Бернард Найт. Террор в лесу. Глава 4 (Коронер Джон -7)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В которой коронер Джон посещает кожевню

Следующие несколько дней для коронера пролетели быстро, поскольку в Эксетере проходили летние ярмарки, в том числе лошадиная ярмарка на бычьем выгоне за Южными городскими воротами. Сотни торговцев съехались в город, вдоль главных улиц возникло множество новых торговых прилавков, хотя главная торговля сосредоточилась на соборной площади, так как мероприятие было приурочено ко дню памяти святого. Многие ярмарки в Англии тех лет организовывались церковью, которая получала солидную прибыль, выдавая торговцам разрешения. В отличие от некоторых других городов, которые закрывали все обычные магазины на время ярмарки, торговцы Эксетера участвовали в общей схватке за покупателя, и на несколько дней город превратился в кипящий котёл покупок, продаж, заключения сделок, развлечений и разгула. Все матрасы во всех постоялых дворах были заняты, а в домах жителей проходили многочисленные попойки.

Джону де Вулфу пришлось заниматься несколькими инцидентами, большинство из которых были связаны с суматохой ярмарки. В таверне «Сарацин» на Степкот-Хилл произошла драка, в результате которой один человек был убит ударом по голове, а несколько других получили ранения в пьяной драке. Затем в тёмном переулке за борделем в Бретани, самой бедной части города, был ранен клиент из Дорчестера. У него украли кошелёк, и сам он умер, прежде чем его смогли унести в маленький лазарет в расположенном по соседству монастыре святого Николая.

Лишь вечером в субботу Джону удалось попасть на часок в «Ветку плюща», и наверху в своей маленькой комнатушке расстроенная Неста подтвердила ему, что действительно беременна. Поскольку они оба более или менее приняли этот факт ещё до посещения акушерки, для него это не стало сюрпризом, но Несту никак не утешили все попытки любовника настроить её на позитивный лад. Джон был озадачен и даже несколько обижен отсутствием реакции с её стороны на его попытки с энтузиазмом смотреть в будущее.

– Я воспитаю парня так, как если бы он был моим законным сыном, – заявил он, не обращая внимания на тот факт, что может родиться девочка. – Если Матильде это не понравится, пускай идёт к чертям. Мы будем жить отдельно, это будет лишь немного отличаться от моего нынешнего положения.

Неста печально покачала головой.

– Как ты сможешь это сделать, Джон? Скоро все об этом узнаю – задолго до рождения ребёнка, ведь в Эксетере сплетни распространяются как пожар.

– Что из этого? Я говорил тебе раньше, половина моих знакомых имеют одну или две дополнительные семьи, и никто не делает из этого проблемы. Родной брат Матильды, например.

Тёмно-рыжая трактирщица сидела молча, а Джон настойчиво пытался подбодрить её.

– Фамилия «Фицвулф» звучит впечатляюще, а? Потом мы определимся каким именем его окрестим.

После этого Неста разразилась слезами, а смущенный и напуганный Джон потянул к себе, обнимая и поглаживая пытаясь её успокоить. Он пытался утешить себя предположением, что такая странная реакция на его великодушное предложение являлась преходящим симптомом беременности, как и странные изменения во вкусовых предпочтениях, о которых он что-то смутно слышал.

Хотя он не желал признаться даже самому себе, но, когда раздавшийся стук в дверь возвестил о приходе кабацкого подручного, де Вулф почувствовал облегчение. Старый Эдвин пришёл, чтобы сказать, что коронер нужен внизу, где его ожидал Гвин со срочным сообщением.

Оказалось, что его присутствие требуется в доме возле восточных ворот, где вернувшийся с ярмарки раньше обычного сапожник средних лет застал свою молодую жену в постели с приезжим торговцем, который, обходя дома, предлагал ленты и пуговицы.

Когда прибыл де Вулф, на полу светёлки лежало обнажённое тело мёртвого торговца, которого придавил находящийся без сознания муж с кровоточащей глубокой раной на голове.

– Похоже, что рогоносец ударил любовника в спину, когда тот лежал с его женой, – предположил Гвин. – После этого женщина встала и разбила кувшин с водой о голову своего мужа, в ярости из-за того, что лишилась прекрасного любовника!

В доме стоял хаос, стражник Осрик пытался сдержать кричащую жену. Тёща и ещё несколько родственников отчаянно ругались, и это продолжалось до полуночи, когда коронер и его помощник смогли уйти. Джон, посчитал самым разумным обязать сапожника явиться в понедельник на дознание. По закону никак нельзя было привлечь за убийство человека, который застал незнакомца в постели со своей женой. Де Вулф чувствовал, что сдержанное обращение с делом - это всё, что требовалось от него в настоящее время – пусть судьи разбираются с вопросом, когда они в следующий раз прибудут в Эксетер.

Следующий день был более спокойным, поэтому Джон не мог найти причину, чтобы не пойти с Матильдой на утреннюю мессу в соборе, который она посещала примерно раз в месяц. В отличие от Гвина, он не имел серьезных возражений против посещения церкви, хотя не выказывал особой заинтересованности, как в будущем своей бессмертной души, так и в скучной литургии, которую совершало духовенство. Идти в собор было по крайней мере предпочтительнее, чем посещать церковь Святого Олафа – любимую церквушку жены на Передней улице. Одним из его возражений против этого места был тамошний самодовольный священник Джулиан Фулк. Недавно он попал в число священников, подозреваемых в совершении ряда убийств, прокатившихся по Эксетеру, которые, однако, совершил другой служитель церкви, и крах подозрений Джона против него дал толстому попу лишний повода ухмыляться на коронере.

После обеда в полдень Джон договорился встретиться с Гвином и спуститься к бычьему загону, недалеко от города, где продолжалась конная ярмарка. Как и большинство энергичных мужчин, они оба интересовались лошадьми, а это была возможность прогуляться по полю, посмотреть на изобилие животных и поговорить о них как с торговцами, так и со многими из местных лошадников. Когда высокий, слегка согнувшийся коронер и его массивный дикий волосатый помощник прохаживались между стоящими животными и наблюдали, как те скачут вокруг выставочной площади в центре, по крайней мере одна пара осторожных глаз следовала за ними. Стивен Крух, у которого на продажу была дюжина жеребцов, кобыл и меринов, задумчиво наблюдал за бывшим крестоносцем – и удивлялся, что того побаивается даже бесшабашный Роберт Винтер.

Как часто бывало, в середине утра коронеру сообщили о необходимости выезда за пределы Эксетера. В летнее время выехавший на рассвете из города или деревни на юге или западе графства наездник добирался до Эксетера после двух - трёх часов езды, ко времени, когда соборные колокола призывали к Приме или Терсе.

Понедельник после ярмарки не стал исключением, и до восьмого часа из деревни Манатон к сторожке Ружмона прибыл всадник и соскользнул с лошади, чтобы вызвать коронера. Гвин и Томас в это время находились в комнате наверху, а Джон де Вулф прошёл в крепость замка, чтобы осмотреть тело человека, которого избили до смерти в гостинице «Сарацин». Обычно мёртвые тела относили в ветхий сарай у стены со стороны внутреннего двора, но недавно его разобрали для ремонта. Теперь ожидающие погребения трупы неизвестных относили в пустую камеру в замковой тюрьме, в мрачном подземелье под главной башней, управляемой отвратительного вида тюремщиком – Стигандом. Труп был доставлен в замок до того, как де Вулф посетил место преступления - таверну, поэтому сейчас ему нужно было осмотреть тело до назначенного на это утро дознания.

Именно сюда стоящий на посту часовой направил Роберта Барата, сельского старосту из Манатона – деревни, расположенной между Моретонхэмстедом и Эшбертоном, на юго-западной окраине Дартмура. Староста – высокий мужчина тридцати пяти лет, с волосами и длинными усами почти жёлтого цвета, что указывало на его саксонское происхождение, несмотря на нормандское имя. Он был главой деревни, отвечая за организацию работ на полях и выступая в качестве связующего звена между бейлифом и управляющим лорда и жителями деревни.

Роберт осторожно спустился по нескольким ступеням с уровня земли в полуподвальное помещение под крепостью, которое служило тюрьмой и хранилищем. Когда его глаза привыкли к темноте после яркого утреннего солнца на улице, он увидел низкую камеру с каменными колоннами, поддерживающими потолок в виде купола, обесцвеченный пятнами лишайников и слизи. Пол был из влажной утоптанной земли, разделенный по центру каменной стеной с ржавой железной решёткой, в центре которой находилась металлическая дверь, ведущая в проход между убогими камерами. Единственное освещение исходило от пары мерцающих смоляных ламп, прикрепленных к железным кольцам на стене, и угольной жаровни в одной из ниш, где тюремщик спал на грязном соломенном матраце. Все место воняло сыростью, плесенью и экскрементами.

Когда он вошёл, наклонив голову под низкой аркой у входа, то увидел, как из железных ворот вылезает толстоватый человек с фонарём в руке. У него была почти лысая голова, а шея вросла в плечи. Маленькие свиные глазки смотрели с бледного круглого лица, вялый рот обнажал беззубые десны. Одет он был в бесформенный халат из грязной коричневой шерсти, который выпирал на шаровидном животе, покрытый толстым кожаным фартуком, на котором было много пятен, зловеще похожих на засохшую кровь.

На мгновение Роберт Барат испугался, что это отвратительное создание может оказаться коронером, но, к счастью, за гротескной фигурой из-за ворот последовал высокий тёмный мужчина, полностью одетый в чёрное и серое. Староста направился к нему, и они встретились на полпути от входа.

– Сэр, это вы коронер?

Де Вулф остановился и кивнул мужчине, который казался приличным крестьянином, одетым в простое домашнее платье и пару хороших сапог для верховой езды.

– Да – я, а кто ты?

– Роберт Барат староста из Манатона, сэр. Бейлиф моего лорда приказал мне ехать сюда и найти вас.

Джон вздохнул. Сколько раз с тех пор, как он стал коронером, к нему приезжали посланцы с печальными известиями?

– Говори, что случилось, Роберт. Избитая неверная жена, драка в таверне или ребёнок упал под мельничное колесо?

– Ничего подобного, коронер. У нас сгорела кожевня.

Чёрные брови Джона нахмурились. Действительно, пожары находились в ведении коронера, но о них редко сообщали из деревень. В городках или городах это было важно, из-за риска охвата пожаром целых районов, но в деревнях пожары были менее распространенными и, конечно, менее опасными, поэтому о них редко сообщали ему.

– Просто случился пожар, староста? Видно ваш бейлиф очень добросовестным человеком.

Высокий, светлый мужчина беспокойно отпрянул.

– Дело возможно хуже, сэр. Дубильщик пропал. Мы не знаем, сгорел ли он вместе кожевней или просто исчез. Пожар был какой-то странный. Я уверен, что это был поджог.

Джон почувствовал, что даже это дополнительное объяснение не полностью раскрывало то, что произошло в деревне.

– Кто хозяин Манатона? – Спросил он.

– Генри ле Денне, коронер. Он держит поместье в качестве арендатора аббата Тавистока.

– Почему ты думаешь, что это был умышленный поджог?

Роберт Барат поднял глаза и посмотрел прямо на коронера.

– Последние несколько недель в селе были проблемы, сэр Джон. Вы должны знать, что, на свою беду, мы находимся в королевском лесу. Хотя это всегда усложняло ситуацию, в последнее время стало ещё хуже.

На этом Джон насторожился. Чуть ли не каждый день ему стали поступать сообщения о каких-то проблемах с лесом.

– Что за беда? – Спросил он, когда они шли к выходу и дневному свету, текущему вниз по ступенькам.

– Думаю, вам лучше спросить нашего бейлифа или управляющего лорда, – осторожно ответил староста. – Они знают об этом больше, но всё относится к новой кожевне, которую лесники установили возле Моретхемпстеда. Они потребовали, чтобы нашу маленькую кожевню закрыли, чтобы они выполняли все заказы сами, а дубильщик работал у них.

Хотя де Вулф сразу понял эту знакомую ситуацию, он заставил старосту закончить объяснение.

– Итак, что случилось?

Наш дубильщик, Элиас Нек, отказался закрываться. Он не мог этого делать, ведь без его работы он и его три сына останутся нищими. Ему не раз угрожал этот ублюдок Уильям Люпус. И вот, в субботу вечером, кожевня сгорела, а Элиас пропал.

Во внутреннем дворе де Вулф остановился и повернулся к деревенскому старосте.

– Я выеду в Манатон позже этим утром со своим помощником и писарем. Сначала я должен тут провести дознание, но отправлюсь до полудня. Если ты успеешь перекусить, а твоя лошадь отдохнёт, то можешь отправиться впереди нас.

Когда Роберт Барат почтительно коснулся лба и направился к сторожке, где была привязана его кобыла, де Вулф снова окликнул его.

– Скажи бейлифу собрать как можно больше жителей деревни для присяжных, особенно тех, кто может знать что-либо о пожаре, даже если они просто смотрели, как горит кожевня.

Троица коронера достигла деревни в полдень, Манатон находился примерно в пятнадцати милях от города. Это была деревня, типичная для окраин Дартмура, расположенная на склоне долины среди лесистой местности. Над нею возвышался холм, увенчанный зубчатыми скалами, а на противоположной стороне долины – вересковая пустошь на более гладком холме. Вдалеке на горизонте виднелись гранитные скалы, словно выбитые зубы на фоне неба.

Деревня расположилась на пересечении двух дорог, и когда трое всадников поднялись по восточной тропе от водопадов Бека, они почувствовали запах гари, прежде чем увидели остатки сгоревшей постройки.

– Чёртова вонища! - Проворчал Гвин. – Возле кожевни и в лучшие времена нужно затыкать нос, но сгоревшая …!

Томас де Пейн, ехавший за ними сидя на седле боком, чуть не затрясся, когда они приблизились ко всё ещё дымящимся руинам, что лежали в нескольких сотнях шагов к востоку от деревни. Тонкая голубая дымка поднималась на слабом ветре и тепло пепла заставляло далекие леса мерцать на солнце. Кожевня располагалась на большом участке, на земле рядом с руинами были каменные резервуары, в которых вымачивалась кожа, добавляющая собственный аромат к едкому запаху выжженной кожи. Этот запах исходил от собачьего помета, поскольку сильные ферменты в экскрементах использовались для отделения мягких тканей от шкур коров и овец.

Остановившись на дороге, они смотрели на опустошение, а из деревни, которая состояла из расположенных вокруг церкви и общего амбара лачуг, к ним подошла группа крестьян. Первым их приветствовал Роберт Барат, который почтительно представил толстого, важного для него человека в качестве бейлифа лорда поместья Мэтью Ювениса.

– Плохие дела, коронер. Когда вы закончите здесь, мой хозяин хотел бы поговорить с вами в господском доме.

– Нашли ли какие-либо признаки кожевника? – Спросил Джон.

Бейлиф повернулся, чтобы махнуть рукой группе жителей деревни, стоящих в нескольких шагах, большинство из которых открыв рты смотрели на новоприбывших, как будто у тех было две головы. Тем не менее, трое сурово выглядящих молодых мужчин оставались мрачными, старший из них обнимал пожилую заплаканную женщину, что сказало де Вулфу, что это должно быть жена кожевника и её сыновья.

– Они уверены, что он должен быть там, сэр. – Мэтью Ювенис указал на почерневший пепел. - Он вышел из их коттеджа, что стоит прямо по дороге, вскоре после полуночи, чтобы понять, почему залаяла его собака – и не вернулся.

– Руины уже осмотрели? – Спросил Гвин.

– Утром они всё ещё были слишком горячими, но, может быть, мы сможем осмотреть их сейчас.

Коронер и его помощник соскользнули со своих скакунов, которых передали нескольким сельчанам, чтобы их напоили и накормили. Следуя за сыновьями кожевника, старостой и бейлифом приставом, они подошли к краю выжженной травы, которая окружала остатки кожевенного завода. Томас также позволил им забрать своего пони, но держался подальше от дымящегося пепла.

– Здесь было двухэтажное здание, – рассказал старший сын, грубый парень лет двадцати пяти. – И позади него стояли два сарая, в которых кожи сушились. Все – из старого дерева и чертовски сухого в такую погоду.

Все, что осталось от этих трёх сооружений – это разбросанные обломки обугленного дерева, среди которых можно было разглядеть некоторые из более толстых балок длиной до нескольких футов, но и те раскололись и почернели, а из трещин все ещё шёл дым. Остальные превратились в серо-чёрный пепел и древесный уголь, со случайными слоями хрупких листов, сложенных как листы толстой книги.

– Это связки обработанных шкур, которые хранились наверху, – объяснил другой из сыновей.

Джон приблизился, пройдя по пеплу, от чего поднимались облака мелкой серой пыли.

– Никто не пытался потушить огонь? – Спросил он.

– Это было невозможно, – сказал Роберт Барат. – Я был одним из первых здесь, когда старший сын поднял тревогу. Он пошёл посмотреть, почему отец не вернулся домой. Но это место уже было похоже на ад, а воду ближе всего можно взять лишь в ручье, внизу в долине, за исключением пары небольших источников там. – Он неопределённо махнул рукой за спину. – К тому времени, когда у нас было достаточно людей и вёдер, крыши обвалились, и из-за жара мы не могли подойти ближе чем на тридцать шагов.

Как обнаружил де Вулф, приближаясь к большой куче в центре, было ещё жарко. Его ноги ощущали тепло и, опустив взгляд, он увидел, что кожа его сапог начала пузыриться. Он вернулся на более прохладную почву, но тут пара более предприимчивых жителей деревни подняла несколько широких, грубых досок, вытащенных из забора. Они положили их на горячий пепел и коронер осторожно прошёл по ним, приближаясь к центру сгоревшего здания. Несколько мгновений он оглядывался вокруг, сгорбившись, заложив руки за спину. – Гвин, передай мне длинную палку или шест, – обратился он к корнуолльцу, который ждал возможности чем-то помочь. Помощник передал команду крестьянам, и через мгновение один из них прибежал с длинной жердью, взятой на огороде ближайшей хижины. Она была около восьми футов в длину, и с её помощью де Вулф мог разворошить центральную часть горы сгоревших вещей. Они основательно обгорели и либо рассыпались при соприкосновении, либо легко переворачивались. Он несколько минут ковырялся в разных частях дымящейся кучи, затем отступил и попросил старосту проложить доски на другую сторону пожарища. Для его помощника это было уже слишком.

– Позвольте мне заняться этим, коронер, – предложил он. – Если вы останетесь там ещё, то поджаритесь!

Под горячим солнцем и лучистым жаром от горячего пепла Джон вспотел, как свинья, и с радостью протянул жердь Гвину. Рыжий гигант начал энергично шерудить жердью в другой части почерневшего мусора и почти сразу же издал крик триумфа. Он перепрыгнул на короткую толстую обгорелую балку, которая, вероятно, поддерживала верхний этаж главного здания.

– Здесь есть что-то, похожее на кость! – Закричал он через плечо.

Используя свой шест, как копье, он наклонился вперёд, чтобы осторожно что-то подцепить и, мгновение спустя, отступил на доску, неся белый предмет, свисающий с кончика.

Дойдя до края выжженной области, он аккуратно положил его на траву и вытащил свою палку. Остальные – де Вулф, староста и бейлиф, сгрудились вокруг. Однако, когда, стоявшие в стороне сыновья и их мать приблизились к ним, женщина истошно закричала. Обливаясь слезами, она билась в истерике, а сыновья и несколько добрых женщин пытались её успокоить. То, что она увидела, было остатками черепа, частично почерневшего, но всё ещё раскалённого до бела.

Джон опустился над ним на корточки, почти столкнувшись нос к носу с Гвином, который сделал то же самое.

– Как по мне, по размерам и тем широким костям над глазами выглядит как человеческий, – рассудительно сказал помощник коронера.

– Божьи раны, Гвин, это вряд ли чей-то ещё, в этих обстоятельствах, но может он женский, – проворчал де Вулф, но корнуоллец только улыбнулся сарказму.

– Посмотрите на зубы, они большие, как у мужчины, – заметил он. Нижняя челюсть отвалилась, но на верхней всё ещё оставались зубы, почерневшие и расколотые на концах, но на месте.

– Что это за большая дыра сбоку? – Спросил Ювенис.

– Видно отца ударили по голове те ублюдки, которые подожгли? – Закричал старший сын кожевника, в котором кипели горе, отвращение и ярость.

Гвин покачал своей неопрятной головой.

– Боюсь, здесь моя палка прошла. Обожжённая кость из-за жары мягкая, как высушенная глина.

Джон де Вулф встал и безрезультатно попытался отряхнуть серую пыль, которая покрыла переднюю часть его длинной чёрной туники.

– Мы не можем достоверно знать, что это на самом деле ваш отец, – мягко сказал он сыновьям. – Конечно, к сожалению, существует большая вероятность, что это так и есть, – но, возможно, это может быть просто один из поджигателей, если здесь был совершён поджог.

– Так где же мой отец, если это не он? – Спросил воинственно настроенный старший сын.

Коронер кивнул.

– Я согласен с тем, что мало сомнений в том, что это твой отец, но в моём расследовании я буду считать, что это череп неизвестного. Прости, парень.

Он повернулся к бейлифу.

– Когда пепел остынет, вы должны тщательно всё обыскать и найти всё, что осталось от несчастного. То, что осталось от бедняги, заслуживает достойного захоронения.

Джон с жалостью посмотрел на лежащий на траве череп.

– Будьте осторожны с этим, он рассыплется, если с ним не обращаться очень осторожно.

Бейлиф жестом подозвал кого-то, стоящего с краю толпы, и вперёд вышел толстый мужчина, одетый, как крестьянин в грубую тунику, с лопатой в руке.

– Это отец Амикус, наш приходский священник. Он позаботится обо всём, что найдут, и проведёт службу в церкви.

Священник довольно печально посмотрел на своё весьма светское одеяние.

– Доходы здесь не велики, коронер. Большую часть времени я работаю на полях, – пояснил он. – Но я всё сделаю как надо и провожу в последний путь останки этого раба божьего.

Джон кивнул, чтобы Гвин осторожно передал всё ещё тёплый череп отцу Амикусу.

– Мне нужно будет представить его перед присяжными, когда несколько позже сегодня днём буду проводить дознание. После этого убедитесь, чтобы он достойно почил.

Священник взял череп, а затем, волнуясь, обратился к коронеру.

– Я должен ещё кое-что вам сказать. Это может иметь какое-то отношение к тому, что произошло.

Де Вулф вопросительно посмотрел на него, дал себя увести от толпы и заинтересовано выслушал отца склонившись, чтобы тот мог говорить ему на ухо.

– Сегодня утром один молодой юноша из деревни пришёл ко мне с раскаянием. То, что он сказал мне, не было исповедью, согласно церковных канонов, поэтому я могу обнародовать это. – Внезапно этот спокойный человек стал выглядеть бунтовщиком. – Хотя, возможно, я бы сделал это, даже если бы это случилось, учитывая весь этот ужас.

– Да что же ты хочешь мне сообщить? – Нетерпеливо спросил Джон.

– Этот парень был вчера вечером на полях – с девушкой, если вы понимаете, о чём я.

Джон кивнул – смысл был ясен, ничего необычного в этом не было и не могло быть.

– Когда они вдвоём лежали под забором, где крестьянские наделы выходят на общинную землю, они заметили огонь. После они увидели двух мужчин, что спешили по краю поля со стороны кожевни, а затем пошли к общей земле и исчезли в лесу. – Он указал на восток, где вдалеке дорога шла вниз к глубокой долине реки Бови.

– Они видели, кто это был?

– Нет, коронер, луна светила, но, находясь в неловком, так сказать, положении, парень не мог пошевелиться и позволить кому-то себя увидеть. Ведь в этот момент у него не было никаких причин думать, что те люди натворили что-то плохое.

– Кто этот юноша? – Спросил коронер.

Отец Амикус переместился с ноги на ногу.

– С этим очень непросто, сэр. Если в селе узнают об этом, то отец и семья девушки устроит настоящий ад. Вам же не нужно ещё одно убийство в этой деревне?

Де Вулф на мгновение задумался. По закону, каждый, кто имел информацию, должен говорить на дознании, но, поскольку юноша понятия не имел, кто были те тёмные фигуры – и даже не знал, имели ли они какое-либо отношение к пожару – выходило, нет особого смысла подвергать его и девушку мести, которая, в таком закрытом сообществе, как Манатон, может поглотить их и их семьи на долгие годы.

Он заверил приходского священника в том, что сохранит анонимность информации, а затем договорился с Гвином и старостой деревни, чтобы за час или два они собрали как можно больше людей для проведения дознания. Сделав это, он обратился к Мэтью Ювенису.

– Бейлиф, мне нужно увидеть вашего господина – и ты сам сказал, что он хочет поговорить со мной.

Бейлиф склонил голову.

– Усадьба находится прямо вдоль дорожки, коронер, вряд ли стоит снова садиться на лошадь.

Они оставили Гвина подготовить дознание, но перед отъездом де Вулф отвел Томаса де Пейна в сторону и прошептал ему несколько поручений. Маленький писарь просиял довольный, что ему предоставлена возможность помочь своему уважаемому хозяину, и захромал в сторону церкви. Бейлиф повёл коронера через деревню до перекрестка и свернул в переулок, который шёл на север, мимо зелени деревни и церкви. Большинство жилищ были типичными для девонширских деревушек, со стенами из грубых деревянных рам, на небольшом основании из валунов или обмазанных глинной брёвен. Они были разделены участками разного размера, на землях которых теперь зеленели летние овощи и трава для коз или дойной коровы. На краю огородов находился большой дом и небольшая кузница, а напротив стояла небольшая каменная церковь, которая в последние годы заменила ещё меньшую деревянную постройку саксонских времён. Рядом был амбар десятины и дом священника по пути, к которому Томас следовал за человеком с черепом и лопатой.

Коронер и бейлиф продолжали идти по переулку из деревни в несколько сотен ярдов мимо последнего из жилищ. Поля овса, пшеницы, ржи и бобов тянулись от дорожки узкими полосками разной зелени, а затем пошёл участок общей земли, за которым находилась старая укрепленная усадьба, приютившаяся под склоном возвышавшихся над Манатоном скал.

Глубокий ров окружал большой квадратный участок, огороженный высоким частоколом. Обе створки ворот со стороны дороги были открыты, и опытный глаз Джона сказал ему, что в усадьбе ужу много лет не боялись нападения, так как доски ворот внизу, где сорняки росли прямо на них, прогнили. Он последовал за бейлифом во двор, в центре которого располагалась солидная усадьба, построенная из чёрного гранита, с крышей из толстых сланцев. Конюшни, амбар, кухня, сараи и несколько хижин для прислуги наполовину заполняли остальное пространство внутри частокола. Пожилой мужчина вышел из центральной двери, что находилась на крыльце, расположенном над подземельем.

– Это Остин, управляющий, – сказал судебный пристав. – Он отведёт вас к хозяину.

Седой сенешаль, степенный мужчина с длинным, скорбным лицом, вежливо приветствовал коронера и повёл внутрь, бейлиф же скрылся где-то за домом. Они вошли в большой зал, в котором вместо очага имелся камин с дымоходом, по обеим сторонам которого были двери, ведущие к другим комнатам. Постучав в расположенную слева дверь, управляющий открыл её и отошёл в сторону, пропуская Джона в апартаменты хозяина, после чего последовал за ним. Одно окно в комнате было со стеклом, что являлось признаком относительного благополучия владельца, поэтому здесь было достаточно светло.

Хозяин поместья сидел у окна с кружкой эля и чесал уши большого мастифа, который с подозрением посмотрел на незнакомца. Приветствуя коронера, Генри ле Денне поднялся, пожал ему руку и предложил сесть на стоящее рядом складное кресло с кожаной спинкой. Он предложил гостю утолить жажду элем или вином, и пока Остин принёс кружку для гостя и поставил на стол ещё один кувшин, де Вулф изучал хозяина поместья.

Ле Денне был дородным мужчиной примерно тех же лет, что и Джон, с упитанным, без выступающих костей, красным лицом с небольшими рубцами. Он был чисто выбрит, а в его песчаного цвета волосах проглядывала седина. На его плечи была накинута свободная домашняя мантия из коричневой шерсти, обтягивающая короткую коричневую тунику. Он, конечно, не был таким денди, как Ричард де Ревелль, и создавалось впечатление, что его больше всего интересуют собственная земля и посевы, как и старшего брата Джона.

Генри ле Денне обошелся без всяких предисловий и сразу подошел к делу.

– Нашли ли вы какие-либо признаки Элиаса Нека? – Спросил он глубоким голосом.

Джон рассказал ему о находке черепа и предположении, что это и было то, что осталось от кожевника. Генри печально покачал головой.

– Плохо дело. Вся его семья зависела от этой кожевни.

Джон сделал большой глоток эля, с удовольствием утоляя жажду, усугубленную жаркой погодой и жаром тлеющего здания.

– Вы уже должны знать, что причиной пожара почти наверняка был поджог, – сказал он. – Его сыновья сказали мне, что он вышел, потому что собака, которую он держал в кожевне, поздно вечером залаяла. Пса нашли позже. И теперь у нас есть свидетельства того, что двух человек видели, когда те пересекли поля в направлении леса примерно в то самое время, когда начался пожар.

Лорд Манатона встал и задумчиво посмотрел в узкое окно.

– Я боялся, что что-то подобное может случиться, но не то, что дойдёт до такой ужасной смерти.

– Что вообще сейчас происходит в лесу? - Резко спросил де Вулф. – Королевский вердер убит на большой дороге, Хранитель лесов подвергается нападению в своём городском доме – теперь человек сгорел в собственной кожевне. И всё это – в течение недели. Конечно, это не совпадение?

Ле Денне снова наполнил кружки элем и со вздохом сел.

– Кожевня не принадлежала Элиасу как хозяину, он арендовал её у аббата Тавистока – как, впрочем, и я это поместье. При завоевании назначенный шериф забрал его у саксонского владельца, а затем оно было передано в качестве рыцарского дара аббатства одному из моих предков, который пришёл с Вильгельмом из Фалеза и сражался при Гастингсе. – Он остановился, будто вспоминая своих предков, а затем резко вернул себя к настоящей трагедии.

– Лесники всегда интриговали, хватая свиней, что забегали в лес, их уловки всем нам знакомы. За эти годы мы научились жить с этим - и некоторые из них, например, Майкл Креспин, до недавнего времени были достаточно разумны в своих требованиях.

– Кто это? -Спросил де Вулф.

– Ещё один из здешних лесников. Он здесь уже много лет и, хотя все знали, что он никогда не упускал своего, но был не так плох, как этот высокомерный ублюдок Люпус, который, как я подозреваю, стоит за этой настоящей проблемой.

– Так что же изменилось в последнее время? – Настойчиво спросил де Вулф.

– Несколько недель назад они в сто крат усилили свои придирки. Их вымогательство стало более вопиющим, а наказания в отношении простых людей – более жесткими и частыми. Несмотря на то, что суды древесины должны выносить решения лишь по мелким правонарушениях против верта, они начали назначать суровые наказания вместо того, чтобы направлять их в Лесной суд.

– Но это же не законно! Как им это сходит с рук?

Ле Денне вздохнул.

– Потому что никто их больше не останавливает. Честно говоря, Хранитель – добрый старый человек и в значительной степени не подозревающий о том, что происходит в лесу. Де Боско никогда не приходит посмотреть, что на самом деле происходит на земле, он доволен тем, что ему показывают вердеры.

– А что вердеры? Разве они не контролируют происходящее?

Хозяин усадьбы цинично рассмеялся.

– Это же не их ответственность, они должны только организовать нижестоящие суды. Единственным, кто возражал против такого отношения и иногда пытался поставить лесников на место, был Хамфри ле Бонд. И посмотри, что с ним случилось - стрела в спину!

Обдумывая услышанное от Генри, Джон допил эль.

– Так этот весь произвол творят лесники по собственной инициативе? – Спросил он.

– Они являются инструментами того, что происходит, и они, безусловно, выигрывают лично от вымогательства. Но почему-то я чувствую, что за ними должны быть другие, более могущественные. – Ответил ле Денне, уныло пожимая плечами.

– Но на деле они всё делают сами?

– Иногда – так. Они - или их бандитские пажи - избивают вилланов и свободных людей, которые, по их мнению, нарушили лесные законы или сопротивляются новым вымогательствам. Но я сомневаюсь, что они лично станут убивать вердера или сожгут кожевню, даже если они каким-то образом стоят за этим.

– Так кто же мог совершить эти преступления? – Не успокаивался де Вулф.

– Ха! В этих лесах и болотах обитает множество преступников. Они согласны сделать любую грязную работу за кошелек серебром. Главные злодеи в этой области – те, кто следует за Робертом Винтером.

Джон кивнул. Это имя он уже слышал. Он встал, собираясь уходить.

– Как отреагируете вы на всё это? - Спросил он напоследок. - Вы что, ничего не можете сделать, чтобы защитить своих крестьян?

Генри ле Денне проводил его к двери палаты.

– Я не имею права голоса в этом, - с грустью сказал он. – Я управляю своей усадьбой, у меня есть свой собственный суд, чтобы контролировать и дисциплинировать здешних жителей – но только в вопросах, которые не связаны с лесом. Мельница моя, но не кожевня. Если лесники откроют ещё одну в Мортонхемпстеде, это не моё дело. После этого они попрощались и Джон вернулся в центр деревни, размышляя над тем, что сказал ле Денне. Как-то коронер сомневался, что господин действительно не может никак защитить своих крестьян, он подозревал, что, возможно, ладони лорда получали свою часть серебра. И всё же теперь у него будет проблема с поиском другой работы для сыновей нищей вдовы. Де Вулфа также интересовало, что скажет аббат Тавистока, когда услышит, что его кожевня превратилась в пепел теперь он не получит арендную плату.

Когда он добрался до центра Манатона, начинать дознание было ещё рано, и де Вулф занялся поисками своего помощника и писаря, чтобы перекусь в местной пивной. Генри ле Денне предложил ему поесть, но он предпочитал есть со своими людьми. Гвин уже стояла у двери таверны с большой кружкой в руке.

– Вон идёт наш маленький шпион – произнёс он с теплотой в голосе, указывая кружкой в направлении церкви святого Андрея, стоящей напротив таверны. Томас торопясь шёл к ним по тропинке из дома священника, при этом хромота подчеркивалась его поспешностью, бесформенная матерчатая сумка с письменными принадлежностями свисала с опущенного плеча.

– Самое время позаботится о хлебе насущном, – сказал Джон, входя в низкое тёмное помещение. Большинством подобных примитивных гостиниц управляли вдовы, у которых не было других средств к существованию и которые часто были опытными пивоварами. Здесь всем распоряжалась толстая, дружелюбная женщина, которая принесла им пару вкусных пирогов с бараниной и блюдо со свежим хлебом, маслом и твёрдым сыром. Томас, который не любил ни эля, ни сидра, но был вынужден выпить что-то из этого списка, согласился на пинту мутного сидра, а двое крепких мужчин заказали себе эль. Они сидели за единственным в комнате грубым дубовым столом и, пока ели и пили, писарь рассказал свою историю.

– Этот приходской священник мне показался лучше других, – начал он, внимательно глядя на реакцию своих слушателей. – Несмотря на то, что на поле он был больше похож на виллана, он умеет читать и писать, и не выглядит пьяным. Он подумал, что я сам по-прежнему рукоположен в священники, и мне не составило труда не разубеждать его в этом, поэтому мы неплохо ладили.

Коронер узнал, что Томас может быть очень полезен для получения информации от местного духовенства, притворяясь, что сам принадлежит к Святым Орденам. Он был очень умным молодым человеком, хорошо образованным и с ненасытным любопытством, которое сделало его ценным шпионом. В ряде случаев ему удавалось выявить местные сплетни и узнать конфиденциальную информацию, которую сам коронер никогда бы не получил.

– Похоже, Элиас, кожевник, был набожным человеком и много доверял отцу Амикусу, особенно во время его недавних неприятностей.

Какие недавние неприятности? – Заинтересовался де Вулф.

– Несколько недель назад пришли лесники и объявили, что он должен закрыть свою кожевню, поскольку король основал новую возле Моретхемпстеда.

– Ты сказал «лесники» – это было больше, чем один?

Томас был удручен.

– Я не подумал спросить об этом, коронер. Они предложили ему и его сыновьям работу на новом месте, но Элиас сказал им идти в ад. Помимо желания заниматься своим делом, ему и его ребятам пришлось бы каждый день проходить много миль и получать взамен гроши.

– Так что же случилось? – Спросил Гвин.

Дубильщик велел им убираться, но бандит, один из приспешников лесника, пытался его избить. Сыновья оттащили его и ударили молотком, затем лесник и его люди уехали, выкрикивая угрозы возмездия. Похоже, что результат этих угроз мы сегодня увидели.

Де Вулф переварил это вместе с последним куском пирога с бараниной.

– Священник сказал тебе ещё что-нибудь полезное?

– Он сказал, что последнее время лесники и их помощники стали гораздо более придирчивыми. Раньше они за пару пенсов закрывали глаза на случаи браконьерства, если это были только тушканчик, куропатка или крестьянин попадался за связку нескольких подобранных веток. Но в последнее время они тащат нарушителей в тюрьму и суд по малейшему поводу.

– Кажется, такое началось во всём лесу, – сделал вывод Джон. – Что-нибудь еще?

– Отец Амикус считает, что здесь преступники становятся всё смелее. Один из них, из банды Роберта Винтера, время от времени даже признается во время исповеди. Конечно, священник не стал раскрывать сказанное, но у него сложилось мнение, что лесники и бандиты договорились не мешать друг другу.

К моменту, когда Томас закончил рассказ, настало время выходить на улицу для проведения дознания по жалким останкам сгоревшего кожевника. Большую часть жителей деревни Манатон собрали на зелёном поле, назначили присяжных и провели обычный ритуал на этот раз с найденным Гвином черепом вместо тела. С неизбежным вердиктом, о том, что Элиас Нек был незаконно убит неизвестными, но, когда коронер выносил этот приговор, его взволновало исходящее из толпы шипение и проклятия.

Сначала он сердито предположил, что они не согласны с его выводами, но затем он увидел, что их глаза были направлены на кого-то за его спиной. Обернувшись, он увидел, что к лужайке тихо подъехали двое всадников и остановились за кругом жителей деревни, прислушиваясь к его словам.

Усиливающийся гневный ропот жителей Манатона, некоторые из которых потрясали кулаками и выкрикивали громкие проклятия, показали глубину ненависти к вновь прибывшим.

Старший из всадников со скуластым лицом и седыми волосами, неподвижно сидел на лошади. Он не имел плаща поверх тёмно-зелёной туники, на которой выделялся значок рога лесника. Другой был моложе, грубоват и неопрятен. Пока толпа продолжала демонстрировать своё недовольство, на лице лесника появилась насмешка – он с явным презрением смотрел на тех, кто его оскорблял.

Отец Амикус, возможно, осмелевший под защитой своего сана, протолкался вперёд пока не почти не коснулся носа жеребца. На дознание, вместо рабочей туники, он надел довольно изношенную рясу. Сердито глядя на всадника, он указал на него пальцем.

– Это отчасти твоя работа, Уильям Люпус! Я не знаю, какое отношение ты имеешь к пожару, который убил этого бедного человека, но Всемогущий Бог узнает, будь уверен в этом!

Лесник намеренно дёрнул поводья, так что лошадь головой толкнула священника и заставила его отшатнуться назад.

– Вы не знаете, о чём говорите, отец, – процедил он. – Занимайтесь лечением душ и не суйте нос в дела, которые вас не касаются

. Де Вулф и Гвин одновременно двинулись к леснику, отталкивая угрюмых жителей деревни, которые собирались поддержать священника.

– Ты тот самый Уильям Люпус, о котором я всё время слышу? – Прошипел коронер.

– Да, действительно я – и, я полагаю, что вы тот новый коронер, о котором я всё время слышу, – ответил лесник с вызовом в голосе.

– Держи свой наглый язык во рту! - Взревел Гвин. – Иначе я стащу тебя с этой клятой кобылы и подправлю физиономию!

Люпус проигнорировал угрозу и посмотрел на де Вулфа.

– Вы не имеете здесь прав, это королевский лес.

Джон с презрением посмотрел на лесника.

– Не говорите такой ерунды, парень! Король лично назначил меня коронером. Его приказ распространяется на всё в Англии, где подозревается смерть, увечье или тяжкое преступление. Даже не думай, что твои права распространяются на что-то другое, кроме борьбы с кражей дров или браконьерством!

Наглая физиономия черты лесника вспыхнула от такого оскорбления.

– Ты не можешь говорить со мной так, чёрт возьми! - Закричал он, потеряв своё самообладание.

Гвин схватил его за ногу и потянул, заставив Люпуса опасно раскачиваться в седле. Только его ноги, тесно зажатые в стременах, позволяли ему сохранять равновесие.

Моментально его уродливый паж Смок подстегнул свою кобылу к Гвину и коротким посохом нанёс удар по голове корнуолльцу. Гвин легко увернулся от удара, и с гневом схватил Смока за медвежью талию. К радости сгрудившихся вокруг людей, рыжеволосый гигант вытащил пажа из седла и бросил на землю, после чего несколько раз пнул ногами по ягодицам и плечам.

– Пока этого достаточно, Гвин, оставь его, – приказал де Вулф, после того как Смок издал тираду воплей и проклятий. Гвин отступил назад, паж поднялась на ноги и отступил назад, его свиные глаза сверкали ненавистью.

Уильям Люпус, охваченный гневом, не шелохнулся. Для него было чем-то новым, что кто-то может оспорить его власть в лесу.

– Вы пожалеете об этом, де Вулф! - Прошипел он.

– Сэр Джон де Вулф, приятель, – отрезал коронер с намеренным высокомерием. – Ты обращаешься к рыцарю, который с должным почтением выполняет поручение короля! Не забывай, что ты не более чем обычный охранник, даже если ты носишь причудливый значок на тунике.

Белый от ярости Люпус потянул голову своего жеребца, чтобы уехать, но Джон схватил удила, чтобы остановить его.

– Подожди, я ещё не закончил с тобой. Слезь из седла.

Лесник огляделся, готовый вырваться силой, но увидел с другой стороны Гвина, который ухмыляясь гремел своим мечом в ножнах.

Недовольный он медленно спешился и передал поводья Генри Смоку, который поднялся на ноги и сердито посмотрел на Гвина, как на смертельного врага.

–Ну, что ещё? – Прорычал он коронеру.

Де Вулф стоял, положив руки на бедра так, что на поясе заметно выпирала рукоять меча, и внимательно посмотрел на лесника.

– Я слышал о тебе много нехорошего, Уильям Люпус. Я не знаю, в какие игры ты играешь, но, поверь мне, с этого момента ты под наблюдением. Так что действуй осторожно, лесник! Придерживайся своего верта и своей оленины и не смей снова подвергать сомнению права коронера короля, меня понял?

Несмотря на своё врождённое высокомерие, Люпус, глядя на напоминающую стервятника фигуру де Вулфа, потупил взор. Он отшатнулся и угрожающе пробормотал себе под нос.

– Ты много не знаешь.

Джон уловил его слова и, перед тем, как отвернуться отчеканил:

– Никто, ни Хранитель лесов, ни главный судья - ни сам король Ричард, не давали тебе такого права. Так что следи за своими поступками, Уильям Люпус!

На этот раз лесник промолчал, после сердитого жеста своему пажу развернулся, и они вдвоём быстро пошли прочь под насмешки жителей Манатона.