ГЛАВА ПЕРВАЯ
В которой коронер Джон проводит дознание
Поскольку в Сигфорде не было ни церкви, ни даже достаточно просторного сарая, дознание по поводу случившегося в деревне коронеру пришлось проводить на открытом воздухе. Там, где дорожка от деревни спускалась к главной дороге, между кустарником и кузницей лежал треугольник вытоптанной травы. Обычно в этом месте собирались жители деревни, чтобы поесть, потанцевать и выпить в дни святых угодников, а случайно зашедшие торговцы раскладывали свои ленточки, нитки и разные безделушки, чтобы женщины могли их рассмотреть.
Однако в этот вторник во второй половине дня на пыльном дёрне произошло уникальное собрание. Впервые в истории деревни в ней должно было состояться дознание коронера, а что это такое не знал никто из обитателей, лишь Моркар имел смутное представление об этом новомодном процессе.
Прошлой осенью сенешаль Уильяма де Пагнелля сказал ему, что впредь о всех случаях смерти, кроме смерти от старости или болезней, следует немедленно сообщать ему самому или самому лорду, чтобы можно было уведомить королевского коронера в Эксетере. Это неясное повеление зашло в одно ухо Моркара и вскоре, поскольку с тех пор в Сигфорде не было никаких неестественных смертей, вышло через другое. Этот вопрос был забыт до вчерашнего дня, когда кобыла притащила в деревню изувеченный труп.
Теперь же в сонную деревушку прибыли трое мужчин из огромного города Эксетера. Хотя находился город всего лишь в шестнадцати милях отсюда, из всех живущих в деревне там были только два жителя деревни, и поэтому прибывшие для селян были такими же пришельцами, как будто они прилетели с Луны. Всё население, по указанию сенешаля, в полдень собралось в этом месте, когда коронер и его спутники въезжали в деревню. Впереди ехал чёрный боевой конь, несущий стройную и недоступную фигуру самого коронера. Одетый в длинную тунику, чёрную, как и его конь, он сгорбился в седле, как какая-то хищная птица. Волосы того же чёрного цвета были зачёсаны с костлявого лба на затылок. Тяжёлые брови свисали над глубоко посаженными глазами, а длинный, крючковатый нос придавал ему вид орла. Тёмная щетина на худых щеках ещё сильнее подкрепляла его старое прозвище «Чёрный Джон», полученное им от солдат во время походов в Ирландию и на Святую Землю. Его широкий кожаный ремень придерживал перекинутую через плечо перевязь, на которой висел грозный широкий меч.
Сэр Джон де Вулф, под наблюдением притихших крестьян, направил своего коня к центру площадки, где староста вышел вперёд, чтобы взять поводья. Позади ехал гигантского вида мужчина с растрёпанными рыжими волосами и огромными вьющимися усами того же цвета. Он остановил свою гнедую кобылу и соскользнул на землю. Третий визитёр был полной противоположностью первым двум, это был невысокий, худощавый мужчина с небольшим горбом на левом плече, сидевший на сером пони боком, как женщина.
Коронер спешился, надзиратель и два других жителя взяли лошадей и повели, чтобы накормить и напоить, в то время, как стоявшие в центре трое мужчин осматривали их.
– Забытое Богом проклятое место! – Пробормотал взъерошенный рыжий гигант себе под нос, оглядываясь на горстку жилищ, составлявших деревню. Это были ветхие хижины, покрытые соломенными крышами в разной степени ветхости, большинство из которых были окружены небольшим участком с огородом. Единственным большим зданием была пивная, и из её двери в этот момент вышел человек в прекрасной жёлтой тунике, а затем ещё двое в более простой одежде. Он подошел к трио и, в знак приветствия, ударил себя кулаком по груди.
– Сэр Джон, добро пожаловать! Я Уильям де Пагнелль, хозяин поместья в Илсингтоне, к которому относится эта жалкая деревня!
У него было угловатое, напоминающее лисицу, лицо, и коронер мгновенно испытал к нему неприязнь.
Тем не менее, он не подал виду, поскольку человек пытался быть вежливым перед гостями, которым радоваться не стоило. Прибытие второго по значимости чиновника округа по судебным вопросам никак не могло быть хорошей новостью, тем более что одной из его основных функций было наложение штрафов, для пополнения казны короля.
– Прежде чем приступить к своим обязанностям, вам надо что-нибудь съесть и выпить. Вы же, должно быть, уже несколько часов находились в дороге из Эксетера, по этой чертовой жаре.
Пока они шли по тропинке, де Пагнелль небрежно представил двух других мужчин в качестве своего управляющего - сенешаля и надзирателя - бейлифа. В единственной, достаточно большой комнате, в которой пахло несвежей мочой, пролитым элем и телятами, мычащими за барьером на другом конце, они все сидели вокруг потухшей ямы на куче грубых скамей и нескольких низких табуретах. Вдова Моди и ребёнок принесли им глиняные кружки эля и поднос со свежим хлебом и вареной свининой, которая, несмотря на парившее на нею облако мух, оказалась на удивление вкусной.
Коронер грубо кивнул представленным Уильямом людям, а после ткнув пальцем в своих спутников.
- Гвин из Полруана, мой помощник, оруженосец и правая рука.
Гвин ухмыльнулся, его ярко-голубые глаза мерцали на красном неказистом лице. Он был таким же высоким, как долговязый коронер, но был сложен как бык, его широкие плечи выпирали из-под кожаной куртки, которую он носил в любую погоду.
- А это мой секретарь, Томас де Пейн, который творит чудеса с пером и пергаментом.
Писарь, одетый в залатанную черную рясу, как священник, застенчиво улыбнулся комплименту – редкость от его обычно молчаливого хозяина. У Томаса было худое узкое лицо с длинным заостренным носом и опущенным подбородком. Его внешность была омрачена лёгким косоглазием и редкими волосами с залысинами, которые были подстрижены как у священников.
– Это плохое дело, коронер, - сказал де Пагнелль. – Я молил Бога, чтобы такое случилось где угодно, но не в моей усадьбе!
– Возможно, так и было, судя по тому, что мне сказали, - отрезал де Вулф. - Тело оказалось здесь, но кто знает, где произошла смерть?
– Имеет ли это какое-то значение для ваших выводов? - С надеждой спросил лорд.
Джон де Вулф покачал головой.
– Новый закон гласит, что коронер проводит дознание там, где лежит труп. Если кто-то утонул возле Дувра, но всплывёт на берегу Девона, дознание всё рано буду проводить я.
Они поспешно ели и пили, поскольку люди из Эксетера хотели быстрее сделать свою работу и вернуться в город. Гвин закончил первым и пошёл с приказчиком из Илсингтона, человеком, который накануне вечером приехал в Эксетер, чтобы уведомить коронера. К тому времени, когда де Вулф и остальные вынырнули из низкого дверного проёма на ослепительный солнечный свет, Гвин уже стоял в кругу сельских жителей, подзывая деревенского старосту, толкающего тележку из ближайшего сарая. Когда телега оказалась в центре высохшей травы, толпа увидела под парой мешков очертание человека. Коронер подошёл, встал рядом с нею, а Томас де Пейн принёс из пивной пару табуреток. Он незаметно уселся за коронером и погрузился в бесформенную сумку паломника, чтобы достать свиток пергамента, гусиное перо и глиняный пузырёк с чернилами, которые поставил на другой табурет.
Когда де Пагнелль и его слуги присоединились к кольцу жителей деревни, Гвин вышел вперёд и заорал голосом, который эхом разнесся по маленькой долине.
– Все вы, кто имеет какое-либо отношение к королевскому коронеру в графстве Девон, подойдите ближе и примите участие.
Официально открыв дело, корнуоллец повернулся к своему хозяину.
– Деревенский староста собрал сюда всех здешних мужчин и мальчиков, кроме идиота. Он не пытался вызвать сюда кого-либо из других деревень.
Джон безропотно кивнул. Хотя правила требовали вызывать всех мужчин старше двенадцати лет из четырёх ближайших деревень, это было физически невозможно и остановило бы всюду работу на полях и некому было бы пасти скот. Он шагнул вперёд и оглядел собранную толпу.
- Я, сэр Джон де Вулф, коронер нашего суверенного короля Ричарда в этом округе. Мы здесь, чтобы узнать, где, когда и каким образом умер этот человек. – Сказал он и хлопнул рукой по краю повозки, чтобы подчеркнуть суть. –Главный судья короля, по своей мудрости, в прошлом году определил определенные правила при выявлении насильственных и подозрительных смертей - если они не были соблюдены, то закон предписывает определенные наказания».
Среди собравшихся раздался сдержанный стон. Несмотря на то, что они были незнакомы с этой новой системой, многолетний опыт подсказывал, что власти вновь залезут в их тощие кошельки.
- Так кто же был первонашедшим?
Кузнец неохотно шагнул вперёд, староста встал на шаг позади него.
- Мы были теми, кто остановил лошадь, сэр.
И затем вы подняли шум и крик?
Кузнец посмотрел на Моркара, который пожал плечами.
- Полагаю так, коронер. По крайней мере, вся деревня сбежалась сразу, но преследовать было некого - эта клятая кобыла прискакала неизвестно откуда!
Де Вулф им сочувствовал. Веками, возвращаясь к саксонским временам, было правило, что, когда обнаруживалось преступление, нужно было криком поднять четыре ближайших домохозяйства и начать неумолимую охоту на преступника. Но в этих обстоятельствах, когда лошадь могла появиться на расстоянии пяти или более миль, это было бы бессмысленным занятием.
- Прежде чем определить, как и когда он умер, я должен быть уверен в имени умершего.
Сразу же заговорил Уильям де Пагнелль, под осторожные взгляды из-под опущенных бровей своих арендаторов и крепостных.
- Как вы уже знаете, сэр Джон, в этом нет особых сомнений, даже несмотря на то, что его лицо до неузнаваемости стёрто, ведь его тащили по дороге.
Кузнец кивнул и смело заговорил.
- Я узнал его, как только увидел его одежду, коронер. Значок на груди - жёлтый топор – знак старшего лесничего, по его габаритам и каштановому цвету волос я сразу понял, что это должен быть Хамфри ле Бонд. Я часто видел, когда он ездил через деревню.
Де Вулф хмыкнул, что являлось его обычной реакцией на спорные утверждения, по которым он ещё не пришёл к собственному выводу. Повернувшись к телеге, он махнул Гвину, чтобы тот снял мешки с трупа.
- Мы должны быть уверены. Вы - мужчины, должны осмотреть тело вместе со мной в качестве присяжных.
Он указал на ближайшую дюжину крестьян, и Гвин быстро выстроил их возле повозки, где они с нездоровым интересом уставились на лежащий на досках лицом вверх истерзанный труп. Щёки, лоб и подбородок были покрыты глубокими рваными ранами и прожилками засохшей крови и грязи, но открытые глаза смотрели на голубое небо. Хотя он умер менее суток назад, безжалостное июньское солнце уже сделало своё дело, и привлечённые запахом трупные мухи с энтузиазмом гудели вокруг открытых ран.
Его изорванная одежда состояла из остатков желтовато-коричневой туники, доходящей до бёдер, плотно прижатой вокруг талии широким кожаным ремнём, на котором крепились длинный кинжал в ножнах и кошель с другого боку. Ноги были покрыты порванными коричневыми камвольными бриджами, заправленными в добротные сапоги для верховой езды. Джон указал пальцем на приметный знак, пришитый к груди туники, с изображением жёлтого топора на зелёном фоне.
– Несомненно, эмблема вердера - одного из старших лесничих Королевского леса. Но кого именно? У нас в лесу Дартмура их четверо, и столько же в другом округе.
Уильям де Пагнелль проявил нетерпение.
– Я уже говорил вам, коронер, здесь нет ни малейшего сомнения! Я знаю этого человека, это Хамфри ле Бонд, вердер этого юго-восточного бейливика (участка леса).
От крестьян прозвучало одобрение сказанному лордом, но коронер проявил своё обычное упрямство в стремлении к определенности.
– По лицу определить невозможно, на чём основана ваша уверенность?
– У него такое же коренастое телосложение, короткая крепкая шея, каштановые волосы, пышные усы и нет бороды. Это, должно быть, он, потому что другие вердеры не должны оказаться в его части леса.
– Откуда он?
– Он живёт в Эшбертоне, сколько я помню, у него есть жена и трое детей, – ответил де Пагнелль. – Ему где-то за тридцать лет, свободный землевладелец с несколькими акрами. Когда-то он служил у Реджинальда де Курси, но несколько лет назад купил землю.
Хотя женщины и девочки были юридически исключены из судебного процесса как не имеющие никакого значения, все они стояли за своими мужьями и отцами, чтобы не пропустить столь необычное для их деревни действо. И вот одна из них вышла из-за спины - Джон узнал в ней угрюмую владелицу местной пивной, которая недавно обслуживала их.
– Посмотрите на его левую руку, коронер! - Крикнула она. – Он много раз, когда проезжал мимо, заходил ко мне поесть и утолить жажду, я помню, что у него нет одного пальца.
Прежде, чем коронер смог объявить показания женщины неприемлемыми, Гвин схватил руку трупа и поднял её, преодолев скованность посмертного окоченения.
– Она права, коронер – старая травма, – торжествующе сказал он.
Джон издал непонятный горловой звук, как обычно делал, когда ему нечего было сказать, а хозяин поместья самодовольно улыбнулся, что коронер, наконец, уступил.
– Хорошо, я приму, что это Хамфри ле Бонд.
Де Вулф, хотя и не был злопамятным, почувствовал лёгкое удовлетворение, представив свой вывод.
– Таким образом, убитый, несомненно, принадлежит норманнам, и никак не может быть отнесён к англичанам. Поэтому я налагаю на деревню штраф в сумме десять марок.
Несколько крестьян невольно застонали, поняв, что имеется в виду. После завоевания Англии любой найденный мертвец считался норманном и, следовательно, жертвой убийства саксами, если только сообщество не представило доказательств того, что мертвец сам был саксом. Спустя более века после завоевания это правило устарело, тем более что смешанные браки сгладили различия между народами, но этот закон всё ещё оставался полезным источником дохода для королевской казны. Однако следующие слова коронера несколько отдалили угрозу выплаты заявленного штрафа.
– Это будет указано в моих свитках, которые будут представлены королевским судьям на следующей выездной сессии, чтобы они решили, будет ли он утверждён.
Поскольку выездная сессия в Эксетере совсем недавно закончилась, вероятно, пройдёт не менее двух лет, прежде чем королевские судьи повторно заедут в округ, поэтому у жителей деревни было время. Если же тем временем убийца будет найден, то штраф и вовсе будет снят.
Оглядев пронзительным взглядом присутствующих де Вулф повернулся к телу и нащупал кошель с деньгами Ле Бонда. Он вынул горсть серебряных пенни и небольшой брелок в виде Девы Марии, грубо вырезанной из слоновой кости.
– Это не принесло ему особой удачи, – саркастически заметил де Пагнелль.
Коронер нахмурился, его тёмные глаза сердито сверкали из-под густых чёрных бровей, что нависали над его худым лицом.
– Беднягу явно убили не из-за денег, целью убийства было не ограбление!
Он махнул Гвину, который перевернул лежавшее тело, словно это была перьевая подушка, и положил его на грубые доски лицом вниз. Несмотря на то, что все уже знали обстоятельства, от окружающих присяжных раздался тихий стон тревоги и беспокойства, при виде торчавшей между лопаток обломанной стрелы. Высохшая кровь окрасила тунику на большей части спины.
Хорошо знакомый с рутиной осмотра тела, Гвин расстегнул ремень и начал раздевать покойного, снимая рваную тунику, но оставив на месте бриджи. Он снял тунику с обломка стрелы и показал рану.
Де Вулф схватил стрелу и пошевелил её в ране.
– Судя по всему, вошла глубоко, – сказал он себе под нос. Несколькими движениями он повернул зубцы наконечника параллельно рёбрам, после чего потянул и с характерным чмоком из тела вышло около четырёх дюймов ивового древка вместе со сгустком свернувшейся крови.
Джон наклонился, вытер кровь о траву у своих ног, а затем, прежде, чем передать Гвину, внимательно осмотрел обломок стрелы.
– Ну, что ты думаешь?
– Вполне годная, но делал её не мастер, – критически заметил его помощник. – Видно, лучник сам сделал её.
– Беглый преступник? – Предположил де Пагнелль. – В лесу много таких. Но его не ограбили.
– Возможно, лошадь понесла прежде, чем убийца получил возможность срезать кошелёк, – сказал де Вулф. Он взял обломок стрелы у Гвина и бросил его на телегу.
– Присяжные, вам всем нужно пройти мимо трупа, чтобы увидеть смертельную рану и орудие убийства.
Крестьяне неуверенно приблизились к телеге, при этом выражения их лиц менялись от застенчивого опасения к жадному любопытству. Джон де Вулф убедился, что писарь добросовестно записывает в свиток всё, что было сказано. Хотя коронер мог прочитать и написать не на много больше, чем собственное имя, хотя пытался освоить грамоту, он с серьёзным видом заглянул через плечо Томаса, чтобы посмотреть, сколько текста на латыни начертано на пергаменте. Когда присяжные закончили осмотр, Гвин вернул их обратно в строй, а Джон приступил к завершению дознания.
– Может ли кто-либо из вас сообщить что-нибудь полезное об этой смерти? – Проревел он, оглядывая бесхитростные лица крестьян, будто кто-то из них осмеливался что-нибудь сказать.
– Они об этом ничего не могут знать, ведь этого беднягу притащила кобыла Бог знает откуда! – Заявил Уильям де Пагнелль.
Де Вулф проигнорировал реплику, хотя и испытал желание заехать местному лорду сапогом чуть пониже спины.
– В таком случае я требую, чтобы вы вынесли свой вердикт – хотя он не может быть ничем иным, как то, что этот человек был убит кем-то, пока неизвестным.
Он пристально посмотрел на деревенского старосту.
– Ты – председатель, так что поговори со своими товарищами. – Тон коронера подсказал, что он бросит вызов любому, кто осмелится оспорить его вывод. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы присяжные пошептались с Моркаром, а он повернулся к де Вулфу и смиренно согласился с его предложением. Шумно прочистив горло, коронер завершил слушание несколькими словами.
– Я считаю, что покойный – Хамфри ле Бонд, норманн из Эшбертона и вердер Королевского леса. Он умер в неустановленном месте в графстве Девон, четырнадцатого июня, в 1195 году нашего Господа. Он был незаконно убит стрелой в спину, убит человеком или лицами, которые пока не известны.
Оглядев собравшихся жителей деревни, он отвернулся, чтобы показать, что представление окончено.
– Прикрой его и положи обратно в этот сарай, – приказал он Гвину. – Но стрелу возьми с собой.
Его помощник поднял обломок стрелы и с сомнением посмотрел на неё, когда староста покатил тележку.
– Она же не годится в качестве деоданда?
Любой предмет, вызвавший смерть, мог быть изъят коронером и объявлен деодандом, а затем продан в пользу королевской казны или, иногда, в качестве компенсации семье покойного. Хороший меч, лошадь или телега и даже мельничное колесо могли стоить приличную цену, но сломанная стрела была бесполезна.
– Конечно, нет, но, возможно, где-нибудь нам попадётся другая точно такая же. – Де Вулф повернулся к Уильяму де Пагнеллю. – Я закончил с трупом – что с ним будет?
– Мой сенешаль отправил сообщение в Эшбертон. Сегодня, чуть позднее, брат Ле Бонда прибудет с телегой, чтобы забрать его домой для захоронения. – Лорд поместья на этот раз выглядел искренне обеспокоенным. – В этом доме будет горе, вдова осталась с малышами, о которых нужно заботиться. Зачем было убивать его, если не из-за денег?
Де Вулф пожал плечами, возвышаясь над невысоким мужчиной.
– Лесные чиновники никогда не пользовались любовью – он не стал первым, кто получил стрелу в спину.
– Лесники, может быть, даже лесничие. Но вердеры управляют только сорокадневными судами, они не вовлечены в повседневную суету.
Коронер, собираясь уезжать, направился к лошадям.
– Это один из вопросов, которые мне предстоит выяснить. Как только вернусь в Эксетер, я встречусь с Хранителем лесов, хочу узнать, что он думает по этому поводу. Но сейчас мы собираемся проехать в Эшбертон и посмотреть, возможно, где-то по дороге имеются какие-либо признаки нападения.
Через несколько минут они снова оказались в седлах, а жители Сигфорда с чувством облегчения наблюдали, как они исчезли за тем же поворотом, из-за которого днём ранее к ним ворвалась нынешняя проблема.
Поездка в Эшбертон означала необходимость ещё больше удалиться от города, а затем воспользоваться другим маршрутом: по главной дороге из Плимута в Эксетер, переправится по броду через реку Экс и вернуться к западным воротам они смогли лишь к вечеру. Такой крюк был пустой тратой времени, но, по мнению Джона де Вулфа, необходимо было всё проверить.
Через день после убийства по дороге от Сигфорда до Эшбертона прошли несколько лошадей и волов. Поэтому определить, где на пыльной дороге начались следы волочения, не было никакой возможности. Выпущенная из подлеска в спину проезжающему всаднику тихая и шустрая стрела не оставила никаких следов схватки, как было бы при нападении с мечом или дубиной.
Охотиться за убийцей было первейшей заботой шерифа, поскольку сэр Ричард де Ревелль был первым, кто отвечал за правопорядок в округе, но из горького опыта Джон знал, что его шурина больше заботит сбор налогов, а также стремление при этом с помощью различных хитрых схем урвать как можно больше для себя.
Хотя де Ревелль иронически презрительно относился к созданной прошлой осенью должности коронера, он был рад предоставить де Вулфу возможность проделать большую часть тяжёлой работы по расследованию, при этом не забывая поставить себе в заслугу достигнутые успехи.
Мысль о шурине привела Джона к собственной жене – Матильде, и свойственная ему угрюмость усилилась, когда он проезжал через ворота и поднимался по склону Передней улицы к центру города. Улицы были узкими и многолюдными, поэтому огромному боевому коню коронера часто приходилось отталкивать людей в сторону, чтобы не стоять в пробке. Когда они проезжали центральный перекрёсток – пересечение четырёх городских улиц, ведущих к воротам, расположенным по сторонам света, он осадил коня и подождал Гвина, чтобы ехать вместе. Их секретарь ехал далеко позади, боком сидя в седле своего многострадального пони.
– Мне надо зайти домой, сказать, что вернулся, иначе я получу выговор, – проворчал де Вулф. – Но через час я хочу поговорить с хранителем лесов Николасом де Боско. Ты знаешь, где он живет?
– Я слышал, что у него была усадьба в Кенне.
– Она и есть, но с тех пор, как его жена умерла, а дочери вышли замуж, он проводит большую часть своего времени в своем городском доме в переулке Святого Панкраса. Так что заскочи туда, скажи ему, что один из его вердеров мёртв, и что я хотел бы поговорить с ним у него дома через час или около того.
Корнуоллец направил свою кобылу сквозь толпу на боковую улицу слева от них, стремясь быстрее выполнить поручение, чтобы успеть посетить таверну «Ветка плюща», где бы он мог удовлетворить свой ненасытный аппетит к еде и пиву.
Де Вулф медленно пробирался по узкой Главной улице, вдоль которой выстроились дома и лавки самого разного вида и размеров. Многие из старых деревянных зданий перестроили в камне, поскольку городские жители стали зажиточнее. Эксетер стал богатым городом за счёт торговли шерстью и оловом, а также тем, что давали многочисленные фермы в округе. Сам Джон получал хороший доход от торговли, так как вложил свою военную добычу в партнерство по экспорту шерсти с одним из двух городских управителей, которых выбрали горожане для управления городом. Джон не получал зарплату за выполнение обязанностей королевского коронера, которым запрещалось получать какую-либо прибыль от должности. Согласно теории, что богатые люди не нуждаются в получении взяток и не занимаются растратами, кандидаты на должность коронера должны были иметь личный доход, по крайней мере, двадцать фунтов в год. Де Вулф строго придерживался этого правила, хотя в этом он был исключением, поскольку большинство чиновников – особенно шерифы – были известны своей жадностью и нечестностью.
Проезжая на Одине мимо новой ратуши, коронер кивком и своим обычным хмыканьем приветствовал многих знакомцев, – в городе было мало тех, кто не знал высокого мрачного бывшего крестоносца. Люди сновали между ручными тележками, носильщиками с огромными тюками, разносчиками, священниками, попрошайками и мальчуганами, и все они так заполнили усыпанную мусором мостовую, что всаднику боевого жеребца приходилось следить, чтобы не раздавить кого-то в этой суматохе. Большинство улиц Эксетера были грунтовыми, но Главная улица вымостили грубым булыжником, с центральным водосточным желобом, по которому сточные воды нисходили вниз к реке.
За ратушей Джон добрался до узкого проёма между домами и свернул в один из узких проходов к собору. Это был переулок Мартина, где он жил. Справа, напротив задней стороны таверны, стояли два высоких узких дома, за которыми находилась конюшня. Здесь Джон спешился и оставил Одина под присмотр кузнеца Эндрю, после чего пересёк переулок и толкнул тяжёлую дверь собственного дома.
Вздохнув от облегчения, он уселся на стоящую вдоль задней стены небольшого вестибюля скамью, стащил сапоги для верховой езды и надел пару мягких остроносых домашних туфель. Слева от него располагалась закрытая дощатая дверь в зал. С опасением он открыл её и шагнул в пространство за занавеской, что блокировала зимние сквозняки. За ней простиралась высокая, пустая главная комната дома, над которой нависали оголённые стропила крыши. Даже в такую знойную летнюю погоду здесь было холодно и неприветливо, мрачные гобелены, висящие на деревянных стенах, лишь дополняли эту картину. Единственная искупительная особенность заполнила дальнюю стену – большой каменный камин с коническим дымоходом, который Джон построил, заменив обычное кострище в центре пола. В то же время Матильда настояла на том, чтобы покрыть пол каменными плитами, утверждая, что утоптанная земля, покрытая камышом или опилками, была ниже достоинства сестры шерифа и жены коронера.
Он посмотрел в сторону пустого очага, ожидая увидеть Матильду на одном из кресел с высоким капюшоном, но на этот раз комната была пуста. Он посмотрел вверх на узкое оконце, расположенное высоко с одной стороны камина, ведущее в светёлку, ещё одну комнату в доме, служившую одновременно будуаром его жены и их спальней. Не услышав ни звука, он повернулся и вернулся в вестибюль.
Из крытого прохода, который вёл во двор, появилась красивая темноволосая молодая женщина с приветливой улыбкой на лице, за которой следовала большая собака.
– Я уже подумала, что мне послышалось, что хлопнула дверь, коронер! Госпожа молится в святом Олафе.
– Слава Богу за это, Мэри! Я не прочь перекусить и промочить горло.
Следуя за ней по проходу, он ласково положил руку на её зад, но она ускорила шаг.
– Коронер! Вы же помните, что я могу удовлетворить лишь потребности вашего желудка? – Он ухмыльнулся, вспоминая ностальгически времена, когда их служанка была более любезна - до тех пор, пока подозрения хозяйки, вызванные любопытной французской служанкой Люсиль, не вынудили Мэри решить, что работа для неё важнее, чем флирт с хозяином.
Во дворе дома размещались строения, в которых располагались кухня, в которой хозяйничала Мэри, сарай и уборная. Под внешней деревянной лестницей, ведущей к светёлке, в небольшой комнатушке жила горничная Матильды, которая сопровождала хозяйку в церковь.
Джон сидел на стуле – единственном на кухне, и пил кварту эля, а Мэри готовила ему ужин - жарила бекон с яйцами и луком, а также подала хлеб и масло. Пока он ел и рассказывал её о событиях дня и странном убийстве вердера, она сидела рядом на корточках и слушала. Она была внимательной слушательницей – разговаривая с ней, Джон снимал напряжение и чувствовал себя лучше. Мэри часто делала умные комментарии, а знание ею местных сплетен, услышанных на рыночных прилавках города, бывало очень полезно для его расследований.
- Я слышала от торговца из Моретонхэмпстеда, что торгует гусями, что последнее время лесники там стали жуть какие суровые, хотя они и раньше спуску не давали, – сообщила она. - Хотя, какое это может иметь отношение к убийству, я не вижу.
Лесные законы всегда вызывали раздражение как у землевладельцев, так и у крестьян. Жестокие карательные меры за любое нарушение строгих правил королевских лесов вызывали недовольство на протяжении веков, но усилились при старом короле Генри. Тем не менее, как и Мэри, коронер не видел никакой связи с убийством Хамфри ле Бонда, поскольку наиболее ненавистными людьми были лесники и помощники, а не высшие судебные чиновники, хотя и они едва ли пользовались уважением.
– Так что же будете с этим делать? - Спросила Мэри, поставив перед ним ещё одну кружку эля вместо убранной сковороды, из которой он ел.
– Я сейчас увижусь с хранителем лесов – он является непосредственным начальником покойного, нужно узнать его мнение.
Поднявшись на ноги, он потянулся.
– В каком настроении она? – Мрачно спросил он, дёрнув подбородком в сторону светёлки.
– Как обычно - не лучше, не хуже. Кажется, в последнее время она стала более решительна. Полагаю, вы не сделали ничего особенно страшного.
Джон хмыкнул, затем быстро поцеловал горничную в щеку.
– Молись за меня, чтобы так и продолжалось, Мэри. Думаю, что сегодня вернусь поздно.
Уперев руки в бёдра, повариха улыбнулась и покорно качнула головой.
– Не сомневаюсь, что вам понадобится выпить кружку эля в «Ветке плюща», – пробормотала она себе под нос, когда высокая фигура исчезла из коридора.
Комментариев нет:
Отправить комментарий