ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В которой коронер Джон снова проводит кампанию
Вечером в четверг Джон вернулся в Эксетер, но перед тем, как заехать в город, он посетил Полслое, поручив Гвину сопроводить робкого писаря до города. Он нашёл Несту в ещё худшем состоянии, чем перед отъездом. Хотя она всё ещё была смертельно бледна, на лбу у неё появился румянец, а глаза, казалось, слегка наполнились кровью.
– У неё небольшой жар, который вызывает некоторое беспокойство, – сказала матушка Мэдж, когда отвела Джона в сторону и настояла на осмотре заживающей раны на его боку.
– Она находится в опасности? – С тревогой спросил Джон.
Сухопарая монахиня пожала плечами.
– В настоящее время – нет, хотя все в руках Бога. Потеря крови при выкидыше снизила сопротивление болезням. Она нуждается в хорошем уходе и постоянной молитве, коронер. Мы можем предложить и то, и другое, хотя было бы правильно, если бы вы сами чаще становились на колени и молились за неё.
Когда он вернулся к Несте, чтобы спокойно рассказать ей все свои новости о путешествии в Винчестер, она казалась достаточно внимательной, но сама едва говорила. И всё же, по её лёгкой улыбке, он чувствовал, что её настроение улучшилось с тех пор, как он уехал, и она, казалось, узнала что-то новое, но не сказала ему, что именно. Он положил руку ей на лоб, почувствовал нездоровое тепло и увидел пот на её верхней губе.
– Ты горячая, любовь моя, но матушка Мэдж говорит, что тебе ничего не угрожает, – дипломатично сказал он. – Тебе требуется самый лучший уход, который, я уверен, ты получишь в этом благословенном месте.
Снова полуулыбка, когда она слегка кивнула и потянулась к его руке.
– Я рада, что долгое путешествие прошло благополучно, Джон. Дороги могут быть опасным местом.
Он избегал говорить ей, что скоро он столкнется с гораздо большей опасностью в противостоянии с бандой преступников, и перевёл разговор на более невинные темы, вроде ностальгических разговоров Томаса о Винчестере.
Когда он выходил из её маленькой комнаты, то посмотрел в конец коридора лазарета и подумал, что только что увидел знакомую фигуру, быстро скрывшуюся за дверью.
– Без изменений, коронер, –прозвучал голос позади него, и он повернулся, чтобы встретиться с приорессой.
– Она всё ещё отказывается говорить со мной?
Матушка Маргарет печально кивнула.
– Я сомневаюсь, что вы когда-нибудь измените её решение, сэр. Кажется, она намерена остаться здесь, хотя до решения о принятии ею обетов ещё далеко. Но у неё есть естественный талант к уходу – лазарет, кажется, ей подходит.
Джон вспомнил, как Матильда ухаживала за ним со своей мрачной эффективностью, когда он лежал со сломанной ногой в начале года.
– Надеюсь, она найдет здесь счастье, матушка. Но я хотел бы поговорить с ней, просто сказать, как мне жаль, что я довёл её до такого состояния. Пожалуйста, заступитесь за меня, когда у вас будет возможность.
Приоресса кивнула.
– Я сделаю всё возможное, но сейчас, мне кажется, она тверда в своих намерениях.
Этим он должен был быть доволен и, взобравшись на усталого, терпеливого Одина, он отправился домой, к переулку Мартина. Тут его встретила Мэри, довольная, что хозяин вернулся цел и невредим. Вскоре она выдала ему чистую одежду, чтобы сменить ту, которая собрала пыль с половины южной Англии. После того, как он вылил на себя ведро холодной воды во дворе, он оделся и с удовольствием съел поспешно поданный верной служанкой обед. Позже, уже вечером, он пошёл в Ружмон, где разыскал констебля, чтобы рассказать ему о последних событиях. Он нашёл Ральфа Морина не в донжоне, а в крошечной часовне Святой Марии, где тот с братом Роджером, не отвлекаясь на богослужения, тайком распивали глиняную флягу хорошего анжуйского вина.
– Я держусь подальше от клятого шерифа, – пожаловался Ральф. – Он пристаёт ко мне по десять раз на день с вопросами о том, вернулись ли вы из Винчестера и какие действия собираетесь предпринять.
Дружелюбный Роджер достал ещё одну глиняную чашку и налил Джону щедрую порцию дорогого французского вина.
– Это гораздо лучший напиток, чем тот уксус, который я обычно раздаю на мессе, – сказал он с блеском в глазах.
Они терпеливо подождали, пока Джон выпьет глоток вина и порадует их подробностями своего путешествия. Комендант имел право это знать, а капеллана одолевало любопытство.
– Слава Богу, Хьюберт Уолтер был очень любезен, – начал коронер.