Бернард Найт. Террор в лесу. Глава 11 (Коронер Джон -7)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В которой коронер Джон увидел свою жену

В субботу вечером выпивохи бродили из одной таверны Эксетера в другую, разнося слухи о происшествии с коронером. Слухи эти после переходил от одного рассказчика к другому, обрастая новыми подробностями, в прямой зависимости от количества выпитых кружек эля. То же самое происходило вокруг рыночных прилавков и лотков, располагавшихся вдоль Главной улицы, где добродетельные женщины постоянно сплетничали под летним солнцем обо всём на свете.

Из услышанной в замке новости о том, что сэр Джон пропал в лесу, появились сведения о том, что он похищен берберскими пиратами, или его похитил принц Джон, или, что его обезглавили разбойники. Независимо от версии, основной истиной, несомненно, было то, что с Чёрным Джоном произошло нечто очень серьёзное. Он был хорошо известен практически каждому из нескольких тысяч жителей Эксетера и, хотя среди них было много несогласных с его точкой зрения по правовым вопросам, все уважали его репутацию беспристрастной честности, что было необычно среди королевских чиновников. Слухи не заставили себя долго ждать.

Один пьяный мясник, которого вытолкали из «Белого оленя» за попытку расплатиться подрезанной монетой, под звон соборного колокола, завалился в «Ветку плюща». Усевшись за стол, он махнул Эдвину, чтобы тот подал кружку эля. Оглядев комнату, он заметил трёх собутыльников, сидящих возле оконного проёма.

– Слышали новости, парни? - Крикнул он, слегка невнятным, но пронзительным голосом. – Нашего коронера убили. Сегодня весь гарнизон выехал в полном вооружении, чтобы отомстить за него!

Внезапно повисшее молчание в таверне было тут же нарушено грохотом разбившихся на полу в задней части комнаты двух литровых кувшинов сидра. Когда же вслед за кувшинами на их осколки в лужу сидра упала Неста, в таверне поднялся настоящий гвалт. Одна из её горничных, Эдвин и пара клиентов бросились к ней на помощь, а другая же схватила мясника за уши и стала ему выговаривать за его бесчувственность.

Тут к Несте поспешил ещё один помощник, это был только что вошедший в таверну Томас. Он весь день переживал за хозяйку гостиницы, после того, как вернул её, после печального разговора на берегу реки. Поскольку в течение многих часов не было никаких признаков Гвина или де Вулфа, он сидел в комнате над сторожкой замка, слишком обеспокоенный, чтобы плодотворно работать. В конце концов он отправился в своё жилище, а затем на службу в соборе, пропустив драматическое возвращение Гвина и поспешный отъезд отряда из Ружмона. Лишь несколько минут назад, услышав распространяющиеся по городу слухи о коронере и представив, как эти слухи могут повлиять на состояние Несты, он поспешно спустился к гостинице.

Он опоздал на минуту, но присоединился к толпе, осторожно сгрудившейся вокруг упавшей хозяйки. Одним из них оказался Адам Рассел, аптекарь, который протолкнулся к тому месту, где одна из служанок приподняла голову Несты.

– Это обморок, но выглядит она ужасно, – сказала девушка.

Аптекарь опустился на колени рядом с валлийкой, проверил её пульс и поднял веко.

– Уложите её в постель, это всё, чем мы можем ей помочь.

Эдвин сомневался, что это возможно.

– По этой лестнице её не поднять, Адам! Надо, чтобы она пришла в себя.

– Положим её на мой лежак в кухне, – предложила горничная. – Там она отлежится, пока не сможет добраться до своей постели.

С большим беспокойством и осторожностью добровольные помощники подняли Несту и перенесли через чёрный ход в большую хижину во дворе, где жили две горничные и где они также готовили еду. Томас настоял на том, чтобы сопровождать их, и, поскольку работники «Ветки плюща» принимали его за священника, он был таким же желанным гостем, как и аптекарь.

Когда они положили ее на длинный, заполненный сеном мешок, который служил горничной кроватью, и накрыли грубым шерстяным одеялом, Неста зашевелилась и застонала. Её веки затрепетали, и через мгновение она тупо уставилась на Томаса.

– Что происходит? – Начала она, а затем, когда память вернулась к ней. – Он мёртв! Мой Джон, он ушёл!

– Не надо такого говорить, это всего лишь слух, – проворчал Томас. - Мы ещё не знаем, что случилось.

Эдвин выгнал всех из хижины, кроме аптекаря, Томаса и служанки, и встал у двери, оставив их утешать хозяйку. Неста попыталась приподняться, но Адам мягко уложил её обратно на лежак.

– Немного помолчи, не понимай голову, пока не почувствуешь себя сильнее, – посоветовал он.

Томас держал её за руку и тихо говорил ей на ухо что-то успокаивающее, а аптекарь заволновался, проверив пульс на другом запястье.

– Принеси ей вина с горячей водой, – прошептал он горничной. - Я схожу к себе в аптеку и возьму валериану и другие травы, которые должны помочь. Он встал и ушел, а девушка вышла в пивоварню, чтобы взять флягу вина. Томас остался с Нестой, которая крепко сжала его руку.

– Скажи мне еще раз, что это неправда, Томас, – прошептала она.

– Это, конечно же, враньё, – сказал он с уверенностью, которую сам не разделял. - Я всего не знаю, но, похоже, что он заблудился в лесу. Зная коронера, который столько лет провёл в походах, это не большая опасность.

Она не ответила, но две слезы появились из-под её закрытых век и потекли по щекам, которые были настолько бледными, что выглядели бледно-зелёными в вечернем свете из незакрытого окна.

Горничная вернулась с чашкой горячего разбавленного вина и сумела уговорить хозяйку сделать несколько глотков. Томас долго сидел, держа её за руку, с тревогой глядя на бледное лицо. Неста, казалось, заснула, но, когда он попытался осторожно отвести свою руку, её пальцы сжали его.

В конце концов вернулся Адам Рассел с зельями в двух маленьких флаконах и попытался убедить хозяйку выпить горькую жидкость. Когда Томас и девушка попытались немного поднять ее, Неста застонала, и её свободная рука скользнула к животу.

– Мне больно! - прошептала она.

С видом беспокойства горничная приподняла одеяло и заглянула под него. Отпустив его, она обеспокоено посмотрела на аптекаря.

– У неё внизу течёт кровь. Её платье промокло!

Приличия помешали аптекарю самому проводить осмотр, и он с готовностью поверил её словам.

– Её пульс подсказывал, что что-то было не так, – произнёс он, с тревогой глядя на бледное лицо Несты.

– Что вы можете сделать? – В отчаянии спросил Томас.

Адам покачал головой.

– Это выше моего мастерства. Я аптекарь, а не врач или акушерка. Все знают, что она носит ребёнка. Кровотечение явно связано с этим.

В Эксетере не было врачей, вся медицинская помощь, кроме лекарств аптекарей, предоставлялась лазаретами в пяти монастырях в городе и его окрестностях. Томас быстро подумал, опираясь на свой опыт работы с коронером и его помощником.

– Тогда её нужно доставить в монастырь Святой Катерины в Полслое. Матушка Мэдж – эксперт по этим вопросам.

Адам с готовностью согласился, не желая брать на себя ответственность за ухудшение состояния. Он вскочил и побежал в гостиницу, несколько минут спустя он вернулся с известием, что один из местных возчиков охотно отвезёт её в своей телеге.

Когда мужчина ушел запрягать своего вола, Томас остался с Нестой, в то время как две служанки суетились вокруг, собирая одеяла и одежду для своей хозяйки, чтобы отвезти её в Полслое.

– Мы должны отвезти вас на попечение монахинь, Неста, – мягко сказал писарь. Он должен был наклониться над ней, а бледная Неста неподвижно лежала на матрасе, но её губы пошевелились в ответ.

– Тогда обе женщины Джона будут в Полслое, – пробормотала она.

– Это лучшее место для лечения, Неста, – говорил Томас. – Вы же помните матушку Мэдж, которая помогла нам несколько месяцев назад? Она быстро вас вылечит.

– Я теряю ребёнка, Томас? – Прошептала она.

Он не мог ей лгать, хотя и сам ничего не знал.

– Я не знаю, дорогая Неста. Я просто не знаю. Это в руках Бога! - Сказал Томас и незаметно перекрестился

– Это Божий суд, Томас. Как и у тебя с крышей собора, – Он не позволил нам покончить с собой, но теперь вместо этого возьмёт ребёнка.

– Вы этого не знаете, Неста. Я ничего не знаю о женских недугах, но в Полслое они могут снова всё поправить.

Она слабо покачала головой.

– Нет, дорогой Томас. Это Божье возмездие на меня, может быть, это даже хорошо, потому что не будет ребёнка, который родился бы во грехе. И мне не придётся говорить Джону правду в конце концов.

Слёзы снова выкатились из-под её век, когда она устало опустила голову на грубую ткань простыни кровати своей горничной.

***

Гвин тревожно спал на полу пивной, намереваясь встать с первым лучом солнца, время от времени просыпался и выходил наружи, выглядывая на востоке признаки рассвета. Повсюду лежали закутавшиеся в плащи и похрапывающие солдаты. Ральф Морин и Габриэль спали на чердаке на матрасах, но Гвин был слишком взволнован, чтобы возиться с матрасом. Выйдя наружу, чтобы успокоиться, он облил голову холодной водой из кормушки для лошадей. Трое солдат спали на земле рядом с животными, а ещё один стоял на посту, стараясь не заснуть. Гвин хмыкнул на него, затем бродил по гостинице, желая, чтобы рассвет наступил скорее и можно было приступить к поискам.

Накануне вечером, когда они возвращались в пивную, у него была фантазия, что, возможно, зайдя в таверну они увидят коронера Джона, сидящим на скамье в ожидании их возвращения. К сожалению, это осталось фантазией, но он всё ещё ожидал чуда. Ральф и гарнизонные солдаты позже должны были уйти, но Гвин был полон решимости остаться и обыскать эти леса, пока не узнает, что случилось с его хозяином. Они почти двадцать лет не расставались, побывав в большинстве известных стран, чтобы он оставил его сейчас, в нескольких милях от дома.

Чтобы убить время, пока полностью рассвело, он вышел за дом. Ему нужно было избавиться от последнего эля предыдущей ночи, и он ослабил пояс и стянул переднюю часть своих штанов, чтобы облегчиться в канаву, что тянулась за таверной, всего в нескольких ярдах от первого из лесных деревьев. Стволы уже просматривались в растущем свете, и Гвин пытался перенести свой разум в темноту, чтобы силой воли найти Джона де Вулфа.

Ничего не произошло, но с другой стороны уборной послышалось низкое горловое рычание. Завязывая лямки своих бриджей, он побрёл по направлению к шуму, всегда не в силах удержаться, чтобы не посмотреть на собаку.

Звон цепи подсказал его глазам направление, и он увидел очертания большой собаки, натянувшей поводок, который, должно быть, был прикреплен к стене. Гвин сказал псу несколько дружеских слов, но животное не обращало на него внимания. Теперь было достаточно света, чтобы увидеть силуэт заостренных ушей, когда собака стояла дрожа, учуяв что-то в лесу.

Заинтригованный, Гвин взялся за цепь, рискуя, что незнакомая сторожевая собака его укусит. Дойдя до последнего звена, которое было накинуто на крюк в стене, Гвин подтянул животное, снял кольцо и подтолкнул собаку вперёд. Пёс, недолго думая, перепрыгнул через канаву и потащил за собой Гвина. Собака, пыхтя и дергая поводок, устремилась к первой линии деревьев. Как только они оказались в лесу, в котором было абсолютно темно. Гвин споткнулся в темноте, его ноги цеплялись за корни и колючки ежевики, пока они не добрались до голой земли под деревьями, где единственную опасность, кроме опавших ветвей, представляла гниль.

Собака направилась немного влево и, напрягая свои мощные плечи, протащила помощника коронера необычайно быстрым шагом на несколько сотен ярдов в лес. Гвин начал задаваться вопросом, мог ли этот клятый зверь просто гоняться за барсуком или кроликом, но мгновение спустя его привязанность к собакам значительно возросла. Напряжение в цепи внезапно ослабло, и собака стала скулить и задыхаться.

– Хватит облизывать меня, ублюдок! – Из мрака раздался удивительно узнаваемый голос.

– Коронер! Это вы? – Крикнул Гвин, почти разомлевший от радости.

– Гвин? Чёрт возьми, что ты делаешь здесь в такое время?

Резкий голос был слабым, но в ушах Гвина прозвучал как музыка.

Он наклонился и, оттолкнув умную собаку в сторону, обнаружил, что коронер лежит, а его плечи упираются в ствол дерева. Свет понемногу стал пробиваться сквозь листву, и Гвин смог разглядеть длинное тело де Вулфа.

– Вы ранены, коронер? Куда? – Я получил пикой в бок, но это не страшно, хотя я пролил немного крови. Мне здорово досталось по голове, хотя я толком не могу вспомнить, как я получил удар.

Гвин велел своему хозяину лежать неподвижно, затем, спотыкаясь, отступил назад к пивной, крича о помощи голосом, который наверняка можно было услышать в самом Эшбертоне. Несколько человек прибежали на его зов с парой смоляных факелов и вскоре Ральф Морин, Габриэль и остальные солдаты собрались вокруг лежащего коронера.

Теперь, при свете факелов, они увидели, что у него имелся огромный синяк на левом виске, растянувшийся до порванного уха. Гвина больше обеспокоила зловещая засохшая кровь, запачкавшая его тунику на левом боку, но, когда они осмотрели рану, то пришли к выводу, что она не представляет опасности, если не загноится.

– Вы можете встать – или мы сделаем для вас носилки? - Спросил Морин.

– Поднимите меня и посадите на лошадь! - Прорычал Джон, пытаясь подняться, но тут же упал. Тогда Гвин и комендант замка, оба – недюжинной силы, встали по обе стороны от де Вулфа, взяли его за руки, подняли на ноги. С факелами, расплывающимися перед ними, они медленно оттащили его к краю леса, а собака радостно бежала перед ними.

В пивной Гвин перевязал рану Джона длинным полотенцем, предоставленным хозяином, чьи запасы хлеба, сыра и эля были быстро истощены отрядом и спасенной жертвой, аппетит которой, казалось, легко пережил испытание. Пока они ели и пили, коронер рассказал, что с ним приключилось настолько, насколько смог вспомнить. Он помнил, как вырубил первого бандита и подвергся угрозам со стороны второго, но далее ничего не помнил до того момента, пока не пришёл в сознание. Гвин объяснил, что труп первого человека был рядом с местом боя, но второй, должно быть, сумел отойти на некоторое расстояние, пока не упал и не умер там, где его нашли.

С ужасной болью в голове и кровоточащей раной на боку де Вулф, как мог, попытался выйти на дорогу. Затем он, должно быть, снова рухнул, потому что не помнил ничего, кроме беспорядочных воспоминаний о том, как натыкался на деревья и постоянно падал, теряя сознание – из-за потери крови или воздействия удара по голове. В конце концов его голова частично прояснилась, но стало темно, и он неуклюже сдался до рассвета, свалившись у подножия дерева, где его обнаружила собака.

Когда все волнение стихло, коронер рассказал Морину о встрече, которую видел между Стивеном Крухом и главарём бандитов, а также о таинственном священнике, который, как они предполагали, встретился с торговцем лошадьми в этой самой комнате.

– Что делать с этими лесниками и разбойниками, Джон? – Спросил Ральф Морин, когда они прикончили остатки скудных припасов кабатчика.

– Всё зависит от Ричарда де Ревелля, – проворчал коронер. – Пока что он делал все возможное, чтобы помешать этому, что заставляет меня подозревать, что он заинтересован в этом вопросе.

– Даже если он разрешит использовать гарнизон для борьбы с бандитами, я сомневаюсь, что у нас будет достаточно людей. Я не могу взять из Эксетера всех. У нас всего шестьдесят.

– Среди них совсем мало ветеранов, а остальные немногим лучше, чем вчерашние мальчишки, – мрачно добавил Габриэль. – Эти люди одни из лучших, потому что я выбирал их сам.

Де Вулф, чье крепкое тело быстро восстанавливалось, проглотил остатки эля.

– Тогда мне надо ехать в Винчестер и посмотреть, готов ли Хьюберт Уолтер действовать. В конце концов, это он отвечает за страну, пока короля нет.

– А что с торговцем и священником? Что насчёт них? – Поинтересовался комендант.

Прежде, чем заговорить, Джон осторожно погладил ушиб на голове.

– Мы не можем доказать, что между ними произошло что-то незаконное, хотя кабатчик подтверждает, что они встречались и общались здесь. Но Стивен Крух виновен в том, что общался с преступниками, потому что я видел это собственными глазами.

– Схватим парня и зададим ему несколько вопросов в подвале Ружмона, – мрачно предложил Гвин. – Этот жирный ублюдок Стиганд скоро получит от него ответы.

– Может быть так и поступим, но сначала я должен всё хорошенько обдумать. Возможно, скоро нам надо будет съездить в Бэкфэст и посмотреть, что священник, которого приметил Томас, скажет нам, если, конечно, Крух встречался именно с ним.

Час спустя отдохнувший де Вулф заявил, что готов отправится в путь и заботливые руки помогли ему забраться в седло. Они не спеша поехали по большой дороге, Гвин и Ральф держались по обе стороны от коронера, на случай, если у того снова закружится голова. Однако его железное здоровье и желание как можно скорее преодолеть недомогание удерживали его в седле в течение следующих четырёх часов. Пульсирующая головная боль, а также жгучая боль раны постоянно напоминали о себе, но привычка стойко переносить подобные неприятности не подвела.

Добравшись до города, комендант и его люди поспешили обратно в замок, полагая, что шериф ещё не вернулся после посещения супруги в Тивертоне. Гвин отправился со своим хозяином к переулку Мартина, настаивая на том, чтобы тот до конца дня лежал в постели.

На этот раз Де Вулф, казалось, согласился с этим, чувствуя себя крайне уставшим и ослабленным после долгой поездки, но снова судьба распорядилась иначе.

Передав взятую у кузнеца лошадь, Джон, вместе со своим помощником, пошёл к себе домой и сразу направился к лестнице, чтобы подняться в светёлку и завалиться в постель. Но когда они из коридора вошли во двор, из кухонной хижины выскочили Томас де Пейн и Мэри.

Лицо писаря просветлело, когда он увидел своего хозяина живым и относительно здоровым, но выражение лица Томаса сразу же сообщило Джону, что что-то не так.

– Слава Всемогущему Богу, что вы в безопасности, коронер! - Произнёс писарь, яростно перекрестившись.

– Что случилось, Томас?

Бывший священник подошёл поближе и положил тонкую руку на руку своего хозяина, чего в других обстоятельствах он никогда бы не сделал.

– Это Неста. Она у монахинь в Полслое.

На мгновение ушибленный мозг де Вулфа представил, что, как и жена, его любовница также решила принять обеты, пока вспомнил о матушке Мэдж и её особой специализации. Слова Томаса, осторожно, без каких-либо намёков на отцовство ребёнка, объяснившего ситуацию, окончательно разъяснили коронеру суть проблемы.

– Какой-то пьяный болван зашёл в «Ветку плюща» и начал пересказывать городские сплетни, что вы мертвы – и это ужасно подействовало на хозяйку гостиницы, которая и без того была сама не своя. – заключил писарь.

Джон почувствовал, будто вчерашнее происшествие превратилось в дурной сон или кошмар.

Голова болела, левый глаз дёргался, и он чувствовал, как кровь всё ещё сочится сквозь грубые повязки на его боку. Теперь новости о том, что его любимая женщина чуть не бросилась в реку, прежде чем, возможно, у неё случился выкидыш, были слишком внезапны, чтобы де Вулф мог спокойно принять их. Он стоял во дворе, ошеломленный всеми этими новостями. Гвин, тоже потрясенный этой новостью о женщине, к которой был привязан, отечески положил руку на плечо Джона.

– Сию же минуты я поеду в Полслое, надо выяснить, как там обстоят дела. Вы же должны немного отдохнуть – и позаботиться о своей ране.

Джон резко возразил.

– Мы поедем вместе, Гвин. И спасибо тебе, Томас, что помог бедной женщине. Ты хороший человек, и я этого не забуду! – Писарь был ошеломлён этими неслыханными словами благодарности от своего сурового хозяина, которые шли от чистого сердца.

Мэри с Томасом с тревогой следили, как двое мужчин ушли, чтобы забрать своих лошадей в конюшне на противоположной стороне переулка, где Джон на этот раз оседлал Одина. Через полчаса они были у дверей небольшого монастыря за городом. Должно быть, кто-то увидел, как они прошли через ворота, потому что к тому времени, как они подошли к двери, у входа их поджидала сама матушка Мэдж, которая поприветствовала их. Её высокая сгорбленная фигура была одета в обычное чёрное одеяние, но спереди она носила белый льняной фартук, на котором бросались в глаза несколько кровавых пятен.

Губы на уставшем лице монахини растянусь в нечто похожее на улыбку, когда она заметила, что глаза Джона впились в её передник.

– Нет, это кровь другой больной, сэр Джон. Идите со мной.

Она прошла по аккуратной дорожке налево, направляясь к кухне и далее к южному крылу монастыря.

– Сейчас наш лазарет здесь. Ваша подруга там. – Она использовала осторожное слово, без намека на неодобрение.

– Итак, что случилось? И как её состояние? – Спросил Джон, опасаясь услышать нечто трагическое.

– Она потеряла ребенка, так решил Бог. Я боюсь, что она не совсем здорова, как её тело, так и душа. Когда у неё случился выкидыш, было много крови, это ослабило её.

– Но она поправится? – Спросил Джон, чувствуя слабость в ногах в ожидании ответа.

Монахиня поджала губы.

– Если не случится послеродовая лихорадка, то она должна выжить. Потеря крови является главной проблемой. Но ещё я беспокоюсь за её душевное состояние. Кажется, что она не настроена на выздоровление. – матушка косо посмотрела на коронера. - Всё, что она хочет, это видеть вас!

Они дошли до двери в лазарет и вошли в короткий коридор, в который выходили двери маленьких комнат. Дальше по коридору была открыта большая комната, из которой доносился шум множества голосов.

– Она здесь – вам не надо долго находиться там, – приказала грозная монахиня, остановившись у двери первой маленькой комнатушки. Войдя внутрь, Джон увидел, что единственной мебелью была низкая кровать, табуретка и большое распятие на стене. Под ним он увидел сердцевидное лицо Несты, смертельно бледное на фоне разбросанных по подушке рыжих волос.

Ее глаза были закрыты, но, когда он произнес её имя, они открылись, и на лице засияла самая лучезарная улыбка, которую он когда-либо видел в своей жизни, как солнце, взошедшее ясным утром.

– Джон! Вы живы – или мы оба на небесах?

– Если Полслое – небо, то да, мы оба мертвы – но вместе!

Джон наклонился, чтобы прижать руку к её высокому лбу и нежно поцеловать в щёку. Даже монахиня, знавшая о пребывании под этой же крышей его жены, не смогла устоять перед доброй улыбкой – а Гвин был просто в восторге.

– Младенец ушёл, Джон. Должно быть, такова была Божья воля, – прошептала Неста. Матушка Мэдж не была в этом уверена. Она видела слишком много младенцев, которым не суждено было выжить, чтобы верить, что Всемогущий желает потерять ещё больше. Через несколько коротких минут она твёрдо выпроводила Джона и его помощника из комнаты.

– Женщина очень слаба. Ей нужны тишина и усиленное питание, чтобы восстановить утраченную кровь, – сказала она, когда Джон неохотно ушёл, с обещанием посещать её как можно чаще. Когда дверь закрылась, монахиня посмотрела вниз на большое пятно на его боку.

– Кстати, о потерянной крови, что с вами произошло, коронер?

Хотя Джон утверждал, что не стоит обращать внимание на полученную им «царапину», она и присоединившийся к ней Гвин завели раненного воина через коридор в другую маленькую комнату, где стояли тазики с водой, ткани и полки с разными бальзамами. Через несколько минут его положили на стол, сняли с него тунику, а верхнюю часть штанов опустили вниз, обнажив надетую утром и успевшую пропитаться кровью повязку.

Монахиня позвала из коридора ещё одну пожилую монахиню, и они обнажили его рану и очистили её. Затем, с помощью иглы и нитей, она стянула края раны тремя аккуратными стежками, Джон стиснул зубы, когда игла вонзалась в его нежную плоть. Через некоторое время, покрытый бальзамом и аккуратно перевязанный длинной полоской материи, обмотанной вокруг его талии, он почувствовал себя гораздо более комфортно.

– Я бесконечно признателен вашему монастырю за помощь, которую получил, – с благодарностью произнёс он.

– Это наш долг – использовать дары, которые Бог дал нам для всеобщего блага, – ответила матушка Мэдж.

– После всего случившегося, вы будете считать меня не благодарным, – пробормотал де Вулф, но неутомимая монахиня имела ответ на все вопросы.

– Вы хороший, добрый человек, сэр Джон. Но ваш лучший подарок Богу – вести ваши личные дела так же честно, как вы выполняете свои общественные обязанности!

Гвин не очень успешно попытался скрыть свою усмешку, а приниженный коронер покинул лечебную камнату. Войдя в коридор, он увидел фигуру в дальнем конце и замер. Довольно долго он смотрел в глаза своей жене, но на её квадратном лице было непроницаемое выражение. Она держала поднос, на ней была надета простая чёрная мантия и белый передник, почти такой же, как у монахинь.

Джон направился к ней, но сильная рука матушки Мэдж удержала его. Секунду спустя Матильда быстро отвернулась и исчезла в большей комнате.

– Она всё ещё отказывается видеть меня? – Почти жалобно спросил он.

Высокая монахиня направила его к выходу.

– Разве в таких обстоятельствах она могла изменить своё решение? – Резонно ответила она вопросом на вопрос.

Де Вулф поехал в город в расстроенных чувствах. Жена всё ещё отказывалась признавать его, любовница была тяжело больна и телом, и умом, и он только что потерял своего ребёнка. У него болела голова, ныла рана на боку и проблемы в лесу казались неразрешимыми. Сегодня жизнь была к нему не очень добра, и Гвин, ощущая его чёрное настроение, благоразумно молчал во время короткого путешествия.

Проехав через Восточные ворота, они свернули на крепостной холм, на вершине которого, входя в Ружмон, Джон сердито посмотрел на часового. Бросив солдату поводья Одина, он с гримасой боли соскользнул с седла, потянув только что наложенные швы, и прошёл во внутренний двор крепости. Как он и ожидал, шериф ещё не вернулся из своей усадьбы в Тивертоне, и Джон вернулся в сторожку, где Гвин сидел в комнате охраны с кружкой эля.

– Ступай домой в Сент-Сидвелл, повидай жену, а то она скоро забудет, как ты выглядишь, – грубо сказал Джон. – И ещё раз благодарю тебя за верную службу. Я мог бы просто остаться у того дерева, если бы ты не организовал поиски! – Как и Томас, Гвин не привык слышать от де Вулфа слова благодарности и, чтобы скрыть смущение, энергично почесал промежность.

– Только не запускайте рану, коронер, – посоветовал он. - Сейчас вам придётся регулярно посещать Полслое, поэтому просите их менять повязки.

Джон кивнул и вышел к своему жеребцу. В отсутствие своего шурина он решил снова поговорить с Хранителем Леса, поэтому с Одином на поводу пошёл по узким улочкам к дому в переулке Святого Панкраса.

На месте убитого слуги у Хранителя был новый мужчина средних лет, который провёл его в мрачный зал, где Николас де Боско сидел у пустого камина с одеялом на плечах. Он казался на десять лет старше, чем во время последнего визита коронера; нападение, которое он перенёс, внезапно состарило его. Джон принял чашу с вином и, сидя на стуле напротив старика, рассказал ему о последних событиях в лесу.

– Я должен был уже всё знать обо всём этом, – с грустью в голосе сказал де Боско. - Я, назначенный королём Хранителем леса, но никто из моих чиновников мне ничего не говорит! Они игнорируют и презирают меня!

– Это всё – часть плана, – сказал де Вулф, пытаясь его успокоить и восстановить уязвлённое самолюбие старика. – Вы ничего не слышали о новом вердере, этом Филиппе де Стрете?

– Ни слова! Он даже не зашёл ко мне! Не то, чтобы это было необходимо, поскольку Лесной суд состоится только через год. Но из вежливости мог зайти и представиться, как иногда делают вердеры из других участков леса.

Он сильнее закутался в одеяло, хотя день был тёплым.

– И ко мне поступило ещё несколько требований уйти в отставку – письмо от шерифа, этот наглец пишет, что к нему поступают сообщения о постоянных беспорядках в лесу, за что я должен считать себя ответственным!

– Вы сказали несколько? – Спросил Джон.

– Ещё от Генри Маршала – или, по крайней мере, от его капелланов от его имени. Полагаю, епископ слишком велик, чтобы писать мне лично. Почти слово в слово, что требовал шериф. Это проклятый заговор!

Де Вулф пожалел старого воина. Он получил эту престижную должность в качестве награды за долгое и верное служение королю – и теперь коварные интриганы пытаются отобрать её у него.

– Хорошо, что за нами стоит Хьюберт Уолтер. Ни шериф, ни епископ не могут перечить его воле. Очень скоро я собираюсь увидеть его. Я позабочусь, чтобы он знал, что вы усердно выполняете свои обязанности – если вы этого действительно хотите.

Он добавил последнее на случай, если Николас решит, что спокойный выход на пенсию предпочтительнее, чем постоянно оглядываться через плечо в ожидании новых убийц.

– Я вовсе не наслаждаюсь этой проклятой работой, но меня не испугает граф Мортен и его интриги! - Вызывающе бросил Хранитель.

Коронер задержался, чтобы поговорить с ним, хотя де Боско ничего не мог ему сказать, так как с момента покушения на его жизнь подчинённые его игнорировали. С трудом забравшись на спину Одина, Джон чуть не упал от внезапного приступа головокружения, с пульсирующей головой и больным боком, он медленно позволил коню отвезти себя домой к переулку Мартина. Энди помог ему спуститься и отвёл в дом, усадив на скамейку в тамбуре. Кузнец позвал Мэри с заднего двора, и вдвоём они почти дотащили коронера по лестнице в светёлку и уложили в кровать. Джон намеревался отправиться в Ружмон, чтобы встретиться с Ричардом де Ревеллем, когда тот вернётся, и затем снова посетить Полслое, но волевая Мэри, которая прыгала над ним, как курица над больным цыплёнком, удержала его в постели.

Она раздела его, чтобы сменить повязку, которая всё ещё сочилась кровью. Горничная уже много раз видела его обнажённым вблизи, хотя на этот раз он был не в состоянии воспользоваться этим, хотя Мэри не стала бы слишком возражать, так как его жена и любовница были далеко. Она заставила его выпить горячий бульон и травяной настой, который избавил его от головной боли и погрузил в глубокий сон.

Очнулся он только утром. Чувствуя себя измученным и больным, он вытащил себя из постели, но обнаружил, что вполне может справиться с обильным завтраком из овсяной каши, солёного сала, яиц и свежего хлеба. Его рана, казалось, высохла, а повязка была чистой. Его синяк на лбу выглядел хуже, чем когда-либо, под густыми волосами разместилось огромное пурпурное пятно, которое доходило до брови и левого уха, но на ощупь он было менее болезненным, и головная боль притупилась.

Он пропустил своё субботнее бритье, но ни в коем случае не собирался атаковать свою щетину ножом, пока раны на лице не исчезнут, поэтому Чёрный Джон выглядел чернее, чем когда-либо.

– Тем лучше будет говорить с клятым шерифом! – Сказал он Мэри, прежде чем покинуть дом. – Может быть, я смогу напугать его своим видом.