляли для него особого интереса, и он приобрел привычку механически копировать, обдумывая множество загадочных событий последних дней. Главной из них была смерть Джисея. Кто забил его до смерти?
Огата упомянул о драке, но узников наверняка поймали. Это сделали охранники? Зачем? Он был таким слабым, безобидным существом и слишком робким, чтобы попытаться сбежать. Кроме того, он рассчитывал, что скоро его выпустят. И этот толстый пьяница Огата почти наверняка скрыл убийство из страха. Это говорит о том, что Джисей был убит по чьему-то приказу. Неужели он увидел то, чего не должен был видеть? Акитада с дрожью вспомнил, насколько Джисей был уверен, что его отправят домой. Кто обещал ему досрочное освобождение? Акитада воспринял это как своего рода милосердную практичность, потому что гноящиеся колени и руки Джисея делали его бесполезным для работы в серебряном руднике, но существовали законы, запрещающие освобождать заключенных до отбытия наказания. И оставалось только пустое обещание, ложь, которую никогда не собирались сдерживать. Настоящим намерением всё это время должно было быть убить его. Акитада решил, что Джисей знал кое-что, чем он торговался за своё освобождение и что стоило ему жизни.
Он был так озабочен убийством Джисея, что почти не заметил интересного пункта в документе, над которым работал. Это касалось учреждения под названием «Управление общественных ценностей». По-видимому, один из прежних губернаторов Садошимы основал склад, где люди могли хранить семейные сокровища в обмен на наличные деньги или рис. Позже, скажем, после хорошего урожая, они могли выкупить предметы. Такие места существовали и в других частях страны, но обычно они принадлежали крупным храмам и помогали фермерам покупать посевной рис весной. Он пролистал страницы в поисках объяснения государственного надзора в Садошиме и обнаружил, что большая часть того, что оставалось на хранении, похоже, было серебром. Акитада вспомнил, что часть добычи серебра находилась в руках частных семей, например, Кумо. Но наиболее интригующим было то, что чиновником, который в настоящее время руководит «Управлением общественных ценностей», был не кто иной, как Ямада.
Вечером после работы Акитада направился прямо на тюремную кухню. От одной из плит в большой глиняной печи поднимался пар, и в горячем воздухе витал запах еды. Масако, стоя к нему спиной, одетая в грубый хлопковый халат и платок, наполняла бамбуковый бак дымящимся супом. Рядом с ней стояла корзина с пустыми мисками. За исключением тонкой талии и определенной грации в движениях, она выглядела в точности как крестьянская девушка.
– Я пришел помочь, - сказал Акитада.
Она повернулась, её лицо было красным и влажным от огня и пара, и убрала прядь волос, выбивавшуюся из-под платка. Сверкнув улыбкой, она указала на корзину с мисками.
– Я отнесу еду охранникам и заключённым. Если хочешь, можешь помочь.
Он с готовностью согласился, взяв в одну руку ручку полного бака с супом, а в другую – корзину с мисками и последовав за ней через двор к низкому зданию тюрьмы.
В караульном помещении их встретили грубо.
– Что? Опять тушеная фасоль? – пожаловался один крупный, дородный охранник, презрительно принюхиваясь. – Мы уже неделю не ели рыбы. Полагаю, ты копишь на новое шёлковое платье.
Его напарник нагнулся, и поднял Масако юбку и посмотрела на её ноги.
– Мы не против, если ты будешь одевать немного меньше одежды, - сказал он и рассмеялся.
Масако отдернул юбку и отчеканила:
– Если вы не хотите суп, заключённые будут рады получить добавку. В любом случае эта еда положена им. Вам платят достаточно, чтобы купить себе. Если хотите деликатесов, сходите на рынок. Мы достаточно долго кормили вас, лентяев.
Это было встречено с удивлением.
– Но, - заскулил первый охранник, - так было всегда. И вы знаете, что мы не можем оставить свой пост и отправиться на рынок.
Она положила руки на бедра и посмотрела на него.
– Тогда приноси себе еду из дома. А теперь открывай! У меня нет времени.
Более крупный охранник пробормотал себе под нос, но достал ключи и фонарь. Пройдя мимо Акитады, который нёс тяжёлый бак с едой в одной руке, а другой удерживал корзину с мисками, он принюхался.
– Он хорошо пахнет тушеной фасолью, - сказал он заискивающим тоном.
– Открывай! - отрезала Масако.
Ещё что-то бормоча, он пошёл впереди них по коридору, останавливаясь, чтобы открыть двери каждой камеры, позволить Масако наполнить миску и передать её узнику в камере. Наконец они добрались до молодого Мутобе, который стоял и ждал, вежливо поклонившись Масако, прежде чем получить свою миску.
– Как ты сегодня, Тошито? – спросила она заключенного.
– Хорошо. Спасибо, Масако, – он посмотрел на неё с беспокойством.
– А как у тебя с отцом? Что новенького?
– Нет. Ничего. А у тебя как?
– Разговаривать нельзя, - прорычал охранник.
Масако вздохнула и наполнила еще одну миску.
– Вот, - сказала она, передавая её охраннику. – Голод вызывает раздражительность. Уходи и поешь.
– А что насчёт Кинцу? Я не могу вернуться, не взяв для него чего-нибудь.
Акитада подмигнул Масако и подал ей вторую миску. Она тихонько усмехнулась, наполнила и её и подала ожидающему охраннику.
Он кивнул и ушёл с едой.
– Что ж, избавились от него, - сказала Масако, одарив Акитаду заговорщической улыбкой. – Они становятся невыносимыми. Даже уборщики-изгои игнорируют мои приказы. Раньше относились как к дочери отца, и уважали, но теперь они думают обо мне как о ровне себе. Всё из-за бедности, – она обернулась и увидела, что молодой Мутобе всё ещё держит свою полную чашу и беспокойно смотрит то на неё, то на Акитаду. – Сядь, Тошито, и ешь, пожалуйста.
Он поклонился и начал есть, но не захотел сидеть в её присутствии. После нескольких глотков он сказал:
– Ты не можешь продолжать это. Они дикари. У кого-то из них могут возникнуть идеи, – он снова взглянул на Акитаду.
– Я не боюсь. Кроме того, Такэцуна может прийти и защитить меня.
– Такэцуна? – Его глаза сузились. – Это Ты. Ты был здесь вчера с отцом Масако и делал заметки. Я не обратил внимания, – его тон стал высокомерным и слегка враждебным. Когда Акитада кивнул, он снова повернулся к Масако, нахмурившись. – Откуда ты знаешь этого заключённого?
– Такэцуна не преступник. Он политический ссыльный, который днём работает в архивах и остаётся у нас дома.
– Ты имеешь в виду, как гость? Почему такое особое отношение? Его следует запереть здесь или отправить на работу вглубь страны.
Масако уставилась на него.
– О, Тошито, как ты вообще можешь говорить такое?
Молодой Мутобе покраснел и сердито сказал:
– Держать преступника в своём доме небезопасно. Ты ничего о нём не знаешь. О чём может только думает твой отец?
– Не будь смешным, - воскликнула она, подходя к Акитаде и кладя руку ему на плечо. – Насколько мне известно, он более высокого происхождения, чем ты.
Молодой Мутобе побледнел и оттолкнул полупустую миску.
– Без сомнений. Я вижу, куда дует ветер. Всё. Я потерял аппетит.
– О, Тошито, - воскликнула она, - мне очень жаль. Я не хотела тебя оскорбить. Пожалуйста, прости меня, – но молодой человек скрестил руки на груди и повернулся к ним спиной. Она продолжала: - Ну, ты оскорбил Такэцуну. Это тоже было сделано не очень хорошо. Что касается того, что он остался с нами: это было желание губернатора, и он оплачивает проживание и еду Такэцуны.
– Понимаю. Опять адские деньги! - с горечью сказал Тошито, обращаясь к стене.
Акитада не находил себе места. Ему не нравилось, что о нём говорят так, будто его нет рядом, особенно учитывая враждебность, проявленную этим человеком. Но новость о том, что Мутобе всё-таки тщательно подготовил всё для него, обескуражила ещё больше. Вероятно, уже распространились слухи, что с ним обращаются как с гостем в штабе провинции. Он прочистил горло.
– Простите, что прерываю, - сказал он, - но, поскольку я собираюсь вскоре покинуть Мано, договоренность носит строго временный характер. То, что мне дали особое жильё, больше связано с моей способностью писать под диктовку и хорошо писать. Я так понимаю, здесь очень не хватает писцов. Конечно, я очень благодарен суперинтенданту Ямаде. Уверяю вас, его дочери от меня ничего не грозит.
Вежливая речь Акитады прозвучала упрёком на манеры Тошито, и он обернулся.
– Прошу прощения за мою грубость. Моя ситуация расстраивает меня, потому что я не могу помочь своим друзьям.
Акитада поклонился.
– Я понимаю.
Но в воздухе витало негодование, и Масако позвала охранника. Когда она подняла их пустые миски в караульном помещении, маленький охранник с ухмылкой заметил:
– Нашла себе нового парня, а? Он будет служить лучше, чем этот недотёпа Тошито, и точно проживёт дольше, – Масако ахнула, и Акитада сделал угрожающий шаг к мужчине, но она схватила его за руку и оттащила.
Выйдя наружу она остановилась.
– О, Такэцуна, ты никогда больше не должен этого делать. Драка с охранником не принесёт тебе ничего, кроме жестокого избиения и цепей.
Конечно же, она была права, и он ни в коем случае не мог позволить себе устроить драку. Когда он пробормотал извинения, она коснулась его лица.
– Спасибо, Такэцуна. Было любезно с твоей стороны защитить меня, – она смотрела на него с лёгкой улыбкой, её глаза внезапно увлажнились. - Я смогу вытерпеть гораздо больше, чем несколько глупых слов, чтобы избавить тебя от боли, - мягко сказала она. Когда он ничего не сказал, она спросила: - Ты действительно так скоро уезжаешь?
Он увидел слёзы в её глазах, и его сердце забилось быстрее. Чувствуя себя зверем, он сказал:
– Да. Я еду вглубь острова с одним из губернаторских инспекторов.
– О, Такэцуна. Так мало времени, – она выглядела удручённой, затем просияла. – Но ты скоро вернёшься?
Он ничего не сказал, и они вернулись во двор возле кухни. У колодца он помогал ей мыть миски. Она была глубоко задумчива и мало говорила. Он почувствовал облегчение. Её слова и выражение лица глубоко тронули его. Он задавался вопросом, какие отношения были между ней и сыном Мутобе, и знал, что ему это не нравится. Стыдясь своей ревности, он заставил свой разум заняться более важными делами.
Несмотря на утверждение Мутобе о том, что его сына подставили его собственные политические враги, Акитада ни в коем случае не был убеждён в невиновности сына. Тошито учился в университете в столице и, возможно, вступал в контакт с врагами принца Окисады. Фактически, он мог быть их инструментом для устранения проблемного претендента на трон.
Вернувшись на кухню, Акитада взял метлу и начал подметать, в то время как Масако возилась с плитой, разводя огонь чтобы приготовить завтрашний обед и разогреть остатки фасолевого супа для собственного ужина. Пища Ямады казалась скудной и самой простой, но Масако удавалось готовить приличную еду из того, что у неё было. Такая крайняя бедность всё ещё была большой загадкой для Акитады.
– Похоже, ты в очень близких отношениях с молодым Мутобе, - начал он через некоторое время.
Она остановилась с бамбуковым черпаком с фасолевым супом в руке и уставилась на него.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, и её щёки покраснели. – Это обидно звучит.
Он опёрся на метлу и улыбнулся ей.
– Ничего обидного, уверяю тебя. Вы говорите друг с другом как брат и сестра.
Она закончила опорожнять бак с супом.
– Мы друзья, потому что выросли вместе.
– Тогда ты должна его очень хорошо знать. Достаточно хорошо, чтобы делиться секретами, как это делают дети. Могли же вы говорить друг другу то, о чём не рассказали бы своим отцам? – он попытался изобразить это как нежное поддразнивание.
Но для этого она была слишком сообразительна.
– Зачем ты интересуешься этим? – подозрительно спросила она.
Он отступил.
– Да, так. Вернее, в тебе столько загадок, что я ... Неважно! Это был просто праздный разговор.
Затем она подошла и испытующе посмотрела на него.
– Это так, Такэцуна? – спросила она хриплым голосом. Акитада хотела отступить, но она взяла его за руку, чтобы остановить. – Кто ты на самом деле?
Это его поразило.
– Ты знаешь кто я. Ёсимине Такэцуна.
– Нет. Я имею в виду, кто ты внутри? Ты спрашиваешь обо мне, но что ты думаешь? Какая у тебя семья? Чем ты жил до того, как приехал сюда? Какой жизнью ты будешь жить в будущем?
Он отошёл от неё и снова начал подметать.
– Здесь не имеет значения, кем я был, - сказал он, - и у меня нет будущего.
Она последовала за ним.
– Твоё прошлое имеет значение для меня, и твоё будущее тоже. Многие ссыльные здесь неплохо устраиваются. Они женятся и воспитывают детей.
Потрясенный тем, к чему, казалось, идёт этот разговор, он старался не смотреть на неё.
– Я никогда не успокоюсь, пока не вернусь в свой дом и к своей семье, - твёрдо сказал он.
– Расскажи мне о своей семье.
Он повернулся.
– У меня есть жена и маленький сын, – она слегка вздрогнула от неожиданности.
– О, - пробормотала она. – Я должна была подумать об этом. Мне жаль. Ты должно быть их очень любишь, – на её глаза навернулись слёзы, заставившие его пожалеть о своей жестокой откровенности.
– Такэцуна, - прошептала она, - ты можешь не увидеть их снова много-много лет, а может, и никогда. Что ты будешь делать тем временем?
– Ничего. Надеяться. Что ещё может сделать мужчина?
Её глаза, казалось умоляли.
– Он может создать другую жизнь.
Тогда он убрал метлу.
– У меня нет жизни, - сказал он окончательно. – А теперь, если у тебя нет других дел для меня, думаю, мне надо умыться перед ужином.
Снаружи, у колодца, он начал снимать платье, но сильное чувство, что за ним наблюдают, заставило его остановиться и посмотреть через плечо. Масако стояла в дверном проёме кухни с небольшой скрытной улыбкой на красивом лице. Когда их взгляды встретились, она резко повернулась, взяла бак с фасолевым супом и ушла, напевая песню.
Ужин – остатки фасолевого супа с маринованным редисом – они, как всегда, поели на веранде перед кабинетом Ямады. Для Акитады это было непросто. Масако появилась немного поздно. Она снова была в своем выцветшем синем шёлковом платье, но затянула новую ленту в блестящие волосы.
Её отец был в своем обычном непонятном настроении, и она попыталась завязать разговор с Акитадой, спрашивая, достаточно ли ему супа, нравится ли он ему, не мешает ли ему солнце.
На все эти вопросы Акитада отвечал односложным «Да» или «Нет», и в конце концов она повернулась к отцу.
– Когда тебе снова заплатят, отец? – спросила она, поразив Ямаду, который смущённо взглянул на Акитаду.
– Ещё пять дней, детка, - сказал он. – Мне очень жаль. Тебе должно быть трудно.
– Вовсе нет, - спокойно сказала она. – Я очень хороший управляющий. Но сегодня охранники требовали рыбу, а у нас уже несколько дней её не было. Думаю, тебе тоже хочется.
– Рыбы? – он выглядел удивлённым. - У тебя нет денег? Мне очень жаль, моя дорогая. У тебя будет завтра. По правде говоря, я не заметил отсутствия рыбы, – и с улыбкой добавил Акитаде: - Масако делает даже самое простое блюдо подходящим для императора. Так ведь?
Еда была удовлетворительной, но вряд ли подходящей для императора или даже представителя их собственного сословия. Однако фермер или монах могли одобрить вегетарианские блюда. Их основными продуктами питания были просо и фасоль. Аромат был из-за трав, фруктов или овощей, всего, что было выращено в их саду или собрано в лесу. Однако Акитада вежливо согласился, затем сменил тему.
– Я заметил сегодня в архивах документ, который относится к довольно необычному учреждению, надзирателем которого вы, кажется, являетесь, господин. Он называется «Отделом ценностей». Очевидно, он выплачивает рис за ценности, такие как серебро? Я думал, что такие операции обычно проводят храмы.
Масако с грохотом уронила свою миску и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Её отец побледнел. Его руки дрожали, когда он ставил свою миску. Через мгновение он глубоко вздохнул и сказал:
– Убери это, дитя, – он дождался, пока Масако соберёт осколки и кусочки еды и выйдет из комнаты. Затем он спросил: - Что вас интересует, молодой человек?
Акитада теперь знал, что он на правильном пути, но сказал только:
– В основном любопытство. Садошима для меня странное место. Здесь есть частные серебряные рудники. Когда-то я думал, что всё добытое серебро принадлежит императору. Почему так много серебра находится в частных руках и для чего нужен кабинет ценностей?
Ямада немного расслабился.
– Некоторые из рудников принадлежат императору, и серебро из них идёт на хранение в гарнизон, пока не будет отправлено на материк. Но собственно землевладельцы занимаются добычей по специальным разрешениям. Это создавало проблему в прошлом. На Садо очень мало отчеканенных монет, и люди начали обменивать серебро, что привело к его обесцениванию, даже серебряных монет, отчеканенных императором, и поэтому решили, что лучше контролировать этот вопрос, позволяя людям закладывать своё серебро за рис из государственных складов.
Теперь стоимость серебра зафиксирована. Кроме того, многие люди в целях безопасности оставляют свои ценности в наших руках. В конце концов, на этом острове много преступников. Акитада подумал, что он довольно хорошо понимает, как Ямада попал во внезапную, но временную нищету. Мужчина пытался возместить ущерб до следующей проверки. А пока Акитаде пришлось оставить всё в покое. В его голове были гораздо более насущные заботы.
После ужина Акитада в темноте пробрался к сараю и забрался на его крышу. Отсюда он мог видеть за стенами трибунала город и мирную бухту.
Луна была почти полной и очень ярко освещала мерцающую воду. Под ним теснились тёмные крыши городских домов, а за ними возвышались темные мысы, которые стояли между ним и его домом и близкими. Бухта выглядела как расплавленное серебро там, где её касался лунный свет. Далёкий берег Этиго был скрыт за тёмными горами, но он пристально посмотрел на слабую серебряную линию, которая отмечала разделение земли и неба, и думал о Тамако и их сыне.
Он чуть не умер по дороге сюда и мог умереть, пытаясь выполнить свой долг. Возможность никогда больше не увидеть свою жену или ребёнка вызвала у него мучительную панику, и он испытал искушение отказаться от этого безумного задания и отправиться домой.
О, как он жаждал спастись от запутанных и смертоносных планов мужчин и от залитых слезами глаз храброй и красивой девушки.
Комментариев нет:
Отправить комментарий