Празднование длилось пять дней.
Весна вступала в свои права. Весенние дожди погасили пожары, которые мучили Эдо, и очистили воздух от дыма. По всему городу вспыхивали ослепительным розовым цветением вишнёвые деревья.
Внутри замка сёгун и его гости беспрерывно пировали. Их развлекали музыканты, танцовщицы, акробаты, жонглеры и волшебники. Театральные труппы исполняли спектакли. Пирушка проходила в саду, где фонари свисали с цветущих вишнёвых деревьев. Мужчины тут же могли поспать несколько часов, но никто не смел надолго отлучаться. Сёгун был в своём лучшем наряде, он сам вёл пение, чтение стихов и конкурсы с выпивкой, рядом с ним неотлучно был Еритомо.
Ему было всё равно, что предатель князь Мацудайра умер.
После битвы на месте казни Сано взял своих детективов и отряд солдат, после чего наведался к князю Мацудайре. Сано намеревался заставить своего врага убрать убийц из своего дома. Позже он намеривался убедить сёгуна казнить господина Мацудайру. Он был уверен, что Янагисава поможет ему в этом, хотя они снова были злобными врагами. Но когда Сано прибыл в поместье князя Мацудайры, то обнаружил, что это уже не актуально.
Ворота имения стояли открытыми, внутрь заходили войска Мацудайры со всего замка. Спрыгнув с лошади, Сано спросил часовых:
– Что здесь происходит?
– Наш хозяин совершил сэппуку, - сказал один из мужчин. Слёзы текли по его лицу.
Сано был смущён, но не сильно удивился.
– Почему?
– Его дух был сломлен арестом. Он видел себя идущим вниз. И когда он узнал, что Янагисава вернулся, это оказалось для него слишком тяжёлым ударом. Часовой смотрел на Сано с печальной обидой. – Он мог победить вас или Янагисаву по отдельности, но не вас обоих сразу. Он решил покончить с жизнью, а не терпеть позор поражения.
Сано считал, что часовой говорит правду. Эта история, должно быть, уже распространялась по замку, и войска Мацудайры спешили к дому, чтобы отдать дань уважения своему мёртвому хозяину. Но Сано не мог поверить, что после всех этих лет эскалации борьбы его враг внезапно исчез.
– Идём, - сказал он своим людям. - Я должен увидеть это сам.
Они в спешке направились в поместье, в апартаменты князя Мацудайры. Сано и детективы Маруме и Фукида протолкнулись сквозь толпу солдат, блокирующих дверь. За пределами здания и в зале солдаты разговаривали между собой, выражая свою боль и испытанный шок. В личной комнате князя Мацудайры было жутко тихо. Сано и детективы протиснулись сквозь толпу главных слуг Мацудайры, которые стояли в кругу вокруг места смерти.
Господин Мацудайра лежал на боку, поджав ноги. Его белая шёлковая одежда была распахнута, показывая зигзагообразную косую черту, которой он разрезал себе живот. Короткий меч всё ещё торчал из раны, из которой текла малиновая кровь на его кожу, халат и татами. Его руки все ещё держали оружие. Его глаза были открыты, но жизнь уже ушла из них. Сано увидел на лице князя Мацудайры выражение смирения и мира.
– Вот же подлец! - сказал с отвращением Маруме. - Он сделал это сам, прежде чем мы смогли.
– Канцлер Сано нанёс ему последний удар, - сказал Фукида, - вынудив открыться Янагисаву.
Именно Янагисава оказался секретным оружием, которое Сано использовал для победы над господином Мацудайрой!
Больше никто не говорил. Люди князя Мацудайры явно пребывали в шоке, чтобы оспаривать слова детективов об их хозяине. Сано, глядя на своего падшего врага, почувствовал, что его гнев и ненависть затихают. Даже после всего того зла, которое господин Мацудайра причинил ему, он сочувствовал этому человеку и даже восхищался им. Господин Мацудайра выбрал самый тяжёлый выход. Он восстановил свою честь. Сано только надеялся, что если он сам когда-нибудь окажется в подобном затруднительном положении, у него найдётся столько же мужества.
Теперь во дворце Сано огляделся. Сёгун пел и ужасно фальшивил, прихлёбывая вино между куплетами. Он не понимал, что его двор стал плацдармом для реорганизации политической арены. Он также не заметил, что за силы вращались вокруг Сано и Янагисавы.
Даймё и чиновники стекались к ним, как железные осколки к полюсам магнита. Новые альянсы образовались в вакууме, созданном смертью князя Мацудайры. Сано и Янагисава не разговаривали и не приближались слишком близко друг к другу, но Сано прекрасно знал о присутствии Янагисавы, поскольку знал, что Янагисава принадлежит ему. Всякий раз, когда их глаза встречались, их враждебность разгоралась, но каждый выжидал своё время. Решающие вопросы ещё предстояло решить. Ни один из них не мог позволить себе ошибиться.
Утром пятого дня сёгун зевнул за праздничным столом. Его красные глаза опухли, кожа под ними была такой багровой, лицо было таким опухшим, что он выглядел так, словно его избили. Он объявил:
– Я, ааа, полагаю, я уже достаточно праздновал, - он неуверенно встал. - Сано-сан, Янагисава-сан, проводите меня до моей комнаты.
Сано и Янагисава шли по обе стороны от сёгуна. Он тяжело опирался на них обоих. Проходя по коридору, они впились в него взглядом. Игра была между ними двумя; это было со дня их первого столкновения более десяти лет назад. Господин Мацудайра был мимолетным отвлечением. И Сано знал, что его разборки с Янагисавой ещё впереди.
Сёгун не замечал их антагонизма. Хотя он видел, как они сражались на месте казни, он, казалось, не замечал того факта, что они были врагами. Сано подумал, что после фиаско с князем Мацудайрой он решил, что жить в шорах будет более комфортно.
Янагисава сказал:
– Теперь, когда я вернулся, Ваше Превосходительство, я был бы рад возобновить свои обязанности канцлера.
– Я был бы рад продолжить их, - сказал Сано.
– Нам обязательно сейчас говорить о делах? – сёгун устало вздохнул. – Ах, я так думаю. Мне нужно решить, кто из вас будет моим заместителем. Но это такое, ах, трудное решение. Вы оба служили мне так хорошо и так преданно.
Он не понимал, что Сано и Янагисава оба сражались с князем Мацудайрой за контроль над Японией. Заговор молчания всё ещё царил во дворце. Только заговорщики изменились. Это был первый раунд их игры – соревнование за высшую должность в бакуфу.
Сано и Янагисава говорили почти одновременно, каждый быстро выдвигал свои весомые аргументы в свою пользу, в конце концов сёгун сказал:
– Подождите! У меня блестящая идея! – он гордо улыбнулся. – Вы оба можете быть канцлером. Вы можете поделиться постом!
Сано и Янагисава уставились на него, а затем в ужасе посмотрели друг на друга. Две собаки и одна кость – это определённо сулило катастрофу.
В гостевой комнате поместья Сано Эцуко собрала свои вещи. Хана сказала:
– Паланкин ждет. Вы готовы?
Эцуко завязала в узелки ткани, в которые она завернула свои вещи.
– Почти.
– Хорошо возвращаться домой, - сказала Хана.
– Да. – будучи арестованной, всё, чего хотела Эцуко, - это вернуться в свой собственный дом, к мирной жизни. Но теперь эта перспектива казалась ей менее привлекательной. Она чувствовала, как будто она обрела новую форму, которую её прежнее существование могло не устроить.
– Я рада, что это ужасное дело закончилось, - сказала Хана.
Эцуко надела свой плащ.
– Я тоже, - она была свободна от обвинения в убийстве и казнь ей больше не грозила; она избавилась от обременительного секрета, который хранила в течение сорока трех лет. Кошмары прекратились. Но её путешествие в прошлое и великолепная весенняя пора оживили смутные, беспокойные желания.
Главный вассал Сано появился в дверях.
– Простите, Эцуко-сан. К вам хочет попасть посетитель.
– Посетитель? Ко мне? – Эцуко была озадачена. – Кто же это?
– Пойдёмте со мною и вы увидите, - сказал Хирата.
Он привёл её в приемную. Его помещения были открыты в сад цветущих вишнёвых деревьев. Внутри стоял пожилой мужчина. Он был худощав, с серебристыми волосами, одет в скромную хлопчатобумажную одежду. Его лицо было загорелым, но хорошо сохранилось. Сначала Эцуко не поняло, кто это. Затем, когда они шли навстречу друг другу, она посмотрела в глаза, которые она никогда не думала, что увидит снова, кроме как во сне.
– Эцуко-Сан -? – сказал он знакомым голосом, с возрастом слегка огрубевшим.
Её сердце начало яростно биться. У неё подкосились колени. Она почти упала в обморок.
– Эген, - прошептала она.
Она услышала, как, тихо выходя из комнаты, Хирата сказал:
– Он почитал объявления, размещённые вдоль дороги.
Но она ничего не замечала, кроме Эгена. Время летело назад, и она увидела красивого монаха, которого любила. Он улыбнулся так, словно увидел красивую девушку, которой она была. Иллюзия мерцала в слезах радости, которые заливали её глаза, а затем исчезала. Они были двумя стариками, их юношеская любовь давно миновала.
– Где ты был всё это время? - спросил Эцуко, всё ещё не отойдя от шока.
– Когда я покинул Эдо, я оставил свой религиозный орден. Я бродил по Японии. Я поддерживал себя, копая каналы, работая на фермах, загружая лодки – я брался за любую работу, которую мог получить. Через десять лет я поселился в Ямато, - эта деревня была в нескольких днях пути от Эдо. – Я скромно жил как писец, учитель и поэт.
Эцуко в восторге воскликнула:
– Ты стал поэтом! Разве я не говорила, что ты можешь?
Его брови удивлённо поднялись.
– Ах, ты помнишь.
– Я ничего не забыла, - торжественно сказала Эцуко.
Память об их злополучном романе и других неприятностях бросила тень на черты Эгена.
– Я слышал о том, что случилось с тобой. Я пришёл, как только смог. Я хотел взять на себя вину за убийство Тадатоши. Хирата-сан сказал мне, что у тебя все хорошо, но извини, я опоздал.
Он всё-таки переживал за неё и поспешил на помощь! Эцуко была взволнована, но также встревожилась.
– Что тебе рассказал Хирата-сан?
– Всё, в чём ты призналась своему сыну.
Эцуко отвела лицо, пережив стыд, унижение и боль, которые она испытывала в отсутствие Эгена.
– Я был эгоистичным трусом, когда бросил тебя, - сказал он. – Но, если бы я знал о нашем ребёнке, я бы сразу вернулся в Эдо, вместо того, чтобы ждать три года.
Эцуко удивлённо уставилась на него.
– Ты знал? Ты вернулся?
Эген кивнул.
– Я не мог забыть тебя, как ни старался. Я пошёл к Дои, потому что думал, что ты выйдешь за него замуж. Он сказал мне, что ты потеряла моего ребёнка и он женился на ком-то другом. Он сказал, что у тебя есть сын, и ты была счастлива, и я не должен беспокоить тебя, потому что ты не хочешь видеть меня снова. Поэтому я ушёл.
Эцуко была в ужасе от того, что сделал Дои. Горько, потому что она и Эген предали его и втянули в заговор с целью убийства, он отомстил ещё до того, как обвинил её в преступлении. Сёгун помиловал Дои за его роль в этом, но Сано не простил ему его обвинения матери. Дои сбежал из Эдо. Никто не знал, где он скрывался.
– Я действительно хотела тебя видеть! – воскликнула она. – Это было всё, чего я хотела! Я бы отдала всё за тебя!
– Если бы ты оставила своего мужа для меня, ты была бы женой нищего, - грустно сказал Эген. – Ты бы потеряла своего сына. Возможно, всё обернулось к лучшему.
Эцуко видела, что всё сложилось хорошо, после того, как они расстались. Она жила, чтобы любить и уважать своего мужа. У неё был Сано, сын, которым можно гордиться, который спас её от прошлого, а расследование которого воссоединило её с Эгеном. Но она оплакивала их потерянную любовь. Она плакала из-за вины.
– Это я была виновата. Я хотела преследовать Тадатоши. Если бы не я, ты и Дои не убили бы его, - она упала на колени перед Эгеном. – Мне жаль. Я разрушила твою жизнь. Ты простишь меня?
Он тоже встал на колени, и она увидела слёзы на его глазах.
– Да, если ты можешь простить меня за то, что я оставил тебя. Но ты не разрушила мою жизнь. Я несу ответственность за то, что я сделал. И для меня тоже всё не так уж плохо.
Хотя она не должна была спрашивать, но она должна была знать.
– Ты был женат?
Эген покачал головой.
– Я не мог. Не тогда, когда моё сердце принадлежало тебе, - он взял её руку в свою, прижал к груди и сказал: - Ты всё ещё здесь.
Эцуко заплакала от облегчения и радости. Весна была временем молодости, надежды и возрождения нового начала. Но она всё ещё питала мучительные сожаления.
– Я всё время тебя ждала!
Загорелое лицо Эгена сморщилось от улыбки.
– Похоже, что ты дождалась.
Прохаживающийся под вишнёвыми деревьями в саду Хирата наблюдал за Эцуко и Эгеном. Он улыбался, обрадованный тем, что собрал их вместе и был тронут их эмоциями. Дети, его и Сано, бегали и резвились под розовыми лепестками, которые, осыпаясь, кружились как снежинки.
К нему подошла Мидори. Это оживило его чувства, но он держался так, словно она была диким оленем в лесу, и любое его движение могло отпугнуть её. Они стояли рядом и смотрели, как Эген берёт руку Эцуко и прижимает к своему сердцу. Когда старуха радостно плакала, Мидори с благоговением сказала:
– Они всё ещё влюблены. После такой долгой разлуки.
Хирата сдержал желание реагировать, как в бою, ходом, который победил сразу бы его противника. Он тщательно подбирал слова, потому что на карту было поставлено гораздо больше, чем его жизнь.
– Да. Они были в разлуке с тех пор, как мы родились, - он сделал паузу, затем сказал: - Это говорит, какой короткой была наша разлука.
Мидори почувствовала раздражение.
– Может быть, - тон её был раздражительным, но вдумчивым. Они наблюдали за тем, как Эцуко и Эген радостно разговаривают, смотрят друг на друга, строят планы.
– Они выглядят такими счастливыми, - сказала Мидори. – Но они такие старые. Сколько времени они могут провести вместе?
Хирата задумался, глубоко вздохнул и сказал:
– У них не так много времени, как у нас.
Он повернулся к Мидори. Она, как бы защищаясь, сложила руки.
Хирата говорил быстро, от своего сердца, не задумываясь.
– Я не хочу, чтобы мы были такими, как они, в течение сорока трех лет, оглядываясь назад на то время, которое мы потеряли друг от друга, когда мы должны были быть вместе, сожалея о прошлом. Потому что я тебя люблю. И я надеюсь, что ты всё ещё любишь меня.
Его голос стал грубым. Для него сложнее было выразить свои чувства к жене, чем победить сильнейшего врага.
– Если она смогла простить его за то, что он бросил её, разве ты не можешь простить меня? Ведь они могут начать всё сначала, так же?
Глаза Мидори блестели от слёз. Хирата видел в них свою боль, гнев на него и страх, что он снова покинет её. Мистические боевые искусства всё ещё крепко держали его. Он должен преследовать свою судьбу, куда бы она ни вела его, когда бы она его ни призвала. И Мидори знала, что, если они будут продолжать, она должна научиться справляться с его отсутствием. Он также видел в её глазах любовь к нему. Он задержал дыхание. Была ли её любовь настолько сильной, что она думала, что короткие периоды времени вместе лучше, чем ничего?
Будет ли он достаточно силен и мудр, чтобы заслужить её любовь, сохранить брак, несмотря ни на что?
Наконец, Мидори сказала:
– Полагаю, мы можем попробовать.
Рэйко сидела в павильоне в саду, среди розового пламени вишневых цветов. Она была рада вновь оказаться дома. Она была рада, что дожила до этого дня.
Князь Мацудайра исчез, её семья в безопасности от него. После его смерти его слуги собрались, чтобы пообещать свою службу Сано. Присоединение к лагерю врага их князя было предпочтительнее позорного существования в качестве самураев без хозяина. Один из них предложил подарок, чтобы убедить Сано принять его: он назвал убийц, посланных убить детей Сано. Эти люди были казнены.
Рэйко наблюдала, как Масахиро бегает по саду с Акико. Они катались в розовом покрывале из лепестков опавших цветов. Масахиро беззаботно смеялся, его одержимость боевыми искусствами временно забыта. Он снова стал ребёнком, по крайней мере, на сегодня. Рэйко была этому рада. Но она не чувствовала покоя.
Она оплакивала лейтенанта Асукайя. Она покинула поместье впервые после засады, во время которой он спас ей жизнь, чтобы присутствовать на его похоронах. Она будет скучать по нему навсегда. И она беспокоилась за Сано.
Он вернулся к ней пять дней назад, уставший, но воодушевленный. Он сказал ей, что заставил Янагисаву выйти из подполья, и то, что господин Мацудайра умер. Он также рассказал ей подробности того, как его мать призналась в убийстве, а сёгун подслушал. Подытожив последствия, он сказал:
– Сёгун устраивает пиршество в честь возвращения Янагисавы. Он ожидает, что я буду там. Я должен идти.
Рэйко не видела его с тех пор, кроме как на расстоянии, когда он время от времени возвращался домой, чтобы поспать или заняться официальными делами. Они не обсуждали его мать. Рэйко использовала время, пока он уходил, чтобы ухаживать за своей дочкой, используя лакомства и нежные разговоры, чтобы как-то приручить дикого кролика. Хотя Акико всё ещё стеснялась, она больше не кричала всякий раз, когда видела Рэйко.
Вот Акико подбежала к павильону. Она держала веточку сакуры. Она остановилась и посмотрела на Рэйко мрачными чёрными глазами. Рэйко улыбнулась и сказала:
– Иди ко мне, Акико. Покажи мне свои цветы.
Долгое время Акико не двигалась. Затем она нерешительно поднялась по ступеням павильона. Она протянула цветы Рэйко, которая взяла их. Затем Акико убежала играть. Глаза Рэйко наполнились слезами. Она почувствовала новую надежду на примирение.
Потом она увидела Сано, идущего через сад к ней, его лицо было серьёзным. Её сердце начало биться от беспокойства за него. Он вошёл в павильон и присел рядом с ней. Он не смотрел на неё, и она почувствовала, что он пытается сдержать свои эмоции, и его стеснит её пристальное внимание. Она ждала, пока тишина не станет невыносимой.
– Что-нибудь случилось? – сказала она, не решаясь говорить, что жаждет новостей, политических и личных.
– Сёгун разделил пост канцлера между мною и Янагисавой, - голос Сано был спокойным, сдержанным. – Похоже, мы будем сражаться до конца, пока будем вместе управлять правительством.
Рэйко была поражена.
– Это еще одна серия недавних потрясений.
– Но не самая большая, - Сано повернулся к ней, и Рэйко увидела недоверие, удивление, обиду и гнев на его лице. – Ты была права насчёт моей матери.
Рэйко не чувствовала триумфа. Она не могла бросить ему в лицо тот факт, что он был неправ.
– Прости, - сказала она, чувствуя его боль как свою собственную.
– Несмотря на то, что я спас её, чему я, конечно, рад, я не могу принять то, что она сделала, - сказал Сано. – У неё на руках кровь рода моего господина.
Рэйко знала, что это был грех, который любому уважаемому самураю было бы трудно игнорировать, независимо от обстоятельств. Сама она не знала, как обращаться со своей свекровью. Когда она вернулась домой, она не знала, что сказать Эцуко.
Эцуко заговорила первой.
– Достопочтенная невестка, я убила троюродного брата сёгуна, как вы и думали. Я объясню почему, если хотите, - её спокойная манера обрела новую уверенность и достоинство. – Но я убийца, и если вы хотите, чтобы я ушла из вашего дома, я немедленно уйду.
Рэйко была слишком удивлена, чтобы сказать что-нибудь, но нет, Эцуко должна остаться, пока Сано не вернётся; он хотел бы увидеть её. С тех пор Рэйко была осторожна с Эцуко, понимая, что они на новых, равных условиях. Рэйко решила, что больше не будет снисходительно относиться к свекрови, которая больше не будет тушеваться перед ней. Правда превратила Эцуко в силу, достойную уважения. Рэйко поняла, что они не такие уж и разные. Они обе были женщинами с сильными принципами, которые рискнули бы своей жизнью ради благого дела. Рэйко стала больше любить свою свекровь, чем когда-либо раньше. Возможно, они когда-нибудь станут подругами. Теперь она встала на защиту Эцуко.
– Тадатоши заслужил свою смерть, - сказала Рэйко. – Твоя мать сделала миру одолжение.
– Я знаю. Она, вероятно, спасла тысячи жизней, - желающий в это верить, но неумолимый, Сано покачал головой.
– Она была молодой девушкой, которая только что прошла через ад на земле во время Великого пожара, - сказала Рэйко. – Когда она встретила Тадатоши потом, ей было бы легче и лучше отпустить его. Но она была достаточно самоотверженной, чтобы думать о людях, которых он убил, и о людях, которых он убьёт в будущем. И поэтому она взяла справедливость в свои руки. У неё была смелость.
Хотя Сано кивнул, несчастное выражение на его лице усилилось.
– У неё также хватило смелости лгать о том, что она сделала, не только сёгуну, но и мне.
Рэйко видела, что это беспокоило его почти так же, как и тот факт, что его мать была убийцей.
– Но она, наконец-то, сказала тебе правду. Если бы она сделала это раньше, у тебя, возможно, не хватило бы духа работать так усердно, чтобы спасти нас всех. Возможно, всё обернулось бы к худшему.
Сано молчал, хмурился и сопротивлялся. Рэйко могла догадаться, что беспокоило его, даже если он этого не осознавал. На протяжении всего их брака она постоянно выходила за пределы того, что общество считало приемлемым поведением для жены, женщины. Сано постоянно расширял её возможности, потому что любил её, хотел, чтобы она была счастлива, к тому же он часто получал выгоду от её действий. Но Сано было трудно смириться с тем фактом, что его мать – священная для него женщина, потому что она родила и воспитала его – также бросила вызов общественному соглашению, нарушила закон.
– Она умоляла меня простить её, - наконец сказал Сано. – Я хочу, но как я смогу?
– Ты найдёшь способ, - пообещала Рэйко. – Потому что ты любишь её, и она любит тебя, и она сделает всё от неё зависящее, чтобы сделать это для тебя. Рэйко думала о себе и Акико, о прошлых ссорах между нею и Сано. Она верила, что прощение всегда возможно там, где есть любовь.
Сано посмотрел на неё.
– Я прощаю тебя за то, что ты права, - сказал он и криво улыбнулся.
Рэйко улыбнулась в ответ, довольная, что к нему вернулось чувство юмора.
– Это хорошее начало.
Он встал, посмотрел в небо и Рэйко увидела, что его мысли приняли новое направление. Он сказал:
– Не вся семья моей матери могла умереть. Я смутно припоминаю слух о клане Кумадзава. Где-то есть целый ряд родственников, которых я не знаю.
– Они точно знают о тебе. Все так делают, - сказала Рэйко. – И я уверена, что они знают, что ты из их клана. Моя интуиция подсказывает мне, что кто-то из них следил за твоей матерью все эти годы. И с тех пор, как ты стал следователем сёгуна, а затем канцлером, они наблюдали за тобой с большим интересом.
Прищурив глаза, Сано повернулся к ней.
– Если твоя интуиция говорит так, то мне остаётся только верить.
– Почему бы тебе не посмотреть на них, не встретиться? – сказала Рэйко. Она подумала о крови, которая соединяла её детей и мужа к их ещё неизвестной семье, связь с которой была похоронена сорок три года назад и раскрыта в ходе расследования убийства. Она увидела много неизведанной территории, которую ещё предстояло исследовать.
Выражение лица Сано показывало нежелание и, возможно, сомнение в том, как его примут люди, которые отреклись от его матери.
– Не сейчас. У меня слишком много других дел, - сказал он, с радостью отказываясь от личных дел и переходя к делу. – Янагисава не собирается сотрудничать со мной на благо страны. Он будет противостоять всему, что я делаю. И политический расклад всё ещё в движении. Кто знает, сколько союзников перейдут на его сторону и сколько на мою? Люди уже делают ставки, кто из нас победит.
Рэйко почувствовала его волнение и рвение к вызову.
– Там должно быть больше кризисов, больше предательства, - предсказала она. Она поднялась и встала рядом с Сано. Вместе они смотрели на цветущие вишнёвые деревья, на Масахиро и Акико, бегущих под снегопадом из розовых лепестков. Их взгляды были направлены на будущее.
Сано с радостью сказал:
– Это будет, должно быть, самый грязный бой за всю историю.
Комментариев нет:
Отправить комментарий