«КОСТИ КОРОЛЯ АРТУРА» - АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ (окончание акта)

 

Кто напал? — спросил я. - Кто это был? Дэви Оуэн, Леманы?
- Возможно, но был ещё как минимум один человек, который напал на меня сзади.
- Кто это был? Ското Мантуанский?
- Понятия не имею. Меня застали врасплох.
- Ральф Гилл предпочёл бы, чтобы ты не помнил нападавших.
- Ральф, который? А, тот почтенный человек, который присматривает за животными. Какую историю он хочет, чтобы я рассказал?
- Что ты был так взволнован выпивкой, что каким-то образом забрел на скотный двор. Ты был пьян?
- Нет, Ник, я не был пьян, — ответил Эдмунд, сделав большой глоток своего пива.
- Ты убил Леонарда Лемана? Не намеренно убил его, но, возможно, пока ты боролся, ты ударил его своим ножичком?

- Меня одолели, они превосходили числом. Я даже не успел найти свой ножичек, не говоря уже о том, чтобы им воспользоваться. Ножичек чистый. По правде говоря, хотя я, возможно, слишком легко им размахиваю, но никогда не пользовался им в гневе.
- Значит, ты один из этих хнычущих мальчишек.
- Называй меня как хочешь, Ник. Я заслужил это, и ты заслужил это право. Признаюсь, я приобрёл в Стратфорде некоторую репутацию за плохое поведение, но клянусь тебе, это всегда было больше шумом, чем делом. И клянусь, я не имел никакого отношения к смерти этого человека. Меня вызовут давать показания?
- Не знаю. Думаю, Гилл хочет выдать это за какое-то ужасное несчастье, и это, возможно, заставит его по возможности избегать упоминания твоего имени. Зависит от того, как это будет представлено судье или коронеру. А дальше всё зависит от того, насколько важен Леонард Леман – или, вернее, был важен. Сколько проблем поднимет его семья из-за его смерти.
- Но они там были. По крайней мере, его жена.
- Это говорит о том, что она тоже может быть заинтересована в сокрытии информации, – сказал я. - Нам нужно узнать о них больше.
- Мартин Бартон утверждает, что знает их, – сказал Эдмунд.

Оказалось, что Мартин Бартон с готовностью рассказал нам о семье Леман, и в частности о Леонарде Лемане. Мы с Эдмундом навестили Бартона в его квартире недалеко от театра «Блэкфрайарс». Он едва встал с постели, его рыжие волосы были взъерошены, но он принял нас довольно радушно. Бартон не столько расстроился, узнав о смерти Лемана, сколько заинтересовался обстоятельствами, которые мы представили как «несчастный случай в доме львов». Любопытно и немного подозрительно.
- Не имеет ли этот несчастный случай какого-либо отношения к этому большому яйцу у вас на лбу, Эдмунд Шекспир?
- Возможно, — ответил Эдмунд, машинально приложив палец к рассеченному лбу. - Но мы расскажем вам больше, Мартин, если вы расскажете нам немного о семье Леман.
- С чего начать? Леонард Леман в молодости был весьма привлекательным мужчиной. Ловкий и гибкий, хотя сейчас этого не скажешь. Теперь он настоящий медведь – или, скорее, лев, учитывая, где он, по-видимому, умер. Он наверняка мёртв?
- Он мёртв, – сказал я. - Откуда ты знаешь, каким он был в молодости, Мартин? Ты же учился в школе.
- Моя работа – знать всё о наших покровителях. Ты хочешь услышать, что я тебе скажу, Николас? Ты только что разбудил меня своим громовым стуком в мою дверь.
- Прошу прощения. Пожалуйста, продолжай.
- Как я уже говорил, Леонард Леман когда-то производил впечатление. Он даже привлёк внимание королевы Елизаветы своими танцами и какое-то время грелся на солнце её благосклонности. Не в самом жарком и ярком месте. Он жил в более умеренном поясе. К счастью для него, учитывая, что случилось с её ближайшими фаворитами. Потом молодой Леман подрос и стал похож на медведя, и задолго до смерти королевы лишился той милости, которой пользовался. Но в последнее время поговаривают, что он пытается втереться в доверие к нынешнему королю.
- На это мало шансов, раз уж он потерял свою красоту, — сказал Эдмунд.
- Тсс, мы не будем здесь говорить о вкусах короля, — сказал Мартин Бартон, погрозил пальцем. Он выглядел почти обиженным, но, вероятно, это было связано с ним самим, а не с королём Яковом.
- Прошу прощения, — сказал Эдмунд.
- Есть много способов завоевать расположение монарха, знаете ли, — продолжил Бартон после паузы. — Говорят, Леман работал над каким-то планом, который должен был понравиться королю. И ему было особенно необходимо завоевать его милость.
- Почему?

- Потому что, Николас, некоторые его нелестные высказывания о шотландской нации дошли до ушей короля.
С тех пор, как Яков взошёл на престол, две темы служили предметом лондонских сплетен: предпочтение, которое он отдавал красивым придворным (в этом он не так уж сильно отличался от старой королевы) и его фаворитизм по отношению к соотечественникам, или, по крайней мере, к знати. Они стекались на юг, чтобы присоединиться к нему. Настолько, что порой казалось, будто половина Шотландии провалилась на дно Англии.
- Так что же это за план по возвращению милости короля? — спросил я. У меня в голове мелькнула мысль, что это может быть связано с таинственным Ското.
- Я не всё знаю, Николас.
- Вы информированы гораздо лучше нас, — сказал я. Это была лесть, но и правда. - Что вы можете рассказать нам об Элис Леман?
- Немногим больше, чем вы сами видели у того книготорговца. Она моложе мужа на добрых несколько лет. У неё широкая кость и яркая внешность.
- Точно так и есть, — сказал Эдмунд.
- Говорят, что они женились друг на друге в надежде разбогатеть, и оба разочаровались. Что, полагаю, часто случается в браке.
- И это сделало Леонарда Лемана ещё более жаждающим вернуть себе расположение короля, если речь шла о деньгах, — сказал я. - Интересно, как его жена восприняла известие о его смерти.
- Я мог бы узнать, — сказал Мартин. - Я мог бы навестить её и выразить свои соболезнования. Я мог бы даже предложить сочинить одну-две пьесы в память о мистере Лемане. Она могла бы с благодарностью принять элегию или панегирик. Она меня немного знает.
Я воздержался от того, чтобы сказать, что она даже не заметила его на днях у лавки Оуэна, и вместо этого заметил:

- Вы же пишете не элегии, а сатиры.
- Как и брат Эдмунда, великий Вильям, я могу заняться чем угодно, — сказал Мартин Бартон. - К тому же, покровительство вдовы было бы кстати.
Мартин оживился. Не знаю, предложил ли он этот визит из простого любопытства или же действительно искал покровителя. Я был более чем когда-либо убеждён, что вся эта сатирическая желчь Бартона — лишь прикрытие для раболепного отношения к тем, кто могущественнее и богаче его, — а в случае писателя (или актёра) это почти все. Тем не менее, почти против воли, я почувствовал, что проникаюсь симпатией к рыжему. В его лукавстве было что-то простодушное.

- Я пойду с ввами, – сказал я. - Я тоже выражу соболезнования вдове Леман.
- А я? – спросил Эдмунд.
- Ты? Ты будешь держаться подальше от беды, – сказал я. - Тебя могут узнать, особенно если среди нападавших была Элис Леман.
- Что же случилось? – спросил Мартин. - Значит, на тебя напали, Эдмунд, да ещё и женщина. Теперь ты должен выполнить своё обещание и всё рассказать.
Эдмунду не потребовалось много времени, чтобы рассказать о своём пребывании в зверинце Тауэра, а мне – чтобы вставить свою часть. Эдмунд был настолько болтлив, что его непосредственный страх перед обвинением и заключением, казалось, отступал. На самом деле, его больше всего беспокоило то, что брат может узнать о его приключениях. Лично я считал, что ему по-прежнему грозит серьёзная опасность со стороны закона, и разнос со стороны Вильяма – ничто по сравнению с тем, что он получит от судьи. Он всё ещё был открыт для обвинений.
Мы оставили его залечивать побои в квартире Мартина Бартона, и он, вероятно, заснул после такой напряжённой ночи. Леманы жили недалеко от Стрэнда, и поэтому мы с драматургом отправились на запад. Несмотря на всё случившееся, полдень ещё не наступил. Солнце палило праздничным теплом, а воздух, смягчённый приятным ветерком, был чище обычного. Естественно, Мартин потрудился разузнать о жилище Леманов, которое называлось «Домом Прайда».

- Не из-за амбиций владельца, Николаса, — сказал он, — а потому, что на этом месте когда-то стоял религиозный фонд. Название, вероятно, является искажением слов «молитва» или «монастырь».

Мартин был необычайно весел и болтал о вдовах, богатстве и порочности всего земного.
«Дом Прайда» Леонарда и Элис Леман не выделялся своими размерами на Стрэнде, но был достаточно просторным, с главным входом в высокой стене, выходящей во двор. Там был привратник, к которому Мартин высокомерно обратился, сказав, что мы пришли засвидетельствовать своё почтение миссис Леман. Привратник не произнес ни слова, но с высокомерной улыбкой пропустил нас, словно зная, что мы всего лишь мусор с общественной сцены. Либо это, либо он чувствовал себя обязанным соответствовать названию дома. Мне могло показаться странным, что привратник не выглядел особенно печальным, несмотря на смерть хозяина дома, но тогда эта мысль мне в голову не приходила.
Я пожалел о том, что предложил составить компанию Мартину. Мне здесь нечего было делать, я не играл никакой роли. Разве мы не просто любопытствовали? Разве мы не любопытствовали в Доме Прайда? Но другой, внутренний голос говорил, что если нам удастся каким-то образом узнать правду о том, что произошло на арене для животных прошлой ночью, это поможет снять вину с Эдмунда Шекспира. У меня было время подумать об этом, потому что мощёный двор был пуст, а дом выделялся пустотой. Не было ни суетливых слуг, ни открытых окон, ни звука. Возможно, здесь действительно царил траур.

Тишину внезапно нарушил женский крик. Он звучал почти как крик горя и доносился не из дома, а с широкой дорожки, ведущей вдоль одного из его углов. Мы с Мартином переглянулись и вместе двинулись к источнику. Цветущие деревья и кустарники теснились вдоль гравийной дорожки, и в воздухе кружились лепестки цветов. Дорожка выходила в сад позади дома, и там стояла беседка, где хозяин мог спокойно сидеть в тени и безопасности, осматривая свои владения. Одна сторона беседки была внешней стеной сада, а вдоль деревянной решётки, скрывавшей её от наших глаз, росли розмарин и розы, которые ещё не расцвели.
Но, несмотря на листву, мы заметили по другую сторону решётки какие-то неопознанные фигуры. Слышался шорох ткани, приглушённые вздохи и стоны. Горе? Не думаю.
Мы подкрались ближе. К счастью, теперь под ногами была трава. Но, думаю, нас бы всё равно не услышали. Люди в беседке были слишком заняты своими делами. Подойдя как можно ближе, мы с Мартином прищурились, вглядываясь в щели между деревянным каркасом, и аромат розмарина щекотал ноздри.
Прямо под нами стояла длинная каменная скамья. Должно быть, она была довольно жёсткой – эта мысль мелькнула у меня в голове – лежать на ней было довольно трудно, особенно когда на тебе вес другого человека. Но Элис Леман, казалось, не замечала тнеудобства своего ложа. Скорее, её глаза были плотно закрыты, а руки крепко обнимали спину мужчины, который лежал на ней. Я мог бы протянуть руку и ухватиться за одну из обутых ног женщины, поскольку она и соответствующая нога неуклюже опирались на спинку каменной скамьи, в то время как другая была вне поля зрения, несомненно, упираясь в землю, словно опора. Поза мужчины выглядела почти такой же неловкой, как и у неё, но он тоже не обращал внимания на окружающее. Я не был уверен в личности мужчины. Это точно был не муж Элис Леман. Он не только был мёртв, но и имел светлые волосы, которые совсем не походили на тёмные локоны парня, напавшего на вдову.
Мы некоторое время наблюдали за происходящим. Когда нам стало достаточно, мы отступили назад, словно злодеи в пьесе. Отойдя на безопасное расстояние, мы развернулись, и я сказал Мартину Бартону:

- Это ставит крест на твоей идее написать элегию. У Элис Леман есть дела поважнее, чем оплакивать покойного мужа.
- Вовсе нет, Ник, — сказал Мартин. - Через какое-то время она почувствует себя виноватой, как грех, и будет рада поплакаться.
- Кто это с ней?
- Полагаю, это управляющий домом, Джек Корнер.
Я вспомнил этого худого, как жердь, человека, который проводил время с мистером и миссис Леман у книжного магазина Дэви Оуэна. Я вспомнил, как он смотрел на неё. Управляющие домом нередко наслаждаются связью с хозяйкой дома, и на каждого, кому это удаётся, приходится, пожалуй, дюжина тех, кто к этому стремится. Удивляло лишь то, с какой скоростью развивалась эта связь.

Затем произошло сразу два или три события. Мы были примерно на полпути по тропинке у дома и, полагая, что пара в беседке занята, могли обдумать увиденное. Но тишина, исходившая оттуда, могла бы подсказать нам, что они закончили и теперь могут спокойно понаблюдать за происходящим. Затем я расчихался. Что-то весеннее и зудящее – воспоминание о розмарине на решетке беседки или о другом растении у тропинки – забилось мне в нос, и я забился в конвульсиях. В тот же миг в том месте, где тропинка встречалась с двором перед домом, появился человек. Он остановился, увидев нас. Сзади послышались крики – мужчина и женщина. Это были управляющий и вдова.
Мы с Мартином Бартоном бросились бежать. Приближаясь к человеку, стоявшему на углу дома, мы резко свернули, чтобы избежать столкновения, по одному с каждой стороны. Но в этой суматохе мы с Мартином умудрились ударить его по плечам так, что он упал навзничь на землю и чуть не утащил нас за собой. Хотя мои глаза всё ещё были затуманены от чихания, я узнал Дэви Оуэна. Он нёс прямоугольную коробку, которая вылетела у него из рук, поднялась над головой и с грохотом приземлилась на мощёную площадку двора. Не раздумывая, я наклонился, чтобы её поднять. Не знаю почему. Возможно, я собирался вернуть её книготорговцу во дворе Святого Павла, испытывая какое-то чувство вины. Но сзади раздались новые крики, и Мартин дёрнул меня за рукав, подталкивая. Мы двинулись к выходу.
Встревоженный шумом, привратник оказался слишком быстр для нас и, выйдя из своего домика, захлопнул дверь и застыл там, скрестив руки на груди и с улыбкой на лице. Тем временем из дома вышли ещё несколько фигур и приближались к нам с Мартином по диагонали. Мы замедлили шаг, а затем остановились, не зная, куда идти дальше.
Я взглянул на ящик, который держал в руках. Сделанный из дерева, но укреплённый металлом по углам, ящик был повреждён от удара о землю. Верхняя панель треснула. Ящик был достаточно большим, чтобы вместить, скажем, пару пистолетов. Но сквозь расколотое дерево я разглядел не пистолеты.
К этому времени нас окружили обитатели Дома Прайда: госпожа Леман, её управляющий Джек Корнер, привратник и несколько слуг в жёлтых ливреях. Я заметил, что Элис Леман и Корнер выглядели взволнованными, их одежда была слегка растрёпана, но, полагаю, это можно было объяснить их поспешностью поднять тревогу. Я также заметил, как Элис с любопытством посмотрела на Мартина Бартона, словно припоминала его. Тем не менее, возможно, нам удалось бы выбраться отсюда, если бы не Дэйви Оуэн. Он прекрасно нас помнил и, с явным выражением на лице от унижения, которое он испытал, когда его положили на спину, подошёл ближе.

- Это вы, – сказал он. - Я так и думал, это вы. Вы двое негодяев. Верните мне мою собственность.
Он попытался схватить ящик, но я отвернулся и сжал его крепче. Это был бессмысленный жест. Нас с Мартином легко могли сбить, и ящик вырвали бы у меня из рук, но до физической силы ещё не дошло. Мы были не совсем незваными гостями – привратник нас свободно впустил, – но и желанными гостями нас не назовёшь. Мартин слегка поклонился и сказал: - Мои соболезнования, мадам, в связи со смертью вашего мужа.
Элис Леман выглядела удивлённой, словно уже забыла о муже. Затем она опомнилась и сказала:

- Спасибо, мистер…?
- Мартин Бартон. Из детей Блэкфрайарс.
- Вот где я вас видела.
- А я вас, – сказал Мартин, уже полностью обретя самообладание. - Вас и вашего мужа.
Стоит отдать должное вдове, она не стала фальшиво плакать или строить гримасы.

- Что ж, мой муж умер. Но я здесь. Кто вы?
- Николас Ревилл, актёр из «Слуг короля». Мне тоже жаль слышать о вашей утрате. В Тауэре, не так ли?
Я сказал это, чтобы вызвать в ней хоть какое-то сожаление, хотя она ответила лишь:

- Печальное несчастье, но случайность. Эти животные!
На мгновение мне показалось, что она имеет в виду людей, ведущих себя как звери, но, конечно же, она имела в виду львов, которые могли убить Леонарда Лемана. Именно эту историю теперь и будут обсуждать. Она не спросила, как мы узнали эту новость, и это само по себе было странно. Как и прибытие в Прайд-Хаус Дэви Оуэна с его ящичком. Или моим ящичком в тот момент.
Джек Корнер, стюард, кашлянул, привлекая к себе внимание. Он сказал:

- Миледи, нам не нужно стоять здесь и слушать этих актёров.
- Я не актёр, а драматург и поэт, — ответил Мартин, на что Корнер махнул рукой, словно это различие ничего не значило, а Дэви Оуэн вставил:

- Называет себя драматургом — да, и ещё сатириком. Он не любит валлийцев.
- Нам кое-что известно о смерти вашего мужа, — сказал я миссис Леман.
Она оглядела слуг, стоявших на почтительном расстоянии, прежде чем сказать:

- Здесь жарко, и страсти накаляются. Нам всем следует пройти в дом.
Что мы и сделали.

VI

Мы собрались в большой комнате на верхнем этаже Прайд-Хауса. Даже после того, как слуги были отпущены, царила напряжённая, беспокойная атмосфера. Я всё ещё сжимал в руках деревянный ящик. Дэви Оуэн не сводил с него глаз, а не с чего-либо или кого-либо ещё, но не пытался вырвать его у меня. Джек Корнер, чей рост был ещё заметнее благодаря маленькой голове, враждебно смотрел на Мартина и на меня. Элис Леман, тем временем, казалось, разрывалась между любопытством и подозрением.
- Что вам известно о смерти моего мужа, мистер Ревилл?
- Ничего непосредственного, мадам. Но один из наших коллег присутствовал при этом и говорит, что там были и другие. Он сомневается, что это был несчастный случай.
- Тогда пусть он выйдет и расскажет, — сказала вдова. - Нам нечего бояться.
Нам? - Вероятно, она имела в виду себя и своего управляющего. Было ли в доме известно, какие между ними отношения? Конечно, возможно, ничего особенно секретного в сцене в беседке не было, несмотря на то, что это произошло через несколько часов после смерти Лемана.
- Нечего бояться? Даже обвинения в убийстве? — спросил я.
Джек Корнер шагнул вперёд. На обеих щеках вспыхнули красные пятна. Миссис Леман протянула руку, чтобы удержать его, и он остановился. В этом жесте и ответе было всё, что нам нужно было знать: их близость, её влияние на него, его почтение к ней.
- Почему вы говорите «убийство», мистер Ревилл?
- Потому что я держу здесь коробку с костями, и по какой-то причине это наводит меня на мысли о насилии и внезапной смерти. Зачем вы таскаете ящик с костями, Дэви Оуэн?
Я встряхнул её, и кости, которые я мельком увидел сквозь расколотую панель, загрохотали внутри. После такого зрелища держать ящик дальше казалось бессмысленным. Он был тяжёлый, и, кроме того, от него исходил неприятный запах. Я протянул его Оуэну.
- Это не твоё дело, — сказал валлиец, выхватывая его у меня.
- Мы приходили к тебе за костями, я помню, — сказал Мартин Бартон.
- Вы получили ответ.
- Ты послал нас к Бернардо Ското.
Я заметил взгляд, которым обменялись Элис Леман и её управляющий. Они явно знали этого человека из Мантуи. Но, конечно же, Эдмунд Шекспир видел, как мистер и миссис Леман вместе с Оуэном направлялись к дому Ското, прежде чем отправиться к животным Тауэра. Что здесь происходит? Я был озадачен.

- Чтобы быть с вами рядом, миссис Леман, — сказала я, — именно вас видели рядом с местом гибели вашего мужа в Тауэре.
- Я была там, признаюсь. Моего мужа тянуло к тауэрским животным. Они были для него магнитом. Как и наш король, он любил наблюдать за этими странными зверями. Я иногда сопровождала его и нашего управляющего. Мы были там вчера вечером. Однако я устала, воздух показался мне спертым и тошнотворным. Поэтому я оставила мужа любоваться животными в одиночестве и вернулась домой в компании Мастера Корнера. Не знаю точно, что произошло после моего ухода, но в случае с Леонардом храбрость или любопытство, должно быть, взяли верх над осторожностью, и он подошёл слишком близко к зверям. Его растерзали львы, не так ли?
Это было поразительно. Если она говорила правду и не была там в момент смерти мужа, то могла услышать новость только сегодня утром. Однако она говорила таким ровным тоном, словно говорила о незнакомце, по неосторожности ставшем жертвой львов. Впрочем, возможно, она не очень любила своего мужа. Возможно, её внимание давно переключилось на Джека Корнера, который теперь настолько забыл о благоразумии, что успокаивающе положил ей руку на плечо. Даже если бы мы с Мартином не были свидетелями этого, мы бы узнали в них любовников. Но разве любовники, совершив убийство, не стали бы изображать скорбь, чтобы отвести подозрения? То, что они этого не делали, можно было бы истолковать как доказательство невиновности. Или равнодушия. Или наглости.
- Не помешает ли немного печали, мадам? — спросил я. - Спрашиваю лишь потому, что, не будучи женат, не знаю, как такие вещи происходят между мужем и женой.
- Как бы они ни происходили, мистер Ревилл. Будьте уверены, вы будете первыми, кто узнает, когда я захочу сообщить о своей скорби.
Почти вопреки самому себе, я был впечатлён её холодным достоинством. Больше нам здесь ничего не было позволено узнать. Я попрощался с миссис Леман, а Мартин Бартон попрощался с ней более торжественно. Мы кивнули управляющему по имени Корнер и проигнорировали Дэви Оуэна, который всё ещё сторожил свой ларец для костей. Никто не пытался нас остановить.
Мы с Мартином молчали, пока не вышли из Дома Прайда, не пересекли двор и не прошли под надменным взглядом привратника.
- С ними мы дальше не продвинемся, — сказал Мартин, когда мы вернулись на Стрэнд. Он словно повторял мои мысли. - Может быть, как говорит миссис Леман: её муж действительно подошёл слишком близко ко львам и поплатился за это жизнью.

- Эта история подошла бы всем. Но в Тауэре творились нелады. Эдмунд Шекспир не сам себя избил.
- А ещё есть тот валлийский книготорговец и его ящик с костями. Ты их видел, Николас?
- Смутно, но это точно были кости.
- Человеческие кости?
- Наверное. Я в них не разбираюсь.
Как я мог догадаться? Возможно, это были не человеческие, а кости животных. Ходили слухи, что нечто, что выдавалось за мощи святых в хрустальных или металлических оправах, часто оказывалось всего лишь овечьими костями. Я вспомнил о кости, которую Эдмунд Шекспир подарил Вильяму и которую ему продал Дэви Оуэн, о большой кости, которая, как я полагал, принадлежала человеческой конечности, возможно, даже королю Артуру. Я вспомнил рог единорога, свисавший с потолка в палате Ското. Ничего человеческого. Так куда же обратиться за большими, странной формы предметами из кости?

Мартин Бартон что-то прокомментировал.

- Что? — спросил я.
- Я сказал, что хотел бы доставить неприятности мистеру Оуэну.
- Потому что он валлиец? Потому что он не слишком уважительно отозвался о вашем писательском ремесле?
- Я не лишён злопамятности, — сказал Бартон, словно претендуя на какую-то особую добродетель.
В этой ситуации, безусловно, было что-то неустроенное, равно как и тревожное. Мы вернулись к Бартону и обнаружили, что Эдмунд оправился после бурной ночи и готов к действию.
В моей голове начала складываться идея, и я обрисовал остальным, что мы можем сделать.
Несколько часов спустя мы сидели в «Чёрном лебеде», таверне рядом с домом с узкими окнами на углу Тауэр-стрит. Из передней комнаты «Лебедя» мы могли наблюдать за домом Ското. Мы были вознаграждены лишь ближе к вечеру, когда увидели нашего старого друга Дэви Оуэна, приближающегося к дому. Я почти ожидал, что он принесёт книги или кости, но у него ничего не было.
Оуэн, должно быть, был очень желанным гостем, потому что вместо того, чтобы постучать, он собирался войти, используя ключ, который достал из куртки. Он бы так и сделал, если бы я, в сопровождении Мартина и Эдмунда, не выбежал из таверны, чтобы перехватить книготорговца у входной двери.
Дэви Оуэн выглядел встревоженным и, вместо того чтобы возиться с ключом, постучал в дверь, чтобы его впустили. Это было ошибкой, потому что её почти сразу же открыл Нано, карлик-слуга. Вместе с Оуэном мы протиснулись внутрь и остановились в коридоре. Повисло неловкое молчание. Я внушил остальным, что не следует прибегать к силе. Теперь обратился не к маленькому слуге, а к книготорговцу:

- Простите за вторжение, но нам нужно поговорить со Ското из Мантуи. Скажите ему, что мы знаем правду о костях, короле и Леманах. Скажите ему, что мы раскрыли заговор и должны немедленно его увидеть, даже если он утверждает, что он — ночное существо.

Оуэн кивнул и поспешил по коридору, исчезнув в глубоких тенях. Тем временем Нано встал у нас на пути и скрестил руки. Втроём мы могли бы сбить его с ног, но это было бы всё равно что нападать на ребёнка. К тому же, судя по всему, он был готов дать отпор.
Через некоторое время, словно повинуясь какому-то скрытому сигналу, Нано отошёл в сторону и с наигранной церемонностью пропустил нас. Эдмунд, Мартин и я снова подошли к кабинету Ското в конце коридора. Мы постучались, и нас пригласили войти. Внутри, в задымлённом, тускло освещённом помещении, невозможно было определить время суток.
Итальянец, как и прежде, сидел за своим столом, его голова была покрыта кепкой, а фигура почти полностью скрыта каминной полкой с каббалистическими символами.
- Вы хотите мне что-то сказать, — сказал он. -Il segreto. (секретно)
- Это связано с костями короля Артура, — сказал я, назначив себя докладчиком. - Как вам известно, этот джентльмен купил одну у вашего друга-книготорговца — кстати, где Дэви Оуэн?
- Синьор Оуэн? — спросил Ското, словно впервые столкнулся с этим именем. - Он дома.
- Нет, — сказал я. - Мне кажется, он сидит прямо перед нами.
Я сделал пару шагов вперёд и, набравшись смелости, сорвал с головы Ското кепку. Он хлопнул себя по голове, но не прежде, чем стал виден характерный стреловидный рисунок волос.
Это был Дэви Оуэн. Он встал. Его взгляд метнулся с одного из нас на другого. Видя, что отрицать бесполезно, он произнёс голосом, который заменил итальянскую модуляцию валлийским акцентом:

- Мои поздравления, мистер Ревилл. Как вы догадались?
- То, что вас двоих никогда не видели вместе, то, что Мартин Бартон сказал, что ваш голос не подходит жителю Мантуи, то, что я актёр и обычно понимаю, когда кто-то играет. Ваша речь, мистер Оуэн, была усеяна итальянскими фразами, словно цветы в саду, тщательно расставленные для красоты.
- Ну-ну, — сказал Оуэн. - Я беззащитен в обоих смыслах. Теперь можете вернуть мне мою шапку.

Я так и сделал. Мартин и Эдмунд удивленно смотрели на Оуэна (или Ското). Какого бы поворота событий они ни ожидали, но не этого. Я тоже был удивлен, потому что собственные рассуждения убедили меня лишь наполовину.

Оуэн снова надел шапку и снова стал Ското. Он вернулся на своё место за столом, а мы трое стояли перед ним, полупросители, полуобвинители.
- В чём смысл этого обмана? — спросил Мартин.
- Обман? Разве человек не может жить двумя жизнями, разве он не может заниматься двумя ремеслами? Due mestieri (две профессии). Как книготорговец, я немного разбираюсь в травах, а как практик этого искусства я готовлю и применяю их. Под одним именем я стою за свою расу и горжусь тем, что я валлиец. В другой части я принимаю облик итальянца. Так, видите ли, лучше для торговли.
- Торговля, должно быть, идёт неплохо, судя по этому дому и вашим владениям во дворе церкви Святого Павла, — сказал я. - Но вы торгуете не только травами и снадобьями, синьор Дэви; вы ещё и краденым торгуете.
- Ничего краденого. Только то, что приобретено по праву.
- Тогда, если это не кража, вы пытаетесь выдать одно за другое. Это своего рода подделка. Вы берёте кости у мёртвых животных в Тауэре и утверждаете, что это останки сказочных существ – например, единорога вон там, наверху, или рёбра русалки.
Я указал вверх, где висели кости. Мужчина в шапке и плаще поднял руки.
- Что в этом плохого? Это не такой уж большой обман. Вы никогда не были на ярмарке, где выставляют чудовищ, мистер Ревилл? Думаете, у женщины за занавеской действительно две головы, или что человек-рыба покрыт настоящей чешуёй?
- Вред возникает, когда вы пытаетесь выдать кости животных не за кости единорога или русалки, а за кости великого короля. Когда вы продаёте их Леонарду Леману, потому что он хочет выслужиться перед королём Яковом и знает, что самый верный способ сделать это — преподнести монарху останки Артура.
- Эти кости у меня были из другого источника, — сказал Оуэн. — Я знаю, что они настоящие. Ведь я валлиец, знаете ли, а Артур был из нашего племени.
- Возможно, некоторые кости настоящие, но мне кажется, вы пожадничали и были готовы использовать любые старые кости, которые вам попадутся. Вы продали одну моему другу Эдмунду, а он, в свою очередь, отдал её кому-то ещё. Леманы узнали, что вы избавились от одной, и рассердились на вас. Мы видели, как вы спорили на днях у вашей лавки. Спор продолжился вчера вечером в Тауэре. Возможно, он перерос в драку. В любом случае, Леонард Леман мёртв.
- Не от моей руки.
- Тогда от чьей же?
Дэви Оуэн, он же Бернардо Ското из Мантуи, на мгновение замялся. Он дико оглядел комнату. Он больше не был ни таинственным итальянским шарлатаном, ни хитрым валлийским книготорговцем. Он просто отчаянно пытался спасти свою шкуру.

- Это была добрая леди, Элис Леман! Она и её управляющий. Вы, должно быть, заметили, как они вели себя друг с другом сегодня утром. Они не могли дождаться, пока муж остынет в могиле. Их не интересовали ни кости Артура, ни чьи-либо ещё. Ничьи кости, кроме своих собственных, которые они хотят перетереть друг о друга без помех.
- Ты лжёшь!
Гобелен у левой стены зашевелился, и на мгновение мне показалось, что это заговорила одна из странных демонических фигур на нём. У меня волосы встали дыбом. Но, должно быть, был ещё один, тайный вход в комнату. И ниша за гобеленом, чтобы подслушивать. Из-за гобелена вошла Элис Леман. Она подошла к Оуэну.
- Я слышала твоё каждое лживое слово, Дэви. Нано впустил меня, думая, что я пришла по делу. Я всегда была доброжелательна к Нано, и поэтому он мой друг. Я услышала голоса, доносившиеся отсюда, и решила посмотреть, кто ваши гости. И послушать, какие небылицы вы тут рассказываете. Точно такие же, как те, что вы рассказывали моему мужу. Кости короля, в самом деле! Это басня.
- Никакая не басня, — возразил Оуэн. — Кости — некоторые из костей — настоящие.
- Так же реальны, как ваше обвинение в убийстве. Джентльмены, — она повернулась к нам, — то, что я рассказала вам сегодня утром, — правда, пусть и не вся. Мы были в Тауэре вчера вечером. Не буду скрывать от вас, что у моего покойного мужа там были дела, дела, которые я не одобряла.
- Я тоже там был, — сказал Эдмунд Шекспир. Он заговорил впервые. — На меня напали. На мне остались следы.
Миссис Леман кивнула.

- Я сожалею об этом. Мой муж боялся какой-то ловушки, а мой… управляющий… решил, что поймал шпиона, которого они яростно побили.
- Это был я, — сказал Эдмунд. - Меня потащили на скотный двор.
- Это не моя вина. Мы с мистером Корнером вскоре ушли. Как я уже сказала, меня тошнило. Не столько из-за того, что там царил отвратительный воздух, сколько потому, что я не хотела больше иметь с ним ничего общего. В убийстве следует обвинять не меня и мистера Корнера, а этого джентльмена, этого книготорговца, этого шарлатана. Я не хочу больше иметь с ним ничего общего. Мы возвращаем свежие кости, которые он принёс сегодня утром в Прайд-Хаус. Она слегка повысила голос, и, как по команде, из-за гобелена появилась вторая фигура. Право же, это была настоящая пьеса с переодеваниями, сюрпризами и невероятными появлениями. На этот раз это был Джек Корнер. Он нёс потрёпанный деревянный ящик. Он подошел к Оуэну и высыпал содержимое ему на колени.

- Я этого не делал! Это львы! — сказал Дэви. - Они загрызли Лемана до смерти. Мы поссорились, да, но это львы убили твоего мужа!
- Они, может, и сделали своё дело, — сказала вдова, — но я уверена, что ты показал им дорогу своим ножом. Я, может, и не очень горюю по мужу, но я бы не опустилась до убийства.
У Дэви Оуэна сдали нервы. Присутствие пяти обвинителей оказалось слишком сильным. Он вскочил, разбрасывая осколки костей, и промчался мимо нас к двери. Прошло несколько мгновений, прежде чем мы собрались с мыслями и бросились в погоню. Нано нигде не было видно, но открытая входная дверь ясно показывала, куда ушёл его хозяин.
Солнце уже садилось, но мы увидели фигуру в плаще и шляпе, взбегающую по Тауэр-Хилл, а затем сворачивающую налево на Петти-Уэйлс. Я задумался, зачем он это делает, но потом понял, что это, вероятно, самый прямой путь к реке. Ему придётся бежать вдоль склона Тауэра, тем же путём, которым я шёл этим утром.
Мы – Эдмунд, Джек Корнер и я – отставали от Оуэна на пару сотен ярдов, а Мартин Бартон и Элис Леман замыкали шествие. Он не мог от нас уйти, если только ему не удастся переправиться на пароме через реку и затеряться в лугах на другом берегу.
В слепой панике Дэви Оуэн побежал вдоль стены Тауэра к набережной, где я стоял ранее этим днём. Он исчез за обрывом, спустившись по ступеням. Мы достигли края и остановились. Прилив снова отступал.
Мы видели, как Дэви Оуэн, спотыкаясь и хлюпая, плелся по грязи и камням, опустив голову, едва сознавая, куда идёт, но, несомненно, надеясь добраться до реки и паромщика. Паромщиков не было видно, но медведь был там, сидел у кромки воды, его желтовато-белая шерсть отчетливо выделялась на сером берегу. Насколько я знаю, он просидел там весь день, пытаясь поймать рыбу. Смотрителя всё ещё не было видно.
Мы с ужасом смотрели, как Дэви Оуэн ковылял к медведю. Когда он почти настиг зверя, то понял, где находится, и резко остановился. Слишком поздно! Он снова попал в грязь и ил, а животное встало на дыбы. Возможно, оно было обижено тем, что провело день на солнце без добычи. Возможно, оно жаждало человеческого общества. Возможно, оно жаждало мести за годы плена или было взбешено ими. Как бы то ни было, оно бросилось к Дэви Оуэну, словно преследуя несчастного валлийца. Медведь ударил его по голове одной из своих могучих лап, и, клянусь, мы услышали этот глухой удар с того места, где стояли на набережной.
Дэви Оуэн покачнулся, а затем упал лицом в грязь и замер. Если бы удар не убил его, то он бы наверняка задохнулся в грязи. Медведь упал на четвереньки и, насколько позволяла цепь, привязывавшая его к столбу, обнюхал тело. Я представил себе его дыхание, горячее и вонючее. Дэви Оуэн не шевелился. Через некоторое время медведь снова сел у воды, хотя больше не плескал лапами. Почему-то мне стало жаль не (безусловно) погибшего, а медведя.
Мы остались на месте, к нам присоединились Мартин и миссис Леман, не зная, что делать дальше.

VII

Но нам было нечего делать, и, когда несколько прохожих собрались посмотреть на мертвеца и белого медведя, мы ушли.
Возможно, вам будет интересно узнать, что случилось с несколькими персонажами этой истории. Смерть Леонарда Лемана сочли несчастным случаем. Возможно, его убил Дэви Оуэн, а может, львы. Подобно знаменитому римлянину Юлию Цезарю, некогда любимец королевы Елизаветы был многократно избит и ранен, и невозможно было сказать, кто именно это сделал – животное или человек. Учитывая все обстоятельства, лучше было свалить вину на львов. С ними ничего не случится; король слишком любил своих зверей. Поэтому (более или менее) безупречная Элис Леман вышла замуж за своего управляющего, Джека Корнера, и они обосновались в Прайд-Хаусе. Она взяла к себе на работу карлика Нано.
Мартин Бартон продолжает писать свои сатиры и становится всё более придирчивым по мере того, как добивается успеха. Эдмунд Шекспир начал вспахивать борозду как актёр в труппе своего брата, в нашей труппе «Слуги короля», и дела у него шли неплохо, пока всё не подошло к преждевременному концу. Эдмунд уже вспахивал другую борозду. Женщина, которую я видел висящей у него на ушах в таверне «Русалка», родила ему ребёнка летом следующего года. Помните ту, которую звали Долли или Полли, ту, с тёмными вьющимися волосами и большой грудью? Эдмунд был достаточно готов признать ребёнка своим – что само по себе выдавало в нём достаточно приличного парня для актёра – но это маленькое событие продлилось не дольше нескольких недель. А отец последовал за ним несколько месяцев спустя, умерев в декабре 1607 года. Вильям Шекспир заплатил, чтобы в память о нём позвонил большой колокол церкви Святого Спасителя в Саутуорке. Не знаю, насколько сильно Шексиир оплакивал смерть брата, и если бы Эдмунд не был Шекспиром, не думаю, что кто-то, кроме Долли или Полли, уделил бы ему больше, чем мимолетную мысль или слезу.

Прежде чем начать, мы выборочно рассказали о том, что случилось с Вильямом Шекспиром, Эдмундом и мной. Мы упомянули медведя. Мы вряд ли могли бы пропустить медведя, ведь роковое нападение на невинного книготорговца на короткое время стало главной темой разговоров в Лондоне. Мы также упомянули о некоторых других злоключениях, но не обо всей истории. Шекспир, вероятно, догадывался, что дело не только в этом, но не давил на нас. Он даже не спросил, откуда у Эдмунда большая шишка на лбу. Мы сидели в его квартире на Сильвер-стрит, пили и болтали. Мне было любопытно узнать о плане Вильяма написать пьесу о Британии и короле Артуре. Я вспомнил, что и кость, и несколько страниц его рукописи пропали. Украдены? Похоже, нет.

- Моя хозяйка забрала кость. Она считала, что держать её в доме вредно, и, возможно, она была права. Мне жаль, Эдмунд, раз уж ты мне её подарил, но, боюсь, она оказалась в какой-нибудь куче мусора.
Шекспир, казалось, не слишком беспокоился о судьбе реликвии, да и Эдмунд тоже не беспокоился. Казалось, он больше рад был быть на хорошем счету у брата.

- А листы рукописи? — настаивал я.

- Ничего зловещего, Ник. Должно быть, их выдуло из окна. Я нашёл несколько листов внизу в саду. Чернила растеклись, и улитки оставили на них серебряные следы. Думаю, что сочту это знаком.

- Знаком?

- Что мне не стоит развивать тему короля Артура. Это обреченная затея, или, по крайней мере, не для меня.
- У меня есть идея для пьесы, Вильям, — сказал Эдмунд. — Или для эпизода в пьесе. Это было бы захватывающе. Человек, за которым гнался медведь.

Вильям недоверчиво посмотрел на брата.

- За которым гнался медведь? И поймал? И съел? Как тот несчастный книготорговец на Темзе.
- Его не съели, — сказал я.
- Хорошо, — сказал Шекспир. - С возрастом я обнаруживаю, что всё меньше склонен изображать насилие и ужасы на сцене. Оставьте это молодёжи.
- Можно было бы заставить медведя гнать человека за кулисы, — сказал Эдмунд. - Тогда тебе не пришлось бы видеть ничего неприятного. Только звуки. Крики. Хруст.
- Уходит, преследуемый медведем?
- Почему бы и нет?
- Я подумаю, — сказал Вильям Шекспир.