И.Дж. Паркер «Чёрная стрела» Сугавара Акитада – 3. Глава 3

Глава 3.

TAKATA

Они ехали навстречу ледяному ветру, который острыми мокрыми иглами снега впивался в лицо. Тошнота Акитада прошла. Он обдумывал тревожные  сплетни о коварных намерениях князя, к которому ехал на банкет. Сплетни поступили из ненадёжного источника, но на данный момент никаких других информаторов у него не было, так же как было не понятно, почему Уэсуги до сих пор игнорировал появление нового губернатора. Кроме того, он был совершенно не в курсе всего того, что происходило в Эчиго до его прибытия. Поэтому Акитада был вынужден исходить только из одних непроверенных слухов.

Небольшое поселение Таката ютилось у подножия крутого холма, который возвышался над окружающей равниной. Земля на многие мили вокруг принадлежала семье Уэсуги, так же как и само поселение. На самом верху холма загнутые крыши родовой усадьбы резко выросли на фоне тёмного неба. Усадьба Уэсуги была оплотом, который нависал над равниной, как огромный, сидящий на скале ястреб. Его крылья были готовы к взлёту, чтобы в любой момент кинуться за добычей.

Отряд солдат в полном боевом снаряжении с гербами Уэсуги встретил их на дороге перед посёлком. Их офицер спешился и подошёл на негнущихся ногах, поклонился и суровым голосом объявил, что его люди будут сопровождать губернатора остальную часть пути.

Такое поведение выглядело больше как арест, чем оказание чести, но Акитада был заинтригован, несмотря на ненормальность такого поведения. Это был его первый опыт работы с местными армейскими командирами.

«Знаешь, - обратился он к Торе, пока они ехали по узкой мощеной дороге поселения,  - эта усадьба  куда более неприступная, чем тот жалкий деревянный частокол, что мы строили вокруг крепостей на равнине. Удивительно хорошая идея!» Он оглянулся и увидел, что с холма контролируется почтовый тракт на север. «На самом деле, - добавил он, - никто не сможет незамеченным приблизиться и не пройдёт без  разрешения».

«Чувствуется, что это плохое место, - проворчал  Тора, глядя на кладку каменного фундамента и отвесных стен. – Я буду рад, когда мы уберёмся отсюда. Помните о проклятии». Он вздрогнул: «Бьюсь об заклад, внутри полно злых  призраков».

Перед увенчанными наблюдательной башней воротами  всадники были вынуждены  двигаться по одному, так как узкая дорога пролегала между нависающими с обеих сторон скалами. Это упрощало задачу по защите этих ворот. Самая большая армия здесь должна будет продвигаться по одному, словно протискиваясь в игольное ушко. Акитада посмотрел на стены. Они являлись продолжением скалы, что не давало возможности приставить к ним лестницы. К тому же стены были увенчаны деревянными галереями, через бойницы в которых защитники будут обстреливать штурмующих.

Миновав ворота, они проследовали по террасам через несколько дворов на склон горы и остановились перед главным зданием. Тут был выстроен ещё один почетный караул из конных воинов - мужчин средних лет в красивых, с черно-белым рисунком, шелковых халатах. Один из них стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на широкой груди.

Когда они спешились, он подошёл ближе и поклонился. «Я, Кайбара Данио, скромный слуга хозяина Такаты, - представился он громко. – Прошу, Ваше Превосходительство, проследовать в зал».

Акитада кивнул и спешился, после чего снял свою соломенную накидку и передал её Торе, который нервно просматривал двор. Твёрдо подавив собственные опасения, Акитада взглянул на двухэтажное здание из брёвен и известняка без окон, которое возвышалось перед ним. Кивнув Торе и остальным, чтобы они остались, Акитада сказал Кайбаре: «Веди».

Пройдя через узкий проём и такую же узкую извилистую лестницу, они оказались на втором этаже. Там слуга помог Акитаде снять сапоги. Кайбара также снял обувь и надел пару парчовых тапочек. Акитада отметил в волосах и большой подстриженной бородке своего сопровождающего седину, хотя двигался тот как гораздо более молодой и хорошо подготовленный солдат. Они вошли в помещение, стены которого были увешаны оружием и доспехами. Здесь их ждал Уэсуги Макио, сын и наследник больного лорда Такаты.

На вид Макио не производил впечатления. Невысокий человек лет пятидесяти, с тонкими седыми волосами, усами и бородой, он был похож на самодовольного гражданского чиновника, а не на крупного военачальника. В своё время его мускулатура, возможно, была  хорошо развита, но сейчас он стал толстым, а глаза его превратились в  щёлочки между складками жира. Возможно, его живот и плотно застёгнутое кимоно из  коричневой парчи помешали ему глубоко поклониться. Он пробормотал формальные фразы приветствия.

Акитада мгновенно составил о нём впечатление, но от этого человека многое зависело в этой провинции, и поэтому он сделал усилие. «Ах, Уэсуги, - добродушно сказал он. – Давно хотел с вами встретиться. Надеюсь, что я прибыл без опоздания. Погода сегодня разгулялась, ветер всю дорогу дул нам в лицо».

«Вовсе нет. Ваше превосходительство - сама пунктуальность. Я приношу извинения за ужасное неудобство путешествия в нашей необжитой местности».

Обычная вежливая формулировка, сказанная механически. Акитада снова попробовал найти подход к хозяину. «Я с нетерпением ждал этого визита. У вас тут великолепный дом.  – Что, конечно же, сильно отличало его от места проживания губернатора - И я восхищён системой укреплений. Здесь вы должно быть чувствуете себя в безопасности».

Уэсуги, казалось, был удивлён, после небольшой паузы он произнёс: «Ваше превосходительство слишком добры. К счастью, наша оборона ещё никогда не подвергалась проверке. Пройдёмте сюда, другие гости ждут, чтобы встретиться с вами».

Акитада вздохнул. Начало обещало ему трудный вечер.

Они вошли в большой зал, которого не стал бы стыдиться императорский  принц. Тяжёлые балки поддерживали потолок. Три стены прикрывали раздвижные ширмы, расписанные видами горных пейзажей и сцен охоты, а на четвёртой располагались двери. Акитада догадался, что двери вели в галереи, которые он видел снизу. На данный момент они были прикрыты шторами с большими кистями из алого шелка, которые окружали гостиный уголок в центре комнаты.

На толстых матах лежали подушки, свечи и керосиновые лампы были располагались вокруг, а большие бронзовые жаровни, наполненные горящими углями, обогревали помещение.

Пять человек находились в центре помещения отдельной группой. Четырёх из них Акитада видел впервые. В пятом он узнал коменданта гарнизона. Капитан Такесуке, которому, как и Акитаде, было чуть меньше тридцати лет, стоял отдельно. Чуть дальше стояли старый монах, очень красивый высокий мужчина лет сорока, жирный коротышка лет пятидесяти и ещё один невысокий пожилой мужчина отталкивающей наружности. Они подошли и поклонились Уэсуги, который их представил.

Священник в халате из чёрной парчи был настоятелем большого буддийского храма города Хокко. Акитада понимал, какое большое значение имеет буддизм и потому всячески стремился избегать недоразумений с его представителями. Сейчас он, с некоторым смущением, был вынужден принести свои извинения, что не нанёс визит вежливости этому человеку раньше. Он был вознагражден улыбкой и вежливым приглашением.

Такесуке, которые произвёл впечатление на Акитаду тем, как он держался во время их последней встречи, сегодня выглядел ещё круче. Они  настороженно кивнули друг другу. Уэсуги улыбнулся и похлопал капитана по плечу. «На моего друга можно положиться, он приложит все силы, чтобы сохранить мир в городе, - сказал он Акитаде. – С ним за порядок вы можете не беспокоиться».

Как это? Может быть, Уэсуги считает, что он, как исполняющий обязанности губернатора, не может или не должен поддерживать закон и порядок в своей провинции? Акитаду также неприятно удивили явные дружеские отношения между военачальником и командиром военной охраны. Как правило, такие люди конкурировали между собой.

Красавца звали Сунада. Он был одет в роскошный халат из тёмного шёлка и держался очень изысканно, Акитада был поражен, когда Уэсуги представил его как торговца. Сунада поклонился очень глубоко и что-то пробормотал о высокой чести.

Остальных троих Уэсуги назвал, пренебрежительно указывая на них рукой: «Фармацевт Ойоши, судья Хисоматсу и Кайбара, с которым вы уже встречались».

Итак, уродливый старик оказался фармацевтом, а толстяк - судьёй. Фармацевт не представлял интереса для Акитады, чего нельзя было сказать о судье. Должно быть, с ним имели стычку Тора и Хитомаро сегодня днём. Это предполагало определенную враждебность по отношению к новой администрации. Акитада, который был лучшим знатоком права во время учёбы в университете и служил в столичном министерстве юстиции, был намерен принять личное участие в урегулировании правовых вопросов здесь.

Но в данный момент он вежливо сказал: «Я с нетерпением ждал встречи с местной знатью» и занял свое место на подушке рядом с хозяином.

Остальные уселись по обе стороны от них с соблюдением определённой системы, согласно которой более важные персоны разместились  ближе всего к Акитаде и Уэсуги. Согласно этому протоколу настоятель сел слева от   Акитады, а капитан Такесуке справа от Уэсуги. Сунада и Ойоши сели дальше других. Уэсуги хлопнул в ладоши, и четыре нарядных слуги в цветных шелковых платьях вошли, чтобы налить вино в покрытые лаком и позолотой чашки. Также они разместили на установленных возле каждого гостя  красивых подносах небольшие чаши с маринованные овощами и другими закусками.

Наступило время для комплиментов. Акитада наклонился к хозяину. «Вы не перестаёте меня удивлять, Уэсуги, развлечения обещают быть весьма впечатляющими».

«Спасибо, Ваше Превосходительство, но основой банкета у нас являются еда и вино. Я боюсь, что после столицы  наше простое меню вызовет у вас разочарование».

Акитада вежливо возразил. Он осмотрел еду, которую быстро и бесшумно подавали на красивых тарелках. Его тошнота утихла, и он осторожно попробовал. Вкус перебивали острые специи. «Отлично, сказал он Уэсуги. Острее, чем еда дома, но очень вкусно. И вино превосходное».- Произнёс он, запивая съеденное, чтобы потушить огонь во рту и горле.

Покончив с комплиментами хозяину, Акитада обратился к гостям, которые представляли разные слои местного общества. Осторожными вопросами он выяснил, что купец Сунада занимался оптовой торговлей  с северянами и хорошо знал условия судоходства вдоль побережья. Он пересмотрел свой прежний вывод. Человек с таким опытом мог быть очень полезным для нового губернатора. Если, конечно, он уже не был полезным его врагам.

Судья откровенно разочаровал. Вопросы Акитады по поводу местной преступности вызвали педантичную лекцию о преимуществах суровой китайской системы наказания. Акитада и сам был убежденным конфуцианцем, но он понимал, что японские обычаи и условия сильно отличаются от китайских, и что слепо  применять жестокие китайские меры может только недалёкий чиновник. По китайской системе, судья должен был наблюдать, как  вынесенный им приговор приводился в исполнение, и Акитаду поразил интерес Хисоматсу к различным мучительным методам убийства мужчин или женщин. Он, казалось, получал удовольствие от  перечисления деталей наказания.

Акитада откинул воротник и немного расслабился. От выпитого горячего вина, острой пищи и находящегося за спиной большого мангала по его лицу и шее потёк пот.

Фармацевт, который, видимо, также был врачом, озадачил его. Что он здесь делает? Небольшой, некрасивый и почти горбатый мужчина, у него были живые чёрные глаза, которые внимательно изучали Акитаду. Он решил, что Ойоши присутствовал, потому что он был врачом семьи Уэсуги, глава которой был болен.

Размышления об Ойоше заставили Акитаду вспомнил о допущенном промахе, он повернулся к хозяину: «Как поживает ваш почтенный отец? До меня дошли неутешительные вести, что он не здоров».

«Ваше превосходительство совершенно прав. Плохое состояние здоровья моего отца является причиной, по которой я не поехал к границе. Моё место в бою, чтобы защищать территорию Его Императорского Величества от северных варваров, но как послушный сын я не мог оставить в кровати отца, когда его жизнь под угрозой.»

Уэсуги не выглядел ни как лихой вояка, ни как заботливой сын, но Акитада сказал: «Я сожалею, что его состояние настолько серьезно. Можно ли ему как-то помочь?»

«Моему отцу идёт восьмидесятый год жизни. Его состояние вполне соответствует его возрасту».

Краткую паузу прервал Ойоши: «Я был бы более чем счастлив сейчас же заглянуть к вашему почтенному отцу, если вам это угодно, господин. К счастью, я захватил с собой лекарства».

«Не стоит его беспокоить, - отрезал Уэсуги. - Мой отец уже спит». Видя, как изумился Акитада таким грубым ответом, он покраснел и тихо добавил: «Кроме того, сегодня вы мой гость, Ойоши. Наслаждайтесь едой и вином!»

Ойоши поклонился и снова сосредоточил своё внимание на подносе.

После того, как они отдали должное  трём блюда: жаренному лососю, тушенным морским ушкам и очень пряному овощному блюду с кусочками соевого творога, Акитада почувствовал дискомфорт в животе. Вспомнился разговор с Сэймэем, по поводу - можно ли в таком случае закончить  обед, не  унижая себя. Он вытер рукавом пот со своего лица. Редко когда он чувствовал себя настолько неудобно.

Хозяин наклонился к нему. «Намеревается ли Ваше превосходительство выслать какие-либо депеши в столицу до того как снег перекроет дороги?» -  Спросил он.

«Конечно. Я буду регулярно посылать доклады», - на мгновение отвлекшийся от своих проблем Акитада удивился, почему Уэсуги проявляет интерес к таким вопросам.

Уэсуги засмеялся, к его смеху присоединились другие гости: «О, да вы не в курсе, дорогой господин. После того как выпадает снег, здесь ничего не делается регулярно и меньше всего это касается сношения со столицей. Дороги будут непроходимыми до начала лета. Мы будем полностью отрезаны от столицы. Если ваше превосходительство планирует отправить гонца, лучше это сделать в ближайшее время. У Такесуке есть хорошие гонцы. Я спрашиваю, потому что вопрос о моём подтверждении в должности высшего должностного лица провинции просрочен».

Так вот оно что! Истинная причина этого приглашения в том, что Макио Уэсуги хочет занять должность своего больного отца. Чтобы держать крупные воинские отряды в отдаленных и небезопасных провинциях, правительство назначало высших должностных лиц из числа местных князей и самураев, давая им право собирать налоги и следить за соблюдением законов, используя свои собственные деньги на содержание армии. Отец Макио Уэсуги занимал эту должность, и теперь его сын тоже хотел получить её. Это означало для него не только власть, но почти наверняка богатство, так как значительная часть собранных налогов разными путями шла в казну высшего наместника провинции.

Акитада был принципиальным противником такой практики, потому что это давало слишком много власти в руки местных князей и снижало авторитет назначенных императором губернаторов. Конечно же, он не имел никакого желания менять своё отношение в данном конкретном случае. Теперь же он уклончиво сказал: «Я должен изучить этот вопрос. Если погодные условия действительно такие, как вы говорите, то я должен представить императору рекомендации как можно скорее. Тем не менее, жители провинции, мне кажется, очень миролюбивы. Только заметил, что тут удивительно мало торговцев и ремесленников».

Вспышка гнева прошла по лицу его собеседника, но он лишь поклонился.

Такесуке сказал: «Такой человек, как вы, Ваше Превосходительство, недавно прибывший из столицы, не может иметь правильного представления о местных условиях. Говоря от имени князя Уэсуги, а также от своего имени, я предлагаю Вашему Превосходительство моё полное содействие в военных вопросах».

Пока Акитада обдумывал сказанное Такесуке, Уэсуги вернулся к своему вопросу. «Верховное управление провинцией находилось в руках Уэсуги в течение многих поколений, - отметил он. – Не зависимо от того, какие бы талантливые господа из столицы не назначались сюда губернаторами, серьезные вопросы, как правило, всегда решались князьями. Наши уважаемые губернаторы из столицы всегда были очень благодарны тому, что их освобождали от обременительных и опасных обязанностей».

Разгорячённый вином Кайбара криво усмехнулся: «А как же! Большинство из них не видели необходимости проводить долгие зимы здесь. Они уезжали в длительные поездки в гости к друзьям и родственникам в более умеренных областях. Некоторые так и не возвращались».

Вероятно, это была официальная версия того, что случилось, по крайней мере, с двумя предыдущими губернаторами, которые просто исчезли в середине срока своих полномочий. Завуалированное предположение, что он тоже принадлежит к этому типу коррупционеров, разозлили Акитаду и напомнили ему о состоянии зернохранилища провинции.

«Я хотел спросить вас о последнем урожае риса, - сказал он хозяину. - Мне сказали, что он был хорош, но амбар, кажется, почти пуст».

Уэсуги поднял брови: «Не говорите мне, что вы не были проинформированы. Амбар, я уверен, что вы это заметили, находится в очень плохом состоянии. В течение многих лет мы храним рис в частных хранилищах. Как хранители провинциальных налогов, мы вынуждены нести дополнительные расходы. Кайбара, запишите, необходимо отправить полный отчёт в администрацию».

Это было очень неприятное известие  о состоянии дел, но Акитада вынужден был считаться с ним и поблагодарить Уэсуги.

Внезапные, болезненные спазмы в животе вызвали сильную боль, его  затошнило, а лицо снова покрылось потом. Пробормотав извинения, Акитада встал.

Быстро появился слуга и вывел его в галерею. Холодный воздух, дувший  через решетчатые отверстия, охлаждал влажное лицо Акитады, и он молча проклинал свой предательский желудок, медлительность слуги и долгий путь к уборной.

Там он очистил свой желудок от всего, что съел и выпил и почувствовал  дрожь в коленках от дуновения холодного воздуха. Слуга терпеливо ждал, но Акитаде требовалось очистить голову и отогнать признаки болезни. Он подошёл к окошку и оглядел скалистую и лесистую местность ниже резиденции. Снег уже превратил мир в живопись тушью. Синевато-черные штрихи ночи покрывались широкими взмахами белого снега. Вдали, где позёмка скрывала холмы и леса, свет и тьма образовали выцветшие таинственно-серые тона. Ведомые порывами ветра, тонкие белые хлопья плясали перед глазами Акитада и толстым слоем покрывали подоконник. Представившаяся сцена казалась ужасающей и прекрасной. 

С усилием Акитада стряхнул болезненное настроение и глубоко вдохнул. Он собрал немного снега, чтобы охладить лицо и, когда он почувствовал себя лучше, наклонился, чтобы получить представление о том, где находится.

Справа от него, за углом здания, он увидел часть расположенного ниже двора. Налево от него проходила длинная галерея, и тёмный лес резко выделялся на фоне покрытой снегом крыши. Галерея заканчивалась павильоном с искривленной крышей, отсвечивающей белым на фоне ночного неба. Золотистый свет лампы исходил из жалюзи павильона, что делало его, казалось, плавающим в голубой темноте, как волшебный фонарь. Картина выглядела неожиданно романтичной, и Акитаде подумалось в эту минуту, что Уэсуги держал там любовницу.

Стоящий за дверью слуга закашлял. Бедняга. Без сомнения, он замерзал. Акитада закрыл окошко и привёл себя в порядок, полный решимости доказать свою власть. Вернувшись в зал, он понял, что разговор зашёл о  магии.

Капитан был в середине рассказа об одном из своих людей, который утверждал, что его соблазнил дух лисы в образе женщины. Он скончался от странной болезни. Ни лекарства, ни молитвы священника  не смогли исцелить его и тогда послали за одним из горных священников, чтобы изгнать злого духа. Священник с гор привез с собой женщин, которые скандировали свои заклинания и вызвали дух лисы, чтобы тот оставил солдата и ушёл в тело старухи, где бы он проклял его. Солдат лишь горько жаловался, пока, наконец, не отошёл.

Не одобрявший подобных суеверий Акитада, подумал, что это подходящий повод для разговора с настоятелем. «Вы должны быть обеспокоены нечестивыми практиками среди туземцев?» - спросил он.

Но Хокко покачал головой. «Поймите, Ваше Превосходительство. Это не другая вера. Ямабуси практикуют как буддизм и так экзорцизм. Иногда они используют женщин, которые помогают им. Священники - опытные целители, строго следят за горцами и, можно сказать, шагают по стопам Будды более искренне, чем многие преданные ученики самого святого Сайхо».

Акитада ещё справляется с удивлением, которое вызвало такое отношение к неортодоксальной практике, когда фармацевт наклонился вперед, чтобы искренне дополнить: «Это правда. Некоторые из их медицинских навыков превосходят всё, что я знаю, Ваше Превосходительство. Они собирают лекарственные травы и корни в отдаленных горных районах и им удавалось излечивать больных, которым я сам уже не мог помочь. Благочинный и я делаем всё возможное, чтобы поддерживать связь с этими ямабуси, но они крайне застенчивы и пугливы, а местные жители не терпят вмешательств в частную жизнь».

Уэсуги слушал с плохо скрываемым нетерпением. «Ерунда, Ойоши. Они кучка преступников! Те, кого вы рады назвать ямабуси, не что иное, как хинин и преступники. В приличном обществе говорить о них не следует».

Хинин. Изгои. Акитада знал, что в Эчиго нашли прибежище многие из них: потомки военнопленных эдзо, а также японцев, сосланных за различные преступления. Изгоям не разрешалось жить или работать в домах простых людей. Они жили в своих деревнях, а в городе нанимались только для чёрной, грязной работы, такой как резка дерева, дубление кожи, уборка конюшен  и похороны мёртвых. Но ему не понравилось поведение Уэсуги.

«Все люди в этой провинции интересуют меня, - сказал он резко, - и особенно те, кто, кажется, стоят вне закона. У нас также есть такие люди, живущие недалеко от столицы. Многие из них выполняют полезные функции и поддерживают порядок между собой, избрав старост и старейшин. В любом случае, так как я поклялся отстаивать закон и порядок в этой провинции, я благодарен информации о местных обычаях, полученной от Благочинного и доктора Ойоши. Помните, вы и ваш помощник напомнили  раньше, что мне придётся много чего узнать о местных делах, и я намерен сделать всё, что в моих силах».

После неловкой паузы Уэсуги пробормотал, «Очень похвально, я уверен» и сменил тему, махнув  одной из горничных. «Эй, девочка, Наполни-ка чашку Его Превосходительства! И Ваше Превосходительство вы должны попробовать эти маринованные сливы. Они восхитительны».

«Я бы посоветовал быть осторожным со сливами, Ваше Превосходительство, - быстро сказал Ойоши, - если у вас не очень крепкий живот». Видя гневное выражение лица хозяина, добавил он: «Они приготовлены, чтобы проверить выносливость воина».

«В этом случае, - сказал Акитада, - я сильно польщён, но пропущу. Боюсь, я ученый, а не солдат».

Уэсуги переглянулся с капитаном. В зале возникла неловкая тишина. Акитада уже почти не тошнило, но он боялся что-либо есть или пить. Он знал, что потерпел неудачу в усилиях привлечь на свою сторону Уэсуги. Оглядев собрание, он заметил, что Кайбара вышел, а сосед Кайбары, купец Сунада, встретился с ним взглядом и улыбнулся. Его зубы были почти так же хорошо, как у Торы.

«Г-н Сунада, - обратился к нему Акитада, -  Я так понимаю, вы очень хорошо информированы о местных торговцах и их товариществах. Я был бы признателен, если бы я мог обсудить эти вопросы с вами в будущем».

Сунада выглядел испуганным. Он взглянул на стоящего перед выходом Уэсуги. «Конечно, Ваше Превосходительство. Я глубоко тронут. Всё, что я могу сделать. Вы должны только послать за мной. Я живу в Полёте гуся -  деревне недалеко от гавани».

«Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны». - Горло Акитада пересохло, и он не мог избавиться от кислого вкуса во рту. Кроме того, тепло от жаровни стало нестерпимым. Ему захотелось прохладной воды, но, не имея к кому обратиться, он сделал большой глоток из своего стакана. Вино вызвало неприятное лихорадочное чувство, и он  нетерпеливо распахнул на шее свой халат. Шёлк его под халатом цеплялся к коже. Он вытер новый пот со лба и щёк. Словно специально, чтобы добавить ему дискомфорта, он снова почувствовал сильные болезненные судороги в животе. Неловко повернувшись, он встретился взглядом со смотревшим на него острыми глазами Ойоши.

Чтобы предупредить вопрос, Акитада сказал: «Вы ранее говорили  о ямабуси. Случилось так, что, собираясь сюда, я встретил одного из них. Я принял его за нищего».

Ойоши был удивлен. «Ямабуси появился в крепости? Как он выглядел?» Настоятель также посмотрел с интересом.

«Это был очень старый человек с длинными седыми волосами и бородой, но вполне здоровый и сильный для своего возраста. Он был босиком в такой холод».

Фармацевт и настоятель Хокко переглянулись. Ойоши сказал: «Вы, Ваше Превосходительство, были удостоены самого мастера. Он никогда не сходит с его горы для обычных посещений».

Акитада поморщился: «Боже мой, а я отправил его на кухню за тем, чтобы его накормили и уложили спать».

«Я думаю, что он был рад, - сказал настоятель со смешком. - Если он всё ещё будет там утром, вы можете послать за мной? Я очень хочу с ним поговорить».

«Человек вряд ли станет ждать, чтобы быть арестованным, - отрезал судья. - Я ожидаю, что он имеет все основания, чтобы скрыться на своей горе. Как и половина из тех людей, которые скрываются от властей. Он, вероятно, является преступником или предателем. Интересно, как он проскользнул мимо стражников».

Это вызвало бурные дебаты между настоятелем и Хисоматсу, в течение которых Акитада был вынужден снова выйти на галерею.

Оказавшись в уборной на этот раз, то почувствовал себя физически и психически опустошённым и постоял минуту, прислонившись к стене. Он подумал, что его еда или вино были отравлены. Слуга, что последовал за ним с фонарём, сидел на корточках на холодном деревянном полу, наблюдая за ним. Снаружи ветер свистел сквозь жалюзи. Вдруг раздался краткий отдаленный звук, нечто среднее между криком и воплем, прерванным порывом ветра и потом повторившийся  снова. Акитада и слуга вскочили, прислушавшись.

Акитада подошёл к окошку и отрыл его. Снег все ещё дул снаружи, но на фоне белого пейзажа не было видно никаких признаков жизни. В угловом павильоне у освещённого окна мелькнула тень. Возможно, кого-то ещё привлёк звук.

Слуга выглядел испуганным. «Пойдёмте, господин. Это призраки мёртвых кричат о справедливости».

Снова суеверие. «Ерунда, - сказал Акитада. - Это, вероятно, какие-то животные. Волк или сова». Но, вспомнив историю Торы о семье Уэсуги, он с дрожью закрыл оконце.

Когда он вернулся на своё место, хозяин исчез. Акитаде было тревожно осознавать, что его повторное отсутствие вызвало любопытные взгляды гостей. Чтобы скрыть смущение, Акитада попросил судью рассказать о преступной деятельности в крае, получил ещё одну тоскливую лекцию о необходимости суровых мер наказания. Когда вскоре после этого вернулся Уэсуги, он выглядел напряженным и озабоченным. «Снег усиливается, - заявил он, - дорога к Наотсу может стать непроходимой. Я надеюсь, что все вы останетесь в моём доме  на ночь».

От этих слов Акитаду охватила откровенная паника и он резко поднялся. «Спасибо, нет. Благодарю за щедрое угощение и приятную компанию, но сейчас я не могу больше испытывать ваше гостеприимство, - сказал он. – Мои обязанности  требуют от меня вернуться обратно в город».

Затем возникла всеобщая суета. Большинство других гостей также попрощались, намереваясь присоединиться к кортежу Акитады на пути обратно в город.

Уэсуги по-хозяйски возражал против внезапного ухода гостей. Когда он выслушивал официальные благодарности Акитады, его лицо было лишено выражения, но его маленькие глаза блестели и странно двигались в мерцающем свете. Возможно, это было заболевание Акитады, но вдруг Уэсуги показался ему страшным, а тени в уголках большого зала казались ему живыми.

Акитада знал, что его побег в снежную ночь был трусливым и иррациональным, но достойным концом для самого неприятного и бестолкового  вечера, который он когда-либо проводил. Он был наполнен предчувствием.