Бернард Найт - «Поиски коронера» - «Коронер Джон» кн.3 - Глава 11

Bernard Knight
Crowner's Quest

Глава 11

В которой коронер Джон идёт в тюрьму.

В какой-то мере де Вулфу повезло, так как он был избавлен от позора следовать под конвоем по улицам Эксетера при свете дня. Когда они поднимались по склону к Ружмону, время приближалось к полуночи, и, так как снова пошёл дождь и ветер усилился, мало кто мог увидеть тесную группу спешащих к замку людей.

После того, как руки де Вулфа связали крепкой верёвкой, двое неприветливых громил отпустили их и тянули его на поводке. Фулфорд, де Брэйз и женщина шли впереди, за ними следовал громила, тянущий верёвку, к которой был привязан де Вулф, а его приятель следовал сзади.

Позже, в разговоре с шерифом, де Брэйз был вынужден признать, что, помимо изумленного караульного у сторожки, на своём пути они не встретили никого. Де Вулф, хотя он чувствовал, что попал в какой-то страшный сон, понимал, что ему необходимо выжидать, так как звать на помощь случайных прохожих было бы бессмысленно. Шериф являлся главным представителем власти, ему подчинялись все правоохранительные органы, и именно поэтому заговорщики так нуждались в нём. Помощь Джону де Вулфу могла прийти из-за пределов Эксетера, но у него не было ни времени, ни возможности найти её сегодня.

Они с грохотом спустились по ступенькам в подвал донжона в тёмный коридор. Лишь в дальнем конце, где Стиганд склонился над небольшим очагом, был слабый свет. Он занимал тут небольшую комнату в одной из перекрытых арочными сводами и деревянной перегородкой ниш. Здесь же был грязный матрас и несколько кастрюль. Фулфорд пнул ногой неимоверно жирного тюремщика, чтобы тот пришёл в себя, тот без особого энтузиазма зажёг несколько роговидных фонарей и прошёл вперед к железной двери, что закрывала проход к клеткам. Под грохот ключей и бормотания проклятий дверь со скрипом открылась и Стиганд подвёл их к первой камере с левой стороны, дверь которой была открыта. Де Вулфа затолкали внутрь и, перед тем как захлопнуть дверь, сняли с него верёвку. Через решётку на него смотрело лицо де Брэйза.

«Тебе не будет здесь одиноко, коронер. Шериф хочет поговорить с тобой – о механизмах для подвешивания». – Довольный своим остроумием, он со смехом ушёл.

Де Вулф знал каждую клетку в этой тюрьме: он посещал её несколько раз в неделю, чтобы присутствовать на допросах и пытках. В темноте он нащупал путь к каменной полке, встроенной в одну из стен маленькой комнаты и сел, не обращая внимания на протесты крыс, возмущенных, что их потревожили. Его живот болел от полученных ударов, лицо было в синяках, а губы разбиты, но в остальном он оставался здоровым и несломленный. Прежде он несколько раз сидел в тюрьме в гораздо в худших местах, чем это, как во Франции, так и в Англии, но тогда он был военнопленным, не предполагаемым преступником-насильником. Он проклинал свою собственную неосторожность, отсутствие подозрений к женщине на пороге своего дома, но также не видел никакой возможности предвидеть такой коварный заговор. Он думал, что кто-то может попытаться воткнуть нож ему в спину, но никак не заманивать его в ловушку таким образом. Конечно, такое могло сработать только из-за монополии власти шерифа, и он пытался придумать, как ему следует противодействовать – но никаких вдохновляющих идей в голову не приходило. Через несколько минут со стороны коридора, он услышал голоса и увидел огни. Он услышал, как внешние двери со скрипом открылись и закрылись на своих ржавых петлях. Затем открылась дверь его камеры.

Ричард де Ревелль стоял у входа, а позади него де Вулф мог видеть троих других заговорщиков. Двое здоровых головорезов ушли, а Стиганда отослали подальше, чтобы он ничего не мог слышать.

«Твои дела выглядят очень печально, Джон, – произнёс его шурин слащавым голосом. – Я знал, что порой ты чрезмерно предаёшься похоти, но никогда не думал, что ты опустишься до насилия!»

«Избавь меня от своих абсурдных утверждений, Ричард. Я сомневаюсь, что это была твоя идея, твои мозги не способны выдумать ничего подобного».

Шериф язвительно улыбнулся ему. «Это не был твой день, не так ли, Джон? Твоя жена навсегда оставила тебя, из-за твоих бесстыдных прелюбодеяний бог знает со сколькими женщинами – и через нескольких часов ты напал на эту бедную девочку. Я полагаю, ты не устоял перед её несомненными достоинствами».

«Это не так давно я поймал тебя в постели со шлюхой, Ричард, но я не настолько мелочен и глуп, чтобы устраивать из этого представление, а уж привлечение клятвопреступников – это уже верх подлости!».

Шериф напрягся с раздражением, но никому из присутствующих не была интересна его нравственность. «Это твой последний шанс, Джон. Ты всё же мой родственник и я не хочу наносить травму своей сестре. Но, если ты окажешься слишком упрямым и откажешься присоединиться к нам, то моя репутация и моя жизнь окажутся в опасности, если ты вздумаешь поехать в Лондон со своими неуместными обвинениями». Он оглянулся через плечо, словно ища поддержки заключительных слов.

«Ты прекрасно знаешь, каким будет мой ответ!» – Коронер выкрикнул как можно громче, в надежде, что его услышат хотя бы несколько несчастных заключённых в соседних камерах. – Я осуждаю тебя, Ричард де Ревелль, как предателя короля, которому ты поклялся служить, и в бунте против короны Англии! Ты будешь повешен за это - хотя вы можете быть ослеплены, кастрированы и лишены внутренностей. Вот мой ответ!»

Хотя де Брэйз, стоя за дверью, услышав это, захохотал, шериф не принял ответ так же легко. Де Вулф видел под его маленькой бородкой кадык и заметил, как тот нервно сглотнул. «Ерунда, Джон, у тебя нет никаких доказательств – ни одного свидетеля, чтобы обвинить меня. Даже если ты был в состоянии проговориться кому-то, куда ты теперь пойдёшь со своими сказками? Винчестер и Лондон слишком далеко для человека, заключенного в тюрьму за изнасилование».

«Так что же ты намерен делать со мной, шурин? Поручишь Стиганду отравить меня сегодня - или вырезать завтра мне язык, чтобы заставить меня замолчать? Это было бы эффективно, ты же знаешь, ведь я не сумею написать мои обвинения!» Он даже использовал свою личную безграмотность в качестве упрёка шерифу.

Де Ревелль, осознавая чудовищность пути, на который был вынужден пойти, всё более размякал. Избавиться от королевского коронера было не так легко, как от обычного преступника. Коронер не мог так просто исчезнуть с лица земли, без вопросов, задаваемых на самом высоком уровне. Чем больше шериф втягивался в эту авантюру, тем меньше она ему нравилась.

Джон почувствовал это, и намеренно провоцировал своего шурина насмешками. Он поднял свой вытянутый подбородок и указал на чёрную щетину на шее: «Когда ты меня повесишь, перед всеми горожанами и церковниками, как ты думаешь, узел будет находиться слева или справа, а?»

Джоселин де Брэйз заметил, что происходит, и сердито вышел вперёд. «Шериф, оставьте его, он пытается сделать из нас дураков!»

«Слишком поздно, Господь Бог сделал это много лет назад!» – Глумился де Вулф. Де Брэйз поднял руку, чтобы ударить коронера, но потом понял, что тот больше не связан. Он поспешно отступил и вытащил из ножен кинжал.

«Вот как, убить коронера короля, – пригласил де Вулф. – Вперёд, это действительно заинтригует главного юстициария и лорда Маршала».

Ричард де Ревелль был почти в панике при упоминании самых влиятельных персон королевского двора. «Оставь это, де Брэйз! Знайте своё место. Ты здесь лишь в качестве наёмного меча, и не имеете права голоса в этих вопросах, – Он повернулся к заключенному чуть ли не с мольбой. – Я прошу тебя, Джон, у тебя ночь на размышления. В противном случае, эта женщина завтра обратиться в суд графства. У нас есть четыре свидетеля твоего непристойного нападения - и есть аптекарь, который скажет, что он осмотрел её и нашёл на ней синяки. В течение нескольких дней ты будешь обвинён, осуждён и повешен. Я буду не в силах остановить это, как только ты войдёшь в зал суда завтра утром». Потом, словно боясь услышать что-то, что бы расстроило его, шериф отступил назад, захлопнул дверь и выкрикнул Стиганду приказ запереть её.

Де Вулф улёгся на холодную сланцевую плитку, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и выработать линию поведения на суде графства.

***

Ричард де Ревелль, рассказывая со злорадством своей сестре про неверность её мужа, никак не ожидал последствий этого. Он думал, что она устроит де Вулфу огромный скандал, гораздо больше, чем обычно, но никак не думал, что она немедленно уйдёт из дома и поселится у него. Матильда всегда боготворила своего старшего брата, но, несмотря на свою показную привязанность к ней, он с детства считал её простой и надутой девушкой, которая выросла, но не стала умнее. В его планы вовсе не входило поселить её в собственных покоях Ружмона – особенно в такой критический момент, как этот. А терпеть возле себя завистливую французскую горничную с торчащими зубами было невыносимо. Он был вынужден выселить своего приказчика из одной из своих комнат, чтобы спать там самому, предоставив свою кровать Матильде, рядом с которой должна была ночевать горничная. Слава Богу, он должен был избавиться от них через несколько дней, отправив их к Ревелсток – хотя его трясло от перспективы рассказывать своей жене, Элионоре, что теперь у неё будут постоянные квартиранты. Возможно, одна из них поселится в другой его усадьбе близ Тавистока, но де Ревелль и здесь предвидел серьезные внутренние проблемы.

Но какое будущее будет у него – и, даже больше, будет ли у него будущее вообще?

Де Ревелль под утро лёг на набитый соломой матрас своего управляющего, но сон к нему не шёл, он всё больше опасался того, что ему принесёт предстоящий день и неделя. Он чувствовал, что катится с горы со всё возрастающей скоростью и по мере возрастания этой скорости, всё меньше способен контролировать движение. Грандиозная идея заговора казалась волнующе привлекательной в стадии планирования, когда собравшиеся за кувшинами вина заговорщики решили изменить лицо Англии. Но теперь, когда от него требовалось осудить на смерть своего зятя, королевского коронера, который был личным другом юстициария и самого монарха, все их неопределённые планы казались далёкими от реальности.

Ранее, менее, чем год назад, де Ревелль уже один раз приблизился к катастрофе. Он жаждал более высокой должности, и положение шерифа в дальнем западном графстве, отдалённом от центральной власти, не удовлетворило его амбиций. Ему никак не удавалось продвинуться, ни про Генрихе Втором, ни при его сыне Ричарде. Все предпринятые им усилия, чтобы получить пост в Винчестере или Вестминстере, не принесли результатов. Возможно, для него это стало навязчивой идеей, но он чувствовал, что после смерти старого короля перспективы его продвижения стали нулевыми. Два года назад, когда до него дошли слухи о стремлении графа Мортена захватить трон в отсутствие своего брата Ричарда, он увидел шанс встать под его знамёна и в результате получить новую, более высокую должность.

К счастью для него, он не успел слишком далеко зайти по этой дороге, прежде чем, после возвращения короля Ричарда, заговор провалился. К тому времени, как незадолго до освобождения Ричарда Львиное сердце, старая королева, Элеонора, мобилизовала против повстанцев верных вассалов, де Ревеллю, благодаря влиянию близких к графу Мортену баронов, была обещана должность шерифа Девона. Когда же восстание было подавлено, из-за его связей с заговорщиками его назначение на должность шерифа было приостановлено. Это было, когда отец Генри де ла Помероя был вынужден совершить самоубийство. Только после прощения, дарованного королём своему брату и большинству повстанцев, Ричард де Ревелль соскочил с крючка, что, в конечном итоге, позволило ему занять пост шерифа.

Теперь же этот цикл, казалось, начался вновь, и, лёжа в холодной постели, он проклинал тот день, когда встрял в политические разборки. Червь честолюбия всё ещё грыз его изнутри, но последние день – два заставили его сомневаться, что цена, которую он заплатил, стоит мифического вознаграждения, что он мог получить в результате.

На встрече в Берри Померое, за два дня до этого, отчаянно пытаясь избежать нынешней ситуации, придуманной Бернардом Чиверсом и де Брэйзом, с целью осудить коронера по обвинению в изнасиловании и приговорить к виселице, он выдвинул свой план добиться молчания де Вулфа, шантажируя сведениями о его любовных связях. Шериф чувствовал, что ситуация вышла из-под контроля и постепенно превратилась в кошмар. Он ворочался и проклинал всё на свете, и упрямца де Вулфа, и де Брэйза, убившего старого каноника, и себя самого!

Перед тем, как сон всё-таки сморил его, он вспомнил, что утром ему предстоит столкнуться Матильдой и сказать ей, что её муж обвиняется в изнасиловании и к концу недели она, вероятно, будет вдовой уголовника.

***

Как всегда, такое событие невозможно было сохранить в тайне в небольшом Эксетере. Вскоре после рассвета, словно лесной пожар, ширился слух, что сэр Джон де Вулф, коронер, находится в тюрьме Ружмона, хотя пока ещё никто не знал, почему. Вернувшись с дежурства, охранник в сторожке рассказал новость своим собутыльникам, они рассказали своим жёнам и вскоре об этом знал весь город.

Гвин услышал об этом, покупая у лавочника возле восточных ворот кусок сыра, когда пришёл из Сент-Сидуэлла. Изумленный, он поспешил к замку и догнал Томаса де Пейна, который со всей возможной скоростью хромал в гору, узнав о тяжёлом положении своего хозяина от повара, у которого покупал хлеб и масло на завтрак. Взволнованные, они прошли через ворота, заметив, что охрана была удвоена. Никто не получал приказа не пропускать людей коронера в замок – и, во всяком случае, Гвин, вероятно, придушил бы любого, кто вздумал бы остановить его. Они спустились по ступенькам в подземелье, Томас, ковыляя и подпрыгивая, чтобы не отставать от идущего широкими и быстрыми шагами корнуолльца. Двери, ведущие к камерам, были заперты, поэтому Гвин ввалился в каморку Стиганда, где жирный тюремщик что-то кипятил в горшке. «Открой эти чертовы двери, жирная жаба! Я должен немедленно увидеть коронера!»

Сакс оторвался от приготовления пищи и с насмешкой сказал: «У меня строгий приказ, чтобы с ним никто не говорил!»

Гвин был не в настроении, чтобы обсуждать этот вопрос. Он схватил Стиганда за плечи обеими руками и рывком оторвал его от земли, сильно встряхнул его и прошипел тому в лицо: «Слушай, ты, мешок слизи, открой эти двери, или я откручу тебе голову!»

В одно мгновение, убедившись в весомости довода, тюремщик почти бегом проследовал по мрачному коридору. Идущий за ним Гвин лишь слегка подталкивал его всю дорогу, а Томас шёл сзади. Когда дрожащими руками тюремщик перебирал свои ключи, чтобы открыть двери, Гвин забрал их у него, открыл двери блока камер, затащил туда Стиганда и приказал Томасу запереть двери. «Мы ведь не хотим, чтобы этот мочевой пузырь из свиного сала поднял тревогу», – пояснил он свои действия. Проходя вдоль камер и заглядывая внутрь, скоро он обнаружил лицо де Вулфа в нескольких дюймах от своего собственного на другую сторону решётки. «Сейчас мы вас вытащим отсюда, коронер! Томас, давай сюда ключи!»

Ночью у де Вулфа было много времени, чтобы подумать. «Нет, Гвин, не надо этого. Охранники могли позволить вам войти, но они, без сомнения, не выпустят меня. В любом случае, я не собираюсь бежать из моего родного города. Если ты попытаешься противодействовать, то также окажешься в ловушке».

Он быстро объяснил, что случилось и как он попался в подстроенную ловушку. Гвин грозился найти де Брэйза и резать его тупым ножом, но опять-таки Джон сдержал его насильственные порывы. «Ты должен оставаться свободными, это жизненно важно - и ты, Томас, тоже. Вы – моя единственная связь с внешним миром. Гвин, ты должен спокойно выйти, и, не откладывая поехать в округа, чтобы предупредить преданных королю баронов и рыцарей. Лорда Ферраре, и Реджинальда де Курси - ты помнишь их по делу Фитцосберна несколько недель назад. Они передадут послание другим, которых они знают. Скажешь им, что снова назревает бунт, и в Девоне за ним стоят Померой, Чивер и де Нонан. Что-то удержало его от включения в этот список шерифа. «Скажи, что меня ложно обвиняют в уголовном преступлении, чтобы заставить замолчать. Этого будет достаточно, чтобы заставить их поспешить в город».

Он повернулся лицом к своему секретарю: «Томас, иди к архидиакону с той же самой историей так быстро, как твои маленькие ножки могут тебя нести. Также скажешь ему, что за этим стоят люди, убившие каноника. Теперь идите, вы оба, и не попадитесь!»

Он быстро вернулся в свою камеру, чтобы предотвратить любые аргументы Гвина, который был готов разнести тюрьму камень за камнем, чтобы освободить своего хозяина. Но здоровяк признал правоту сказанного коронером и сделал так, как ему было сказано. «Давай, карлик, ступай к собору. Он открыл ворота и дал Томасу толчок, чтобы придать тому ускорение. Стиганд пытался последовать, но Гвин схватил его за воротник и потащил его к большой камере в конце, где три оборванца ожидали назначенной на следующий день казни. Открыв дверь ключами Стиганда, он затолкнул тюремщика внутрь и запер снова. Он вышел, не обращая внимания на крики и вопли жирного садиста, когда приговоренные преступники срывали на нём свой гнев.

Он догнал хромающего писаря через несколько ярдов, и они пошли с показным безразличием к воротам, а затем поспешили в город, чтобы сделать то, что было велено.

В то же время шериф подготовился к разговору со своей сестрой. Хотя он обычно ел за верхним столом в зале, сегодня утром он приказал своим слугам обслуживать его в кабинете. Изгнанный из своей комнаты управляющий с обиженным видом поставил на стол кружки и миски с угрюмым безразличием, но де Ревелль был не в настроении, чтобы интересоваться настроением слуг. Люсиль отослали поесть с другими служанками на кухне, и как только стол был накрыт, он отпустил управляющего.

Потом он постучал по внутренние двери и позвал Матильду на завтрак. Оттуда не последовало никакого ответа, и он постучал сильнее, но с тем же успехом. Обеспокоенный молчанием, он просунул голову в дверь и увидел, что она сидит на краю кровати, полностью одетая, и неподвижно смотрит в узкое окно. В конце концов, после нескольких приглашений, она встала и молча прошла мимо него.

«Чёртовы женщины!» – Пробормотал он себе под нос, но благородно держал для неё стул, после чего сам сел напротив. Хотя Ричард ел без аппетита, но Матильда вообще не хотела есть. Она взяла кусок хлеба и делала вид, будто что-то ест, но в основном сидела, опустив голову. Он заметил, что на её толстые веки изнутри наворачиваются слёзы, но не услышав от неё ни звука. Наконец. он набрался мужества, чтобы сказать ей о муже. Налив горячего эля в её чашку, он откашлялся. «Матильда, боюсь, что у меня есть некоторые тревожные новости». Она ничего не ответила, но две струйки слёз с обоих сторон её довольно плоского носа достигли её верхней губы. Де Ревелль был не в состоянии понять всю глубину её очевидного горя из-за неверности мужа. Он знал, что она была хорошо осведомлена о его связи с женщиной из «Ветки плюща» – он много раз слышал, как она упрекала де Вулфа «валлийской шлюхой», как она привыкла называть её. Почему она настолько расстроена раскрытием его прелюбодеяний с женой торговца из Долиша, было ему совершенно непонятно, так как она часто обвиняла Джона в связях с другими, кроме Несты, женщинами. Но думая о зачастую необъяснимом поведении собственной жены, шериф мысленно пожал плечами, объяснив себе всё женской натурой.

Проблема, по-прежнему, заключалась в том, чтобы сообщить ей куда более неприятную новость. «Этой ночью случилась страшная вещь, Матильда дорогая. Я не вижу способа, как это можно смягчить. Джон находится в замковой тюрьме, под нами. Его обвиняют в нападении на одну горожанку. То, что она немногим лучше, чем блудница, мало что меняет, так как там имеется четверо свидетелей, а девушка настаивает на подаче иска против него в суд графства сегодня утром».

Её голова медленно поднялась и она посмотрела на него пустым взглядом, подобного которому он никогда не замечал у неё раньше, ни в детстве, ни потом. На мгновение он испугался, что она сошла с ума. Он продолжил дальше, испытывая страх оказаться в кампании душевно больной. «Я должен провести суд, Матильда. Мне не хочется так делать, но обращение от этой женщины и её друзей, которые поймали Джона в момент его развратных действий, не оставляет мне выбора! Я должен выполнять свой долг, как шериф короля в этом округе.

Раздался треск, когда стул Матильды отъехал назад. Она вскочила на ноги, глядя на него, её губы дрожали, но она ничего не сказала. Побледнев и дрожа, она пошла в спальню и закрыла за собой дверь. Взволнованный её поведением, он подошел к двери и снова робко постучал. «Ты в порядке, сестра? Может, послать за твоей горничной?»

После непродолжительного молчания прозвучал её тихий, но уверенный голос: «Я буду в зале графства, чтобы поддержать своего мужа».

Со вздохом, де Ревелль отвернулся, желая чтобы мир состоял только из мужчин. Потом, вспомнив о других своих неприятностях, он пожелал оказаться где угодно, хоть в Африке или Китае, но только не в Девоне.

Перейти к двенадцатой главе