ГЛАВА 17
В которой коронер Джон делает несколько открытий
Отдаленный звон соборных колоколов пробил одиннадцатый час, когда де Вулф и его писарь вышли из зала Графства во внутренний двор Ружмона. Во время непродолжительного заседания суд графства приговорил двоих воров к увечью их правых руки, чем должен был заняться в подземелье замковый тюремщик Стиганд, а ещё двоих – к повешенью. После случившегося в Лигфорде шериф демонстративно не говорил с де Вулфом. Он быстро ушёл в свои покои в главной башне, чтобы не слышать проклятья осужденных и плач их родных, которых солдаты силой вытаскивали из суда.
Джона волновала существующая неразбериха в системе правосудия и неспособность правительства обеспечить выполнение собственных реформ.
- Это какой-то ад, у нас имеются суды сеньоров, городские суды, окружные суды и суды короля, все они хотят заниматься одними и теми же преступлениями, - сказал он Томасу, который уже слышал всё это раньше.
- Это не удивительно, ведь это даёт хорошие деньги, - спокойно ответил писарь.
- И это моя работа, как коронера, готовить все эти дела для рассмотрения королевскими судами, - говорил его хозяин. – Хьюберт Уолтер специально ввёл должности коронеров, чтобы обрезать крылья шерифов и баронов. Но как он может ожидать, что я одолею их, если его судьи не посещают графств в положенный срок?
Томас прыгающей походкой пытался идти в ногу с хозяином, приволакивая при этом левую ногу, что пострадала от чахотки.
- На прошлой неделе я слышал от каноников, что выездная сессия суда уже была в Уилтшире и здесь может быть уже сейчас, - сказал он.
Де Вулф фыркнул, повернув к сторожевой башне, где располагалось его служебное помещение.
- Сколько раз мы уже это слышали, Томас? Судьи должны появляться у нас несколько раз в год, но с лета прошлого года мы не видели никаких признаков этого, несмотря на обещание юстициария, во время посещения несколько месяцев назад.
Его брюзжание оборвалась, когда они приблизились к арке сторожки, где находилась лестница, по которой им предстояло подняться в свой кабинет. Стоявший на посту караульный у небольшого разводного моста над сухим рвом опустил копьё и махнул рукой, чтобы остановить всадника, поднимавшегося галопом к ним вверх по склону. Он остановился прямо под поднятой решёткой и соскользнул из седла, чуть ли не на руки часовому. Сержант Габриэль вышел из караулки и присоединился к коронеру и его писарю, которые решили подождать, чтобы узнать, что за новости привёз этот всадник.
- Я должен видеть шерифа – или кого-то ещё из начальства, – тяжело дыша, сказал прибывший, осматривая свою покрытую пеной лошадь.
Габриэль, чьи седые волосы выглядывали из-под железного шлема, шагнул вперёд и схватил человека за плечо.
- Что за паника, парень? Кто ты такой?
Молодой человек, чьё деревенское платье и исходивший от него запах давали основание принять его за конюха, напустил на себя важный вид.
- Я конюх из Полслое, сэр. Меня послали сообщить о печальном происшествии, что случилось не более чем через час, - прохрипел он.
Сержант схватил поводья кобылы и бросил их часовому, и усадил монастырского слугу на скамейку напротив караулки.
- Сядь здесь и успокойся, а потом расскажи нам, что случилось, - приказал он.
При упоминании об обители монахини Мадж коронер и его писарь поспешно присоединились к Габриэлю, встав достаточно близко, чтобы услышать, что скажет посланец.
- Две дамы и адвокат прибыли навестить наших сестёр сегодня утром – я не знаю их имён и по какому делу они приезжали. Через некоторое время они уехали обратно в город, но где-то через пятнадцать минут, или чуть позже, дама, что постарше, вернулась на своём пони, вся растрёпанная и закричала про смертоубийство.
Грум был полон решимости выдержать интригу до последнего мгновения, но де Вулф был уже на взводе.
- Что случилось с ними, парень!
- Несколько сестёр выбежала на шум, потом монахиня Мадж говорила с леди и послала нас – работников конюшни, на лошадях врассыпную назад вдоль дороги к Эксетеру, а женщины последовали за нами пешком.
Он остановился, чтобы перевести дыхание, а затем продолжил свою сагу.
- Лес, или что осталось от него, начинается где-то за двести шагов от монастыря, вдоль дорожки. На опушке мы обнаружили две верховые лошади без седоков, а дама, что моложе лежала охая на обочине дороги. В нескольких шагах оттуда, в кустах, лежал без чувств адвокат, которого я видел раньше, из его головы текла кровь.
Он остановился и Габриэль нетерпеливо тряхнул его за плечо.
- Тогда дальше? - Крикнул сержант.
Конюх пожал плечами.
– Мы пошли к парню на помощь, но мгновение спустя к нам подбежала монахиня Мадж - она очень сильная женщина, - добавил он с сожалением. – Она сказала мне сразу же ехать быстро к замку и сказать, либо шерифу, либо коронеру что было покушение на убийство, с тем, чтобы отправить туда отряд. Старшая дама сказала ей, что какие-то разбойники выскочили из-за деревьев и напали на них. Это всё, что я знаю, - неубедительно закончил он.
Де Вулф посмотрел на сержанта.
- Направь туда пару всадников, Габриэль. Так близко от города не могут быть простые разбойники. И я знаю вовлечённых в это людей. Что-то странное происходит. – Он резко повернулся к Томасу. – Поднимись наверх и оторви Гвина от второго завтрака. Скажи ему, чтобы бежал к конюшням и взял лошадей.
Полчаса спустя направленный из Ружмона отряд добрался до места происшествия. Всё случилось на повороте дороги, где, почти в пределах видимости от монастыря, деревья нависали прямо над дорогой. Небольшой участок помятой травы и кустарника находился под охраной двух слуг из Полслое. Они показали брызги крови на траве и кустарнике, а оставленные на траве следы вели в лес. Де Вулф предложил Габриэлю направить людей по этому следу, в то время, как сам поехал в монастырь. Гвин и молодой конюх поехали с ним – Томас, от которого здесь толку было мало, остался в Эксетере. Последнюю четверть мили Джон проехал на полном скаку.
В лазарете монастыря он нашёл монахиню Мадж и ещё одну сестру милосердия возле лежащего на лежаке Филиппа Коутермана. У раненного был длинный, но неглубокий порез на голове, который как раз обрабатывала монахиня.
Слава Богу, он пострадал не сильно, - сообщила о состоянии больного монахиня Мадж, рукава её чёрного одеяния были закатаны, а одетый поверх фартук был в крови.
Услышавший её слова Филипп застонал. Он был в сознании, но выглядел довольно жалко.
- Что с дамой? – С тревогой спросил коронер.
С ней тоже всё обошлось - у неё синяки на горле, но это пройдёт. Она сейчас лежит в соседней комнате вместе с матерью, – сказала монахиня. – Насколько я могу судить, ребёнку, которого она носит, никакого вреда не причинили. Добрый Господь, конечно, сегодня позаботился об этом, хотя леди Люси в этом ему существенно помогла, – добавила она, с одной из своих редких улыбок.
Пока другая сестра обматывала голову Филиппа длинной полоской материи, он нерешительно поведал де Вулфу свою часть истории.
- Едва мы рысью отдалились от этого места и доехали до поворота, как нам повстречался монах. Он был в привычной рясе с капюшоном и держал посох. Он стоял сбоку от дороги и помахал посохом. Я ехал впереди дам, и остановился. Я подумал, что с ним что-то случилось и ему надо помочь. Выглядел он довольно безобидно, – добавил Филипп. – Но тут беда случилась со мной, потому что это последнее, что я помню, пока не пришёл в себя здесь, куда меня притащил конюх, перекинув через лошадь. Должно быть, монах внезапно ударил меня своим посохом.
Отвернувщись от удручённого потерей памяти адвоката, де Вулф столкнулся с матерью Джоан, что пришла из соседней комнаты на звук голоса. На её морщинистом лице светились ярко-голубые глаза, и даже повидавшая всякого монахиня Мадж, казалось, была под впечатлением от неё.
- Парень сразу потерял сознание, – заявила Люси, – но я могу сказать вам, что произошло. Затем этот негодяй бросился к моей бедной дочери, что носит ребёнка, и сбросил её с лошади. – Вспоминая, Люси сжала кулаки. - К счастью, она упала на кустарник, который сломался при её падении, но потом ублюдок – прошу прощения, сестра – склонился над ней и начал её душить. Ну, я же не могла мириться с этим, так ведь? – Добавила она, разволновавшись.
Монахиня Мадж ласково положила руку на плечо Люси.
– Эта женщина - настоящая героиня, – сказала она гордо. - Она напала на злодея и прогнала его.
Мать Джоан, хотя всё ещё дрожала, продолжила.
– Я ведь жена дубильщика, и в своё время видела много грубых мужиков, которые чуть что лезут в драку. Я направила свою лошадь на негодяя и подняла её на дыбы так, чтобы та лягнула его передними копытами. Я опасалась за дочь, которая лежала под ним, но мне ничего не оставалось, ведь иначе он бы её задушил.
Джон невольно восхитился находчивостью и смелостью Люси – хотя при этом подумал, что с такой женщиной, вероятно, жить хуже, чем с Матильдой и что, возможно, дубильщик из Эшбертона был более счастлив в своей могиле, чем находясь под присмотром этой женщины.
- Таким образом, он испугался и убежал? – Спросил он.
- Я думаю, что ему крепко досталось, – сказала Люси. – Я думаю, что копыто что-то сломало в его груди, потому что он издал ужасный крик. Он бросил Джоан и отшатнулся, а потом захромал в лес. Я была слишком обеспокоена состоянием дочери, чтобы возиться с ним, когда он бежал.
- Имеете ли вы представление, кто это был? – Спросил молчавший до сих пор Гвин.
- Нет, он завернулся в рясу монаха, а лицо прятал под капюшоном.
- Он был большим человеком или маленьким? - Спросил де Вулф.
- Не маленький, конечно же, - сказала старуха, - но и не такой здоровяк, как этот рыжий увалень.
- Сможет ли ваша дочь опознать его?
- Она ещё не сказала ничего, у неё горло так болит, что она пока не может говорить.
Монахиня Мадж прервала Люси.
- Она ещё полностью не пришла в себя, коронер.
Де Вулф махнул своему помощнику.
- Нам надо вернуться туда и посмотреть, нашёл ли Габриэль кого-нибудь.
Через несколько минут они вернулись к опушке леса, где их встретил один из солдат, которого Габриэль оставил охранять место происшествия. Солдат что-то протягивал де Вулфу.
- Сержант приказал показать вам это, Коронер. Он поднял эту штуку там, где были примятые кусты.
Джон взял блестящий серый предмет в руку. Это было украшение или амулет, висящий на кожаном ремешке, который оборвался. Гвин с любопытством посмотрел через плечо.
- Сделано из чистого олова, – сказал он. - Три кролика с головами в центре и расходящимися ушами.
- Символ рудокопов, – согласился де Вулф. – Должно быть, мерзавец потерял, когда эта карга Люси атаковала его своим пони.
- Эти кровожадные рудокопы уже нападают всюду, - пробормотал Гвин.
Появился другой солдат, пробираясь через высокую влажную траву с краю дороги.
- Мы нашли его, коронер, хотя он долго не протянет. Сержант сказал, чтобы вы пришли побыстрее.
Они поспешили в лес, где под деревьями разрослись пышные заросли черемши и ранних колокольчиков. Следы на мокрой земле и капли крови на траве являли чёткий след, который через три-четыре сотни шагов привёл их к небольшой поляне с несколькими поваленными деревьями и разросшейся травой. Здесь Габриэль, двое его людей и пара монастырских слуг собрались в круг. У их ног лежала фигура, почти скрытая под широким одеянием из грубой чёрной шерсти. Капюшон был откинут назад.
Де Вулф склонился над лицом почти синего цвета. Его владелец задыхался, между его почерневших губ вытекала кровавая слюна. Сначала коронер не узнал этого человека, но потом понял, что видел его где-то раньше.
- Кажется, он смертельно ранен в грудь, - пробормотал Габриэль, откинув в сторону рясу, чтобы показать большую дыру в грубом синем балахоне, вероятно, какого-то чернорабочего.
В ней, под слоем засохшей крови, де Вулф заметил торчащий розово-белый конец сломанного ребра.
- Как тебя зовут, парень? – Спросил он.
Единственным ответом было учащённое хриплое дыхание и, хотя человек был в сознании, коронер по опыту знал, что у того времени осталось мало.
- Ты умираешь, парень, так что покинь наш мир с Богом, исповедуйся в своих грехах, - громко сказал Джон.
- Его грудь пробита, в лёгких осталось мало воздуха, - поставил свой диагноз Гвин, который, как и его хозяин, после двух десятилетий, проведённых на войне, считал себя специалистом по разного рода ранам.
Сделанное при свидетелях признание умирающего являлось законным доказательством, поэтому де Вулф хотел получить его до того, как тот умрёт. Он не забыл про одну смерть, в результате удара посоха, и хотел узнать, не является ли это делом одних и тех же рук.
- Если ты не можешь говорить, то кивай или трясти головой! Возможно, ты также напал на одного человека неделю назад возле Дансфорда, человека по имени Уолтер Кнапман?
Израненное тело тщетно пыталось вдохнуть воздух, его грудь безуспешно вздымалась. Глаза закатились, обнажив белки, и де Вулф подумал, что он умер. Но потом покрасневшие веки мигнули и глаза приобрели осмысленное выражение, но человек никак не отреагировал на вопрос коронера.
- Ты умираешь. Это твой последний шанс покаяться, - резко сказал Джон, пожалев, что рядом нет Томаса, который мог бы задурить человеку голову какими-то религиозными фразами.
- Ещё раз, это ты напал на человека рядом с мельницей в Дансфорде подобным образом?
На губах умирающего появилась кровавая пена, но он медленно кивнул.
- А кого ты хотел убить сегодня? Молодого человек, которого ударил?
На этот раз голова почти незаметно переместилась из стороны в сторону.
- Так что это была молодая женщина?
Человек замер и снова Джон подумал, что смерть опередила его. Но затем последовал медленный кивок, после чего глаза снова закатились.
- Он отходит, я считаю, - бесстрастно заметил Гвин.
- Кто подбил тебя на эти преступления, парень? – Отчаянно крикнул де Вулф, вполне понимая, что этот человек не имеет возможности ответить ему. С характерным звуком из уст мужчины в монашеском одеянии хлынула розовая пена и его голова откинулась назад, а лицо из-за недостатка воздуха стало почти чёрным.
- Мётвый, как баранина. Вы больше не получите ответов от него, - прогрохотал Гвин, удовлетворенный тем, что его прогноз о надвигающейся смерти оказался верным.
Де Вулф выпрямился и посмотрел вниз на лежащее тело.
- По крайней мере, мы знаем, кто убил Кнапмана – хотя я готов спорить, что его кто-то нанял. Но где же, чёрт возьми, я видел его раньше?
Один из солдат замкового гарнизона шагнул вперёд и снова посмотрел на труп.
- Я думаю, что знаю его, коронер. Его синее и опухшее лицо трудно узнать, но я уверен, что он был носильщиком, который работал в жестяном дворе Мэтью Кнапман возле причала. Это сакс по имени Освин.
В памяти де Вулфа всплыло, как он слышал стук оловянных слитков на складе, когда заходил к Мэтью, чтобы поговорить о смерти брата.
- Ну, Гвин, идём к лошадям. У нас срочное дело на Прист-стрит.
Однако, когда они добрались до лошадей, де Вулф решил поинтересоваться в монастыре, состоянием вдовы Кнапман и опросить её относительно нападения. Они обнаружили, что Филипп Коутерман всё ещё сидел на скамье, держась за больную голову руками, а Люси была с сёстрами, которые, казалось, были в восторге от её отчаянного поступка.
Известие о смерти их обидчика, казалось, только увеличило этот восторг, и де Вулф распорядился поместить труп в небольшой морг рядом с лазаретом, пока он не проведёт дознание.
Его желание поговорить с Джоан была отвергнута монахиней Мадж, которая открыла дверь комнаты лазарета и показала вдову, мирно спящую под открытым окном.
- Я дала ей сонное зелье, чтобы дать возможность прийти в себя, - объяснила монахиня. – Она пока не готова говорить.
Де Вулф должен был довольствоваться этими словами и, после нескольких бесплодных вопросов к сыну адвоката, ускакал со своим помощником по направлению к городу.
Перед тем как пойти к дому Мэтью, Джон решил ненадолго заскочить к себе, чтобы несколько сгладить свои трения с Матильдой. Он свернул в переулок Мартина и новостями о приключениях вдовы Кнапман слегка улучшил настроение жены. Матильда с любопытством выслушала известия, представляя себе, какой интерес вызовет эта история, рассказанная знакомым в соборе и церкви Святого Олафа.
Выполнив свой семейный долг, де Вулф вернулся к Гвину, который оставался у дома кузнеца, и они поехали вниз к Прист-стрит. Здесь они обнаружили, что шериф опередил их: Габриэль чувствовал себя обязанным послать солдата в Ружмон с сообщением о событиях в лесу Полслое. Ещё один был послан во двор Мэтью, а затем в офис адвоката, передавать Роберту Коутермана новость о сыне.
Когда де Вулф прибыл, двое солдат держали лошадь Ричарда де Ревелля у ворот во двор, откуда были слышны яростные крики.
- Во имя Бога, откуда я должен знать, куда пошёл Освин? – Кричал Мэтью, когда они входили через задние ворота. – Он должен быть здесь и помогать грузить эти слитки. Я вынужден делать это сам, как вы можете видеть.
- Может быть, он пошёл выполнять ваше убийственное поручение, - ответил шериф. – Подобное тому, которое он выполнил на прошлой неделе в Дансфорде.
Мэтью без выражения посмотрел на де Ревелля, про которого подумал, что тот сошёл с ума.
- Мария, Матерь Божья, о чем ты говоришь? Спроси сначала этого человека, когда он вернётся - как раз перед тем, как я скажу ему, что он здесь больше не работает, так как оставил меня самого разгребать весь этот товар.
Джон сделал шаг вперёд, и двое мужчин, наконец, заметила его прибытие.
- Освин не вернётся ни сегодня – ни в любой другой день. Он мёртв, Мэтью, - сказал коронер.
- Откуда, чёрт побери, ты взялся, Джон? – Воскликнул де Ревелль, раздраженный вторжением коронера, так как надеялся лично произвести арест.
Де Вулф не стал гадать, что Габриэль сообщил шерифу о последних событиях и, проигнорировав реплику своего шурина, снова обратился к покрасневшему от возмущения на непонятные обвинения шерифа Мэтью.
Ваш человек Освин сегодня напал на Джоан Кнапман и Филиппа Коутермана – и признался в убийстве вашего брата на прошлой неделе. А вы что скажете по этому поводу?
Цвет лица Мэтью изменился с розового до зеленовато-белого, и он обессилено опустился на сложенные слитки олова.
– Освин? Зачем ему это было делать? Этот человек полный дурачина! Он очень сильный, но способен только складывать и перетаскивать олово.
- Ну, он использовал свою силу, чтобы убить Уолтера и попытаться сегодня задушить вашу невестку. Но кто послал его к ней, а? Мы знаем, что к убийству Уолтера причастны двое. Парень на мельнице вполне определенно сказал это.
Шериф напыщенно завернулся в свой ярко-зелёный плащ и снова влез в разговор.
- Освин слуга твой, Кнапман. Он делает то, что ты ему приказываешь. Признайся, что использовал его, чтобы избавиться от тех, кто стоял между тобой и наследством.
Торговец оловом вытаращил на де Ревелля глаза.
- Я? Приказал убить Уолтера? Вы сумасшедший! Как я мог убить своего собственного двойника, с которым я делил утробу матери?
Де Ревелль ехидно улыбнулся Мэтью.
- Без сомнения, мы докажем это, подвергнув тебя испытанию, - пригрозил он, и крикнул своим людям, чтобы зашли во двор. – Схватить этого человека и доставить в замковую тюрьму.
Раздраженный опасной глупостью со стороны шерифа, Джон шагнул вперёд и схватил де Ревелля за руку.
- Не будь столь поспешным, Ричард. У тебя нет доказательств, что Мэтью участвует в этом.
Шериф засмеялся над своим зятем.
- У него был мотив и возможность – разве этого не достаточно? Он сделал это, чтобы получить наследство, избавившись от своего брата – и значительно увеличить его, избавившись от его вдовы. Что касается возможностей, то именно его работник признался в убийстве, разве не так?
- Я был здесь, в этом дворе весь день, это могут подтвердить многие свидетели. Как я мог быть вовлечен? – Отчаянно произнёс Мэтью, голос которого задрожал.
- Меня не интересует твоё алиби на сегодня. Это был человек, которому ты заплатил, чтобы он всё сделал за тебя, - триумфально проревел де Ревелль.
Де Вулф отчаянно хотел задержать поспешный арест подозреваемого, так как имел свои мысли на этот счёт.
- Где ты был утром, когда твой брат был убит? – Спросил он.
– Какой в этом смысл? Мне только что сказано, что это не имеет значения, так как Освин выполнял мой приказ! – Мэтью опустил голову.
– Отвечай мне! Может ли кто-то подтвердить, что ты находился не в Дансфорде, а где-нибудь ещё?
– Конечно! В то утро, прежде чем поехать к Чагфорд для встречи с братом, я вёл переговоры с двумя торговцами из Кёльна о продаже олова в Германию.
– Которые, не сомневаюсь, уже покинули Англию, – засмеялся шериф.
– Нет! Насколько мне известно, их судно до сих пор стоит на реке, так как в нём обнаружилась течь и оно нуждается в ремонте, – заявил Мэтью, голос которого звучал бодрее.
Де Ревелль равнодушно пожал плечами.
– Как ты сам сказал, это не имеет значения. Освин, видно, сделал всю грязную работу за тебя.
Но тут де Вулф решил пустить в ход собственные аргументы.
– Нет, Ричард! Нам прекрасно известно, что в Дансфорде кроме Освина был ещё один человек. Уолтера ударили сзади. Он никогда не допустил бы такого, если бы кто-то другой не отвлёк его внимание. Это был тот, что отвёл его с дороги в лес. Почти наверняка это был тот, кого он знал и от кого не ожидал нападения. И это не могло быть Мэтью, который может доказать, что он был в это утро в Эксетере и никак не мог оказаться на мельнице в то время, когда напали на Уолтера.
Но ничто не могло разубедить упрямого де Ревелля в его первого заключении, и он снова подозвал к себе двух растерявшихся солдат, чтобы те забрали Мэтью. Торговец попятился за де Вулфа, в котором видел своего защитника.
– Послушайте, что я вам скажу! - Крикнул он. - А как насчёт этого проклятого брата Джоан, который ждёт не дождётся, чтобы получить все её деньги? Он отказался сегодня ехать со своей сестрой в Полслое, утверждая, что у него имеется срочное дело в Эшбертоне – В чём я лично очень сомневаюсь. – Ободренный собственной теорией, Мэтью стал более уверенным. – Если бы он смог избавиться от неё, убедившись, что смерть Уолтера и её беременность сделала её наследницей, то затем, как и её ближайший родственник, он может претендовать на все восемь десятых состояния Уолтера для себя. Так почему бы не выяснить, где он был сегодня, - и в тот день, когда мой брат встретил свою смерть?
Эта новая идея озадачила как шерифа, так и коронера. Де Вулф признался себе, что после нападения на Джоан возможность участия во всём этом её брата не приходила ему в голову.
Гвин, по своему обыкновению, хранил молчание в то время как начальники спорили между собой, но за его простоватой внешностью скрывался достаточно проницательный мозг.
– Никому не интересно, где сегодня был Питер Джордан, – произнёс он.
Джон смотрел то на растрёпанного волосатого корнуолльца, то на Мэтью.
– Так где же он был?
Купец выглядел озадаченным.
– Он был здесь всё утро, помогал мне, так как этот проклятый Освин не явился.
– Так где же он теперь? - Спросил де Ревелль, меняя свои подозрения.
– Когда прибыл посланец с новостями о нападении на Полслое, он сказал, что ему нужно вернуться домой, сообщить жене, что её брат ранен. Это было за несколько минут до вашего приезда.
Де Ревелль равнодушно пожал плечами, но на Джона внезапно нахлынуло беспокойство.
– Где он живёт?
– Здесь рядом, в Булыжном переулке.
Не тратя слов на объяснения шерифу или Мэтью, де Вулф со своим помощником поспешно ушли. Через несколько минут они стучали в дверь, которою им указал водонос.
Им открыла служанка и провела в небольшой, но хорошо обставленный зал, куда сразу с заднего двора пришла Марта Коутерман. Вид у неё был озадаченный. Эта простая женщина была на несколько лет старше своего мужа. Скошенный книзу подбородок придавал ей вечно недовольный вид, и Джон быстро признал её поразительную схожесть с отцом.
– Нам нужно срочно поговорить с вашим мужем, госпожа Джордан, – начал он, зависнув над ней, как тощий чёрным орёл.
– Но Питер на работе, внизу, на складе. – Ещё больше удивилась Марта.
– Мэтью сказал нам, что он поспешил домой с сообщением о ранении вашего брата.
У молодой женщины округлились глаза, она прикрыла рот рукой, чтобы не закричать.
– Филипп ранен? Я ничего не знаю об этом! – Взвыла она.
Потребовалось несколько минут, чтобы объяснить ей, что случилось и успокоить её. Служанка принесла её стакан медовой настойки. Де Вулфу же не терпелось узнать, где может быть её муж, но Марта не имела об этом ни малейшего представления. Она начала плакать, раскачиваясь на стуле.
– Я говорила ему, чтобы не вмешивался в дела с завещанием. Ничего хорошего из этого не выйдет! – Вопила она. Де Вулф зацепился за эти слова и постепенно вытянул из неё историю с завещанием. Когда Уолтер вступил в повторный брак, Питер естественно обеспокоился тем, что может лишиться наследства, особенно если у Джоан родится ребёнок. Его отчим отказался поделиться с ним своими планами на этот счёт, и Питер, в конце концов, убедил Марту подойти к своему отцу, адвокату Уолтера. Роберт Коутерман наотрез отказался что-то объяснять, возмущенный её попыткой склонить его нарушению профессиональной этики, поэтому Марте пришлось уговаривать своего брата помочь в этом вопросе.
Тот долго отговаривался, но, в конце концов, согласился сделать, что сможет, и тайно заглянул свитки отца. Он сообщил, что согласно найденному завещанию Питеру и Мэтью полагается по половине всего состояния, но в другом пергаменте говорилось, что Уолтер потребовал подготовить новый документ, с учётом интересов Джоан. Там не было никакого упоминания о восьми десятых, если она родит ребёнка, но она должна была наследовать в равной степени с Питером и Мэтью.
- Две недели назад Филипп сказал мне, что новое завещание ещё не подписано, – хныкала Марта со слезами на глазах, – но оно вступит в силу, после того, как Уолтер внесёт некоторые дополнительные поправки. Теперь ясно, что он знал гораздо меньше о делах своего отца, чем он думал, так как другая версия завещания уже была подписана.
Де Вулф серьёзно посмотрел на неё.
– Известно ли вам что-нибудь ещё, о чём мне следует знать?
Теперь, когда женщину удалось вызвать на откровенность, она была согласна пролить свет на другие стороны взаимоотношений в семье.
– Последние недели не заладились отношения между Мэтью и Питером, так как мой муж уже давно подозревал, что Мэтью жульничает со счетами за продаваемое олово Уолтера. Питер тайно проверил счета по продажам готового олова за границу, во Фландрию и за Рейном. Стало ясно, что, на протяжении нескольких лет, Мэтью постоянно обворовывал своего брата.
Джон подумал, что сейчас вопрос жульничества торговца не имеет отношения к убийству, но решил, что нужно разобраться и с ним.
– Что ваш муж собирался с этим делать?
Он говорил об этом с Мэттью пару недель назад, сказав тому, что знает о растрате. Мэтью пытался отрицать это, но Питер заявил, что, если тот не прекратит, то ему придётся сказать об этом Уолтеру. Во-первых, в потере дохода могли обвинить Питера, во-вторых – из-за жульничества Мэтью мы сами теряли деньги. Ведь Питер живёт на небольшую долю прибыли, оставшейся после того, как Мэтью снимает сливки.
- Он так и не сказал об этом Уолтеру?
Она покачала головой, и слёзы медленно потекли по её щекам.
– Уолтер умер до истечения срока ультиматума, который Питер предъявил Мэтью. Тогда, конечно, мы начали беспокоиться, что за смертью Уолтера стоит Мэтью, который хотел избежать скандала после разоблачения.
Де Вулф подумал, что это тоже могло стать мотивом для убийства Уолтера Кнапмана. Но потом решил вернуться к вопросу о завещании.
– Что говорил ваш муж относительно поправок в завещании и что собирался предпринять по этому поводу?
Она подняла голову и испуганно покачала головой. Джон чувствовал, что она отказывается признаться даже самой себе в том, что думает относительно планов мужа.
– И вы не имеете ни малейшего представления, где он сейчас?
Она снова молча покачала головой, и де Вулф дотронулся до руки Гвина, кивнув в сторону двери.
Снаружи, покачиваясь в седле, де Вулф мрачно произнёс:
– Что-то у меня плохое предчувствие по этому поводу. Нам надо вернуться в Полслое так быстро, как только возможно.
Когда они вернулись в монастырь, там, казалось, ничего не изменилось. Филипп Коутерман, полусонный из-за зелья, которым его опоили, чтобы облегчить боль, всё ещё лежал на скамье в лазарете, держась руками за перевязанную голову.
Монахиня Мадж, несколько озадаченная возвращением коронера, заверила его, что госпожа Кнапман всё ещё мирно спит. Сиделка всё время была рядом с ней, но только что пошла в трапезную, чтобы поесть, так как волнений сегодняшнего дня оказалось недостаточно, чтобы повлиять на её аппетит.
Де Вулф нерешительно остался в лазарете, отправив Гвина осмотреть местность вокруг монастыря и узнать, не появился ли поблизости Питер Джордан, которого он считал главным подозреваемым. В ожидании возвращения своего помощника, Джон беседовал с худлщавой монахиней, к мнению которой он прислушивался. Они вспомнили обстоятельства своей предыдущей встречи, когда навыки Мадж помогли разобраться с преступлением. В свою очередь, монахиня расспросила о здоровье и психическом состоянии Кристины Риффорд, дочери помощника мэра, которая несколько месяцев назад подверглась жестокому изнасилованию.
Внезапно их спокойный разговор прервал крик, раздавшийся из соседней комнаты, в которой отдыхала Джоан, затем раздался грохот, а крики подхватили находящиеся снаружи люди и они стали отдаляться. Коронер бросился к двери и ворвался в маленькую комнату, монахиня Мадж последовала за ним.
Джоан сидела на низкой кровати, сжимая на груди одеяло. Сонным от принятого зелья голосом, она прохрипела: «Там был мужчина!» Трясущейся рукой женщина указала на открытое оконце. Под окном стоял стол, на котором лежал деревянный крест, кувшин с водой был сброшен на пол. В окне никого не было. Высунувшись в него, де Вулф тоже ничего не увидел, кроме монастырского сада и строений, но топот ног и невнятные крики говорили, что там что-то происходит. Он выбежал из лазарета, повернул вправо, где слышались крики, и побежал на шум погони. Среди нечетких криков, единственное слово, которое он разобрал, было: «Святилище»!
Каменная часовня располагалась за садом. Джон припустил туда, выжимая из своих длинных ног максимальную скорость, далеко опередив монахиню, которая путалась в своей длинной рясе. Завернув за угол часовни, коронер резко остановился, застав забавную картину. Гвин тут забрался на стену, что ограждала монастырь от пустыря. Его помощник одним прыжком запрыгнул на стену, с которой тут же прыгнул вниз, после чего из-за каменного барьера послышался его рёв и чьи-то ещё чужие крики. Появившийся де Вулф услышал рычание Гвина.
- Это единственное прибежище, что ты получишь, маленький злой ублюдок!
Заглянув через стену, Джон увидел растрёпанные волосы корнуолльца, сидящего на другом человеке, своими массивными руками он припечатал запястья задержанного к земле. Справа от них, в траве лежал обнаженный кинжал.
Услышав шорох сбоку от себя, Джон повернулся и обнаружил монахиню Мадж, которая также заглядывала через стену. Он осторожно взял её за руку и потащил прочь.
- Я боюсь, что разговор этого человека вряд ли подходит для ваших ушей, сестра.
Она посмотрела на него, её суровое лицо осветилось озорной улыбкой.
– Я не отшельница, коронер, а сестра, которая каждый день общается с разными людьми. Я сомневаюсь, что есть хоть одно слово, которое знаете вы, но не знаю я. - Её улыбка исчезла и она повернулась к стене, за которой Гвин поднимал на ноги связанного злоумышленника, осыпая его при этом шквалом проклятий. – Я не знаю, что тут произошло, сэр Джон, но похоже на то, что этот человек пытался навредить молодой леди?
Де Вулф кивнул.
- Думаю, что Гвин застал его, когда он уже наполовину забрался в окно. У него в руке был нож и собирался закончить то, что пытался сделать утром в лесу нанятый им наёмный убийца.
Тут появились несколько сестёр, Люси и двое монастырских слуг. Лицо монахини Мадж аж перекосило от услышанного, но вскоре оно приобрело свой обычный вид. Она вспомнила про свои обязанности и сказала Люси, что должна осмотреть её дочь. Де Вулф вернулся к воротам монастыря, куда с другой стороны Гвин, обходя по периметру ограду, тащил Питера Джордана.
- Думаю, что эту свинью надо держать подальше от часовни, коронер. А то он может укрыться в святилище.
Де Вулф знал, что, строго по закону, святилищем является вся территория монастыря, и преступнику, чтобы укрыться от правосудия, не обязательно входить в церковь – и, конечно же, не обязательно быть у алтаря, как ошибочно полагали некоторые. Но он держал язык за зубами, надеясь, что Джордан не знает об этом. Кроме того, он не хотел, огорчить догнавшего злодея Гвина.
Преступник упорно хранил молчание, возможно, решив, что чем меньше он скажет, тем меньше доказательств будет против него. Его лицо было мёртвенно бледным, что особо бросалось в глаза на контрасте с его висящими чёрными усами. В глазах Питера горел огонёк безумия и де Вулф подумал, что безумие является самым подходящим объяснением того, что он натворил.
– Как поступим с этим существом? – Спросил Гвин, когда они вышли на дорогу в передней части монастыря.
– Ты доставишь его в Ружмон, где сдашь в нежные руки Стиганда.
Де Вулф с помощью длинной верёвки помог Гвину привязать связанные запястья молчавшего пленника к седлу лошади своего помощника. Далее Гвин в бодром темпе отправился в Эксетер. Джордану пришлось, спотыкаясь, бежать за кобылой, и потому он не мог в полной мере оглянуть, как полагал Джон, последним взглядом на красоты свободного мира, до того, как его приволокут к виселице на улице Святой Магдалины.
Проводив взглядом скрывшихся за деревьями Гвина и Джордана, коронер вернулся в лазарет, чтобы проверить, насколько случившееся нападение сказалось на состоянии госпожи Кнапман. Также он собирался извиниться перед монахиней Мадж за нарушенный покой монастыря. В то же время, он хотел получить разрешение настоятельницы провести на следующий день во дворе дознание, так как тело Освина лежало в сарае, служившим монастырским моргом.
Вечером Джон де Вулф прошёл через покрытый высохшей грязью внутренний двор замка Ружмон и спустился в подземелье донжона. Гвин и Томас следовали за ним, писарь нёс бесформенный мешок с пергаментами, чернилами и перьями.
Они спустились по ступенькам и прошли под аркой, что вела в мрачный подземный лабиринт, который размещался под главной башней. Одна часть его была открыта, в ней располагались кладовые и жильё тюремщика. Другая половина была отделена стеной, решётчатая дверь в которой открывала проход к полудюжине убогих клеток для содержания заключённых.
Гвин разбудил тюремщика не слишком нежным пинком по ноге. Бормоча и ругаясь, Стиганд встал и проковылял отрывать ржавую решётку, позвякивая висящей на поясе связкой ключей. Внутри тюремного отделения был короткий коридор, и угрюмый сторож открыл первую дверь слева, а затем отошел в сторону, чтобы пропустить коронера и его людей.
В полумраке де Вулф сощурился, чтобы разглядеть заключённого, понуро сидящего на сланцевой плите, которая служила кроватью. Треснутый глиняный кувшин и вонючее кожаное ведро стояли на грязной соломе, что покрывала пол, в которой копошились крысы.
Хотя Питер Джордан пробыл в тюрьме считанные часы, этого времени хватило, чтобы он приобрёл вид соответствующий обстановке – сырой камере покрытой плесенью и выделениями предыдущих жильцов.
Он поднял глаза, и в полумраке де Вулф заметил, что его подавленное состояние сменилось желанием протестовать и отрицать свою вину.
– Вы ещё пожалеете об этой ошибке, коронер! – Прошипел он дрожащим от волнения голосом.
– Парень, ты можешь говорить всё, что угодно, когда взойдёшь по лестнице на эшафот, и тебе наденут верёвку на шею, – спокойно ответил Джон.
– Я не сделал ничего плохого – у вас нет никаких доказательств против меня!
Гвин ткнул в плечо Джордана пальцем так, что тот подался назад.
– А кто залез в окно твоей мачехи с ножом в руке?
– У меня в руке не было ножа - я его достал, чтобы защищаться после того, как ты, скотина, напал на меня!
Гвин так рассмеялся, что его хохот эхом разнёсся по всему подземелью. Однако чёрные брови де Вулфа тревожно сдвинулись. Это был не невежественный сельский житель, с которыми им часто приходится иметь дело, а сообразительный купец, с двумя адвокатами в семье жены.
– Я здесь, чтобы выслушать твоё признание, Джордан, – сказал он. – Всё, что ты скажешь в свою защиту, мой писарь запишет для королевских судей, когда они проведут здесь выездную сессию суда присяжных.
Пленник презрительно сплюнул в солому.
– Может вам ещё исповедаться?! Мне не в чем признаваться – я требую, чтобы мой тесть был здесь и защищал меня!
Коронер вздохнул. Против его ожиданий дело становилось куда более сложным.
– Как ты заставил Освина совершить убийство? Или ты просто обещал ему заплатить?
– Я ничего не знаю о том, что делал Освин. Он – человек Мэтью, а вы спрашиваете не того человека. – Ответит Джордан, глядя прямо перед собой
– Так ведь не Мэтью залазил в монастырское окно, – сказал Гвин.
– Я только пытался увидеть, как себя чувствует Джоан после нападения.
Это объяснение вызвало дружный смех де Вулфа и Гвина.
– А что, в лазарете не было двери, что тебе понадобилось лезть в окно? – Хохотал корнуоллец.
– Снаружи сидел мой проклятый шурин. Я не хотел его видеть.
– Потому что он ввёл тебя в заблуждение относительно завещания? – Кивнул де Вулф.
Голова Петра дёрнулась.
– Желание узнать, что тебе полагается по наследству, – не есть преступление.
– Но убийство отчима было преступлением – и, как выяснилось, напрасным, ведь информация Филиппа о завещании была устаревшей.
– Я не убивал Уолтера – я никого не убивал! – Он уставился глазами в пол. - Мне больше нечего сказать вам.
Де Вулф сложил руки под плащом и встал, согнувшись над сидящей на плите фигурой.
– Ты бы лучше поговорил со мной, Питер. У шерифа другие, куда более болезненные, методы получения признания. Может, ты хочешь, чтобы с тобой поговорил он?
Молодой человек молчал, решив не произносить ни единого слова. Гвин предложил «убедить» его, взмахнув огромным кулаком под носом, но де Вулф увёл его из камеры и позвал тюремщика, чтобы её запереть.
Выходя из подземелья, Джон с Гвином должны были подождать Томаса, который сворачивал чистые пергаменты. Коронер философски подвёл итоги неудачного допроса.
Если он отказывается признаться, то я ничего не могу использовать завтра на дознании. Всё, что мы можем сделать, это записать всё, что известно, и пусть судьи Хьюберта Уолтера разбираются, когда они прибудут.
– Если они вообще прибудут, – пробормотал под нос Гвин.
В тот же вечер за ужином, де Вулф мог спокойно рассказать жене о событиях дня. Матильда выслушала с интересом, так как дело касалось богатой вдовы и монахинь Полслое, а также семьи самого известного городского адвоката. Поскольку последние пару ночей её муж спал дома, она лишь слегка попилила его за отставку Теобальда Фитц-Иво, сказав, что он дорого заплатит за это и что это плохо отразится на отношениях с её братом. Кроме того, она лишилась ещё одного оружия из своего арсенала, так как он прекратил посещать таверну «Ветка плюща», хотя Матильда не преминула бросить несколько циничных шпилек по поводу его размолвки с любовницей.
–И куда ты сегодня пойдёшь, Джон? – С притворной сладостью в голосе спросила она, когда он сказал, что выведет Брута на прогулку. – В «Золотую лань» или «Плющ»? Хотя я слышала, что больше всего шлюх ошивается в «Сарацине».
Не ответив, коронер свистнул псу и вышел наружу, звучно хлопнув за собой дверью.
Комментариев нет:
Отправить комментарий