Бернард Найт. Террор в лесу. Глава 12 - окончание (Коронер Джон -7)

Глава двенадцатая

В которой коронер Джон следует за собакой

Накануне вечером Гай Феррарс отправился в Ластли, где вместе со своим сыном и слугами остановился у собственного арендатора, Роджера Коттереля. Усадьба в Ластли не попала в книгу страшного суда – земельную перепись, составленную по приказу Вильгельма Бастарда более века назад. Она была построена на землях шерифа Болдуина много лет назад, а отец Феррарса приобрёл её в дополнение к своим обширным владениям в графстве.

Усадьба была небольшой, но построена была из камня с черепичной крышей, и когда на следующее утро Джон де Вулф и Гвин прибыли на место, на окружённом забором дворе усадьбы царило оживление. Гай Феррарс взял с собой из Тивертона восьмерых воинов вместе со своим сенешалем, псарём и бейлифом. Полдюжины тощих собак взволнованно гавкали в пустом свинарнике, куда их поместили на ночь.

Феррарс пригласил коронера и его помощника в зал, занимавший весь первый этаж. Жилые помещения арендатора находились на верхнем этаже, сам же Коттерель, высокий худой мужчина с песочными волосами, изо всех сил старался выглядеть так, словно ему нравилось, что к нему в гости пожаловал хозяин вместе со своими слугами. Еда и напитки в изобилии стояли на выставленном во дворе столе, и все готовились к выходу на поиски в соседний лес.

Вскоре прибывшие вместе с Коттерелем, его управляющим и десятком крестьян пешком направились к опушке леса, располагавшейся за усадьбой, на четверть мили к западу. По дороге возглавлявший группу Феррарс рассказывал коронеру о своих землях и проблемах. – Мне принадлежит здесь всё, что вы можете видеть, – говорил он, обводя рукой горизонт. За полями деревни я использую землю как часть моей погони, которая простирается на четыре мили к северу отсюда. Но дальше чёртов Королевский лес вклинивается прямо через реку.

Они шли полчаса, пригибаясь под деревьями и свернув направо под шум Бови в её глубокой долине. Джон и Гвин, у которых были пристегнуты мечи, увидели, что каждый мужчина был каким-то образом вооружен, двое из слуг были лучниками. Они казались достаточно большой партией, чтобы отразить что-либо кроме главной силы преступников, но Джон чувствовал себя уязвимым после своей недавней стычки и настороженно высматривал любые признаки опасности. Хью Феррарс шёл с ними в авангарде. По телосложению и цвету волос он был молодой копией своего отца, но обладал едва ли половиной амбиций и энергии последнего. Джон предположил, что трагически погибшая Адель де Курси не имела особого выбора во время помолвки с этим хамоватым молодым человеком. Роджер Коттерель был первым, кто заметил снесённую оленью ловушку, которая создала эту проблему. Он указал вперёд на взрыхленную землю и дёрн среди деревьев.

– Вон солончак, так что сейчас мы находимся на королевской территории, на несколько сотен шагов.

Ловушка была сделан в узком месте долины, по центру которого проходила оленья тропа. Хотя она была частично разрушена усилиями людей Феррарса, Джон разглядел, что в глубокой канаве была срезана отвесная восьмифутовая стена. Ловкий олень мог легко спрыгнуть с отвесной поверхности и спуститься по склону, но обратный путь был заблокирован, так как в канаве олени не могли разогнаться, чтобы прыгнуть на вертикальную стену.

Группа спустилась по перерытой земле и стояла в частично закопанной канаве, ожидая приказа барона. Он подозвал своего сенешаля, почтенного старца со снежно-белыми волосами.

– Ты взял у вдовы его одежду?

Управляющий снял с плеча кожаную сумку и достал рваную пару шерстяных бриджей.

– Они были выброшены, но не выстираны, мой лорд. На них есть его запах.

. Сын Феррарса принюхался к лохмотьям и поморщился. Он протянул их Джону, который даже на расстоянии вытянутой руки мог насладиться смесью несвежего пота и мочи.

– Не нужно чёртовой собаки. Такое я и сам могу учуять! - Сказал Гвин, также принюхавшись к бриджам.

Феррарс швырнул одежду псарю, с виду толковому парню, одетому во всё зелёное, с рогом, висящим на шее на кожаном ремешке. Он поймал лохмотья и с сомнением посмотрел на собак.

– Я никогда не пробовал это раньше, сэр. За лисой или оленем они последуют на край земли, но я не знаю, различают ли они людские запахи.

Он подозвал к себе своих зверей и, когда они взволнованно сгрудились у его ног, прижал штаны к мордам. Собаки выглядели озадаченными, но готовыми, и, казалось, поняли, когда он взмахнул своим рогом в качестве ободрения. Он выбежал из солончака дальше в королевский лес, а собаки побежали впереди него. Они разбежались в разные стороны и уткнули носы в землю, в кусты и стволы деревьев. Через мгновение все они, словно сговорившись, выбежали на боковую дорожку и, взволновано лая, помчались прочь.

– Похоже, они что-то учуяли! – Сказал Гвин, который считал собак лучше многих людей. Все они поспешили за гончими, пытаясь не отстать от них. Группа прошла сквозь редкие заросли под высокими деревьями. Примерно через четыреста ярдов, поднимаясь по склону, они увидели зелёную тунику псаря в небольшой впадине у основания огромного дуба. Когда они приблизились, мужчина выглядел удрученным.

– Я думаю, что они были введены в заблуждение запахом лисы, мой лорд.

Шесть собак расположились вокруг широкой дыры между корнями большого дерева, расположенного на краю оврага. Красная земля Девона была обнажена, а свежая почва была разбросана вниз по склону туннеля. Собаки кружили по кругу, тявкали и лаяли, и одна из них сунула голову в отверстие, пытаясь проникнуть внутрь. Гвин наклонился, чтобы присмотреться к земле вокруг дыры.

– Что-то это не похоже на лисью нору, – хмыкнул он. – Похоже, сюда землю накидали сверху, а не выкапывали из неё.

Псарь посмотрел и согласился с ним. – Тут была яма – большая, но её немного засыпали.

Вдвоём они, под наблюдением остальных мужчин, взяли пару упавших веток и использовали их в качестве примитивных лопат. Они разгребали мягкую рассыпчатую почву, чтобы она ссыпалась в овраг. Собаки взволнованно крутились вокруг них, всё громче лая, а одна из них прыгнула в яму и уткнулось носом в землю. Псарь окриком и пинком отогнал её, а вместо неё в яму полез Гвин и опустился на колени, чтобы заглянуть в образовавшиеся между корнями дерева пустоты.

– Видишь что-нибудь? – Спросил нетерпеливый коронер.

Вместо ответа его помощник лёг на бок на влажную коричневую землю, и погрузил правую руку до плеча в отверстие. Зрители наблюдали, как его лицо сменилось выражением отвращения, когда он вытащил её.

– Неудивительно, что собаки так взволнованы, – сказал он со своей обычной раздражающей медлительностью. – Когда этот человек пропал?

Наблюдателей передёрнуло от ужаса, когда Гвин поднял руку, чтобы показать кусочек зеленоватой кожи, прилипший к его ладони.

– Это человек? – Спросил Гай Феррарс.

– Это соскользнуло с ладони и пяти пальцев! – Невесело пошутил корнуоллец. – Думаю, что его закопали здесь. Он поднялся на ноги и указал на почву, которая все ещё лежала под ямой. После этого барон развернул активную деятельность, выкрикивая приказы своим слугам, а де Вулф и его помощник стояли и смотрели. Собак отозвали, и трое крестьян из Ластли энергично начали сгребать землю палками. Через пару минут один из них закричал и наклонился, чтобы смахнуть рукой рыхлую почву, обнажая босую ногу. Нога была белой и сморщенной, но не разложившейся, и очень скоро обе ноги были выкопаны.

– Вы можете его вытащить? – Спросил Коттерель крестьян. Они откинули свои ветви и ухватились за лодыжки трупа. После небольшого сопротивления земля осыпалась, а тело выскользнуло из отверстия. Одна рука ниже локтя была обнажена, и именно её нащупал Гвин. Землекопы стряхнули большую часть земли с тела и отошли, чтобы остальные могли увидеть мертвеца.

– Нет сомнений, что это Уильям Гурнон, – сказал сельский староста. – Он не сильно изменился, учитывая, что умер он неделю назад.

– Влажная земля не дала плоти загнить, – сказал Джон де Вулф, хорошо разбирающийся в таких вопросах. – Только рука, что была на воздухе, позеленела.

– Должно быть какие-то звери, крыса или лиса, раскопали его, – добавил Гвин, демонстрируя свои познания в вопросах смерти. – Вся спина у него покусана.

Гая Феррарса больше интересовало то, как был убит его слуга, а не что стало с телом после смерти.

– Посмотри на него, де Вулф. Это работа коронера.

Джон и его помощник приступили к привычному для них осмотру трупа. Присев на корточки возле тела, де Вулф мимоходом заметил, что не уведомление коронера о внезапной смерти и сокрытие трупа уже само по себе является преступлением. Жаркая неделя уже начала воздействовать на тело, хотя, как уже отметил Джон, погребение в прохладном лесу заметно замедлило гниение. Мертвец был одет в короткую тунику и бриджи до колен, его ноги были босыми. Поверх одежды на нём был потертый кожаный ремень, а обнаженный живот был зеленоватого цвета и слегка вздулся. Его лицо слегка помялось под тяжестью набросанной на него земли, а глаза закатились, но черты всё ещё были узнаваемы для людей из Ластли, знавших покойного.

– Вот в чем проблема, коронер! – Объявил Гвин, указывая на зловещее коричневое пятно на тунике нейтрального цвета. Кровавое пятно было частично скрыто прилипшей рыхлой почвой, но, когда Гвин перевернул тело, со стороны спины туника, от лопаток до талии, была пропитана засохшей кровью. После того, как расстегнули ремень и сняли тунику, всё стала ясно.

– Ударили в спину – дважды! – проревел заглянувший через плечо Джона Феррарс.

– Проклятые трусы! Двоих ранили стрелами со спины, и ножом тоже сзади, – воинственно добавил его сын.

Коронер прощупал обе раны пальцем. Одна находилась в нескольких дюймах от центра спины с правой стороны, где начинались нижние ребра. Рана в два пальца шириной имела остроконечный нижний конец и закруглённую вершину.

– Острый нож! – Заметил Гвин. – И к тому же довольно широкий.

– Вероятно, второй удар нанесён тем же оружием, – Сказал де Вулф. Он положил свой указательный палец рядом со второй колотой раной, которая была чуть выше и точно в центре спины, между позвонками. Она была меньше первой, но имела ту же форму.

– Конический клинок не мог глубоко войти, так как упёрся в кость, – пробормотал он скорее для себя. Он влез пальцем в отверстие, чтобы измерить глубину раны, но негромко вскрикнул, выдернул палец и посмотрел на него. На пальце появился небольшой надрез. Чертыхаясь, он вытер его о тунику покойника, затем энергично высосал из пальца кровь, многократно сплёвывая на землю.

– Осторожнее с этим, коронер! - Проворчал Гвин. – Трупный сок может вызвать неприятное заражение. Это вы наткнулись на осколок кости?

– Не хотелось бы этого. Давай лучше посмотрим.

Он снял с пояса свой собственный кинжал и увеличил колотую рану на позвоночнике на несколько дюймов в длину. Взяв свободный край туники мертвеца, он осторожно вытер кровь и тканевую жидкость из раны, обнажив находящийся внутри металлический осколок. Используя острие своего кинжала, он вытащил кусок стали, который продемонстрировал на своей ладони.

– Кто бы это ни сделал, он сломал кончик ножа о кость, – Подытожил он для всех присутствующих, которые, вытянув шею, следили из-за его плеча за его действиями. – Умер он от второй раны. Она глубоко проникла в его грудь и живот.

Он показал маленький треугольник острого металла, с неправильным краем, по которому он обломался. Завернув его в листок пергамента, Джон аккуратно убрав его в сумку на ремне, и повернулся к Гаю Феррарсу.

– По крайней мере, мы нашли вашего человека, и вы можете передать его родным для достойного захоронения.

Барон сердито посмотрел на труп.

– Я хочу знать, что за сволочь его убила. Это были преступники или лесники? Кто бы это ни был, он очень пожалеет, когда я дотянусь до них.

– С ними будет иметь дело королевский закон. Но сначала нам надо их найти.

Феррарс приказал своим людям сделать из веток нечто похожее на носилки, чтобы перенести тело домой, и, когда всё было готово, они пошли обратно к усадьбе.

– Де Вулф, я думал о вашем путешествии в Винчестер. Думаю, что мне следует поехать с вами. Мне и без того нужно поехать туда в ближайшее время по другим делам, но вам может понадобиться дополнительная поддержка, чтобы Курия послала сюда войска. Для них Девон – далекая деревня, полная троллей и дикарей, годящаяся лишь для производства олова и шерсти для их выгоды.

Про себя Джон считал, что ему будет достаточно личных связей, особенно с его старым командиром в крестовом походе, Хьюбертом Уолтером, но решил, что не стоит говорить об этом лорду Феррарсу. Он с улыбкой принял предложение и подумал, что будет гораздо безопаснее ехать в неблизкий Хэмпшир с большим отрядом, чем вдвоём с Гвином, какими бы умелыми бойцами они ни были.

Вернувшись в Ластли, они передали тело покойного рыдающей вдове и скорбящей семье. Чисто из формальности, в целях выполнения юридических требований, Джон провёл пятиминутное дознание, использовав членов поисковой группы в качестве присяжных, чтобы вынести вердикт о совершённом убийстве неустановленными лицами. Томаса с ними не было, чтобы запротоколировать проведённое дознание, но де Вулф собирался продиктовать все необходимые данные по возвращении в Эксетер.

Феррарс, его сын и сенешаль возвращались в Тивертон, поэтому Джон попрощался с ними в Ластли, договорившись встретиться через два дня в полден в Хонитоне, по дороге на восток, для поездки в столицу английского королевства.

Джон сомневался, стоит ли брать с собой в Винчестер Томаса де Пейна. Он сомневался, сможет ли такой неумелый наездник поспеть за конвоем, тем более что Феррарс был человеком вспыльчивым и нетерпимым. Однако, по предложению Гвина, для писаря они наняли в конюшне кузнеца крепкого, но послушного иноходца, подходящего для женщин. За день до отъезда Гвин настоял, чтобы Томас бросил своё боковое седло и «сел на лошадь как мужчина», как он выразился. Не обращая внимания на протесты Томаса, он заставил того практиковаться взад-вперёд в течение часа, пока писарь не научился не падать. В пятницу утром они втроём отправились в Хонитон, который подходил для встречи путешественников из Эксетера и Тивертона. Гай и Хью Феррарсы прибыли с полудюжиной мужчин в кожаных кирасах. Поверх кирас на них были надеты сюрко с гербом Феррарса, по-новому отображавшей фамильный герб – в данном случае золотую руку, держащую молоток, на алом поле. Де Вулф подозревал, что Феррарс имеет политические амбиции, чтобы соответствовать своим обширным землям и богатству, и хотел произвести впечатление на авторитетных вельмож, которые управляли Англией в период длительного отсутствия короля. Вероятно, именно этот мотив, а также озабоченность проблемой леса привели его в Винчестер.

Путешествие было долгим, но без приключений, за исключением того, что Томас выпал из своего седла возле Уимбурнского собора к великому удовольствию солдат Феррарса. Расстояние от Эксетера составляло более ста миль, и путешествие в хорошем темпе заняло у них три дня.

Они останавливались на ночь в Дорчестере и Рингвуде, где Феррарс получал приют у известных ему лордов-помещиков – а в одном случае он действительно владел имением. Он вместе со своим сыном, сенешалем и Джоном де Вулфом ел и спал в усадьбах, в то время как Гвин, Томас и вооруженные люди довольствовались кучей соломы в пристройках и сараях и хорошо ели на кухнях, что вызывало восторг и развлечение горничных.

В течение долгих часов езды длинными летними днями у Джона было достаточно времени, чтобы обдумывать свои личные дела еще в Эксетере, хотя длительные размышления не приближали его к решению проблемы. Что он действительно чувствовал к женщинам в своей жизни? Подобно своей преданности королю Ричарду, его укоренившееся чувство чести склоняло его к выполнению своих обязанностей перед Матильдой, которая раздражала его в течение большей части времени их общения. Их брак был заключён по расчету, и, хотя Джон практически не имел права голоса при принятии решения, эта связь была заключена в соответствии с судебным и духовным законами, и его практически невозможно было расторгнуть. Его надежды на то, что вступление Матильды в женский монастырь приведет к аннулированию брачного контракта, были обречены, поскольку Джон де Алансон, который был лучше информирован, пессимистически смотрел на такую возможность.

В любом случае, останется ли Матильда в Полслое? После более шестнадцати лет супружеского чистилища он прекрасно знал характер своей жены, и ему были хорошо известны её предпочтения в еде и одежде. Хотя он не сомневался в её искреннем преклонении перед Церковью и всеми её атрибутами, а также в её вере в Бога и всех его святых, он также хорошо знал, что среди причин её регулярных посещений храма Святого Олафа и собора имело место желание демонстрировать своё положение среди горожан. Это были места, в которых можно было встречаться с жёнами важных лиц в городском управлении, рыцарей и мастеров гильдий – места, в которых можно было продемонстрировать свои новейшие наряды и мантии и получить приглашение на праздники в ратуше.

Пока они ехали сквозь бесконечные леса и проходили мимо легиона лоскутных наделов полей вокруг деревень на Винчестерской дороге, его мысли обратились к Несте, которую он оставил всё ещё бледную и хрупкую в монастырской келье.

Она как-то изменилась, думал он. В течение нескольких недель, с тех пор как она объявила о своей беременности, она, казалось, отошла от него, хотя после случившегося выкидыша её отношение изменилось снова, чего его тупая мужская натура не могла понять. Недавно он почувствовал, что даже у Томаса теперь больше взаимопонимания с Нестой, чем у него самого. Хотя было бы смешно чувствовать ревность к маленькому писарю, у него создалось впечатление, что между ними есть какой-то секрет, которого он не знал. Он любит Несту, решил он с некоторым трепетом – и свыкся с перспективой стать отцом её ребенка, а внезапный выкидыш, казалось, оставил его за бортом её жизни.

Он задавался вопросом: Был ли он наказан за свои грехи? Как и все в то время – за возможным исключением Гвина – он верил во Всевышнего. Он никогда даже не думал не верить, поскольку вера была укоренившейся частью жизни, как спать, есть и заниматься любовью. Он укутан ею с момента рождения, – матери, отцы и священники создали прочную материальную среду Бога, Иисуса Христа, Девы Марии, святых и ангелов, а также рая, ада и дьявола. Грех был неизбежен: священнослужители внушали, что каждый ребенок родился с первородным грехом, и вы должны провести остаток своей жизни, пытаясь уменьшить его бремя, прежде чем умрёте. Большинство людей не теряли сон из-за этого, и большинство никогда особо не думали об этом, разве что в течение часа, проведённого в холодной церкви во время службы, которую проводил приходской священник.

Но, возможно, он сделал что-то настолько неправильное, что его бремя греха возросло почти до искупления, и теперь его предупреждали, что он должен быть бдительным, пока не стало слишком поздно. По дороге он перебрал все свои потенциальные смертные грехи за последние сорок один год. Он знал, что убил множество людей – и, конечно, Бог знал это. Но все они были убиты в бою или в целях самообороны, так что, конечно, это не грех? Он отправил в мир иной двоих в лесу всего несколько дней назад, но это был он или они. Он убил десятки людей в Палестине, но, несомненно, главной целью крестовых походов было избавление Святой Земли от мусульман. Разве не Церковь призывает воинов для освобождения Иерусалима? Сам Джон сопровождал архиепископа Болдуина в Уэльсе в 88 году в интенсивной кампании по набору людей для Третьего крестового похода. В ирландских и французских кампаниях он тоже убил множество людей, но это было для его короля, помазанника Божьего. Нет, долг солдата не может быть грехом.

Он никогда не насиловал женщин, хотя у него было много возможностей. Он никогда никого не грабил, потому что добыча в бою была законной. Какие другие нарушения могли быть ответственны за его нынешнее состояние? Да, он ревновал время от времени и бывало заглядывался на чужих жён – но кто этого не делал? Вот скупость, вымогательство и растраты были отвратительными грехами, но почему тогда его шурин совсем неплохо себя чувствует? Он ведь точно должен жариться в аду.

В конце концов, Джон вернулся к своей личной жизни, чтобы объяснить своё нынешнее беспокойство. Всю свою женатую жизнь он постоянно изменял Матильде, но ему было бы трудно думать, что это неправильно. За много лет, проведенных в войнах, он развлекался и шутил, как и все остальные, – и с тех пор, как вернулся домой, он ублажался с восхитительной Хильдой Доулиш, пока у него была такая возможность, а также со своей служанкой Мэри и с вдовой в Сидмуте – и ещё мог бы вспомнить нескольких. И, конечно же, Неста, сладкая Неста, была кульминацией их всех. Так что, должно быть, ответ в этом, мрачно заключил он, – его неверность была наказана тем, что у него забрали первого сына ещё до его рождения, оставив его в подвешенном состоянии между отсутствующей женой и любовницей, чьё отношение к нему казалось странным.

К счастью, этим мрачным мыслям положил конец Гай Феррарс, кричащий спереди и указывающий рукой на деревню Рингвуд, в которой им предстоит провести последнюю ночь перед Винчестером.

Вздохнув, он переключил свои мысли с женщин на перспективу хорошо поесть, выпить несколько кружек эля и выспаться в холле усадьбы.

На следующий день, ранним вечером, они въехали через западные ворота в шумный город, и Феррарсы вместе со своим сенешалем направились в гостиницу, в которой они обычно останавливались во время посещений Винчестера. Они выдали своим людям несколько пенсов и предоставили возможность самостоятельно устроиться на ночь. Джон де Вулф и его спутники нашли другую таверну, в которой наполненные соломой матрасы были в сарае за главным зданием, где, после еды и уборной, Джон и его помощник сидели за кувшином эля и сплетничали с другими посетителями.

Томас же отправился прогуляться по хорошо знакомому ему городу, который был местом его падения. По правде говоря, он боялся быть узнанным знакомыми, из опасения услышать оскорбления в свой адрес, поэтому он слонялся в тени приближающегося заката, его глаза настороженно высматривали любое знакомое лицо. Он осторожно вошёл в собор и встал на колени в тёмном углу, крестясь и молясь. Глаза маленького писаря были полны слёз из-за воспоминаний о том, он что мог бы остаться тут и получать хорошую пребенду. Он мог бы стать каноником в том месте, где он учился, был рукоположен и преподавал, пока женская хитрость и его собственная глупость не привели к катастрофе, которая могла стоить ему жизни.

С наступлением сумерек Томас направился обратно в гостиницу в нижней части Главной улицы и устало опустился на мешок с соломой, укрываясь своим тонким плащом. Отходя после долгого путешествия в седле, он всё ещё не спал, когда пришли де Вулф и Гвин, улеглись на своих лежаках и через несколько минут дружно захрапели.

Утро наступило слишком быстро для усталых путешественников, но через час после рассвета они ели в таверне жидкую овсяную кашу и ячменный хлеб. Гвин ворчал по поводу качества еды, но, поскольку пенни за их ночлег включал завтрак, из принципа они должны были есть, хотя корнуоллец поклялся, что возьмёт первый же пирожок, который только увидит, когда они выйдут на улицу. Он сделал это по пути на холм к замку, где они договорились встретиться с Феррарсами в зале крепости.

Винчестерский замок был больше, чем Ружмонт, и был гораздо более оживленным, поэтому им пришлось пробираться сквозь толпы людей в сводчатой комнате, чтобы добраться до барона. Он стоял со своим сыном и управляющим, разговаривая с мрачно одетым священнослужителем, который был одним из камергеров юстициария.

– Нам повезло, де Вулф, – сказал Феррарс, приближаясь. – Хьюберт Уолтер сегодня ещё здесь, но завтра утром уезжает в Лондон, а затем отправится в Йорк.

Странствующий правитель, юстициарий, совмещал управление политическим аппаратом Англии с управлением своей церковью в качестве архиепископа Кентерберийского. Хьюберт был неуловимой фигурой, так как считал необходимым лично проверять состояние королевства и был постоянно в движении.

Камергер пообещал ускорить их аудиторию с ним, но им все равно пришлось ещё два часа дожидаться в главном зале, прежде чем их вызвали в комнату на верхнем этаже, чтобы встреться с самым влиятельным человеком в стране. Юстициарий был деловым человеком и редко предавался помпезности и церемониям, которые позволяли его звание и должность. Он поднялся из-за своего стола, чтобы поприветствовать их, одетый в простую коричневую тунику, которая никак не соответствовала ни занимаемой им государственной должности, ни его высшему церковному званию. Единственным признаком его религиозного статуса был маленький серебряный крест, висящий на цепочке на шее.

Сначала он поприветствовал Гая Феррарса, как и положено по статусу барона, но рукопожатие с Джоном показало искреннюю теплоту встречи со старым другом и боевым товарищем. Хьюберт был высокий, сильным мужчина с худощавым морщинистым и загорелым лицом. Он выглядел гораздо более военным-государственным деятелем, чем служителем церкви. Его деловые способности выдвинули его на высокий пост и дали возможность вытащить Англию из разрушительного финансового кризиса, вызванного непрекращающимися разорительными войнами и огромным выкупом за короля Ричарда.

Гвин и Томас вместе с сенешалем Феррарса удалились в дальний конец комнаты, чтобы незаметно встать с несколькими писарями, которые тревожно ожидали со свитками пергамента для представления юстициарию, в то время как Джон, Гай Феррарс и его сын разместились на стульях перед столом Хьюберта. Щелкнув пальцами камергеру, чтобы тот принёс вино с приставного столика, юстициарий взялся за дело.

Он внимательно выслушал, как Феррарс прямо рассказал о проблемах в королевском лесу Девона, а коронер добавил подробности о преступлениях лесников и вызывающей наглости разбойников.

– Значит, Ричард де Ревелль мог снова заняться своими старыми трюками? – Заметил Хьюберт, когда они закончили. – Когда я был последний раз в Эксетере, подумал, что он извлёк урок после той неприятности.

Архиепископ посетил город прошлой осенью, когда коронер и шериф постоянно оспаривали юрисдикцию преступлений, подлежащих рассмотрении в судах графства или выездной сессии королевских судей. И тогда, и несколько месяцев спустя де Ревелль был очень близок к группам заговорщиков и только нежелание Джона полностью разоблачить его – главным образом из-за просьб Матильды за своего брата – спасло его положение и, возможно, его шею. Но Хьюберт Уолтер хорошо знал про сомнительную преданность шерифа Девоншира.

– Возможно, нам следовало бы избавиться от него, – заметил он. – Или даже раньше, отказаться утвердить его в должности шерифа в прошлом году, когда его первоначальное назначение было приостановлено на три месяца.

– Этот человек был предателем с самого начала! – Сказал Гай Феррарс. – Вы же можете просто уволить его? Конечно же, вы можете убедить курию выгнать его.

Судья приложил руки к подбородку.

– Это не так просто. У него есть влиятельные друзья в лагере принца Джона. Его поддерживает епископ, как и некоторые из ваших коллег-баронов, такие как де Померой.

Феррарс шумно вздохнул, чтобы показать, что думает о Померое из замка Берри.

– Они все являются частью этого заговора, чтобы посадить на трон Джона, – прорычал он. – Даже их главарь – Хью Нонан – всё ещё замышляет заговор, хотя его коллеги-епископы уволили его из Ковентри. Теперь он скрывается в Нормандии, ожидая своего шанса.

– Так что же можно сделать с этой насущной проблемой в лесу? - Спросил де Вулф, опасаясь, что Феррарс переведёт разговор на более широкие вопросы.

Хьюберт на мгновение задумался. Королевский Совет не поддержит меня в устранении де Ревеля в качестве шерифа без четких доказательств его причастности, но я, безусловно, могу заблокировать любые его амбиции стать Хранителем лесов. Фактически, в настоящее время планируется создать комиссию по рудникам, чтобы отстранить его от должности лорда Хранителя.

Он посмотрел на коронера.

– А как насчёт настоящего Хранителя лесов, Николаса де Боско? Мы назначили его на этот пост, в качестве признания его заслуг и долгую службу. Но способен ли он занимать её в нынешней неспокойной обстановке?

– У него мало реальной власти, поэтому я думаю, что он должен остаться, – ответил Джон. – Было бы полезно, если бы какое-то решительное одобрение его позиции исходило от вас или Курии, просто чтобы предупредить де Ревелля. Но сейчас больше остального нас беспокоят банды разбойников.

– У нас недостаточно людей, чтобы решительно навести порядок в лесу и избавиться от них, – заявил Феррарс. - Многие из моих рыцарей-арендаторов и их вооруженные люди отправлены во Францию, чтобы сражаться за короля.

Де Вулф объяснил, как он был уверен, что бандитов финансирует принц Джон различными путями, возможно, с участием Церкви.

– Это не случайное совпадение, что этот отец Трейпас, который находится в цистерцианском аббатстве, которое молится за принца, приехал из Ковентри, где он был помощником Хью Нонана. А потом он переехал в Девон, благодаря тесной связи с нашим епископом Маршалом!

Барон Феррарс фыркнул.

– Это явный заговор. Без помощи этих бандитов лесники и вердеры не могли бы вызвать столько хлопот. Цель, по-видимому, состоит в том, чтобы сместить Хранителя, а также увеличить доходы от леса в интересах Джона, когда он попытается ещё раз поднять восстание на юго-западе.

Юстициарий беспокойно забарабанил пальцами по краю стола.

– На самом деле не только на юго-западе. Подобные вещи происходят в других лесах, таких как Эссекс и Савернак, хотя до сих пор там не привлекали разбойников.

Он снова на мгновение задумчиво умолк, тупо уставившись на кусочек неба, видимый через узкое окно на противоположной стене.

– Вот что я сделаю, де Вулф. Когда в сентябре прошлого года я ввёл систему коронеров, главной целью было повышение доходов от королевских судов, а также сдерживание этих хищников – шерифов. Но я также предусмотрел предоставление коронерам прав специальных комиссаров, когда возникнет какая-то конкретная проблема.

Джон напрягся в напряжении. Это звучало очень интересно.

– Итак, сегодня я составлю специальный документ, предоставляющий тебе такие права, что должно решить большинство проблем. Джон, я верю в тебя. Ты выполнишь это, точно так же, как ты выполнил свой долг на Святой Земле и когда сделал все возможное, чтобы защитить Львиное Сердце в Австрии. Я знаю, что могу положиться на тебя.

На мгновение де Вулф почувствовал, как слёзы гордости наполнили его глаза при этом подтверждении его преданности, и даже эгоцентричный лорд Феррарс посмотрел на него новыми глазами – это было похвалой человека, который фактически был регентом Англии.

Они оба заинтересовано наклонились вперёд, а юстициарий изложил свои предложения.