Бернард Найт. Террор в лесу . Глава 2 (Коронер Джон - 7)

ГЛАВА ВТОРАЯ

В которой Коронер Джон разговаривает с Хранителем лесов

Николас де Боско жил в более спокойной части Эксетера, между Северными воротами и замком Ружмон, крепостью, которая занимала самую высокую часть города в северо-восточном углу городских стен. Переулок Святого Панкраса получил название от близлежащей церкви, одной из двадцати семи в городе с четырьмя тысячами жителей. Хранитель жил в узком доме, похожем на жилище Джона де Вулфа, с черепичной крышей и глухим фасадом, с одним окном и дверью, выходящей на улицу. Это было недалеко от переулка Мартина и за несколько минут коронер добрался сюда, и на его стук входную дверь старый слуга, которого он принял за дворецкого де Боско.

Джона провели в зал, мрачную комнату, увешанную мечами, щитами, копьями и другими атрибутами прошлых воинских походов. Чувствовалось отсутствие в доме женщины, в комнате были только предметы первой необходимости, без намёка на комфорт. Пара дубовых стульев стояла по обе стороны от пустой ямы для костра в центре пола, а на длинном столе стояли несколько оловянных чашек и кувшин с вином. Тем не менее, человек, который встал, чтобы приветствовать коронера, был лордом с тремя поместьями в графстве. Рыцарь, как и Джон с юности, сражался в нескольких кампаниях в Ирландии и Франции и был в Третьем крестовом походе, хотя их пути никогда не пересекались за пределами Девона. Николас де Боско был почти на два десятилетия старше сорокалетнего де Вулфа, и это сразу бросалось в глаза. У него было худое, изможденное лицо, а редкие волосы были белыми. У него не было ни бороды, ни усов, ни одного зуба во рту. Тем не менее, его серые глаза были яркими и острыми, а его хватка, когда он, приветствуя Джона, ухватился за предплечье Джона, была крепкой. Он использовал левую руку, поскольку правая высохла после ранения копьём, полученного в битве в Нормандии много лет назад. Николас жестом указал коронеру на место напротив и махнул слуге, чтобы тот подал им вино.

– Мы несколько раз коротко встречались, сэр Джон, во время торжеств в ратуше. Мне хорошо известна ваша репутация защитника прав нашего короля.

Как и в случае коронации де Вулфа, Николас обязан своим назначением Хранителем Королевских лесов Девона своей верной приверженностью Ричарду Львиное Сердце – и его отцу, королю Генриху до него. Выпив за здоровье друг друга хорошего вина из Пуату, они обменялись воспоминаниями о давно прошедших походах, после чего Джон взялся за дело.

– Мой помощник сказал вам, что вчера был убит один из ваших вердеров? – Прямо спросил он.

Де Боско печально кивнул.

– Мне трудно в это поверить. Хамфри ле Бонд был хорошим человеком, солидным и надёжным. Почему кому-то понадобилось его убивать? Как я понял, это не было обычное ограбление.

– Это маловероятно, хотя мы не можем быть уверены. Его кошелёк остался при нём, и не было никаких признаков схватки вдоль дороги. Я надеялся, что вы сможете пролить свет на эту тайну.

Николас недоумении покачал головой.

– Я был не так уж близок с ним, но мне не известно ничего, что могло бы заставить кого-либо желать ему смерти. Хранитель не часто встречается с вердерами, хотя мы все чиновники Королевского леса.

Пока слуга доливал вино в чашу Джона, его собеседник продолжил.

– Как вы, наверное, знаете, в каждом лесу есть Хранитель, назначаемый непосредственно Королем - или на самом деле королевским советом или Главным Судьей от его имени. Это пожизненное назначение, и я слежу за Девоном с тех пор, как Ричард поставил меня здесь в 91 году.

Он сделал паузу, чтобы отхлебнуть вина, задумчиво глядя в холодный пепел кострища.

– В прошлом году кому-то захотелось, чтобы я ушёл. Никто открыто не выступит, но мне подбросили письма без подписи с требованием уйти в отставку и даже было несколько угроз моей жизни.

Джон выпрямился – это могло иметь какое-то отношение к убийству Ле Бонда.

– Может вам известно, не происходило ли то же самое с вердером?

Де Боско покачал головой.

– Не то, чтобы я знал - и я был бы удивлен, если бы это было так. Я уверен, что это политический вопрос, который не касается простых вердеров. Я не хочу важничать, но между нами имеется значительная разница. Хранители, как и коронеры, должны быть солидными людьми - по крайней мере, помещиками или даже баронами. Вердерами назначают младших рыцарей или даже простых сквайров.

Де Вулф, который провёл большую часть своей взрослой жизни за пределами Англии, никогда прежде не интересовался иерархией лесных чиновников и искал какое-то объяснение.

– Значит, вердеры также назначаются короной?

Де Боско выдохнул сквозь голые десны.

– Это не просто! В каждом лесу их четыре, по одному на каждый сектор. По рекомендации шерифа они избираются свободными лицами в окружном суде. Но, по крайней мере, теоретически они несут ответственность непосредственно перед королем, а не хранителем. Это странная система.

Джон насторожился при упоминании шерифа. На всё, что касалось его шурина, нужно было смотреть очень внимательно.

– Значит, кандидатура шерифа?

Хранитель кивнул.

– Без сомнения, Ричард де Ревелль уже имеет в виду кого-то, если он уже знает о смерти Хамфри ле Бонда.

– Какая разница в функциях этих чиновников?

Николай осушил свою чашку и махнул слуге, чтобы тот её снова наполнил.

– Я – просто администратор, мне не нужно появляться в лесу. Вместе с моим секретарём я собираю отчёты о всех доходах в Казначейство от лесохозяйственной деятельности и всех судебных дел, чтобы каждый год отправлять их в суд.

Он довольно мрачно уставился на свою чашу с вином.

– Это вряд ли захватывающая задача, но наш король был настроен поручить её мне, поэтому я делаю всё, что могу. Я должен организовать Лесной суд, хотя этот суд редко проводится чаще, чем раз в три года. Я должен рассматривать все жалобы, связанные с лесным законодательством и дисциплиной, по отношению ко всем остальным работникам леса, хотя на самом деле вердеров можно уволить лишь по королевскому приказу.

– А эти вердеры - что они делают?

– Их основная функция заключается в том, чтобы иметь дело с нижестоящими лесными судами – судами, в которых рассматривается большинство повседневных правонарушений.

Де Вулф потёр свою чёрную щетину.

– Это то, что называют «сорокадневные» суды?

– Это их обычное расхожее название, хотя некоторые называют их «древесными фанатами». Вердеры могут иметь дело с мелкими правонарушениями в этих судах, в основном с теми, что совершаются против «верта». Все более серьёзные дела, вроде обвинений в «оленине», должны передаваться в Лесной суд, это приводит к тому, что многие бедолаги – браконьеры проводят несколько лет в тюрьме, где они часто умирают до того, как их дело заслушают.

Хотя Джон имел довольно расплывчатые знание в отношении управления лесом, он очень хорошо знал, что «верт» относится к деревьям, растительности. «Оленина» же относилась к существам леса, хотя даже они строго подразделяются от косули до кроликов.

– Так кто же осуществляет реальный надзор за лесом, если на самом деле вердеров интересуют только их местные суды?

Кислая мина исказила морщинистое лицо де Боско.

– Проклятые лесники, вот кто! Хотя это грубые люди из простонародья, именно они правят лесами так, как будто он и принадлежат им! Я должен отвечать за них, но они делают что хотят, почти без контроля.

– Ты не слишком их любишь, Хранитель.

Николас нахмурился.

– Имя им – алчность и злоупотребления, коронер! У них слишком много полномочий, и они злоупотребляют ими, чтобы терроризировать лесных людей. Они в полной мере используют свою силу, особенно когда вердер слаб и потворствует им.

– Был ли Хамфри ле Бонд мягкотелым?

Де Боско покачал головой.

– Не особенно. Он делал всё возможное, чтобы сдерживать их произвол, и мы иногда говорили о том, чтобы найти какой-нибудь способ обуздать неуправляемую работу лесников. Но у них всегда было какое-то оправдание, и недавно они стали утверждать, что делают всё с одобрения шерифа.

И снова в голове Джона прозвенел сигнал тревоги, когда он услышал о возможном участии Ричарда де Ревелля. Он отказался от очередной порции вина и встал, готовясь уйти, поблагодарив хранителя за его помощь.

– Возможно, мне придётся обратиться к вам снова, когда станет известно больше фактов. Но в настоящий момент вы не представляете, зачем кому-то понадобилось убить вердера?

Николас де Боско проводил коронера до дверей.

– Для меня это полная загадка, де Вулф. Но в лесу происходят странные вещи, и я не имею в виду кабана! В последнее время некоторые лесники стали гораздо более требовательными и жестокими, чем обычно, что вызывает недовольство как крестьян, так и баронов. Правда, в последнее время доход, который я посылаю в Винчестер, увеличился, но я подозреваю, что это лишь малая часть того, что вымогают у жителей полесья. – Его усталое лицо ещё больше осунулось, когда он закончил разговор. – Хотел бы я знать, что там происходит - хотя и не могу понять, как эта смерть может быть связана с этими поборами.

Покинув хранителя, де Вулф прошёлся по улицам в сторону Ружмона, прокручивая у себя в голове убийство Ле Бонда, который казался маловероятным кандидатом на жертву убийства, если только мотивом был не грабеж. Большая часть Девона была определена как Королевский Лес, где независимо от владения землёй вся охота и многие другие аспекты хозяйственной деятельности принадлежали королю. Недавно он слышал, что многие землевладельцы, от арендаторов до баронов, всё более высказывали недовольство ситуацией и выдвигали предложение о сокращении лесных площадей и смягчении карательных законов.

Прекрасно зная своего короля, Джон понимал, что Ричарда Львиное сердце интересовали только война во Франции, в Англии же он провёл всего четыре месяца своего правления и не выказывал никакого желания когда-либо сюда вернуться. Монарх вряд ли согласился бы на любую потерю дохода для своего казначейства, которое содержало его войска, чтобы продолжать сражаться с Филиппом Французским. Королевские леса, которые покрывали почти треть Англии, были прибыльным источником дохода, и Львиное Сердце нуждался в каждом пенни, поскольку страна всё ещё выплачивала огромный выкуп, причитающийся германскому императору Генриху. Де Вулф все ещё чувствовал вину за это, поскольку он был частью маленького отряда телохранителей короля, когда тот был взят в плен в Австрии, обвиняя себя в том, что был недостаточно бдителен, чтобы предотвратить это.

Его размышления привели его к расположенному на возвышенности замку. Подъёмный мост над рвом, в котором не было воды, уже давно не поднимался, ворота были открыты и лишь один вооружённый постовой приветствовал коронера у сторожки. На её верхнем этаже коронер занимал жалкую комнату, неохотно выделенную шерифом. Ответив солдату под входной аркой, Джон поднялся по узким извилистым ступенькам на второй этаж.

Откинув закрывающую вход и заменявшую дверь мешковину, он вошёл в свой кабинет, сырое и мрачное помещение под крышей, продуваемое двумя открытыми бойницами, которые открывали вид на город.

Ещё оставалось несколько часов долгого летнего вечера, и Гвин всё ещё был здесь. Он жил в поселке Сент-Сидвелл за городскими стенами, чтобы провести ночь с женой и детьми, ему нужно успеть выйти из города до того, как городские ворота закроют с наступлением комендантского часа.

– Где Томас? – Спросил де Вулф.

– Вероятно, бормочет молитвы в соборе, – проворчал корнуоллец. – Думаю, что он готовится к тому, что его восстановят в рядах церковников.

– Я думаю, что, несмотря на его желание, до этого ещё долго.

Джон указал на большой кувшин сидра у табуретки Гвина, и его помощник налил щедрую порцию мутной жидкости в две глиняные кружки, стоящие на грубых досках стола.

– Я думал, что епископ и архидьякон дали ему некоторую надежду, в награду за то, что его по ошибке чуть не повесили – сказал Гвин.

Коронер пожал плечами и сделал большой глоток сидра.

– Среди других священников у него ещё много недоброжелателей, но, по крайней мере, Томас сейчас стал веселее. Мы же не хотим, чтобы он снова попытался покончить с собой и прыгнул с крыши собора.

Их писарь, которого несколько лет назад арестовали в Винчестере за якобы непристойное нападение на одну из учениц в соборной школе, был одержим восстановлением своего рукоположения и очень расстроился из-за того, что не смог добиться какого-либо прогресса в восстановлении.

Де Вулф плюхнулся на скамейку за столом, и они несколько минут сидели в дружеском молчании, посасывая из кружек забродивший яблочный сок. Гвин был его телохранителем и компаньоном в течение многих лет, путешествуя и сражаясь с де Вулфом в дюжине стран вплоть до Палестины. Они не нуждались в поддержании пустых разговоров, прекрасно понимая друг друга, но в конце концов Гвин спросил, пролил ли Николас де Боско какой-либо свет на недавнее убийство.

– Нет, но он дал мне ощущение, что в лесу что-то назревает. Я пока не знаю, что это может быть, но я держу пари, что за этим стоит какая-то политика – что обычно означает, что в этом замешан мой дорогой шурин.

Он осушил свою кружку и поднялся, опираясь руками на стол, сгорбившись над ним, как чёрный стервятник.

– Пожалуй мне надо увидеть этого дьявола. Я подозреваю, что он уже слышал о потере одного из своих вердеров, но я должен сделать это официально.

Оставив вечно голодного Гвина с паштетом из баранины и куском хлеба с сыром, которые тот купил в лавке на улице, де Вулф спустился вниз по лестнице и прошёл во внутренний двор замка. Ружмон имел внешнюю линию обороны ниже по склону холма, где высокий земляной вал и ров огораживали большой участок в углу между северной и восточной стенами города. Здесь жили многие солдаты гарнизона и их семьи, а также другие связанные с замком люди. Множество хижин и бараков вместе с конюшнями, кузницами, оружейниками и складскими помещениями превратили этот внешний двор в маленькую деревню. Высокая зубчатая каменная стена отсекала верхний угол, создавая укрепленную внутреннюю крепость, туда попасть можно было только через сторожку. Внутри крепости, у дальней стены, стояло трехэтажное здание, в котором жили шериф и комендант. Во внутреннем дворе также находились крошечная гарнизонная часовня Святой Марии и унылый каменный сарай, в котором проходили заседания суда графства. Вокруг внутренней части стены было множество навесов и лачуг, некоторые из которых были жилыми помещениями, другие - конюшнями и кладовыми. Прошло более полувека с тех пор, как в замке происходили какие-либо военные действия, и теперь это место едва ли было крепостью, а скорее административным центром Девоншира, а также домом нескольких десятков солдат и их семей.

Джон де Вулф прошёл через двор, вытоптанный копытами бесчисленного количества лошадей, волов, а также - солдатами. Раннее вечернее солнце давало ещё достаточно тепла, и потому перед хижинами несколько женщин занимались рукоделием и сплетничали, наблюдая, как детвора играет с дворняжками или швыряется шариками из связанных лохмотьев. Проходя по двору, коронер кивнул нескольким знакомым и быстро добрался до деревянной лестницы, ведущей к двери главной башни, в двенадцати футах над землей. В маловероятном случае проникновения осаждающих во внутренний двор лестницу можно было бы убрать и обезопасить единственный вход в это последнее убежище. Сегодня же единственной угрозой внутреннему святилищу Ружмона было мрачно-решительное выражение лица входящего коронера, решившего выяснить, замешан ли шериф в каких-либо новых интригах в Королевском лесу.

На первом этаже, над подземным крылом, в котором находилась зловонная тюрьма, располагался большой зал замка, за которым находились комнаты шерифа. Верхний этаж занимал комендант Ружмона, а также жилые помещения многочисленных слуг и чиновников. Де Вулф направился прямо к двери комнаты своего шурина, в боковой части зала, но его остановил голос, раздавшийся с одного из столов в большом высоком зале.

– Его там нет, сэр Джон. Уехал навестить свою жену, так сказал!

Коронер обернулся и увидел крупного бородатого мужчину, одетого в кольчугу, что сидел рядом с Габриэлем, замковым сержантом. Тот также был в доспехах, его круглый металлический шлем стоял перед ним на столе. Старшим человеком был Ральф Морин, комендант замка и хороший друг де Вулфа, который подошёл и присел на скамью рядом с ними.

– К чему эта кольчуга? Мы что, ожидаем вторжение французов?

Ральф улыбнулся и махнул проходящему слуге, чтобы принёс им эля. Он был живым доказательством того, что норманны были потомками норвежцев, светловолосый воин с раздвоенной бородой, он выглядел так, словно только что сошёл с корабля викингов.

– Только что вернулись после тренировки нескольких бездельников на бычьем загоне, – проворчал он. – В наши дни молодые солдаты никогда не видели меча, поднятого в гневе, и не видели – ни капли крови! Нам нужна война, чтобы привести их в форму.

– Сейчас чертовски жарко для беготни в кольчуге, – добавил Габриэль, когда кувшин эля и несколько кружек оказались на столе. Сержант был старым воином, с длинным послужным списком участия в ирландских и французских войнах. Трое ветеранов несколько минут обменивались репликами о мягкотелых новобранцах, не знавших, что такое война и походы, пока Ральф Морин не вернулся к теме шерифа. Хотя де Ревелль формально был начальником коменданта, Ружмон был королевским замком, а не феодом барона, поэтому Ральф за его безопасность отвечал непосредственно перед королем.

– В воскресенье он поехал в Тивертон и должен вернуться завтра. Возможно, его леди нуждается в каких-то услугах!

Жена шерифа, холодная леди Элеонора, отказалась жить со своим мужем в Эксетере – в холодной и суровой крепости, и проводила дни в их усадьбе возле Тивертона или в семейном доме в Ревелстоке, недалеко от Плимута. Такое положение вполне устраивало Ричарда, который компенсировал отсутствие супруги более молодыми и доступными женщинами, но регулярно, раз в неделю или две, он совершал кратковременные визиты к своей надменной супруге.

– Тогда он ещё может не знать, что лес потерял одного из своих вердеров? - Заметил де Вулф. Он рассказал историю о необычной смерти Хамфри Ле Бонда, и морщинистое лицо коменданта выказало удивление.

– Я хорошо знал Ле Бонда - я был с ним при осаде Ле-Мана. Он был хорошим товарищем, надёжным бойцом. Мне жаль, что он умер.

– Кто же, чёрт возьми, захотел всадить стрелу в спину вердера? – Прорычал Габриэль. – Если бы это был лесник или его помощник, я бы это понял. Многие из этих ублюдков заслуживают того, чтобы гореть в пекле, а вердер просто председательствует в сорокадневном суде.

– Может это кто-то из оштрафованных преступников, которого чересчур жестоко наказали в одном из этих судов? – Предположил комендант.

Де Вулф покачал головой.

– Эти лесные суды могут только штрафовать людей за мелкие правонарушения против леса с ущербом менее четырех пенсов. Кто станет брать на себя убийство из мести за несколько марок?

Морин отпил немного эля и вытер свою пышную бороду рукой.

- Тогда, возможно, это дело рук беглых преступников, скрывающихся в лесу. Но, если он не был ограблен, то с чего бы они стали на него нападать? Вердер же не имеет никакого отношения к ним.

– Там творится что-то более зловещее, – проворчал Джон. – Хранителю лесов угрожали, кто-то хочет убрать его с должности.

Они обсуждали возникшую проблему с разных сторон, пока не закончился эль, а затем де Вулф встал из-за стола.

– Так как нашего дорогого шерифа нет на месте, то мне лучше вернуться домой и встретиться с его сестрой. Она будет хотеть ужинать после тяжёлого разговора с Богом в Святом Олафе!

Он оставил двух воинов, собравшихся поужинать и потому пославших за очередным кувшином эля. Солнце уже склонилось над большими башнями-близнецами собора, но улицы всё ещё были полны людей. Многие горожане по-прежнему спорили с торговцами у прилавков. Сновали нагруженные поклажей носильщики, выпивохи обходили пивные Главной улицы, сквозь толпу протискивались люди с лошадьми и вьючными мулами, на каждом шагу выкрикивая требования уступить дорогу. Вечерний воздух был наполнен запахами кулинарии, алкоголя и конского навоза.

Не обращая внимания на уличную суматоху, возвышавшийся на голову над большинством окружавших прохожих, коронер направился к переулку Мартина. Он свернул в переулок, затененный контрастом с видневшимся вдали более ярким пространством соборной площади. Со вздохом смирения он открыл дверь и повернул направо, чтобы пройти прямо в зал. Его большой пёс, Брут, вылез из-под стола и подбежал к нему, опустив голову и приветствуя хвостом. Куда менее сердечное приветствие прозвучало из-за высокой деревянной спинки одного из стоящих у камина кресел.

– Где же ты пропадал с самого рассвета?

– Мне седло натёрло задницу, ведь я езжу по округу, выполняя обязанности, которые взял на себя прошлой осенью по твоему настойчивому желанию, – недовольно ответил он, усаживаясь в другое кресло напротив своей жены.

– Твоя речь становится такой же грубой, как и твои привычки, Джон, – огрызнулась Матильда.

– Ты хочешь услышать, чем я занимался или нет?

– Без сомнения, ты скажешь мне только то, что ты хотел бы, чтобы я знала – и опустишь детали своего обычного пьянства и общения с женщинами.

На этот раз Джон испытал негодование, ведь, что касается сегодняшнего дня, то его совесть была чиста, но он сдержал гневный ответ, поскольку Матильда обычно выходила победителем в скандалах. Он сидел, сердито глядя на неё, проклиная тот день, шестнадцать лет назад, когда отец решил породниться с богатой семьёй де Ревелль и устроил его брак с Матильдой. Невеста тогда тоже не горела желанием выйти замуж и с тех пор много раз горько выражала своё предпочтение религиозной жизни перед браком.

Сейчас же они сидели друг перед другом у очага, как пара бультерьеров. Джон видел перед собой коренастую женщину на четыре года старше его с квадратным, упитанным лицом на короткой шее. У неё были правильные черты лица, но, когда она была мрачной, а она почти всегда была мрачной, опухшие веки сужали её голубые глаза, а губы сжимались в тонкую жесткую линию. Её бледные волосы были покрыты плотным чепцом кремового цвета, подвязанный под агрессивным подбородком, остальная же часть её дородного тела была облачена в зелёную рубаху из тяжёлой парчи, несмотря на теплую погоду. Джон размышлял, что, несмотря на её преданность религиозным обрядам и её искреннее стремление стать монахиней, она чрезмерно любила красивую одежду, а своим отменным аппетитом могла бросить вызов Гвину.

– Ну, ты собираешься рассказать мне или нет? – Недовольно спросила она, прервав его угрюмую задумчивость.

Слишком усталый, чтобы спорить, он проглотил своё раздражение и рассказал историю о мёртвом вердере.

– Твой брат уехал в Тивертон, поэтому думаю, что он ещё не знает о гибели своего назначенца, – заключил он, чувствуя, что её мало интересует эта история, поскольку убитый был всего лишь простым рыцарем и никак не связан аристократией графства. Матильда страстно следила за представителями знатных семейств Девона и всегда искала способы подняться по социальной лестнице в иерархии графства. Будучи сестрой королевского шерифа и женой коронера короля, она имела хорошие начальные позиции, но она внимательно следила за всем, что касалось действий и интриг баронов, богатых горожан и помещиков, не упуская возможности пригласить их на праздники и приемы. Во многом по её инициативе в прошлом году муж занял должность коронера, тогда Матильда потребовала от своего брата, чтобы тот поддержал выдвижение Джона. Но насильственная смерть Хамфри ле Бонда нисколько не поразила её. Единственное, что вызвало слабый интерес Матильды, заключалось в том, что Ричард де Ревелль будет тем, кто предложит окружному суду своего кандидата на освободившуюся должность.

Их вялый разговор был прерван Мэри, пришедшей из кухни с ужином. Чтобы избавить хозяев от мук ночного голода, она принесла на доске хлеб, покрытый ломтями холодной свинины с гарниром из жареного лука и варёной капусты. Свежий хлеб и твёрдый сыр, запитые элем и сидром, должны были заполнить всё оставшиеся места в их желудках.

Они переместились за длинный дубовый стол, где чавканье челюстей Матильды сняло необходимость продолжать разговор. Джон, после дня, проведённого в седле, тоже отдал должное поданному ужину. Когда они покончили с едой, а служанка пришла убрать со стола остатки, в зале было уже темно. Один маленький, выходивший в узкий переулок с высокими зданиями, оконный проём, закрытый лакированным полотном, не давал достаточно света даже тогда, когда соборная площадь была ещё хорошо освещена. Матильда резко отодвинула стул и объявила, что она поднимется в светёлку, где её горничная Люсиль подготовит её к постели.

Джон, по своему обыкновению, сказал, что хочет выпить ещё немного эля, а затем пройдётся выгулять Брута. Они оба знали, куда его может завести его собака во время прогулки, но только сжатые в тонкую нить губы жены выдавали её чувства, когда она вышла в коридор, чтобы добраться до заднего двора и лестницы в верхнюю комнату.

***

Примерно в то же время, когда коронер Девона выгуливал свою собаку, в графстве, в двадцати милях к западу от Эксетера, цистерцианский монах сидел за столом напротив торговца лошадьми. Торговец остановился в большом гостевом доме аббатства Бэкфэст, в маленькой комнате рядом с трапезной, предназначенной для путешественников, что ночевали тут во время поездок из Эксетера в Плимут. За большим, окруженным стеной внутренним двором с двумя воротами, находилась церковь аббатства и другие монастырские здания.

Стивен Крух, торговец лошадьми, оказался в аббатстве отнюдь не случайно, поскольку он часто бывал там и останавливался на ночь по делам. Строгие цистерцианцы славились умелым ведением сельского хозяйства и животноводства. Монахи из Бэкфэста не только держали большие стада овец, с которых получали шерсть и мясо, но и разводили овец и лошадей для продажи. Крух регулярно покупал у них лошадей, и он часто приезжал на переговоры с аббатством от имени покупателей не только из Девона, но и со всей страны.

Перед ним сидел отец Эдмунд Трейпас, который занимался торговыми делами монастыря. Хотя отец Эдмунд был рукоположенным священником и монахом, он обладал деловой хваткой и поэтому именно ему аббат поручил вести большую часть дел с внешним миром, в том числе и торговлю. Ещё в замкнутом обществе серых монахов его выделяло то, что ему часто приходилось покидать пределы монастыря и, по делам аббата, посещать Плимут, Эксетер и даже Саутгемптон.

Сейчас эти два мало похожих знакомца сидели лицом к лицу через стол, а между ними стояла фляжка мёда, которым славился Бэкфэст. Эдмунд Трейпас держал перед собой короткий свиток пергамента, в котором была описана партия лошадей, готовых к передаче на следующее утро для покупателя в Плимуте, который отправит их через Канал для перепродажи в Бретани. Священник, двигая пальцев по списку, перечислял тридцать животных: жеребцов, кобыл, меринов, ставя против них галочки. Стивен Крух не умел ни читать. ни писать и для подсчёта использовал длинный шпагат, на котором завязывал узелки разного размера.

Наряду с разницей в социальном положении, эти двое заметно отличались друг от друга по внешности. Отец Эдмунд в его привычной бледно-серой шерстяной сутане, был высокий и угловатый, с римским носом и иссиня-чёрными коротко постриженными волосами. Бодрому, деловитому, в отличие от типичного монашеского отшельника, отцу было около сорока лет.

Торговец лошадьми был его чуть ли не полной противоположностью: маленьким, на десяток лет старше, с худым, высохшим лицом, потемневшим от жизни на воздухе. Подвижные черты его лица были хитрыми, его глаза постоянно метались из стороны в сторону. Когда он говорил, звуки, казалось, выходили из угла его рта. Он предположительно жил в Тотнесе, но всегда находился в поездках между рынками и ярмарками лошадей. Некоторые говорили, что он был незаконно вернувшимся преступником из Уилтшира, но другие сплетничали, что он ранее скрывался в Глостерском лесу, но несколько лет назад вновь вернулся к нормальной жизни.

Убедившись, что списки совпадают, отец Трейпас свернул свой пергамент и сунул его в рукав, а Крух засунул свой подсчёт в подвешенную на поясе сумку. Они подняли оловянные чашки меда, чтобы закрепить сделку, и осушили их. Священник вновь наполнил чаши.

– Мои люди возьмут их утром с верхнего загона, отец, – сказал торговец. – После обеда нам надо быть в Плимуте.

Он положил на стол тяжёлый кожаный кошель, надёжно завязанный ремешком.

– Это цена, о которой мы договорились. Пересчитай, если хочешь.

Эдмунд Трейпас бодро покачал головой.

– Не нужно. Тебе слишком выгодно иметь дела с аббатством, чтобы ты стал жульничать.

Он пододвинул сумку с серебряными монетами к себе, затем быстро оглядел комнату, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Засунув руку в глубокий карман свободного одеяния, он вытащил небольшой кожаный мешочек и протянул его Стивену. Мешочек с характерным позвякиванием, словно по волшебству, исчез, в какое-то углубление в коричневом саржевом плаще Круха.

– Я не хочу слышать ни о каких подробностях, понял? – Сказал монах. – Ничего не говори мне. Это не моё дело, как вы всё провернёте.

Он выпил остатки своего напитка и встал, коротко кивая лошаднику.

– Я провожу тебя с животными утром, сразу после службы. И ты вернешься сюда, как договорились, через три дня. – Сказал он и вышел не оборачиваясь.

***

В сгущающихся сумерках, Джон де Вулф шёл по соборной территории, занимавшей большое пространство вокруг собора. Это был почти город в городе, находящийся под защитой канонического права, на который не распространялась юрисдикция ни шерифа, ни мэрии, ни коронера, так как на проведение здесь каких-либо юридических действий требовалось согласие епископа Генри Маршала.

Сегодня вечером здесь не совершалось никаких преступлений, за исключением осквернения Брутом каждого дерева или случайной могилы на загроможденной и усыпанной мусором территории. Даже не особо религиозный Джон считал, что это место оскверняет стоящую рядом великолепную церковь, строительство которой завершилось совсем недавно.

Однако Джон думал не о церковном Эксетере, а о Несте, хозяйке гостиницы «Ветка плюща» и его любимой женщине. В течение последней недели или двух он чувствовал, что с ней что-то не так. Ничего такого, на что он мог бы указать пальцем, но в глубине его сознания стало зарождаться небольшое беспокойство. Неста была такой же ласковой, как всегда, разговорчивой, как обычно, и выглядела так же красиво, как всегда - но что-то было не так. Он ловил странный взгляд в сторону, когда она думала, что он не видит, и его ухо время от времени улавливало изменение тембра её голоса.

Большую часть времени он обзывал себя старым дураком, и прогонял эти мысли, но червь сомнения всё равно возвращался в его мозг. Недавно между ними была размолвка, и прошло всего пара месяцев с тех пор, как они вновь восстановили отношения, после её короткого романа с Аланом Лаймом, проходимцем, сбежавшим с недельной выручкой таверны и самой красивой служанкой.

Он не мог не задаться вопросом, появился ли возле неё какой-то другой ублюдок, но почему-то считал, что сейчас дело обстоит иначе. До появления Алана он дал ей повод для недовольства, пренебрегая ею из-за разных проблем в работе коронера, но после примирения старался быть более внимательным. В течение долгого времени он не видел ни одной из своих других любовниц – одна потеряла свой статус, снова выйдя замуж, и даже славная Хильда из Долиша, блондинка, которую он знал с юности, была недоступна, потому что её муж-моряк после кораблекрушения теперь постоянно находился на берегу.

Де Вулф все это прокручивал в своих мыслях, прогуливаясь по переулкам от улицы Южных ворот до Престон стрит, а затем вниз по холму в сторону таверны. Его собака зигзагообразно шла перед ним, отмечая каждый уголок дома неиссякаемым запасом мочи, пока они не достигли постоялого двора на открытом участке земли. Его низкие каменные стены поддерживали огромную соломенную крышу, а над низкой входной дверью с кронштейна свисал пучок веток, обозначавших название для неграмотного большинства посетителей.

Внутри таверна была, как обычно, забита посетителями, но, по крайней мере, обычный запах пролитого эля, вареного лука и пота не резал нос и не выедал глаза едкий дым, поскольку в тёплый летний вечер в большом очаге огонь не горел. Обычно дым поднимался под стропила, пока не находил выход под карнизом, поскольку, в отличие от дома Джона, в большинстве зданий такой роскоши, как дымоход, не было.

По привычке он уселся на своё обычное место на скамейке возле пустого очага, а Брут – занял своё привычное место на земляном полу под грубым столом. Джон кивнул некоторым клиентам, с которыми регулярно здесь виделся, и обменялся парой слов с ближайшими, которые хорошо знали о его отношениях с хозяйкой и одобряли их.

Обычно, как только появлялся коронер, его спешил обслужить старый Эдвин – одноглазый помощник хозяйки, но сегодня сама Неста поставила перед ним большую кружку своего лучшего эля.

– Как сегодня настроение у королевского коронера? – Спросила она, ставя перед ним кружку с элем. Несмотря на лёгкий тон, которым это было сказано, Джон уже подумал, что ему послышалось что-то наигранное, возможно – напускное веселье. Но он был так рад видеть её, быть с ней, что, радуясь встрече, он тут же отбросил эту мысль.

– Садись, любовь моя, и поговори со мной. – Он посмотрел на нее, когда она прислонилась к столу, как всегда опрятно одетая, в платье из жёлтого льна, плотно обтягивающем её тонкую талию, подчеркивая грудь. У её сердцевидного лица был высокий лоб и курносый нос, а пухлые губы были просто созданы для поцелуев. Из-под её белого льняного платка вырвались кудри, рыжие, как борода Гвина.

– Я могу остаться только на мгновение, – воскликнула она, присаживаясь на скамью рядом с ним. – Сегодня вечером здесь вечеринка торговцев шерстью, и они заказали обильный ужин, поэтому я должна гонять этих ленивых горничных на заднем дворе.

Кухня размещалась в сарае за гостиницей, обычное расположение во времена, когда пожар грозил бедой и мог перекинуться на другие здания. «Ветка плюща» славилась лучшей кулинарией в городе, а также тем, что здесь самое чистое место, где можно получить постель на ночь.

Джон обнял её, не обращая внимания на скрытые усмешки некоторых мужчин за соседним столом. Он почувствовал, как она расслабилась у него в объятиях, и это каким-то образом его успокоило, что у неё не появился другой мужчина. Тем не менее, когда они начали говорить о событиях двух дней, прошедших с момента их последней встречи, Джон все же чувствовал, что она что-то не договаривает. Он не хотел прямо спрашивать, было ли что-то не так, боясь, что она скажет ему что-то, что он не захочет услышать. Они поговорили несколько минут, Неста рассказала ему о мелких проблемах в таверне, которой она теперь управляла с помощью Эдвина, двух горничных и поварихи. Еще двумя годами ранее владельцем гостиницы был её муж Мередидд, бывший валлийский лучник на службе у короля Ричарда. Джон знал его со времен войны в Ирландии, потом Мередидд прекратил сражаться из-за раны и купил «Ветку плюща». Но через год он умер от лихорадки, и, в память старой дружбы, де Вулф одолжил его вдове достаточно денег, чтобы гостиница смогла работать. Он вообще помог ей выжить, так как молодая женщина, пытающаяся управлять городской таверной, была главной целью для разных жуликов. Его опека превратилась в любовь, а затем и в настоящую любовь, но иногда они разочаровывались, главным образом потому, что Неста полностью осознавала, что нормандский рыцарь, женатый на сестре шерифа, в перспективе не мог связать свою жизнь со скромной хозяйкой таверны.

Джон рассказал ей об убийстве вердера, она внимательно выслушала, так как всегда интересовалась тем, что он делает в Девоне. Он счёл полезным излить свои проблемы, поскольку это помогало проанализировать их – а она, обладая незаурядным умом, нередко обращала внимание на какой-то момент, который он упустил. Иногда, даже больше, чем Мэри, она могла дать ему полезную информацию, поскольку, благодаря общению с посетителями, Неста была в курсе всего, что происходило в городе и за его пределами. «Ветка плюща» была самой популярной гостиницей для путешественников, проходящих через Эксетер, и она много слышала о сплетнях, которые обсуждались между постояльцами. На этот раз, однако, она мало что могла сказать.

– Я ничего не знаю об этих вердерах, Джон, для меня они просто одно название. Хотя все знают лесников. Все жители страны ненавидят их за жестокость и злоупотребления, ты и сам это знаешь.

– Ты ничего не слышала о том, что происходит в лесу? – С надеждой спросил он, но Неста покачала головой.

– На днях слышала разговор о том, что преступники становятся смелее, чем когда-либо. Возницы и погонщики с запада жаловались, что они иногда теряют поклажу при следовании через более уединенные участки большой дороги. Они проклинали шерифа за то, что тот ничего не делает.

– В этом нет ничего нового! – Едко заметил Джон. – У де Ревелля нет желания отвлекаться на поиск нескольких бродяг на дороге.

В конце концов, у него закончились новости и он перешёл к более насущным вещам.

– Сегодня вечером я не спешу возвращаться домой, дорогая. Ты сможешь выкроить спокойный часок до полуночи? – Его глаза красноречиво смотрели на широкую лестницу в задней части гостиницы, что вела на верхний этаж. Там у Несты была небольшая комната, отделенная от остальной части чердака, где лежали соломенные матрасы гостей. Она скосила на него взгляд, а затем отвернулась.

– Не сегодня, Джон. Это ... ну, не удобно.

Она осторожно отстранилась и пошла на кухню, приветствуя по пути к задней двери короткими фразами или постукиванием по плечу постоянных посетителей. Джон, озадаченный и разочарованный, следил за ней глазами. Одной из самых приятных вещей в его жизни было заниматься с ней любовью на большой французской кровати, которую он ей купил. Она отвечала ему с таким же желанием, что особенно притягивало его. Судя по её тону, он предположил, что сегодня вечером неподходящее время, но её поведение всё же вызывало у него беспокойство. Уныло сидя, уставившись в свой кувшин с элем, он заметил, как скамейка опасно скрипит. Подняв глаза, он обнаружил рядом с собою огромную фигуру Гвина, глаза которого нервно мерцали.

– Я думал, ты уже ушёл домой в Сент-Сидвелл. Теперь настал комендантский час, - проворчал де Вулф, мотнув головой в сторону открытой двери, за которой сгустились сумерки. Одна из горничных принесла подставку, чтобы зажечь масляные светильники, висящее в виде бра по стенам.

– Я собирался, но я играл в кости с Габриэлем и ещё несколькими приятелями в караулке. Я выиграл у них три пенса, поэтому решил, что могу угостить себя блюдом из баранины и заночевать здесь на матрасе.

– Я рад, что хоть кто-то сегодня поднимется по этой лестнице, – кисло заметил Джон. – Но похоже, что это буду не я!

Изогнутые красно-рыжие брови корнуолльца поднялись к его ещё более диким волосам.

– Проблемы, коронер? – С участием поинтересовался он. Гвин восхищался Нестой и радовался, когда она и его хозяин недавно снова поладили, после их разрыва за пару месяцев до того. Теперь перспектива новых неприятностей искренне обеспокоила его.

– Я не знаю, Гвин, но, похоже, что-то с ней не так. Но я же последние недели вёл себя паинькой, так же? Нет никаких причин, чтобы она на меня обижалась?

Гвин был больше чем оруженосец и телохранитель, он был другом с двадцатилетним стажем, когда каждый из них не раз спасал другого в битвах, засадах и нападениях. Джон был не самым проницательным из мужчин, а Гвин был единственным, с кем он мог говорить по таким интимным вопросам.

Его помощник яростно почесал подмышку, уничтожив несколько блох.

– Такое впечатление, что в последнее время хозяйка немного устала. Ничего определённого, но иногда она кажется немного отстранённой, словно у неё на уме что-то тяжёлое.

Их разговор был прерван старым кельнером, который принёс Гвину кварту эля.

– Вам повторить, капитан? – Обратился Эдвин коронеру. Он был старым солдатом, потерявшим глаз и часть ноги в ирландской кампании. Де Вулф и Гвин участвовали в этой кампании, и потому Эдвин относился к ним как к товарищам по оружию.

Джон покачал головой.

– Мне лучше вернуться домой, – пробормотал он. – Но Гвин, без сомнения, захочет хорошо поесть.

Свистнув сидящему под столом Бруту, которому любящий собак Гвин поглаживал голову, де Вулф направился к заднему двору гостиницы, чтобы, прежде, чем тащиться на переулок Мартина, где его ждала холодная постель, пожелать Несте спокойной ночи, обнять и поцеловать.

***

На следующее утро, через час после рассвета, телега, запряженная двумя терпеливыми волами, подъехала к пивной в деревне Сигфорд. В телеге стояли две большие бочки, и как только она остановилась, кучер и его злобно выглядящий компаньон спрыгнули и сняли задний борт. Они прислонили пару досок к задней части тележки и выбили деревянные клинья, которые фиксировали бочку.

Когда они скатили тяжёлую бочку на землю, дверь таверны распахнулась, и выскочила хозяйка.

– Что ты делаешь? - Взвизгнула она. – Мне не нужен эль, я варю свой!

Помощник кучера, грубый парень, одетый чуть лучше огородного пугала, бросил на неё злобный взгляд.

– Да, я слышал, что твой эль на вкус как коровья моча!

Вдова Моди, выпятив грудь и уперев руки в бёдра, яростно подошла к мужчине и подняла руку, чтобы схватить его за ухо, но он толкнул её, и она пошатнулась.

– Это уж точно приличный эль, мамаша, нравится тебе это или нет.

Возмущённая, но напуганная угрозой насилия, женщина оглядела убогую деревню в поисках помощи. В ста шагах от таверны она увидела сельского старосту, смотрящего на телегу и отчаянно замахала ему.

– Моркар, Моркар, иди сюда! - Закричала она, прежде чем повернуться к паре гостей, сгружающих на землю вторую бочку.

– Тут какая-то ошибка! Откуда это? Мне не надо этого.

Кучер, человек более мягкого вида, казавшийся смущенным реакцией хозяйки, заговорил.

– Женщина, это не имеет к нам никакого отношения. Мы просто доставили их. – Он повернулся к бочкам.

– Если вам что-то не ясно, задавайте вопросы вот им! – Он указал большим пальцем через плечо, на двух въезжающих в деревню всадников. Когда подошёл Моркар, всадники остановились рядом с телегой. К этому времени ещё несколько человек шли к пивной, привлечённые криками

Деревенский староста, увидев первого всадника, нахмурился. Это был худой, уверенный в себе мужчина с седыми волосами. У него были необычно высокие скулы, кожа на которых была натянута, как на барабане. Подбородок и впалые щёки были покрыты темно-серой щетиной, обрамляющей невесёлый, тонкий рот. На нём была зелёная туника и короткий кожаный плащ, со свисающим на спине капюшоном. На широком поясе висели короткий меч и кинжал, а с седла свисала длинная дубинка. На груди его туники был жёлтый значок с изображением охотничьего рога – эмблема лесника. Другой всадник остановился в нескольких шагах позади в знак уважения к своему хозяину, так как этот чуть ли не сорокалетний верзила был тем, кого стыдливо называли пажем лесника.

Моркар с неприязнью смотрел на вновь прибывших.

– Что это всё это значит, Уильям Люпус?

Лесник бесстрастно уставился на деревенского старосту.

– С сегодняшнего дня в Сигфорде будет продаваться только этот эль. Это избавит эту добрую женщину от необходимости варить его.

Возмущённая вдова Моди набросилась на мужчину в зелёном.

– Я не хочу твоего кровавого эля! Забери туда, откуда взял!

– Кстати, действительно, откуда он взялся? – Резко спросил подошедший кузнец.

– Из новой пивоварни возле Чадли. Отныне все деревни в дневной поездке на телеге будут продавать только его.

– Кто это так решил? - Крикнула хозяйка таверны, воинственно уперев руки в бёдра.

– Я так говорю, женщина! От имени короля, владельца этого леса.

– И этот эль – подарок от короля Ричарда? - Саркастически огрызнулась женщина.

Уильям Люпус холодно посмотрел на неё.

– Это будет стоить тебе один шиллинг за бочку. За сколько ты его продашь – это твоё дело.

От такого вымогательства вдова Моди на мгновение потеряла дар речи.

– Это же больше чем пенни за галлон! Я продаю менее чем за половину этой цены. Никто не купит это у меня. Я разорюсь и умру с голоду!

Собравшиеся жители деревни в ужасе зашептали, поняв, что их единственное удовольствие будет им не по карману, но лесник равнодушно пожал плечами.

– Если они не захотят покупать этот эль, то могут пить воду.

Хотя Моркар уже стал понимать, что бой проигран до его начала, но чувствовал, что должен что-то сказать в защиту своей деревни.

– Люпус, Сигфорд – это часть усадьбы Илсингтон. Сначала я должен услышать, что скажет наш лорд Уильям де Пагнелль.

– Неважно, что он скажет, староста. Он не продаёт эль, поэтому занимайтесь своими делами.

– Мне всё же придётся послать ему, его управляющему и его бейлифу Форестеру сообщение. Без сомнения, он поставить этот вопрос перед вердером.

Уильям Люпус омерзительно улыбнулся, тонкие губы раздвинули пожелтевшие зубы.

– Вердер умер. Вы точно должны знать это, потому что только вчера здесь лежало его тело.

– В ближайшее время будет новый вердер, – упорно настаивал Моркар.

Улыбка лесника расплылась ещё шире.

– Это действительно скоро произойдёт, и, несомненно, это будет Филипп де Стрет, который нисколько не станет сочувствовать вашим бесполезным жалобам.

Собравшиеся вокруг телеги жители деревни снова зароптали. В центральном Девоне Филипп де Стрет был примерно так же популярен, как Филипп французский.

– Без сомнения, наш лорд обратится к Хранителю, – упрямо проворчал староста.

– У него нет права голоса в этом вопросе – и я сомневаюсь, что старик долго просидит на своей должности, – прервал его Люпус. Он увидел, что возница со своим приятелем закатили бочки внутрь и дал знак своему бандитского вида пажу, который быстро соскочил с лошади и зашёл в пивную. Вдова испугалась и поспешила за ним, но опоздала. Раздался отчаянный крик и звук выплеснутой жидкости, а затем паж и грузчик с телеги вышли с четырьмя большими глиняными черепками, каждый объемом несколько галлонов, из которых всё ещё капали остатки эля. Уильям Люпус кивнул мужчинам, и они почти небрежно подбросили их в воздух, позволив им разбиться на тысячу кусков на вытоптанной земле.

С воплем и потоком оскорбительных слов хозяйка бросилась на пажа, но он дал ей звонкую пощечину и оттолкнул так, что та свалилась. К вставшей на колени и рыдающей в передник хозяйке подбежала соседка, чтобы утешить её.

Полдюжины деревенских мужчин издали общий рык гнева и шагнули к пажу. Но у того была стальная погремушка и, когда лесник вытащил из ножен клинок меча, мужчины мудро погрузились в обиженное, угрюмое молчание.

– Пусть ни у кого не возникнет желания варить здесь собственный эль, ни в пивном доме, ни у себя дома. Если я узнаю об этом, вердер потащит в суд быстрее, чем вы сможете перевести дух.

Он мотнул головой пажу собираться, а затем вскочил на собственную лошадь и выехал из Сигфорда, оставив жителей деревни обижаться, возмущаться, пить эль и нищать.

***

Позже тем же утром коронеру удалось выследить шерифа, который часто старался избегать его. Поскольку Ричарда де Ревелля не было на обычном месте в крепости, он заглянул в здание суда, но мрачный зал был пуст. Раздражённый пустой тратой времени, он вернулся в сторожку и расспросил стоящего стражника, видел ли он шерифа. Солдат молча своим копьём указал на крошечное здание, которое стояло сбоку от ворот, ближе к восточной стене.

– Я видел, как он вошёл туда, коронер - не так давно, с другим человеком.

Бормоча под нос ругательства, де Вулф пошёл к церкви Святой Марии, маленькой гарнизонной часовне. Её посещали редко, разве что – в дни святых и особых случаев, из-за чего дружелюбный священник, отец Руфус, значительно сократил весь цикл ежедневных служб.

В отличие от собственной сестры, Ричард не отличался особой набожностью, за исключением случаев, когда появляться в церкви или соборе было политически целесообразно, поэтому Джон удивлялся, почему его охватило такое внезапное желание посетить часовню в среду утром.

Он открыл главную дверь здания и после яркого солнечного света попал в тусклый интерьер. Когда его глаза привыкли, он заметил своего шурина, закрывающего небольшую дверь на другой стороне нефа, подняв руку, что выглядело как прощальный жест.

– Ричард, ты решил проводить свои встречи в святом месте? – Спросил де Вулф. Шериф развернулся и посмотрел на него снизу верх.

– Это ты, Джон! Ты шпионишь за мной?

Пройдя через пустую часовню, шериф подошёл к коронеру. Ричард был на голову ниже де Вулфа, изящно сложенный мужчина со вкусом к дорогой и эффектной одежде. Сегодня на нём была голубая туника с павлинами доходящая до икр, шея и подол которой были вышиты золотой нитью. На ногах же были экстравагантно заостренные, согласно последней моде, туфли. У него были светло-коричневые волнистые волосы, закрывающие уши, и аккуратная заострённая борода того же цвета. На узком лице как бы застыло постоянно недовольное выражение, особенно теперь, когда он выглядел раздражённым тем, что коронер застал его в каком-то частном деле.

– Кто это был? Твой духовник? - Огрызнулся Джон, умышленно провоцируя своего шурина.

– Тебя это не касается. Что ты хотел от меня?

– Должно быть, ты здорово напрягся, проехав из Тивертона сюда, чтобы прибыть к этому часу.

Де Ревелль нетерпеливо покачал головой.

– В начале июня рассвет наступает рано. Я выехал, пока ты, без сомнения, ещё храпел.

Он подошёл ближе и поднял лицо, чтобы посмотреть на коронера.

– Ты искал меня по какой-то конкретной причине?

Через маленькие неглазурованные окна, расположенные высоко в стене, проливались лучи солнечного света, из-за чего в балках была видна пыль. Лучи света падали на каменные выступы, которые имелись по обеим стенам маленького нефа – единственное место, где могли присесть пожилые или больные прихожане. Джон опустился на холодные плиты, но шериф остался стоять, его руки в перчатках нетерпеливо легли на талию, когда Джон начал говорить.

– Я пришёл, чтобы сказать тебе, что один из королевских вердеров убит – Хамфри ле Бонд. Поскольку он был таким же слугой короля, как и мы, я подумал, что об этом нужно рассказать тебе как можно скорее.

Джон был озадачен, увидев выражение облегчения на лице Ричарда – он, казалось, внезапно расслабился, как будто воздух вышел из проколотого мочевого пузыря.

– Спасибо, Джон, но я это уже знал. На самом деле, я уже назначил его преемника – это тот парень, который только что вышел через другую дверь. Вчера вечером в мою усадьбу прибыл посланник, чтобы сообщить мне об этой смерти.

Коронер вздохнул – де Ревелль так часто казался на шаг впереди него, благодаря легионам информаторов, разбросанным им по всему графству.

– Ты быстро решил заполнить место убитого, когда того ещё не отпели! Это кто?

Ричард провёл кончиками пальцев по своей маленькой бороде, манера, которая раздражала де Вулфа, хотя в шерифе его раздражало почти всё.

– Филипп де Стрет – я только что предложил ему представить его кандидатуру окружному суду, и он, вполне естественно, согласился, – самодовольно сказал он.

Джон пожал плечами.

– Никогда не слышал о нём. Кто он и откуда?

– Рыцарь из Плимптона, недалеко от моей второй усадьбы в Ревелстоке, - я его знаю, как младшего соседа.

Де Вулф ехидно подумал, что, как и его сестра, Ричард всегда осознавал свою позицию в иерархии аристократии графства и не мог удержаться от подчеркивания своего более высокого статуса над этим Филиппом. Он задался вопросом, как так случилось, что человек так удачно оказался в Эксетере, чтобы ему предложили неожиданную вакансию, но он не мог придумать какой-либо зловещей причины для этого – хотя все, что связано с шерифом, всегда вызывало подозрения.

– Чего ж так спешишь с назначением? Предыдущий вердер ещё даже не в могиле!

Де Ревелль начал проявлять нетерпения, дергая за манжеты перчаток и поглядывая на дверь.

– Работа должна продолжаться. Суд графства должен состояться на следующей неделе, до того надо всё согласовать.

– Ты обсудил эту кандидатуру с Николасом де Боско, прежде чем предложить должность этому человеку?

Тут нетерпение шерифа перешло в раздражение.

– Этот человек – старый дурак. Это не его дело. Назначение производится свободными лицами округа по моему предложению. Хранитель лесов не имеет права голоса в этом вопросе.

Он сделал паузу, затем сердито добавил: . - И это не твоё дело, Джон. Я слышал, что ты вчера отправился в Сигфорд и провёл дознание по делу мертвеца. Ты не имел права – там действуют лесные законы.

Это было слишком для де Вулфа. Он вскочил и посмотрел на шерифа сверху вниз, его тёмное лицо пылало гневом.

– Какую бессмысленную чушь ты говоришь, Ричард! Я коронер короля, и его правление распространено повсюду в Англии. Лесные законы касаются преступлений против оленины и верта, а не подлых убийств королевских подданных!

Ричард покраснел от гнева.

– Я оспорю это! Эта бессмысленная ерунда возникла только в прошлом году – до этого лес, рудники и церковь занимались вопросами, относящимися к их собственной юрисдикции.

– Ну, теперь уже не так, шериф! - Взревел де Вулф, равно возмущенный. - Рудокопы не оспаривали моё право расследовать их мертвецов, даже когда ты, как и их Хранитель, пытался остановить меня. И епископ согласился с тем, что любое насилие на территории собора должно передаваться светским властям. Поэтому, если ты хочешь поставить под сомнение волю нашего короля Ричарда – сделай это, но не забудь о последствиях!

Де Ревелль прошёл к двери.

– Я не буду тратить время на споры с тобой, Джон. Если ты перешагнёшь закон, то тогда сам пострадаешь от последствий!

Шериф яростно распахнул дверь настолько широко, что она ударилась о стену, а де Вулф выкрикнул предупреждение.

– Твой внезапный интерес к лесным чиновникам является подозрительным, Ричард. Хочу верить, что, хотя бы ради собственной сестры, ты снова не занялся своими интригами – помни, что ты всё ещё на испытательном сроке!

Его шурин скрылся за дверью, не удосужившись ответить, и Джон снова опустился на каменную полку, чтобы обдумать ситуацию. Будучи представителем короля в Девоне и самым высокопоставленным судьёй в округе, Ричард де Ревелль погряз в неприятностях, как только занял пост шерифа. Спустя несколько месяцев после назначения на Рождество 93 года, его снял с должности главный судья Хьюберт Уолтер, из-за подозрений в поддержке неудачного восстания принца Джона против Львиного Сердца, когда король был заключен в тюрьму в Германии. Де Вулф хорошо помнил страдания, которые испытала при этом его жена, поскольку брат являлся для неё кумиром. Когда того заподозрили в предательстве, Матильда призвала своего мужа ходатайствовать за де Ревелля как перед юстициарием, так и Уильямом Маршалом – двумя самыми влиятельными людьми в стране. Летом, не получив доказательств, де Ревелля восстановили. Отчасти из благодарности, но больше - из-за настойчивости Матильды, шериф поддержал избрание Джона на новый пост коронера, предложенный Хьюбертом Уолтером от имени короля.

Но с тех пор, помимо обычной растраты и коррупции, которые были отличительной чертой большинства шерифов, де Ревелль снова стал тайно заигрывать со сторонниками принца Джона. Де Вулф подозревал, что принц пообещал существенное продвижение де Ревелля в судебной иерархии королевства, если удастся свергнуть с престола своего брата. Ричард был не единственным сторонником принца в округе, многие придерживались того же мнения, в том числе епископ Эксетера – Генри, брат Уильяма Маршала, несколько старших церковников и некоторые из девонширских баронов, такие как де Померой. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как де Вулф уличил своего шурина в другом зачаточном заговоре, готовившим ещё большее восстание - и опять же, только просьба Матильды помешала ему разоблачить предательство де Ревелля. С тех пор шериф действовал осторожно, но теперь Джон всегда внимательно следил за любыми схемами, которые мог бы вынашивать Ричард.

Мягкий голос внезапно вывел его из задумчивости.

– Я рад, что вы используете мою скромную часовню для молитв, коронер. Хотя я не наблюдал за вами каких-либо сильных религиозных наклонностей!

Над ним стоял весёлый священник с круглым лицом, соответствовавшим животу, который оттопыривал чёрную бенедиктинскую сутану. Он опустился на выступ рядом с де Вулфом и вытер лоб тряпкой, извлеченной из недр его необъятного платья.

– Или, может быть, здесь что-то вас вдохновило, сэр Джон.

Коронер криво усмехнулся отцу Роджеру, которого находил дружелюбным компаньоном. Незадолго до этого ненасытное любопытство священника на короткое время заставило его заподозрить в многочисленных убийствах в городе, и Джон был рад, что обвинения вскоре оказались необоснованными.

– Что-то вы не лечите души этим утром, Роджер?

– Слишком жарко для такого тяжёлого занятия, коронер. Слава Богу, что я провожу службу здесь только прохладным ранним утром и в сумерках. Мало кто из солдат Ружмона удосуживается при этом присутствовать, но их жёны более набожны.

Назначенный священником гарнизона Роджер недавно приехал из Бристоля и с энтузиазмом принялся вникать в жизнь Эксетера, его жителей и их интриги. Коронер рассказал ему об убийстве вердера и о странной встрече, что состоялась в церкви Роджера между шерифом и новым назначенцем. Капеллан уже хорошо знал об антагонизме между коронером и шерифом и имел представление о его причинах. Джон продолжил рассказывать ему о беспорядках, которые, казалось, росли в Королевском лесу, и необъяснимой антипатии к Хранителю Николасу де Боско. Он думал, что когда-нибудь любопытный священник, возможно, слышал какую-нибудь полезную болтовню от священников в городе или близлежащих приходах.

– Я ничего не слышал среди здешних церковников, – задумчиво сказал Роджер. - Но я буду держать уши открытыми для вас. Я иногда встречаю приходских священников со всего Дартмура – они обычно любят посплетничать.

Они разговорились, обнаружив, что между ними много общего. Роджер из Бристоля имел военное прошлое, похожее на прошлое де Вулфа, будучи капелланом короля в нескольких кампаниях, в которых оба принимали участие, хотя ранее никогда не встречались. Его верность королю была вознаграждена должностью целителя часовни в Бристольском замке, пока военный архиепископ Кентерберийский, всё тот же Хьюберт Уолтер, который был также главным юстициарием, не назначил на освободившуюся вакансию в Эксетере.

Они обнаружили, что в это утро у них имеется ещё одно общее занятие, поскольку сегодня был день повешений. Сейчас отцу Роджеру нужно было исповедать двух несчастных, которых должны отправить на виселицу на улице Магдалены за пределами городских стен. Коронер также должен был там присутствовать, чтобы его писарь мог зафиксировать конфискацию имущества преступников. Вдвоём они последовали за печальной процессией, состоящей из заряжённой волами телеги с извлечёнными из подвала замка смертниками. В полдень, когда осужденных отправили в иной мир, Джон оставил Томаса в компании Роджера и вернулся домой на обед, так как его аппетит нисколько не ухудшился после увиденного.

Матильда ушла навестить своего двоюродного брата на Передней улице, а Джон в тишине и одиночестве принялся за кусок варенной свинины, которую Мэри поставила перед ним. Когда с мясом было покончено, он бросил кость под стол Бруту.

На стук в дверь откликнулась горничная, что несла ему миску кураги. Когда Мэри прошла через тамбур в зал, за ней следовала тонкая фигура одного из городских стражников, отвечающего за порядок на улицах.

– Тут Осрик в крайнем волнении, – неодобрительно сказала она. – По своему обыкновению, срочно захотел испортить вам аппетит!

Долговязый сакс неуклюже стоял, вертя в руках свою смятую шапку.

– Коронер, в городе совершено нападение и убийство. Где-то час назад в переулке Святого Панкраса. Я пошёл в Ружмон, чтобы сообщить об этом, но Гвин сказал, что вы дома. Ну я и пошёл прямо сюда.

Услышав название переулка де Вулф вскочил на ноги.

– Переулок Панкраса, – что там произошло?

– Убит старый слуга. Другой – сэр Николас.

Коронер уже направлялся к двери.

– Божьи раны, что происходит? Я видел их обоих только вчера вечером!

Пробираясь по улицам, коронер выглядел как большая мстительная летучая мышь, его черный плащ развевался над его длинной серой туникой. Проходя мимо слоняющихся без дела по переулкам горожан, идущий рядом Осрик, затаив дыхание, добавил некоторые детали.

– Должно быть, это случилось ранним утром ... только обнаружил их повар, когда пришёл готовить обед. Мёртвый слуга был в прихожей, а хозяин лежал без сознания в зале.

Перед дверью дома Хранителя лесов собралось множество соседей, сдерживаемых массивной фигурой стоящего на ступеньке Гвина из Полруана. Мрачный де Вулф прошёл мимо него и, со стражником, вошёл в прихожую. За ними последовал его помощник, захлопнувший за ними тяжёлую дверь.

– Повар вызвал аптекаря, который сейчас с ним, – произнёс Гвин. – Труп здесь, под этим столом.

Как и в собственном доме Джона, прихожая вела с одного конца в зал, а с другого – в проход на задний двор. Она была больше, чем в переулке Мартина, здесь стояла скамейка и стол, а на стене торчал ряд колышков для плащей и поясов для мечей.

Скамья была перевернута, а ножка стола сломана. Между ножек лежало избитое тело старика, который вчера вечером подавал вино.

– Ты уже осмотрел его? – Спросил коронер.

– Лишь мельком глянул. Старого бедолагу сильно избили. Взгляните на его голову.

Джон жестом предложил Осрику поднять стол, а затем присел на корточки рядом с лежащим на боку трупом. Ноги покойного были согнуты так, что колени почти касались лица. Под головой образовалась зловещая лужа, постепенно впитываясь в земляной пол. Повернув голову, он увидел огромную рану на коже черепа и тёмные синяки, покрывающие большую часть щеки.

Лёгкость, с какой двигалась шея, ещё больше насторожила его.

– Подозреваю, что его шея тоже сломана. Посмотри, что ты об этом думаешь.

Он откинулся на пятках, чтобы Гвин смог добраться до тела. Его помощник, также, как и коронер, во время походов по Европе и за её пределами приобрёл большой опыт в определении причин смерти. Иногда они спорили между собой, отстаивая точность своих диагнозов различных видов смертельных травм. Гвин сначала проверила жесткость рук, чтобы сравнить с шеей.

– Судя по жёсткости рук, он мёртв уже несколько часов. Интересно, когда его в последний раз видели живым?

Когда он взялся за окровавленную голову, чтобы раскачать её, стоящий Осрик ответил на его вопрос.

– Кажется, прошлой ночью. Повар подал им ужин, а потом ушёл домой. Никто из соседей не видел их этим утром.

Гвин закончил свои манёвры и встал, вытирая о штаны запятнанные руки.

– Вы правы, коронер. Шея сломана. Наверное, это из-за удара по голове, хрупкие кости старика не выдержали.

Они встали, глядя на жалкие останки пожилого слуги.

– Его нанесли дубинкой или чем-то похожим. Ничего острого, – объявил де Вулф, решив сказать последнее слово о смертельных травмах. - А что насчет сэра Николаса?

Он повернулся к двери в прихожую и поднял грубую деревянную защелку. Внутри он увидел ту же самую высокую мрачную комнату, в которой сидел предыдущим вечером. Теперь хозяин растянулся на длинном столе, лежа на покрывале из овчины, взятом с его кровати. Он стонал и беспокойно двигался, рядом стоял встревоженный мужчина с чашкой жидкости в руке. Де Вулф узнал Адама Рассела, аптекаря из магазина на Главной улице, известного и надежного поставщика лекарств.

– Он пришёл в себя, когда?

Аптекарь, маленький человек с круглым, похожим на сову лицом, с готовностью кивнул.

– Только последние несколько минут, сэр Джон. У него также неприятная рана на черепе, хотя, естественно, она не настолько сильная, как у бедняги в прихожей. Тому я ничем не мог помочь.

Де Вулф подошел к краю стола и с тревогой посмотрел на Хранителя лесов. Частично его забота касалась самого пострадавшего, но отчасти это был страх, что де Боско не сможет опознать нападавшего и назвать возможные мотивы. Глаза мужчины были открыты, но вращались. Он стонал и пытался поднять руки к травмированной голове, где сквозь тонкие белые волосы можно было увидеть глубокий порез. Синяк покрывал его лоб, а верхние веки были чёрными и опухшими.

– Интересно, он меня слышит? Какое зелье ты ему даёшь?

Адам позволил себе лёгкую улыбку.

– Лучшее лекарство от этого, коронер – немного бренди.

Он наклонился над Хранителем и поднёс чашку к губам. Николас прокашлялся, когда напиток ожёг его рот, и изо всех сил попытался сесть, но был вынужден отступить со стоном.

– Де Боско, это Джон де Вулф, коронер. Мы встречались только вчера, в более добрых обстоятельствах. Ты понимаешь, что я говорю?

Глаза жертвы перестали поворачиваться и сосредоточились на лице говорящего. Его тонкие губы раздвинулись, чтобы показать голые десны, и появился слабый голос.

– Де Вулф? Почему они сделали это со мной?

Джон наклонился, чтобы уловить шёпот.

– Oни? Их было больше одного?

Хранитель попытался кивнуть, но движение заставило его застонать от боли в голове.

– Двое мужланов - ворвались сюда на рассвете. Я только встал с постели, сидел здесь и пил эль. Я никогда не ем с утра, чтобы не нарушить свой пост.

Де Вулф боялся, что разум Хранителя где-то блуждает, но тот, казалось, с каждой минутой приходил в себя.

– Вы узнали их? Что они говорили?

Аптекарь нахмурился на коронера.

– Он ещё не в состоянии много говорить.

Джон нетерпеливо покачал головой.

– Я знаю, но только несколько слов. Нам необходимо всё прояснить, иначе мы ничего не добьёмся.

Он снова посмотрел на Николаса де Боско, который перевёл взгляд своих налитых кровью глаз, и немного оторвал голову от покрывала.

– Я помню очень мало – даже не помню самого нападения. Но они были грубые мужланы, одетые в лохмотья. Они ничего не сказали, ни слова.

Он застонал и закрыл глаза, его голова снова откинулась назад. Под неодобрительно нахмуренном взглядом аптекаря Джон выпрямился и отступил назад.

– Я больше не буду вас беспокоить. Когда вы окрепнете, мы поговорим снова.

Он посмотрел на Адама Рассела.

– Вы хотите, чтобы его отвезли к монахам святителя Николая или святого Иоанна? – Это были два монастыря, в которых были лазареты с братьями целителями.

– Они мало чем могут помочь, пока Бог и время сделают своё дело, коронер. Я возьму несколько человек, чтобы отнести его в кровать, а затем отправлю моего ученика сесть с ним. Я вернусь через несколько часов.

– Когда я смогу снова с ним поговорить?

– Попробуйте сегодня вечером – или, лучше, завтра утром.

Джону пришлось довольствоваться этим и, оставив раненого Хранителя на попечении аптекаря, прихватив Гвина, он ушёл в их комнату в Ружмоне.

Томас уже был там, занятый написанием копий списков, которые в конечном итоге должны были быть представлены комиссарам по доставке в тюрьмы или судьям выездной сессии, когда они в следующий раз посетят Эксетер. Он сидел на своем обычном табурете с одной стороны стоящего на козлах стола и пододвинул пергаменты и чернила ближе, чтобы освободить место для де Вулфа, когда тот опустился на скамью напротив. Гвин занял единственную оставшуюся плоскую поверхность в пустой комнате, присев на каменный подоконник, который проходил под парой узких окон. Неизбежный кувшин сидра появился перед коронером и его помощником, хотя воздержанный секретарь отказался, так как предпочитал пить воду. Он уже слышал о происшествии в переулке Святого Панкраса от одного из охранников и решил расспросить коронера.

– Может ли это быть связано с убийством в Сигфорде, сэр?

– Это знает только Бог, Томас! Это может оказаться случайным ограблением, хотя повар говорит, что у де Боско в городском доме никогда не было больших ценностей. У него имеется несколько усадеб в округе, где хранятся все его сбережения.

Гвин, отпив из своей кружки изрядный глоток, с некоторой задержкой тоже вступил в разговор.

– Тем не менее, нападавшие, возможно, этого не знали. И при этом они даже не пытались заставить ни старого слугу, ни Хранителя сказать им, где могли быть ценные вещи.

Джон беспокойно барабанил пальцами по столу.

– На мой взгляд, слишком большое совпадение, что двое лесных чиновников подверглась нападению в течение нескольких дней. Де Боско сказал мне, что последнее время ему несколько раз угрожали, чтобы вынудить его покинуть свой пост.

– Трёхфутовая стрела точно лишила вердера должности! – Сказал Гвин. – Но мне интересно, намеревались ли они убить Хранителя или просто избили его в качестве предупреждения?

– Неужели нет ни малейшего понятия, кто эти злодеи?

– Никто их не видел, кроме убитого слуги и Николаса де Боско, – прорычал Джон. - Один из них мёртв, а другой ещё плохо соображает. На улице их никто не видел, поэтому я подозреваю, что они забрались в сад и зашли со двора.

– Есть ли ещё шанс найти их в городе? – С надеждой спросил писарь.

Гвин увидел в любопытстве Томаса знак того, что меланхолия писаря отступила.

– Ты идиот, маленький человек! Разве мы можем допросить почти четыре тысячи человек, имеют ли они отношение к избиению двух стариков этим утром?

Секретарь показал Гвину язык, но офицер упорствовал.

– Даже если бы шериф распорядился, проверять всех проходящих через городские ворота, кого бы они искали? Двое мужчин могут входить и выходить по своему усмотрению, особенно если они толкают тележку или несут тюк с шерстью.

Упоминание о шерифе заставило де Вулфа барабанить пальцами по столу.

– Я клянусь, что он что-то замышляет в этом деле – но будь я проклят, если понимаю, что именно. Почему он так поспешил назначить этого парня новым вердером? Кто-нибудь знает что-нибудь об этом Филиппе де Стрете?

Гвин покачал своей большой головой, но Томас де Пейн, чьи большие уши собирали всевозможную информацию, немного знал.

– Он рыцарь из западного края графства, довольно молодой, я слышал. Он участвовал в одной из французских кампаний и собрал достаточно добычи, чтобы выкупить свою рыцарскую службу и получить право владения.

Коронер переварил это, но не стал мудрее.

– Почему он хочет обременять себя неблагодарной, неоплачиваемой работой, подобной работе вердера? Ему лучше остаться дома и присмотреть за своими стадами и полями.

Произнеся эти слова, он понял, что то же самое относится и к его собственному назначению коронером, хотя у него не было ни стада, и полей для работы. Его брат Уильям вполне справлялся с управлением двумя семейными усадьбами, а деловой партнёр Джона, торговец Хью де Релага, занимавший важный пост в городском управлении, обеспечивал им хорошую прибыль от торговли шерстью.

Но факт оставался фактом: Ричард де Ревелль извлёк этого человека из ниоткуда и собрался поставить на место убитого чиновника.

– Должность может быть неоплачиваемой, сэр, но всё, что связано с лесами, может быть связано с вымогательством и другими злоупотреблениями, – напомнил ему Томас. Они обсуждали проблемы ещё некоторое время, но пришли к выводу, что без каких-либо убедительных фактов это было бесполезным занятием.

– Я проведу дознание по этому делу во второй половине дня в здании суда. Это не то, что может продвинуть нас хоть на один дюйм дальше, но это моя работа, – проворчал Джон. – Собери соседей в жюри за пару часов, Гвин. После этого я пойду посмотрю, вспомнил ли де Боско что-то существенное.