Бернард Найт - «Поиски коронера» - «Коронер Джон» кн.3 - Глава 14

Bernard Knight
Crowner's Quest

Глава 14

В которой коронер Джон поздравляет своего секретаря.

В сообщении, которое повёз Габриэль Генри де ла Померою, шериф назначил лидерам заговорщиков срочную встречу на следующий день, в полдень. Местом встречи был выбран брод через реку Тен вблизи села Кингстентон, примерно на полпути между Эксетером и Тотнесом. Сержант намеренно прикинулся несведущим о причине встречи, утверждая, что шериф ничего больше ему не сказал. Тем не менее, он мельком заметил, что это касалось коронера, который по его словам был осужден за изнасилование и находится в тюрьме в ожидании приговора. Померой неохотно согласился послать сообщения Генри де Нонану в Тотнес и Бернарду Чиверу рано утром и прибыть с ними к Кингстентону в назначенное время.

Хотя Габриэль предполагал сопровождать их на собрание, его после утренней трапезы отправили обратно в Эксетер – но он поехал только до брода через реку, чтобы там подождать дальнейших событий. Река в этом месте была узкой, а оба её берега заросли деревьями. Примерно за час до полудня, насколько он мог судить по серому, тусклому небу, он услышал свист с восточной стороны и, въехав в лес, нашёл большой отряд своих солдат, во главе с комендантом гарнизона, коронером с оруженосцем, и дворянами, которые накануне прибыли в Эксетер.

Сержант подтвердил, что Померой и его сообщники заглотили приманку, после чего Ральф Морин принялся расставлять своих людей. Половина солдат была расставлена по обеим сторонам реки и хорошо замаскирована среди деревьев. Остальные растворились на опушке леса,  где находился Ричард де Ревелль с одним сопровождающим на восточном берегу Тена.

В назначенное время к западному берегу прибыла группа всадников в шлемах и остановилась в тени деревьев. Четверо из них, очевидно, были охранниками, а трое других были одеты в богато расшитые цветные плащи. Они махали шерифу, который помахал им в ответ, после чего обе группы съехали в воду брода.

В этом момент прозвучал внезапный сигнал рога и раздался стук копыт, когда солдаты Морина помчались вниз к реке, окружив вновь прибывших и отрезав им путь к бегству.

Прибывшие мгновенно поняли безнадёжность своего положения, никто из семи человек даже не попытался обнажить мечи и оказать сопротивление. Де Ревелль пустил свою лошадь навстречу к ним, за ним последовали де Вулф, Гай Феррарс и другие.

Когда же шериф подъехал к попавшим в засаду всадникам, он внезапно остановился.

«Это не те! – Крикнул он. – Нас обманули!»

Стало очевидно, что задержанные оказались обычными солдатами из гарнизона Помероя. Шлемы с опущенным забралом и доспехи, скрывающие всё, кроме лица, позволили признать это только на близком расстоянии – а надетые нарядные плащи завершили обман.

«Нас послали, чтобы мы сопроводили шерифа в Берри Померой, если он будет один», – проворчал старший из солдат, что изображал Помероя. Его, казалось, нисколько не испугал захват, так как он ничего не знал о том, что происходит, а выполнял то, что велел ему хозяин.

Разочарованные вожаки сил Эксетера спешились, чтобы обсудить ситуацию. Шериф сразу же начал оправдываться, утверждая, что он сделал всё, что мог, и не по его вине хитрость недоверчивого Помероя сорвала их планы.

Таким образом, им не осталось ничего, кроме как развернуться и вернуться домой.

«Мы не собираемся осаждать Тотнес и Берри Померой своими силами, – рявкнул Гай Феррарс. – Пусть Хьюберт Уолтер или король решают, что надо делать».

Все согласились в том, что не следует начинать междоусобную войну в Девоншире без королевской поддержки.

«Пусть эти люди вернутся к своему хозяину, – предложил Ральф Морин. – Семь человек не усилят мощь заговорщиков – пусть скажут Померою и его банде, что их заговор раскрыт».

Де Вулф выругался, но был вынужден согласиться с логикой констебля. «Я подозреваю, что многие сочувствующие заговорщикам изменят своё отношение, когда поймут, что, через несколько дней в Винчестере будет известно то, что происходит здесь», – сказал он безропотно.

Люди из Берри Помероя были отпущены домой, с посланием к их господину, что им будет объявлено, когда их потребуют к ответу юстициарий и королевские судьи.

«Это будет им стоить несколько бессонных ночей! – Сказал Джон. - Либо они срочно захотят вымолить себе помилование выплатой огромного штрафа в казну, либо будут готовить свои замки к длительной осаде. Я подозреваю, что первый выбор им обойдётся дешевле».

Расстроенные, что были лишены хорошей стычки, всадники развернули лошадей и отправились обратно в город.

Перед тем, как сторонники короля разъехались, в кабинете шерифа в Ружмоне состоялось ещё одно совещание. Основная его цель состояла в том, чтобы дать понять Ричарду де Ревеллю, что всем известно о его недавнем сомнительном поведении, и что он ещё долго будет оставаться на испытательном сроке. Как обычно, он всячески изворачивался и оправдывался, пытаясь утверждать, что имел контакты с заговорщиками исключительно для того, чтобы выяснить их намерения. Впрочем, ему не удалось убедить никого из присутствующих, и Гай Феррарс подвёл итог встречи. «Если бы не просьба вашего шурина, который, вполне естественно, хочет избавить свою жену от такого позора, мы бы передали вас Хьюберту Уолтеру, чтобы он поступал с вами, как считает нужным. Сейчас же мы вас трогать не станем, но любой слушак о ваших отношениях с изменниками приведёт вас на эшафот. Надеюсь, что вы поняли это». Таким образом, у де Ревелля не осталось никаких сомнений в том, что ему необходимо строго блюсти интересы короля, находясь под орлиным взором Джона де Вулфа.

Когда все разошлись, шериф остался наедине с коронером у себя в кабинете. Он начал бессвязно говорить, перемешивая слова благодарности с оправданиями, но де Вулф оборвал его. «Забудь об этом, но я буду наблюдать за каждым твоим движением, Ричард. Если же говорить более конкретно, я хочу знать, что мы будем делать с теми кровожадными жуликами, которые находятся в клетках под нами?»

Шериф хотел бы вообще о них забыть, позволив им выйти на свободу, но, с висящим над ним дамокловым мечом верных королю баронов, он не смел перечить коронеру. «А что же ты предлагаешь, Джон? – Дипломатично сказал он. – Ты действительно имеешь против них веские доказательства?»

«Признание Фулфорда засвидетельствовано тремя людьми, записанное вскоре после этого моим писарем, – отрезал де Вулф. – Правда, тот заявил, что оба убийства совершил Джоселин де Брэйз, но его оруженосец был с ним в обоих случаях и помогал ему совершать убийства. А что касается их попытки похитить сокровища Саевулфа, я видел это своими собственными глазами – а затем они оба пытались убить офицеров короля, который бросил им вызов. Так что их можно осудить трижды».

После того, как ему указали на его неподобающее отношение в заговорщикам, хитрый де Ревелль быстро пришёл в себя. Сейчас он увидел возможность умыть руки и не ввязываться в это дело. «Тогда это всё относится к делам короны, Джон! Ты должен представить их королевским судьям, когда они в следующий раз прибудут в город. Ты всегда настаивал на этом, и теперь настал твой шанс поступить по своему».

Шериф ошибался, думая, что ему удалось поймать коронера в его же собственную ловушку, так как Джон добивался предотвращения жульничества шерифа при рассмотрении этого дела в суде графства. Однако его основной задачей было убедиться, что де Брэйз получит по заслугам, а долгие месяцы ожидания прибытия королевских судей в Эксетер значительно снижали возможность этого. Побеги из тюрем в большей части Англии были обычным делом, и значительная часть преданных суду преступников уходила от правосудия. Оплата охраны и кормление заключённых осуществлялась за счёт города, который не был заинтересован долгое время содержать их, что вместе с подкупом охранников и ветхостью тюрем, приводило к массовым побегам. Многие заключенные добирались до святилища и брали на себя обязательство навсегда покинуть королевство, остальные либо исчезали в лесу, где промышляли разбоем, либо перебирались в другие части страны и начинали новую жизнь. Де Вулф же не хотел дать подобного шанса Джоселину де Брэйзу, после совершённых им жестоких убийств.

Глядя на неуверенного, подленького шерифа, де Вулф видел, что не получит от него никакой помощи. Он чувствовал, что де Ревелль всё ещё смотрит одним глазом на возможность того, что принц Джон, в конце концов, окажется на троне, и стремился избежать каких-либо действий, которые могли бы поставить его в чёрный список нового правительства и его сторонников в западной части страны. В голове коронера мелькнула идея. Он оставил Ричарда зализывать раны своей травмированной самооценки и направился в своё помещение на верхнем этаже сторожки.

Там был Гвин, не успевший выйти из города и вернуться домой к своей семье до комендантского часа. Они немного поговорили о судьбоносных событиях, что произошли за последние несколько дней. Де Вулф подозревал, что если бы его признали виновным и приговорили к повешению, то его верный корнуолльский гигант снёс бы виселицу, чтобы предотвратить казнь. За разговором они услышали знакомый звук поднимающегося по лестнице хромого человека. «Наш карлик, кажется, сегодня спешит», – по обыкновению проворчал Гвин, когда мешковина занавеса отлетела в сторону, и в комнату заскочил Томас. Они сразу заметили, что его чем-то напоминающее хорька лицо светилось от волнения.

«Я нашел его, коронер!» – Пропищал он, шаря в потрёпанном матерчатом мешке, в котором он имел обыкновение носить свои перья, чернила и пергаменты. Он поспешил к столу, под свет двух сальных свечей, и осторожно развернул пергамент, в котором была спрятана потрёпанная старая страница. «Я искал его дни и ночи и всё-таки нашёл его! Недостающее указание на клад Саевулфа!» От нахлынувшего возбуждения он едва мог говорить.

Де Вулф поднялся со своего стула, чтобы посмотреть, и даже Гвин не стал дразнить маленького писаря и подошёл к столу. Хотя ни тот, ни другой не могли прочитать пергамент, оба с энтузиазмом смотрели на потёртый кусок обработанной овчины, на котором выцветшими коричневыми чернилами, частично покрытыми плесенью, было что-то написано.

«Ты совершенно уверен, что это подлинный документ?» – Спросил коронер.

«И где же ты его нашёл, карлик?» – Прогудел Гвин, который втайне гордился упорством своего коллеги и его успехом.

Томас с грустью потёр щетину на лице. «После обеда я заснул в архиве и соскользнул с высокого стула, – застенчиво признался он. – Я ударился головой о ножку стола и лежал, пока не прошла боль. После я посмотрел на него с пола и увидел, что под столом старого Роберта де Хане один пергамент был прикреплён костным клеем. Я вытащил его, и внутри оказался этот старый документ».

Они молча уставились на него. «Так что же тут говорится?» – Спросил Гвин.

Томас провёл пальцем по неясным словам, стараясь не прикасаться к хрупкому документу. «Шестьдесят больших шагов, каждый в четыре длины стопы, от западной стены башни, вдоль линии стены. Далее двадцать шагов в сторону самого большого тиса. Глубоко». Какое-то мгновение они переваривали услышанное. «Здесь не указано где это, и нет никакого упоминания о Саевулфе, или о сельском священнике, или о кладе», – усомнился Гвин.

«Пергамент оторван из середины документа, – объяснил Томас, несколько возмущённый тем, что оспаривается его чудесное открытие. - Кто-то вырезал его из более длинного документа - может быть из оригинала, про который нам рассказал де Лаймзэй».

Коронер был менее критичен, чем его помощник. «Учитывая то, что мы знаем о нахождении броши и всей истории Саевулфа, и что этот пергамент де Хане намеренно спрятал у себя под столом - я совершенно уверен, что он подлинный. Молодец, Томас. Твоё трудолюбие надо как-то вознаграждить».

По мере того, как писарь расплылся от похвалы своего хозяина, Гвин захотел узнать, как сообщение может быть истолковано.

Раздраженный тем, что писарь быстрее его соображает, он сказал: «Под башней, безусловно, имеется в виду дансфордская церковь. Направление достаточно ясно, только, чтобы ориентироваться надо находиться на месте – но куда нужно отсчитывать эти самые двадцать ярдов!»

Задумавшись над словами своего рыжеволосого помощника, де Вулф представил себе место, где они устроили засаду на Джоселина и Фулфорда. «Деревянная башня квадратная, поэтому мы смотрим вдоль линии торцевой стены и отмериваем шестьдесят шагов. Это приведёт нас к пустырю за изгородью».

«Но где же искать дерево, коронер? – Спросил секретарь. – Ведь это было написано больше, чем сто лет назад».

«Те тисы живут вечно. Вероятно, самый большой был там ещё во времена Иисуса Христа», – уверено ответил коронер.

Гвин потёр свои огромные руки. «Мне нужно идти за лопатой?» - Спросил он с ухмылкой.

Найти сокровище Саевулфа оказалось настолько легко, что это вызвало почти разочарование. Вечером де Вулф пошёл домой к архидиакону, чтобы сообщить тому хорошие новости. Де Алансон решил, что это лучше сразу сообщить епископу, так как сейчас был один из тех редких случаев, когда Генри Маршал был в своём дворце в Эксетере. Джон удостоверился у архидиакона, что новость о раскрытии заговора бунтовщиков в графстве уже известна в соборе всем. Хотя имена заговорщиков, за исключением Помероя и де Нонана, не упоминались, многие чуяли носом, что несколько жителей Эксетера также поддерживали мятежников, – в том числе кое-кто из собора.

Коронер с архидиаконом сделали короткий визит во дворец епископа, самый большой дом в городе, расположенный за юго-восточным концом собора. Де Вулф дал понять епископу Генри, что в случае, если клад будет найден, его собственник, как и собственник любого найденного сокровища, будет определён на дознании коронера, и не следует считать как само собой разумеющееся, что он будет обязательно принадлежать Церкви.

Епископ вежливо выслушал, а затем согласился предоставить всё решать коронеру и обязался соблюдать любое решение, которое тот вынесет на своём дознании. Когда они покинули дворец, Джон де Алансон снова предоставил людей, лошадей и инструмент, также как во время засады. Они решили направиться в Дансфорд утром, вооружившись кирками, лопатами и корзинами, в надежде, что на этот раз будет найдено больше сокровищ, чем одна саксонская брошь.

Кавалькада, которая прибыла на следующий день в маленькую деревню, включала трёх каноников, одетых в обычную одежду путешественников. Помимо архидиакона, и казначея, взбудораженный епархиальной историей архивариус Джордан де Брент также счёл своим долгом сопровождать их. Вместе с де Вулфом, Гвином и Томасом, возглавлявшими экспедицию, которую хотели закончить проведённым дознанием, также ехали трое соборных слуг.

Сельский священник испугался появления старших коллег из собора и, вместе с половиной деревни, наблюдал, как слуги снимали инструменты с вьючной лошади. В течение нескольких минут пухлый каноник де Брент, как имеющий средний шаг, начал отмерять расстояние от стены церкви – де Вульф и Гвин были признаны для этого негодными из-за своего высокого роста. Пребендарий бодро вышагивал по траве заброшенного погоста по линии, намеченной коронером, который стоял, зажмурив один глаз, у задней части старой башни, корректируя маршрут де Брента, когда тот отклонялся влево или вправо.

Священник отмерил сорок шагов,и уткнулся в стену ежевики и кустарников и был вынужден подождать, пока ему не расчистят проход, после чего отсчитал ещё двадцать шагов. Там, где он остановился, тут же был забит в землю колышек, а затем Гвин наметил от него линию к самому большому тису, стоявшему в ста ярдах от него. По этой линии каноник снова отсчитал двадцать шагов и остановился. В этом месте был забит ещё один колышек и здесь слуги начали копать яму. Гвин с энтузиазмом присоединился к слугам, выкидывая красную землю. К к счастью, место находилось в нескольких футах от корней нескольких небольших деревьев.

Чтобы избежать ошибок в определении места, они окопали круг диаметром в шесть футов, после чего четверо мужчин принялись углубляться в землю. С краю круга копал Дэвид, конюх, который был с ними в засаде, и его деревянная лопата с прибитой к краю медной полоской издала лязг удара о что-то . «Горшок, господа! Большой один», – вскричал он, после того, как наклонился, чтобы соскрести почву руками. Через несколько минут два больших глиняных горшка, величиной с амфоры, вытащили из земли. У них были отбиты ручки, а широкие отверстия закупорены деревянными пробками, залитыми толстым слоем красного воска.

Когда их подняли, чтобы представить коронеру и каноникам, другие землекопы убедились, что в яме нет никаких других предметов. «Они чертовски тяжелые, коронер! – Сказал довольный конюх. Думаю, что в этот раз тут больше, чем одна брошь».

Хотя де Вулф намеревался доставить горшки в целости и сохранности в Эксетер, прежде чем открывать их, умоляющий взгляд архидиакона и других участников ослабили его решимость.

Прямо напротив церкви располагалась пивная, та самая, в которой они отсиживались во время засады. Торгующая элем хозяйка с удовольствием предложила им использовать единственную комнату, чтобы открыть сосуды, а большая часть населения Дансфорда либо толпились за ними, либо заглядывали из дверного проема.

Гвин соскрёб жёсткий, но хрупкий воск с первого горшка и подцепил кинжалом деревянную пробку, которая размякла от возраста и слегка подгнила.

«Высыпай осторожно на пол», – приказал Джон, и зрители с удивлением увидели, как полился поток монет. Большей частью это были серебряные пенсы, отчеканенные в различных монетных дворах саксов, было даже несколько римских монет – но тут же были и золотые монеты, потемневшие от времени и сырости, которые вновь сияли, если их тёрли пальцами. Пока Гвин орлиным взором следил, чтобы кто-либо из жителей деревни не поддался искушению и не протянул руку к куче монет, де Вулф осмотрел некоторые из золотых монет. «На этой написано «король Олаф» – это старая», – сказал он.

Всезнайка Томас посмотрел через плечо и указал на причудливую арабскую надпись. «Отчеканена для торговли с Востоком, с халифом Аль Мансуром», – сказал он важно, за что получил тычка от Гвина.

В первом сосуде находились только монеты, и коронер предположил, что их количество составляет семь или восемь сотен. После Гвин открыл и высыпал на пол другую амфору, половина содержимого которой также составляли подобные монеты, другая же половина состояла из различных украшений: брошей, колец и булавок. Большинство из них были золотые или серебряные, а на некоторых из них были закреплены красные и зелёные драгоценные камни. Никто из присутствующих никогда не видел такого богатства разом, даже казначей собора.

«Этот Саевулф должно быть, был очень богатым человеком, Джон», – пробормотал аскет – архидиакон, также впечатлённый таким количеством драгоценного металла.

После того как Гвин тщательно сгрёб все сокровища и вернул их в амфоры, де Вулф заказал для всей команды по кружке эля, чтобы отметить успех, перед тем, как отправиться в Эксетер. Архидиакон пообещал сельскому священнику Дансфорда, что если какая-то часть из сокровищ достанется епархии, то его церковь не забудут.

«По крайней мере, мы избежали одного осложнения, – сказал коронер. – Клад был найден на церковной земле, а не на той, что принадлежит усадьбе, так что нам не нужно вести переговоры с Фулфордами о его принадлежности».

Как ни странно, семья господина Дансфорда была связана с оруженосцем Джоселина де Брэйза, Джайлзом, но Джон был уверен, что они не хотели бы ассоциировать себя с таким родичем.

Амфоры были надёжно привязаны к вьючной лошади, и процессия начала обратный семимильный путь в Эксетер. По дороге голова де Вулфа была занята обдумыванием судьбы найденных сокровищ, планом относительно де Брэйза и отношениями с Матильдой.

Ночью он не застал дома, в переулке Мартина, никаких признаков своей жены, и хотя он провёл вечер в «Ветке плюща», спать он пошёл домой, и на большом матрасе в спальне чувствовал себя странно одиноким. Укрывшемуся большой медвежьей шкурой, Джону не хватало фырканья и брюзжания жены, которые ранее его раздражали. Он не питал иллюзий относительно любви к Матильде. Причиной этого было то, что после возвращения из Палестины два года назад он привык к стабильности и рутинному распорядку. Он ворочался в холодной комнате, желая теперь, когда он остался с Нестой – продолжить отношения с блондинкой Хильдой, связь с которой стала запретным плодом, по крайней мере, на месяц или два.

Перед тем, как сон, наконец, сморил его, он думал о предстоящем дознании по найденным сокровищам Саевулфа. За четыре месяца, как он вступил в должность коронера, Джону не доводилось иметь дела с найденным кладом. Инструкции по проведению дознания коронерами были настолько скудны, что он имел значительную свободу относительно своих действий. Он задавался вопросом, должен ли он, в данном случае, просто записывать все факты, и предоставить возможность принять решение по судьбе найденных сокровищ судьям короля во время их выездной сессии в Эксетере – «Но, нет, черт с ними, – подумал он.- Я коронер, я сам буду принимать решения».

Для проведения дознания он решил использовать зал графства. Шериф, присутствие которого не было обязательным, отсутствовал, но комендант замка был. В качестве присяжных были привлечены все участники вчерашней экспедиции, включая священников. На этот раз дознание был довольно частным делом, и проходило возле установленного на помосте стола, который Гвин позаимствовал на кухне замка. Также там были оба помощника мэра, прослышавшие про находку, и ещё несколько каноников. Несколько свободных от службы солдат и простых обывателей стояли у подножия помоста и вытаращенными глазами смотрели на груду блестящего золота и серебра, но участники вчерашнего выезда сохраняли спокойствие.

Перед дознанием Джон и его секретарь рассортировали все монеты на группы по металлу и ценности, а драгоценности выложили отдельно. Затем Томас кропотливо записал количество монет и описал все броши, кольца и булавки. Для определения веса каждой вещи были использованы аптекарские весы. Величину и ценность драгоценных камней решили доверить ювелирам.

Дознание прошло по-простому, в основном потому, что де Вулф понятия не имел, что нужно говорить, за исключением того, что требуется решение относительно расположения клада. «Стоимость найденных сокровищ должна быть оценена ювелирами и серебряниками, – сказал он, после того, как Томас закончил подготовку. - Мы не имеем ни малейшего представления о чистоте найденных драгоценных металлов и стоимости драгоценностей. Для этого весь клад, возможно, придется направить в Лондон, несмотря на то, что какая-то его часть может вернуться в Эксетер». Он спокойно посмотрел на лежащую на столе кучу денег.

«Саевулф распорядился, в случае его смерти, что, собственно с ним и случилось, передать это сокровище его семье. Он оставил указания, что если клад не может достаться его потомкам, то его следует отдать Церкви».

Заговорил Джон из Эксетера, казначей собора. Это был человек лет пятидесяти, с жесткими седыми волосами и открытым лицом. «Разве это не является завещанием Саевулфа, которое сегодня имеет решающее значение? Я не думаю, что прошедшие сто лет сделали его не действительным».

Де Вулф на мгновение задумался над этим. «Я согласен, что, вероятно, намерения Саевулфа остаются неизменными. Но помните, что документ написан представителем другой королевской династии и, после битвы при Гастинге, была введена другая система права. Нас никто не обязывал выполнять волю завоеванных саксов».

Гвин что-то угрожающе прорычал, но никто не обратил на это внимания, так как его кельтское отвращение к норманнскому завоеванию было так же известно, как и нелюбовь к организованной религии.

«Поэтому я мог бы решить, что этот клад, найденный на английской земле, которая, вся без исключения, принадлежит королю Ричарду, и на этом основании вся его стоимость должна будет идти к короне».

В зале замерла тишина, все навострили уши, чтобы не пропустить его следующие слова.

«Тем не менее, принимая во внимание волю Саевулфа и тот факт, что клад был найден на церковной земле, я чувствую, что наиболее справедливым решением будет разделить его стоимость на две равные части, одна из которых отойдёт королю, а другая – епархиям Девона и Корнуолла, которые могли бы использовать их по своему усмотрению. Это мой вердикт».

«Так же, как и с осетром на прошлой неделе», – пробормотал Гвин, но все остальные, казалось, были довольны этим компромиссом. Де Вулф передал сокровище на хранение Ральфу Морину, чтобы запереть его  в надёжное хранилище Ружмона, которое имелось в покоях шерифа. Хотя он не думал, что де Ревелль в течение ближайшего времени рискнёт самовольничать, тем не менее де Вулф решил, что обязательно проверит сверит клад с подробным списком Томаса, перед тем, как он будет направлен в Лондон для оценки.

Покидая зал графства, коронер посмотрел через внутренние палаты на вход в подземный свод донжона, где томился Джоселин де Брэйз. Ему предстояло предпринять что-то радикальное относительно этого опасного преступника, поэтому через час он оседлал Брана и вместе с Гвином поехал в Дартингтон, чтобы повидать семью покойного Уильяма Фитцхэмона.

ПЕРЕЙТИ К ПЯТНАДЦАТОЙ ГЛАВЕ