Бернард Найт - «Смерть Рудокопа» - Глава 18 (последняя)

ГЛАВА 18

В которой коронер Джон злится. 

 Так как по закону членами жюри присяжных могли быть только мужчины, Гвину пришлось прочесать несколько маленьких деревушек, расположенных у Полслоу. Из-за невозможности собрать всех жителей четырёх ближайших деревень, как того требовал закон, он был вынужден ограничиться двадцатью пятью мужчинами, которые отчаянно отговаривались, и мальчиками старше двенадцати лет. К полудню в монастырь прибыли свидетели из Эксетера.

Был прекрасный, но ветреный весенний день. Двое монастырских слуг вынесли из часовни тяжёлый труп Освина и положили на плащаницу, которую пришлось прижать камнями, чтобы её не сносило. Утренние службы уже закончились и настоятельница с монахиней Мадж и ещё тремя из шести монахинь, присоединились к широкому полукругу присяжных и свидетелей вокруг приготовленного для Джона де Вулфа стула.

Сбоку, на другом стуле, сидела Джоан Кнапман с намотанным вокруг её шеи шарфом. Подразумевалось, что после вчерашнего нападения она ещё не пришла в себя. Подойдя к ней перед началом дознания, чтобы засвидетельствовать своё почтение и справиться о самочувствии, де Вулф про себя подумал, что под миловидной внешностью беззащитной вдовы скрывается твёрдый характер, такой же, как и у её матери, которая нарочито суетилась над ней, как курица над своими цыплятами. Он также неохотно признался самому себе, что ему нравилось находиться рядом с этой прекрасной молодой женщиной, хрипота голоса которой, ставшая результатом вчерашнего нападения, делала для него её ещё более соблазнительной.

– Спасибо, сэр Джон, мне уже лучше, – сказала она, томно посмотрев на него. Непосредственная близость её сверкающих фиолетовых глаз и полных губ невольно заставили его испытывать мимолётные чувства, которые не имели ничего общего с обязанностями королевского коронера.

– Монахиня Мадж сказала мне, что нет никакой опасности для ребёнка, которого вы носите, мадам. – Он медленно опустил взгляд на её талию, задержав его несколько выше.

– Слава Богу, с ним не возникло проблем. Всё, на что я могу пожаловаться, – это боль в горле. – Она отвела голову назад и слегка коснулась своей шеи тонкими пальцами.

Усилием воли коронер прогнал из головы посторонние мысли, заставил себя заняться своими прямыми обязанностями и попросил её ответить на вопрос.

– Когда вас потревожили в монастырской келье, вы видите злоумышленника? Был ли у него в руке нож? Питер Джордан это отрицает.

Она медленно покачала головой из стороны в сторону, не отрывая глаз от его лица.

– Я не могу помочь вам в этом вопросе, коронер, потому что крепко спала, а когда проснулась от грохота упавшего кувшина, в окне было пусто. Я даже не могу утверждать, что там вообще кто-то был, не говоря уже о том, кто это был, или был ли у него нож.

После стольких сказанных слов её голос ослаб и стал грубее. Де Вулф оставил свои вопросы и поблагодарил её за помощь, деликатно похлопав по плечу. Он вернулся к своему стулу и кивнул своему помощнику, чтобы тот начал дознание.

Когда Гвин своим зычным голосом объявлял, что «все лица, которые имеют какое-либо отношение к делу коронера короля, должны приблизиться и заявить о своём присутствии», Джон разглядывал присутствующих и выругался, когда увидел, что появился и вышел вперёд Ричард де Ревелль, встав рядом с Робертом Коутерманом. Сын адвоката, Филипп, застенчиво стоял рядом со своим отцом, его голова всё ещё была закутана в льняную повязку, напоминая де Вульфу воинов Саладина. Коронер понял, что из-за разных адвокатских уловок и формальностей дознанию никогда не добраться до сути этого запутанного дела.

Во-первых, состоялось «предъявление» английской национальности покойного, что вызвало удовлетворение местных жителей, так как им не надо было бояться наложения на общину штрафа. Гвин узнал от Мэтью, что у его работника в Эксетере был брат, он был вызван вперёд и поклялся, что Освин, как и он сам, был саксом. После Мэтью подтвердил, что Освин работал у него на оловянном дворе последние пять лет, без особых нареканий. Со вчерашнего утра его не было на работе по не выясненной причине, но такое случалось и ранее, в основном из-за пьянки накануне.

Затем де Вулф попросил присяжных подойти к мертвецу и, когда Гвин стянул прикрывавшую тело простыню, указал на продавленную грудь, покрытую багровыми, чёрными и красными синяками.

– Это отпечатки копыт, – громким голосом пояснил он, когда присяжные с открытыми ртами уставились на окровавленный труп. – Сломанные рёбра пробили лёгкие, они заполнились кровью и ему стало нечем дышать.

Когда тело снова укрыли, он вызвал Люси, чтобы та рассказала о том, как она пришла на помощь своей дочери. Это был момент её славы, она красочно описала, как направила лошадь на нападавшего. В её голосе сквозила непомерная гордость собственным поступком, и она намеривалась рассказать длинную историю о том, какой замечательной наездницей она была, но коронер остановил её.

– Хотя, по закону, эта смелая женщина была единственной причиной смерти Освина, – заметил он, – это убийство было вполне оправданным. Ведь она спасала свою дочь от удушения. В тому же, очевидно, что она не имела намерения убить человека, но сделала всё, чтобы заставить того прекратить нападение.

Сержант Габриэль и один из солдат рассказали о том, как они нашли умирающего в лесу, и подтвердили, что тот сделал предсмертное заявление и признался кивком головы в причастности к убийству Уолтера Кнапмана.

– Говорил ли он, кто ещё в этом участвовал? – Спросил де Вулф, хорошо знавший, что Освин не делал ничего подобного, но хотел, чтобы сказанное было отражено в записях Томаса. – Может, он что-то сказал относительно того, кто подговорил его совершить убийство или заплатил ему за это?

Сразу же вышел вперёд Роберт Коутерман и выразил протест.

– Коронер, это не имеет отношения к дознанию. Вам нужно только определить, отчего умер Освин, что совершенно очевидно.

Джон про себя проклял всех адвокатов – особенно этого. Проблема заключалась в том, что Коутерман был прав – Освин был мёртв, Люси убила его, и после вынесения этого вердикта дознание должно закончиться.

Потом он увидел, как шериф о чём-то шепчется с адвокатом и заподозрил, что они что-то крутят за его спиной. Поэтому де Вулф решил дать отпор.

– Это вполне может быть и так, но королевские судьи дали коронерам право расследования любого серьёзного преступление, будь то нападение или изнасилование, а также убийство. У меня есть основания полагать, что вчерашнее покушение на убийство связано с тем, кто заказал этому умершему злодею умертвить Уолтера Кнапмана.

Это был слабый аргумент, и он понимал это, поэтому, как только слова слетели с его уст, на него снова набросился Коутерман.

– У вас нет никаких доказательств этого. Вы подгоняете факты под придуманную вами схему, сэр.

Де Вулф был крайне раздосадован, но, ввиду отсутствия аргументов, понял, что нет смысла спорить с адвокатом.

– Эти вопросы, без сомнения, будут разрешены вышестоящим судом. Я должен предоставить судьям на следующей выездной сессии суда присяжных все соответствующие записи, чтобы помочь им в отправлении правосудия.

Он быстро завершил дознание, предложив присяжным, что их вердикт может быть только один – оправданное убийства, совершённое с целью предотвратить преступление. Мужчины тихо обсудили сказанное между собой и кивнули в знак согласия. Затем собравшиеся стали расходиться, тело отдали брату, у которого была тележка, чтобы доставить его на кладбище Эксетера.

Де Вульф подошёл к адвокату и шерифу, которые оживлённо разговаривали.

–Что всё это значит? – Резко спросил он Коутермана, которого считал толковым адвокатом.

– Вы пытались оговорить мужа моей дочери во время этого дознания, – отрезал адвокат.

– Каким образом? Покойник не делал никаких заявлений о том, кто подбил его на совершение этих убийств.

– Не важно. Просто, задавая свой вопрос, вы намекали, что существует связь между смертями Освина и Кнапмана - и случившимся здесь вчера недоразумением.

Де Вулф недоумённо посмотрел на него.

– Недоразумением? Мой человек застал его при попытке проникнуть в окно богатой наследницы с кинжалом в руке.

– У него в руке ничего не было. Питер Джордан достал кинжал, чтобы защитить себя от нападения со стороны вашего хамоватого слуги.

– Который всего несколько дней назад мог быть повешен за смертельное нападение на другого человека в Чагфорде! - Встрял в разговор Ричард де Ревелль, наконец, начав разговаривать в присутствии де Вулфа.

– Нет доказательств того, что молодой Джордан имеет ко всему этому отношение, – надменно сказал Коутерман.

– А где он был в тот день, когда был убит Уолтер Кнапман? – Спросил дет Вулф, сразу же сообразив, что сам не знает этого.

– Это не имеет никакого отношения к сегодняшнему дознанию.

Но вполне может быть, когда я повторно проведу дознание по смерти Уолтера, – ответил де Вулф. – А до тех пор, Питер Джордан остается в подземелье Ружмона.

Ответом на это заявление было почти осязаемое молчание исходившее от двух других мужчин. Де Вулф перевёл глаза с одного на другого, и упёрся взглядом в самодовольное лицо своего шурина. Он мгновенно понял, что произошло за его спиной.

– Так ты его отпустил? Будь ты проклят!

Шериф погладил бородку и язвительно улыбнулся.

– Не было никаких оснований держать его в темнице, Джон. У вас же нет никаких доказательств.

– Мы поймали его с поличным при попытке убить свою мачеху, которая стояла между ним и наследством, – сказал он с горечью.

– Это может быть истолковано как гнусная клевета, – произнёс адвокат серьезно. – Вы видели нож в его руке у окна?

– Нет, сам не видел, но мой помощник – видел, он спас жизнь госпожи Кнапман.

Де Ревелль сердито хлопнул по руке перчаткой.

- Кто всерьёз воспринимает слова здоровяка корнуолльца? После того, что случилось в Чагфорде и Лидфорде, чем меньше он говорит, тем лучше будет для него.

Де Вулф был в ярости от этого намёка на неблагонадёжность его человека – особенно от кого-то, кто, как сам де Ревелль, был замешан в заговоре.

- Горшок тоже называет котелок чёрным, хотя сам не белее! – Вспылил он. – Королевские судьи, когда они прибудут в следующем месяце, получат подробный отчёт о состоянии дел с правосудием в графстве Девон.

Шериф покраснел, но не стал оправдываться.

– Если тебе нужно найти виновника, почему бы не обратить внимание на него? – Издевательски предложил он, махнув перчатками в сторону Мэтью Кнапман, который запрягал свою лошадь на дороге перед монастырём. – Сакс был его работником и работал у него целых пять лет.

На морщинистом лице адвоката засветилась поддержка высказанной шерифом версии.

– Да, мой зять говорил мне, что намеревался изобличить Мэтью Кнапман за обман своего брата в торговле. В результате он должен получить по завещанию ровно столько, сколько и Питер Джордан, так что ему, возможно, необходимо было устранить брата, ведь за обман брат мог лишить его не только наследства, но и всего дохода. К тому же он не может доказать, где он был в тот день, когда умер Уолтер Кнапман.

Протестуя, де Вулф выставил руку.

– Но не его поймали при попытке влезть в окно Джоан?

Лицо Роберта Коутермана покраснело.

– Я уже сказал вам, что вы намеренно трактуете невинный поступок, как преступление, де Вулф. Питер объяснил, что хотел избежать встречи с моим сыном, который был лазарете перед дверью Джоан.

– Это, должно быть, самое неубедительное оправдание преступника, которое когда-либо прозвучало в Англии, мастер Коутерман, – нетерпеливо ответил коронер. – Почему, во имя Бога, ему понадобилось поступать так?

Лицо смущённого адвоката покраснел ещё больше.

– Это семейное дело, коронер, но вам, я полагаю, надо сказать, хотя желательно этого никому не рассказывать. Моя глупая дочь, от имени своего мужа Питера, уговорила моего ещё более глупого сына просмотреть мои свитки и пергаменты и сообщить ему содержание завещания Уолтера Кнапмана. Филипп ошибочно сообщил им содержание старого завещания, так что теперь у них с Питером натянутые отношения. Именно поэтому он не хотел встречаться с ним.

– Невероятное объяснение! – Презрительно сказал де Вулф, но всё же маленький червь сомнения начал подрывать его уверенность в том, что может быть правдой, а что ложью.

Ричард де Ревелль натянул перчатки, которые держал в руках и повернулся, чтобы выйти через монастырский сад.

– Не сомневайтесь, Джон, Мэтью – ваш человек, поверьте моему слову, – беспечно сказал он и пошёл прочь, чтобы найти свою лошадь.

Прежде чем последовать за шерифом, адвокат посмотрел на недовольного де Вулфа.

– Будьте осторожны с этим делом, коронер. Здесь вы имеете дело с не дебоширами из таверны или с кучкой местных крестьян.

Лицо де Вулфа потемнело от гнева, он не мог позволить, чтобы последнее слово осталось не за ним.

– Питер Джордан должен будет ответить перед королевскими судьями во время следующей выездной сессии. Уж это я ему обеспечу, не беспокойтесь.

Роберт Коутерман загадочно улыбнулся коронеру, когда тот повернулся, чтобы уйти, так как знал, что через день его дочь с мужем будет на борту судна в Эксмуте, откуда они отправятся к родственникам в Нормандию.

На следующий день коронер графства Девон, пребывая в дурном настроении, сидел в своей каморке в замке Ружмон. Томас тихо сидел на своем углу стола и писал копии сделанных утром записей, стараясь выглядеть незаметным. Гвин, после неудачной попытки получить ответ от своего угрюмого хозяина относительно Питера Джордана, благоразумно ушёл на поиски горячего пирога и кварты эля и оставил де Вульфа, что-то бормоча себе под нос, перебирать пергаменты.

День начался плохо. С утра Джон должен был присутствовать у виселицы за городскими стенами, где состоялись четыре казни. Двое преступников имели достаточную собственность, что надо было зафиксировать в протоколе и наложить арест на имущество, доход от реализации которого поступал в казначейство. Один из других, вор из Алфингтона, был такой толстый, что едва смог подняться по лестнице на эшафот. Собравшаяся толпа, в основном старики, женщины и дети, которые регулярно, два раза в неделю, посещали казни, чрезвычайно развеселилась от вида этого несчастного. Когда же потёртая верёвка лопнула и толстяк свалился прямо на палача, их весёлость не знала границ, они свистели и издевались над палачом, пока тот не вскипел от ярости и не влетел в толпу, размахивая кулаками.

Гвину и единственному солдату, выделенному для соблюдения порядка, пришлось сдерживать и успокаивать палача. Тот факт, что казнённый мгновенно умер от разрыва шейных позвонков, не сильно успокоил уязвлённую гордость палача.

Но по настоящему де Вульф разозлился спустя час или два, когда послал своего помощника вручить предписание Питеру Джордану. Это было требование предстать перед судьями на следующей выездной сессии суда присяжных и найти поручителей, готовых выложить в сумме двадцать марок, как залог его явки.

Гвин вернулся и объявил, что ни Питера Джордана, ни его жены не смог найти ни у них дома, ни на дворе Мэтью, ни в конторе адвоката.

– Во-первых, никто не признался в том, куда они подевались, – сообщил Гвин. – Но потом сын Коутермана, который получил сильный удар по голове и который, кажется, возненавидел Джордана, шепнул мне на пороге, что они уже на корабле, что плывёт во Францию, так что они находятся вне нашей досягаемости и им нельзя даже вручить этот судебный приказ.

Так как шериф имел законное право выпустить Джордана из тюрьмы, ведь Питер не привлекался к суду по серьёзному преступлению – де Вулф не мог с этим ничего поделать, по крайней мере, пока тот не вернётся в Англию. Коронер понимал, что даже тогда у него мало шансов что-то доказать, ведь прямых доказательств не было, ему же противостояли хитрый адвокат и шериф, который не упускал возможности вставить ему палки в колёса. Тем не менее, знание этого никак не подняло его настроение, которое ухудшилось ещё сильнее, когда Гвин вернулся после выполнения следующего поручения де Вулфа.

– Спустись к нижнему причалу и найди там корабль, который ремонтируется для возвращения на Рейн, – приказал он.

В своей бесконечной кампании против своего шурина, де Вульф решил опровергнуть версию Ричарда, что злодеем является Мэтью, а не Питер Джордан. Его алиби на тот день, когда был убит его брат-близнец, могли подтвердить купцы импортёры олова из Кёльна, с которыми у Мэтью в то время была встреча и, чьё судно, как он утверждал, до сих пор находилось в Эксетере.

Когда в полдень Гвин вернулся с новостями о том, что судно уже три дня как отплыло, де Вулф, в порыве ярости, чуть не опрокинул стол.

– Только позавчера Мэтью сказал, что его потребовалось законопатить и потому оно ещё там! – Крикнул он так, что и его писарь сжался.

– Сейчас его там нет, – стоически сказал Гвин. – Всё дело в том, знал ли Мэтью, что судно уже отплыло, когда он утверждал, что немцы могут подтвердить, что он был с ними в тот день? Наверное, мы этого никогда не узнаем.

Потом Гвин вышел, оставив де Вулфа размышлять о том, кто в действительности нанял Освина убить хозяина оловянных разработок, и метать громы и молнии на то, как его перехитрили Роберт Коутерман с шериф.

Джон не сомневался, что шериф пошёл на поводу у адвоката не просто так. Он точно погрел руки, быстро освободив Питера Джордана из подземелья, в котором заведовал Стиганд. Адвокат не только хотел спасти шею своего зятя от петли, но и понимал, что получение Питером части оловянной империи Кнапмана обеспечивало безбедное существование его дочери. Семья повешенного за убийство никак не могла претендовать на наследство жертвы преступления, поэтому Коутерману пришлось наполнить кошелек де Ревелла для освобождения паренька. Понимание того, что он не сможет доказать жульнические махинации де Ревелля, выводило коронера из себя.

Он кипел негодованием, сидя в промозглой комнате вместе с Томасом, который едва осмеливался дышать и заполнял пергаменты, стараясь не издавать гусиным пером лишних скрипов. Через некоторое время они услышали тяжелые шаги поднимающегося по лестнице Гвина, и де Вулф собрался сорвать свою злость на корнуолльце, попеняв тому за длительное отсутствие.

Когда Гвин задвинул занавес над входом и повернулся к ним, на его мускулистом лице сияла широкая улыбка.

– Чего ты ухмыляешься? – Раздражённо спросил де Вулф.

Не испугавшись холодного приёма, Гвин уселся за стол, а писарь, в ожидании грандиозного скандала, отодвинулся подальше.

– Я только что пришел из «Чёрного Петуха», – сообщил корнуоллец.

– Да? У тебя что, нет другого занятия, кроме как таскаться по пивным? Я мог бы найти для тебя кое-какую работу.

– Судя по сплетням, что я там услышал, думаю, вам пора прекратить ужинать и пить эль в «Золотой лани» и вернуться в «Ветку плюща».

Коронер из-под нависших бровей подозрительно посмотрел на своего помощника.

– Если бы я был на вашем месте, коронер, то я бы прогуляться до Пустого переулка – там вы можете обнаружить некоторые перемены.

Перед тем, как соборный колокол призвал прихожан на повечерие, де Вулф сгорбившись сидел за любимым столом в «Ветке плюща», а напротив него сидела Неста. Перед ним стояла пустая кружка, но старого Эдвина поблизости не было, из-за хозяйки, которая выглядела как прокисшее молоко.

– И много утащил этот негодяй? – Яростно спросил Джон.

– Всего около пяти маркок в серебряных пенни – и Молли, вторую повариху, – мрачно ответила Неста.

Де Вулф горел желанием узнать, насколько далеко зашли отношения Алана Лайма и хозяйки гостиницы, но не решался напрямую спросить об этом. Он сразу поспешил в гостиницу после того, как Гвин передал ему услышанные в кабаке сплетни. Он хотел, чтобы Неста упала ему на грудь и выплакала себе прощение. Но, когда зашёл в таверну, он сразу понял, что от неё можно ожидать всякого. Он нашел её с сухими глазами и грустным лицом, наполненным мрачной решимостью, которое заставило всю обслугу держаться от неё подальше.

– Можно ли мне зайти, чтобы выпить эля и поесть? – Мягко спросил он.

Неста посмотрела на него, скрестив руки на груди, и пожала плечами, словно защищая себя от мирового зла, принявшего форму мужчин.

– Вы нормандский рыцарь, сэр. Вы можете делать в этом городе всё, что захотите, – ответила она на языке норманнов – довольно неестественно, так как обычно они говорили на валлийском языке.

Де Вулфа, настроение которого опустилось намного ниже поверхности, её ответ заставил передёрнуться.

– Леди, что за ответ? Ты же мой лучший друг, если не сказать больше.

Неста вздохнула, плечи её опустились.

– Джон, ты же знаешь, у нас нет никакого будущего, не так ли? Это заигрывание со Аланом, который оказался свиньёй, возникло от разочарования – или отчаяния.

Он, по своей мужской простоте, непонимающе безучастно посмотрел на неё.

. – Но, Неста, нам же с тобой было хорошо в прошлом году…

Она безрадостно улыбнулась ему.

- Хорошо? Вам, возможно, было хорошо, Джон, получать тёплый приём и горячее тело, которое можно посетить всякий раз, когда у вас возникало желание иметь убежище на несколько часов от нытья жены. Чтобы после этого вы могли вернуться в свой большой дом, к своей жизни нормандского рыцаря и королевского коронера.

Его длинное, задумчивое лицо смотрел на неё с удивлением. Хитрый в коронерских делах коронер, мужественный рыцарь, в отношениях с женщинами был простоват.

– Но, конечно же, мы можем оставить всё, что случилось позади - забыть этого коварного ублюдка, будто его никогда не существовало, и, чёрт возьми, жить, как мы жили раньше. – Какое-то шестое чувство любезно помешало ему добавить слова: «Я прощаю тебя», которые уже крутились на кончике языка.

Неста протянула руку через стол и похлопала его по тыльной стороне ладони, что было больше похоже на отношения матери с сыном, чем любовницы с недавним любовником.

– Если бы я был свободен, я бы завтра на тебе женился, – галантно выпалил Джон, защищённый невозможность разорвать брак.

– Я уверена, что вы действительно так думаете, и что вы хороший человек, – печально ответила она.

Де Вулф отчаянно покачал головой, как терзаемый собаками привязанный бык.

– В чём же проблема? Что мне сделать для тебя? – Спросил он.

– Делать? Так ничего не надо делать, Джон. Вас всегда будут рады тут видеть и угощать лучшей едой и элем, какие только есть в Эксетере. – Её глаза метнулись на широкие ступени, которые вели к верхнему этажу, словно говоря: «Но не там».

Они поговорили немного ещё, в более низких тонах, так как таверна начала заполняться клиентами, многие из которых навострили уши, когда они увидели сидящих Несту и де Вулфа. Но их разговор, казалось, становился более официальным, как будто между ними медленно опускался барьер, как защитная решётка перед воротами замка.

Когда одна из служанок вызвала Несту по какой-то насущной проблеме в кухонный сарай, Джон медленно поднялся и, медленно волоча ноги, подошёл к двери. Когда он уходил, он взглянул на лестницу в комнату Несты, где стояла его французская кровать, и подумал о том, что там могло быть в течение последних нескольких недель.

С сожалением он понял, что это одна из тех вещей, которые ему никогда не суждено узнать, наряду с тем, кто в действительности организовал убийство Уолтера Кнапмана.