Бернард Найт - «Поиски коронера» - «Коронер Джон» кн.3 - Глава 12

Bernard Knight
Crowner's Quest

Глава 12

В которой коронер Джона идёт в суд графства.

Когда подул восточный ветер, небольшой дождь сменился мокрым снегом, но ему не удалось отогнать десятки людей, толпящихся в Зале графства около десяти часов утра. Большое помещение было набито зрителями, а многие опоздавшие толкались у арки, которая служила единственным входом. Низкая платформа с парой стульев, скамеек и табуреток для чиновников, на одном конце, оставалась единственным свободным местом в зале.

Когда далёкий колокол собора пробил время, перед залом встретились две небольшие процессии и объединились, чтобы следовать в зал суда. Первая вышла из подземелья, её возглавлял сержант Габриэль, ведущий Джона де Вулфа, за которым шли два стражника. Другая следовала от сторожевой башни. Впереди шли комендант Ральф Морин и Ричард де Ревелль, за ними следовали регент собора Томас де Ботерллис и два помощника мэра, Генри Риффорд - чья дочь была изнасилована месяц назад - и Хью де Релага. Замыкали процессию закутанные в плащи Матильда и Люсиль.

Видавшее виды лицо Габриэля, сопровождавшего уважаемого друга на суд, который грозил смертельным приговором, было мрачным. Хотя, будучи простым солдатом, он занимал гораздо более скромное положение в военной иерархии, но всё равно приобретённое в Святой земле братство по оружию дома приобрело сакральное значение. Старый воин не верил, что сэр Джон виновен, и сильно подозревал, что в случившемся замешан шериф, которого он сам еле терпел. К счастью, ему не было приказано привести коронера в зал графства закованным в оковы, что являлось обычной практикой. Он бы отказался это сделать, даже если бы это означало самое радикальное наказание.

Дело в том, что Ральф Морин заранее прямо предупредил шерифа, что не видит необходимости заковать де Вулфа в цепи, а де Ревелль, уже усомнившийся в перспективах заговора, не стал настаивать на этом.

Когда процессия достигла широкой арки зала, в толпе прекратились разговоры, солдаты расчистили путь, а зрители образовали проход. В зале повисло неестественное для такого момента молчание, так как, как правило, обвиняемые подвергались насмешкам, тычкам и плевкам, а уважительная тишина была гораздо более впечатляющей, чем возгласы или крики ободрения. По мере того, как конвой вошёл в зал, несколько человек протянули руки, чтобы ободряюще коснуться де Вулфа, который проходил мимо.

Бледный шериф зашёл на возвышение и встал в центре, в то время как другие высокопоставленные лица, клерки и солдаты встали по обе его стороны. Забывшись, де Ревелль пригласил свою сестру на платформу, но она сердито покачала головой и встала со своей горничной в первом ряду толпы, за своим мужем, которого Габриэль подвёл к месту напротив шерифа.

Толпа утрамбовалась ещё крепче, так как стоящие вокруг дверного проёма продвинулись внутрь, чтобы выйти из-под ледяного дождя и находиться в пределах слышимости. Джон стоял внешне спокойный, его чёрные волосы были растрепаны, на его измятой серой тунике были заметны кусочки соломы. Люди на помосте что-то обсуждали между собой, а два писаря подготовили листы пергамента. За шерифом с угрюмым лицом стоял Ральф Морин. На противоположной стороне зала у двери стояли Джоселин де Брэйз, Джайлз Фулфорд, Розамунда и рыжий испуганный человек, вероятно аптекарь, который спрятался в кольце солдат Морина, в надежде на то, что они его защитят от гнева толпы. Не далеко, рядом со стоящими Томасом де Пейном, Эдвином, одной из горничных из гостиницы, была Неста с заплаканным лицом.

Через несколько мгновений шериф сел на центральное кресло, после чего помощники мэра и регент расселись на скамьях. Тут сквозь толпу у дверей протиснулась тонкая фигура в развевающейся чёрной рясе. Архидиакон, без приглашения, поднялся на помост и сел рядом с Хью де Релагой, выражение его лица говорило, что он не стерпит попыток отказать ему в праве присутствовать.

Ричард де Ревелль махнул своему главному писарю, чтобы тот начал производство. Сегодня шериф был одет более сдержанно, чем обычно, как будто он стремился не привлекать к себе внимания больше необходимого. Он выглядел очень неуверенно и старательно избегал зрительного контакта со стоящими перед ним сестрой и её мужем. Писарь откашлялся и поднял пергаментный свиток, чтобы прочитать обвинительное заключение.

«…. женщина, Розамунда, дочь Ранульфа, широко известная как Розамунда из Руе, в настоящее время проживающая в городе Эксетер в графстве Девон, принесла свою жалобу, оформленную в надлежащей форме, шерифу суда указанного графства Девон. Указанная Розамунда утверждает, что она подверглась нападению с целью изнасилования, совершенного против общего закона, со стороны Джона де Вулфа, рыцаря упомянутого округа, в помещении его жилища в переулке Мартина на третий день января в год Господа нашего тысяча сто девяносто пятом. И что упомянутая Розамунда молит и призывает к справедливости в отношении Джона де Вулфа, в соответствии с законом».

Он отступил и скатал документ, ожидая от шерифа указания начать следующую стадию разбирательства. С увеличивающейся неохотой, понимая, какие ужасные последствия его могут ждать, де Ревелль поднялся на ноги и собирался открыть рот, когда знакомый глубокий голос загудел снизу от него.

«Прежде чем мы начнём этот бессмысленный фарс, нужно заявить, что это разбирательство являются недействительными и не имеет законной силы! Предполагаемое преступление – изнасилование, входит в категорию направленных против мира короля и входит в компетенцию королевского коронера, осуществляющего королевское правосудие. Всё, что можно было бы сделать здесь - это записать так называемые доказательства и представить их на следующей выездной сессии суда присяжных в Эксетере». – Произнеся свою первую реплику, де Вулф замолчал, глядя в глаза сидящих на помосте чиновников.

Два писаря хмыкнули, пожав плечами, и снова посмотрели на шерифа для получения указаний. Он схватился за указанное противоречие в законодательстве, как возможность отвлечься от надвигающейся ответственности за осуждение мужа своей сестры к повешению. Он поднялся на ноги и заговорил: «Этот суд до сих пор обладает юрисдикцией! Хотя теперь имеется альтернативная возможность королевского правосудия, эта женщина выбрала древний и традиционный путь подачи иска в суд графства и она имела полное право сделать так. Продолжайте суд, писарь!» Он снова тяжело сел, нервно теребя рукой бороду.

Никто не спросил заключенного, признал ли он себя виновным или нет, и клерк жестом дал команду солдатам, привести истицу и главных свидетелей, которые стояли в очереди рядом с де Вулфом, отделённые от него солдатом.

Старший писарь, седой человек с большим красным носом, с ямками от старых гнойников, взял другой пергамент. «Вы, Розамунда, дочь Ранульфа, подали протест против этого заключенного?»

Женщина откинула капюшон, чтобы были видны синяки под её глазами. «Я, сэр! Он избил меня во время нападения и пытался мной овладеть». У неё был сильный и уверенный голос, но тут он был перебит другим, суровым и столь же громким голосом.

«Ты лживая шлюха! Повтори это на Святом писании и заработай себе вечное проклятье!»

Это было сказано вовсе не священником, а Матильдой де Вулф. Зал загудел, а шериф побледнел ещё больше. Он не мог обвинить свою сестру в неуважении к суду или выставить её из зала. Его рот открылся и закрылся, но, так как она больше ничего не сказала, он решил проигнорировать реплику и продолжить.

Свидетели были вызваны по одному и торжественно и убедительно лгали, кроме аптекаря, который представлял собой мешок нервов. По мере того, как обвинители высказывали сфабрикованную версию событий ни де Вулф, ни его жена не высказывали никаких возражений. Розамунда утверждала, что накануне вечером, она вышла после богослужениями в соборе на улицу. При необходимости, она заявила, что может даже вызвать священника в качестве свидетеля, чтобы доказать, что она стояла на коленях у алтаря святого Эдмунда примерно в девятом часу. Ещё на территории собора она услышала позади себя шаги, а когда проходила через узкий переулок Мартина её окликнул мужчина. Она увидела, что это сэр Джон де Вулф, коронер графства, поэтому у неё не было причин чего-либо опасаться, даже когда он попросил её срочно зайти в расположенный рядом его дом, по вопросу обвинения её друга, Джайлза Фулфорда. Взволнованная и не подозревающая ничего худого, она последовала за ним и, как только они оказались внутри, он накинулся на неё с поцелуями и схватился за её грудь. Она отчаянно сопротивлялась и попыталась закричать, но он ударил её несколько раз в лицо и повалил на пол, разорвав верхнюю одежду и поцарапав шею.

Рассказывая, как он исцарапал её грудь, а затем поднял рубаху, чтобы изнасиловать, Розамунда внезапно зарыдала перед судом. При этом она постоянно кричала, как только могла и спасло её лишь то, что её друзья услышали её крики и ворвались в дом.

Затем Джайлз Фулфорд, который описал себя как защитника Розамунды, и его хозяин Джоселин де Брэйз рассказали о том, как они договорились встретить женщину на углу Главной улицы и переулка Мартина, но она не появилась в назначенный час, отмеченный звоном колокола. Потом они услышали крики о помощи из соседнего жилища и вошли туда, застав де Вулфа при попытке овладеть восхитительной девушкой. И, наконец, аптекарь с бегающими глазами заикаясь описал, как другие свидетели принесли Розамунду ему в лавку на улице Кюрре, чтобы он осмотрел и смазал её синяки и царапины. Он подробно описал их, так как они потребовали, чтобы он полностью осмотрел её и подтвердил нанесённые побои. Он даже показал смятый кусок ткани с небольшими пятнами крови, который он использовал, чтобы очистить её бедра, так как закон об изнасиловании требовал необходимых вещественных доказательств венерической травмы.

Когда допрос заявительницы и свидетелей был окончен, собравшиеся в зале графства загудели, некоторые были впечатлены услышанной историей, но большинство же отнеслись к сказанному с недоверием.

Шериф, который во время этого представления, кусал губы, осмелился опустить глаза, чтобы встретить задумчивый взгляд Джона де Вулфа. «Вы имеете право ответить на это обвинение», – прохрипел он.

Коронер сделал глубокий вдох, готовясь рассказать причину, по которой было сфабриковано обвинение, и выразить недоверие своему шурину, как участнику заговора. Даже если это сразу не оправдает его, то хотя бы посеет сомнения относительно добросовестности шерифа и поможет отложить дело до того, как Гвин сможет мобилизовать поддержку из сторонников короля Ричарда Львиное Сердце в графстве. Но тут он получил один из самых больших сюрпризов своей жизни, когда де Ревелль нервно повторил свой вопрос. «Что вы скажете на это серьезное обвинение?»

«Он не должен ничего говорить – я скажу это за него, – прозвучал пронзительный голос Матильды, после чего она решительно оттолкнула плечом солдата и, волоча за собой Люсиль, встала рядом со своим мужем. – Эта блудница и эти так называемые свидетели - дерзкие лжецы и должны быть наказаны за вопиющее лжесвидетельство!»

Ричард де Ревелль чувствовал, будто железный обруч сдавил ему голову. Что он должен сказать своей собственной сестре, которая только вчера оставила своего мужа из-за его прелюбодеяний и теперь пытается оправдать его?»

Собравшись с силами, он выдавил из себя: «Я понимаю, это естественно, что верная жена должна пытаться защитить своего мужа»

«Заткнись, брат, или тебе придётся услышать об этом деле больше, чем тебе хочется! Я утверждаю, что это грязный заговор, и что все эти люди лгут. Никто не нападал на эту потаскуху. Она пробралась в наш дом обманным путём, а её сообщники скрывались снаружи, чтобы впоследствии лжесвидетельствовать».

В зале начался всеобщий гвалт, и комендант замка был вынужден, перекрикивая толпу призывать всех к тишине и порядку. Когда, наконец, относительный покой был восстановлен, разъяренный Джоселин де Брэйз закричал: «Её нужно удалить из зала! Какое значение имеют призывы жены о невиновности её мужа? Что она знает об этом? Её там не было».

Матильда де Вулф повернулся величаво к сердитому оратору своим квадратным лицом, выступающим, как нос корабля. «На самом деле я там была, ты злой человек! Вы выбрали неправильную ночь для своих трюков – и не тот дом. Да будет вам известно, что высоко в стене имеется узкое окошко из комнаты в светёлке. И я как раз была там в спальне и слышала всё, что там происходило – и многое увидела».

Переполненный зал снова загудел, как осиный улей.

«Эта женщина пробралась в мой дом под предлогом того, что свинья де Брэйз напал на неё, – продолжала Матильда, голосом, будто ржавый гвоздь вбивается в сланец. – Она хотела, чтобы мой муж добивался справедливости для неё и начала показывать ему свои сфабрикованные травмы. Он оказался слишком доверчивым, чтобы увидеть, что у неё на уме, пока не стало слишком поздно. Блудница одернула одежду, которая уже была надорвана, и упала на пол, крича: «Изнасилование!» Её сообщники, должно быть, ждали у двери её сигнала, потому что они зашли в дом буквально в течении нескольких биений сердца!»

Опять волна вздохов и бормотанья прокатилась по залу, как шквал в море, но вскоре все затихли, чтобы услышать следующий акт в этой драме.

Де Брэйз пренебрежительно засмеялся. «Интересная сказка! Отчаянная попытка женщины спасти своего мужа от повешения. Почему вы тратите наше время, слушая это, шериф?»

Это было слишком даже для де Ревелля, хотя он и был сообщником де Брэйза. «Молчите, сэр! Как вы смеете так грубо говорить о моей сестре! Хотя я согласен, что показания жены в подобных обстоятельствах хотя и похвальны, не могут быть приняты без надёжных доказательств».

«Я приведу вам доказательство, брат шериф, – отрезала трепещущая Матильда. – Во-первых, пусть архидиакон или регент, старшие мужи Божьей церкви, примут от меня и от этих негодяев клятву на Завете, что мы говорим правду. Вполне может быть, что адский огонь не страшит не подлежащих выкупу грешников, какими они являются – но, вы знаете, что я никогда не нарушала обетов, данных Христу».

Снова послышались возражения и презрительные реплики от Фулфорда и его хозяина, но Матильда продолжала. «Примите также свидетельство моей служанки Люсиль. Она была со мной в спальне и может поручиться за каждое слово, что я произнесла. И, наконец, вы можете проверить меня, услышав описание одежд, в которые эти трое были одеты прошлой ночью – сейчас они одеты не так. – Она посмотрела на своего брата с триумфом. – Ни моя горничная, ни я никогда не видели этих подонков раньше – вернее, мы не видели их с прошлой ночи. Тем не менее, если вы возьмёте одежду, что они носили тогда – особенно зелёный шёлк, в который была одета эта блудница – вы увидите, что она соответствует каждому конкретному описанию, которое я подготовила на случай, если мне не поверят.

В зале и на помосте поднялся настоящий шквал. Из глубины зала раздались крики: «Освободите его!», «Наказать ублюдков!» и «Закрываю, закрываю!»

Джоселин и Розамунда попытались приблизиться к Матильде и её горничной, но солдаты их оттеснили.

Шериф беспомощно стоял на краю помоста, пока порядок не был восстановлен, опять же в основном благодаря крикам Ральфа Морина и усилиям его людей. Архидиакон и оба помощника мэра подошли что-то сказать на ухо де Ревеллю и даже комендант подошёл к нему с предложением. Шериф неуверенно качал головой, но Матильда, которая пристально за ним наблюдала, подошла к краю помоста и заговорила с ним тихим голосом, который был слышен только тем, кто стоял очень близко к нему.

«Я могу рассказать о других вещах, про которые я услышала из окна спальни, брат, некоторые о вас и ваших недавних мероприятиях, вы хотите, чтобы об этом услышали все? Ибо, хотя вчера вы рассказали мне о грехах моего мужа, что заставило меня ненавидеть его, моё уважение к вам теперь также обратилось в презрение».

При этих словах Ричард почувствовал, будто на него вылили кувшин ледяной водой. Он вдруг понял, что побеждён, и что в настоящее время имело значение лишь то, что может спасти его от кораблекрушения, его карьеру и, возможно, его шею. Инстинкт самосохранения был силен в де Ревелле и он развёл руками и закричал приказ, опять-таки при поддержке Морина и других.

«Ввиду разногласий, которые, как представляется, окружают эти доказательства, у меня нет выбора, кроме как отложить суд. – Он посмотрел на обвинителей. – На самом деле, я, настоятельно рекомендую истице и её свидетелям пересмотреть свои заявления, поскольку, кажется, имеются существенные доказательства обратного». Он колебался, но взгляд Ральфа Морина убедил его, что у него не было никакой альтернативы. «Точно так же, обвиняемый подлежит освобождению, хотя, конечно, в будущем возможна апелляция этого решения». – При этих словах из зала раздалось несколько сардонических смешков, но шериф, теперь отчаянно оберегая свою роль в процессе, продолжил, – суд закончен, все могут разойтись».

Он повернулся, чтобы уйти с помоста, но, словно удар кнута, раздался голос де Вулфа: «Нет, шериф, это не достаточно хорошо!»

Все замерли и, затаив дыхание, ждали, как двое главных действующих лиц снова столкнутся друг с другом.

«Этим двум людям нельзя позволить гулять на свободе. Они обвиняются в убийстве каноника Роберта де Хане и убийстве сэра Уильяма Фитцхэмона, а также попытке кражи сокровищ, принадлежащих королю. Все это относится к категории мольбы Короны, и я требую, чтобы они были заключены в тюрьму в ожидании королевских судей. – Он сделал паузу и посмотрел налево, указывая на обвинителей. – Я не имею ничего против этой шлюхи и пиявочника, они не имеют никакого значения, но эти два человека должны быть привлечены к ответственности!»

Де Ревелль снова колебался, потому что он сам был частью этого заговора, придуманного Бернардом Чивером. Теперь его заставляли арестовать своих сообщников. Он быстро, за несколько секунд, решил, что ему будет лучше, если их заключить в тюрьму,  чем разрешить ускакать и рассказать Померою и Чиверу о его собственном двуличии. Когда он колебался, Ральф Морин нагнулся и прорычал ему в ухо: «Я не выпущу этих людей из города, говорите, ваше решение, шериф!»

Окружённый со всех сторон, де Ревелль кивнул.

Перед самым помостом возникла стычка, когда сержант Габриэль, с удовольствием, дал команду охранникам скрутить де Брэйза и Фулфорда.

«Вывести их отсюда!» – Закричал шериф, в ужасе от того, что они захотят рассказать о его роли в этом деле.

По мере того, как охранники выводили задержанных из зала, де Ревелль поспешил убраться с помоста и исчез, оставив Джона де Вулфа в центре толпы. Собравшиеся поздравить его с удачным завершением процесса и спешили заверить, что они с самого начала считали, что его пытаются оклеветать, хотя некоторые из присутствующих с удовольствием бы пошли смотреть, как его вешают, если бы дело обернулось иначе.

Как только смог отделаться от многочисленных поздравлений, Джон начал искать глазами Матильду, чтобы поблагодарить её за вмешательство и отвести домой в переулке Мартина. Но она, не сказав никому ни слова, вместе с Люсиль, исчезла так же быстро, как и её брат.

Когда толпа освободила выход из зала, он увидел, что сзади стоит Томас и трио из «Ветки плюща» и поспешил к ним. Хотя Неста всегда была достаточно дипломатична и старалась не выставлять напоказ свои отношения с коронером, сейчас она схватила его за руку и со слезами на глазах, рассказала ему о том кошмаре, который пережила, когда утром до неё дошло известие о его аресте.

«Я спущусь позже и всё расскажу тебе об этом, – пообещал он. - Теперь я должен найти Матильду. – Я полагаю, что она ушла домой».

Неста покачала головой: «Я сомневаюсь в этом, Джон. С ней всё не так просто».

Она оказалась права. Когда де Вулф вернулся в переулок Мартина, Мэри, которая оказалась чуть ли не единственным человеком в городе, который ничего не знал о разыгравшейся драме, сказала ему, что не было никаких признаков появления хозяйки. Озадаченный, он намеривался вернуться в Ружмон, чтобы удостовериться, что Матильда была всё ещё там со своим братом, когда в дверь постучали и вошли Джон де Алансон и Хью де Релага. Они обсудили фиаско заговорщиков в зале графства, а затем начали строить планы на будущее.

«Сегодня ты, Джон, поменялся ролями с женой. Какими бы ни были нынешние проблемы между вами, она доказала, что брачные узы нерушимы», – сказал священник, с трогательной верой в святость института, в котором сам не имел личного опыта. У де Вулфа был неясное ощущение, что это объяснение было слишком простым, но он не стал возражать. «По крайней мере, мы имеем задержанных убийц вашего каноника, которых шериф был вынужден арестовать. Теперь надо проследить, чтобы им не удалось скрыться».

Архидиакон, который стоял близко от де Ревелля, когда его сестра предупреждала его, сказал:  «Я думаю, что сейчас наш шериф несколько по иному оценивает своё поведение в отношении заговора. Он ведь из тех людей, которые ценят свою жизнь, и, я подозреваю, что теперь он ищет любых путей отмежеваться от Помероя и его компании».

Блистательный Хью де Релага, как всегда в красной тунике с горчичного цвета плащом и пышной шапкой, обладал проницательным умом, который теперь был занят этой проблемой. «Возможно, нам удастся использовать это в наших интересах, – предложил он. – Это зависит от того, насколько т желаешь видеть своего шурина повешенным, Джон».

«Что ты имеешь в виду?» – С подозрением спросил коронер.

«Если де Ревелль стремится спасти свою шкуру и, возможно, даже остаться на посту шерифа, возможно, он согласиться сотрудничать в обезвреживании предателей в нашем графстве. Мы не можем отвечать за всю Англию, но нам всё равно придётся разбираться с Помероем и де Нонаном».

Де Вулф понял, что тот задумал. «Да, если Гвин выполнит моё поручение, то сегодня-завтра здесь будут Ферраре, де Курси и, возможно, Рэли. Они в состоянии собрать большое количество людей, а заговорщики сейчас потеряли довольно ценного лидера - де Брэйза».

Де Алансон, будучи человеком мирным, выглядел озадаченным. «Какую роль может играть шериф в этом?»

Обманчиво любезный де Релага, хотя и был успешным торговцем, всегда мечтал быть военным, и теперь вживался в роль стратега. «Если он хочет получить прощение, то его можно использовать, чтобы заманить Помероя и де Нонана куда-нибудь подальше от их твердынь, где их можно будет задержать. Нам не придётся осаждать замки, как это было в прошлом году».

Де Вулф был недоволен и обижен этим предложением. «Подождите! Почему эта свинья должна уйти от наказания? Он предатель, он был предателем раньше и ему нельзя доверять».

«Он брат твоей жены, Джон», – сказал вечно прощающий архидиакон.

«К черту это! Час назад он собирался меня повесить, а теперь вы предлагаете мне передать ему оливковую ветвь».

«Подставлять другую щеку, Джон», – мягко напомнил ему де Алансон.

«А как насчет епископа, архидиакон? – Спросил Хью. – По слухам он тоже питает большие симпатии к графу Мортену».

«Как и Ричард де Ревелль, он хочет быть с победителями, а не побежденными. Я подозреваю, что на сегодняшний момент он только лишь слегка окунул один палец в воде. Если он придёт к выводу, что становится слишком жарко, то отступит. Но у заговорщиков есть более преданные сторонники в соборе. Один из них сегодня в зале графства, он надеется стать епископом, если принц Джон успешно сядет на трон».

Де Релага и Джон знали, что он имел в виду регента, который в данный момент их мало интересовал.

Когда они расходились, Джон пообещал, что они встретятся снова, когда прибудут лорд Ферраре и другие сторонники короля. Затем он поднялся в спальню и обнаружил, что в ней не осталось никаких вещей Матильды: одежды, вышивки и распятия. Расстроенный, он подошёл к окошку, что выходило в зал дома, и обнаружил, что из него вполне можно увидеть часть помещения, в котором прошлой ночью Розамунда устроила представление. Мэри расчищала пепел из очага, и он хорошо слышал, как она тихо напевает про себя и говорит с Брутом, так что заявление Матильды о том, что она всё слышала, были вполне вероятны.

Желание очиститься, после проведённой в тюрьме ночи заставило его нарушить правило мыться два раза в неделю. Он вышел на задний двор с ведром тёплой воды и, используя мыло из козьего сала и золу бука, отмылся от грязи, после чего специально отточенным ножом побрился. Мэри принесла ему чистую одежду. Когда верная служанка принесла ему поесть и ушла. Чистый и сытый де Вулф же задумался об очень многих вещах, особенно о местонахождении и настроении собственной жены.

Его грызло унизительно чувство, что она энергично защищала его на суде по какой-то другой причине, но не из любви к мужу.

ПЕРЕЙТИ К ГЛАВЕ ТРИНАДЦАТЬ