ГЛАВА 14
В которой Гвин из Полруана попадает в большие неприятности
Пятница, пятнадцатого апреля, в Дартмуре выдалась серой и холодной, будто относительно мягкая зима решила таки взять своё. Снег покрыл вересковые пустоши, и даже в зазеленевших долинах по краям огромного пустыря только появившиеся цветы покрылись белым порошком. Когда Гвин из Полруана ехал на кобыле вниз от усадьбы Уиббери к городу, холодный ветер заставлял его ёжится, а нависшие серые облака угрожали засыпать всё снегом. Здоровяк корнуоллец, приученный к переменам погоды в десятке стран, которые довелось объездить на протяжении долгих кампаний, накрыл свою лохматую голову капюшоном и, завернувшись в свою рваную кожаную накидку, философски задумался.
Ему было не ясно, зачем именно коронер оставил его в Чагфорде, но по какой-то причине Джон де Вулф хотел присмотреть за рудокопами и шерифом, до тех пор, пока все не разойдутся после чеканки. Судя по количеству оставшегося металла к вечеру вчерашнего дня, по оценкам Гвина, чеканка должна была закончиться к середине дня, а затем он сможет вернуться домой в Сент-Сидуэлл, к своей жене и детям.
В таверне на главной улице Гвин спешился, поправил свою куртку и оставил кобылу, зная, что коронер возместит ему полпенни, затраченные на жильё, питание и содержание лошади. Он прибыл на площадь и, в течение следующего часа или около того, молча наблюдал, как в процессе чеканки через руки лондонских чиновников проходили сотни серых оловянных слитков. Когда, гонимый жаждой и голодом, Гвин решил зайти в «Корону», то обнаружил, что, хотя большинство горняков уже покинуло Чагфорд после того, как их слитки получили королевское клеймо, пивные в городе были заполнены людьми. Выполняя распоряжение коронера, он подслушал много разных разговоров и сплетен. Чтобы быть принятым в компанию рудокопов, он рассказывал смешные случаи из своёго детства в Корнуолле, когда его отец работал на оловянных разработках. Тем не менее, все его усилия не дали ничего нового, лишь недовольство Ричардом де Ревеллем, занимающим должность лорда-хранителя, жалобы на налог за чеканку слитков, а также широко распространённое убеждение, что за смертью Генри и повреждениями на участках добычи олова стоит старый сакс – Иселфрис.
Когда Гвин вышел из таверны, снегопад заметно усилился. Пронизывающий восточный ветер уже намёл небольшие сугробы под стенами и оградой, а земля уже была покрыта на глубину нескольких дюймов. Когда он направился обратно на площадь, чтобы проследить за завершением чеканки, его сапоги утопали в снегу, а огромные рыжие усы покрылись снегом.
Под крышей павильона пробирные мастера, весовщик, приёмщик и другие клерки работали, не отвлекаясь на еду и эль, с тем чтобы поскорее закончить и уехать домой, до того, как вересковая пустошь станет непроходимой. Через час появился шериф вместе с Джеффри Фиц-Питерсом из Лидфорда. Они остались в тепле замка де Проуца в Гидлайне, пока Ричард де Ревелль не подсчитал, что чеканка приближается к завершению, и ему нужно показаться перед людьми из Лондона, чтобы продемонстрировать своё усердие.
Когда все они стояли и наблюдали за слаженной работой, слушая ритмичные удары молотка, зубила и реплики клерков, повторявших вес и качество каждого слитка, Гвин стал различать другой, более далекий шум. Сквозь завывание ветра он услышал неясный отдаленный рёв, который через некоторое время перерос в крики разъяренной толпы.
Вскоре это вызвало на площади переполох. Даже лондонская команда прекратила чеканку, чтобы выяснить, что происходит. Гвин увидел, что застывший от растерянности шериф подозвал сержанта Габриэля, чтобы тот подозвал поближе своих солдат. Так как Ральф Морин с большинством людей из Эксетера вернулся в замок Ружмон, на площади находились лишь полдюжины ратников. Вместе со ними Гвин вышел из-под крыши павильона на засыпаемую снегом площадь, откуда можно было увидеть орущую толпу, которая быстро приближалась
Толпа мужчин, в количестве около трёх десятков, шла по дороге к городу, сгруппировавшись вокруг кого-то в центре. Когда они подошли ближе, по внешнему виду стало ясно, что это рудокопы, и они кого-то тащат, выкрикивая при этом угрозы. Их плащи с капюшонами были полностью покрыты снегом, что свидетельствовало о значительном расстоянии, которое им довелось пройти во время снегопада, возможно от самой вересковой пустоши, но из-за охватившего их волнения и гнева они нисколько не обращали внимания на непогоду.
Рядом с Гвином появился Габриэль, которого послал шериф, чтобы посмотреть, что происходит.
- Силы небесные! Что происходит, Гвин? – Пробормотал он, глядя на приближающуюся толпу, которая тащила человека на верёвке.
- Я не знаю, но это действо мне не нравится.
По мере того как толпа приблизилась к площади, рудокопы, которые только что покончили с чеканкой своего олова, присоединились к ним, а также появилось ещё много вышедших из пивных на шум. Некоторые из них, что пили самого утра, уже порядком набрались. После общения с прибывшими, они все присоединились к ним. Ко времени, когда толпа добралась до площади, она насчитывала порядка ста голов, суетящихся вокруг незадачливого пленника в центре.
- Вы должны что-то предпринять, Габриэль! – Обратился Гвин к приятелю.
- У меня тут лишь горстка людей – хватит только, чтобы сопроводить шерифа в Лидфорд, - с опаской сказал сержант.
Теперь чернь почти заполнила небольшую площадь, продвигаясь вперёд к павильону, в котором проходила чеканка. Габриэль по краю толпы направился к Ричарду де Ревеллю, чтобы охранять его и получить указания. Гвин последовал за ним, его огромные плечи проложили путь сквозь возбужденную толпу. Несколько человек пытались ему препятствовать, но он, используя свои кулаки, живо растолкал их в стороны.
Толпа остановилась у верёвки, что была натянута перед павильоном, и быстро заполнила всё пространство перед ним. Добравшись до верёвки, Гвин увидел побледневшего де Ревелля в задней части павильона рядом с хозяином Лидфорда. Габриэль и его горстка солдат сгруппировались вокруг них, их глаза беспокойно блестели из-под шлемов. Они не надели кольчуг, - только вываренные кожаные кирасы с нашитыми на плечах железными пластинами, их руки нервно опустились на рукоятки палашей.
Чиновники пробирной инспекции отказались от каких-либо попыток продолжить свою работу и также отошли к задней части павильона. Тут в толпе произошло внезапное движение, и впереди появилась растрёпанная фигура. Его руки за спиной были перетянуты верёвкой, другой конец которой держал дородный рудокоп. Двое других вытащили его за плечи вперёд, и теперь он стоял, пытаясь высвободить стянутые запястья. Как заметил Гвин, ещё один сильно пьяный мужчина вышел из толпы и ударил задержанного по лицу.
- Вот эта сволочь, которая во всё виновата – и кровавый убийца в придачу! – Прокричал он и скрылся в толпе.
Теперь Гвин смог ясно разглядеть мужчину, которого приволокли рудокопы. Тот вызывающе стоял перед павильоном, его растрёпанные волосы были запорошены снегом, губы были разбиты, из угла рта тёкла кровь.
Это был высокий исхудавший человек, с седыми волосами вокруг худого, дикого вида лица. По его виду Гвин сразу прикинул его возраст - свыше шестидесяти лет, и, несмотря на измождённый вид, он выглядел достаточно сильным, имел грубую обветренную кожу, что говорило об образе жизни этого жителя Дартмура. То, что это не мог быть ни кто иной, как сумасшедший сакс - Иселфрис, - подтверждалась звучащими со стороны толпы криками и насмешками.
- Вот он, шериф! Это Иселфрис, Бог шельму метит! Ты лорд Хранитель, поэтому тебе решать его судьбу - или мы сделаем это сами, - крикнул высокий чернобородый рудокоп из Лидфорда.
За его призывом последовал взрыв возгласов, являющий смесь насмешек и угроз, направленный не столько де Ревелля, сколько на сакса.
Растерявшийся от неожиданности шериф стоял в нерешительности. Пока он, казалось, проглотил язык, Джеффри Фиц-Петерс, имевший свой собственный взгляд на должность лорда-Хранителя, наместничества, шагнул вперёд и встал перед рудокопами.
- Может кто-то объяснит, что случилось? Где вы нашли этого человека?
Иселфриса так толкнули сзади, что он пошатнулся и упал на колени в снег. При этом он сохранял достоинство, молча с вызовом уставившись вверх на Фиц-Петерса.
- Наконец-то попался! – Закричал один из тех, кто держал сакса за руки. – Хотел топором поломать отстойный жёлоб, выше Скорхилла на Северном Тене, в трёх милях от города!
- Мы хотим повесить его прямо сейчас, Хранитель. Если хотите, вы можете провести над ним суд, но через час он будет висеть, хотите ли вы этого или нет! - Провозгласил чернобородый.
Его призыв был поддержан другими обвинениями Иселфриса и ещё более кровожадными требованиями.
Это точно он убил Генри из Таннафорда! - Выкрикнул один. Другие кричали, что он также должно быть убил хозяина большинства рудников, Уолтера Кнапмана, и ещё больше криков напоминали случаи повреждений на их участках за последние годы и во всё винили сумасшедшего сакса.
Настроение толпы с каждой минутой становилось всё более угрожающим. Подзуживая друг друга толпа всё больше напирала на верёвочное ограждение перед павильоном для чеканки, опоры которого зашатались под напором толпы и кучей снега, которым засыпало крышу временной постройки. Джеффри Фиц-Петерс решил, что сейчас не время разыгрывать из себя героя или кандидата на должность Хранителя, и отступил назад, туда, откуда выглядывал шериф, под охраной сержанта и солдат, сомкнувшихся вокруг него.
- Вы должны что-то им сказать, Ричард. Они в скверном настроении, - посоветовал Джеффри, понизив голос. Схватив за руку, он потянул де Ревелля вперёд, и шерифу ничего не оставалось, как общаться с толпой.
- Какие у вас доказательства? - Крикнул он, стараясь перекричать толпу. – Его на самом деле поймали при порче имущества?
Несмолкаемая какофония криков подтверждала вину сакса. С обеих сторон Иселфриса, который к тому моменту встал на ноги, стояли по два человека. Он попытался что-то сказать, но стоящий слева рудокоп нанёс ему ещё один удар в челюсть, заглушив тем самым признание или отрицание вины.
Струхнувший де Ревелль лихорадочно соображал, как выбраться из этой ситуации. Он знал об озлоблении, которое рудокопы испытывали к нему лично, опасался открытого нападения. если он прикажет им разойтись. У него здесь была лишь горстка солдат, которые не могли противостоять сотне озлобленных рудокопов. Его мало утешало, что за смерть шерифа участники бунта будут наказаны, рисковать собственной жизнью ради справедливости он не имел ни малейшего желания. Тем не менее, он решил сделать символический жест в сторону соблюдения законов.
- Если он сделал то, в чём его обвиняют, то его нужно доставить в суд Графства – или даже в королевский суд! – Крикнул он в толпу, забыв свою обычную антипатию к королевскому правосудию. Его слова были встречены насмешками, шипением, свистом и злобными выкриками, которые стали ещё более угрожающими. Толпа снова подалась вперёд и на этот раз верёвка, отделявшая толпу от павильона, порвалась, и смутьяны оказались внутри.
Де Ревелль быстро отступил и, в отчаянии пожимая плечами, повернулся к Фиц-Петерсу.
- Сейчас они не в состоянии кого-то слушать, - сказал он.
Гвин наблюдал за происходящим с растущим чувством беспокойства, жалея, что тут нет грозного коронера, чтобы контролировать ситуацию. В отсутствие де Вульфа он чувствовал себя обязанным сделать всё возможное и двинулся к людям, которые держали Иселфриса.
Прежде, чем он добрался до них, похитители начали избивать старика, требуя от того признаться. В конце концов, сакс смог отскочить от мучителей и, сплюнув накопившуюся во рту кровь, чётким глубоким голосом, котором не было слышно ни малейшего признака страха, стал признаваться.
- Да, норманнские свиньи, я признаюсь! Признаюсь, что являюсь потомком хозяев этой земли, который жили здесь, пока не пришли французские бандиты, которые украли её! Признаюсь, что люблю эту землю, на которой мои предки жили многие столетия. – Продолжить ему не дали, кто-то ударил его по голове, и Иселфрис зашатался.
Тут сочувствовавший саксу Гвин не выдержал и, как бык, бросился расталкивать клубок тел, которые накинусь на старика.
- Немедленно прекратите! - Прогремел он. – Прежде чем судить человека, надо его выслушать!
- Чёрт возьми, да кого ты из себя воображаешь! – Закричал разъяренный чёрнобородый рудокоп.
- Помощник коронера – коронера короля Ричарда! - Гвин выглядел достаточно грозно, он был выше на полголовы большинства рудокопов, среди которых хватало здоровяков. Но они были не в состоянии воспринимать разумные аргументы, и даже страх перед наказанием никого не мог остановить.
- Убирайся с дороги, это не дело коронера. У нас, на рудниках, свои законы, - прорычал один из державших сакса мужчин.
- Ваши законы не касаются убийств и увечий. Убийцы отвечают по королевскому закону, и вы ето должны знать. Спросите шерифа. - Он вам скажет, - Гвин повернулся и махнул рукой туда, где спрятался де Ревелль.
Неохотно де Ревелль кивнул.
- Он прав, но я уже говорил вам об этом.
Эти слова были встречены градом насмешек, и здоровяк с торчащими бородой и усами толкну Гвина в грудь.
- Проваливай отсюда, будь ты проклят! Не вмешивайся в то, что тебя не касается.
Корнуоллец быстро схватил буяна за шею, развернул его и сильно ударил по почкам, отчего тот, как подрубленный, упал на истоптанный снег. Толпа накинулась на Гвина и откинула его назад, в то время как бородач с трудом поднялся на ноги.
Внезапно за спиной Гвина блеснула сталь кинжала, вытащенного из-за пояса. С яростным воплем бородач бросился на корнуолльца, нацелив нож тому в сердце. Толстая кожа телогрейки Гвина сдержала удар, и, хотя нож пробил кожу и мышцы, но не глубоко. Заревев от ярости, Гвин раскидал висящих на его руках людей, и схватил запястье с кинжалом, другой рукой ударил чернобородого в голову чуть дальше уха. Мужчина рухнул в слякоть под ногами и больше не шевелился. Затем огромная толпа накинулась на Гвина, который никак не мог им противостоять. Он упал на землю и исчез под прессом тел рудокопов, желавших забить его до смерти.
Как это часто бывало, выпавший снег в Дартмуре означал то, что в Эксетере будет идти дождь. Утром Джону де Вулфу пришлось идти по делам под непрекращающимся холодным дождём, который быстро намочил его плащ и превратил улицы в липкую трясину грязи. Прошлой ночью он настолько устал, что завалился на кровать, не имея сил даже отвечать на обычное нытье Матильды. Он вкратце рассказал ей о том, что случилось с Томасом, а её ответ порази его своим цинизмом: она сказала, что её это бы заинтересовало только в случае, если бы попытка самоубийства удалась.
Ещё до того, как он позавтракал, прибыл один из городских приставов, чтобы сообщить о результате несчастного случая на причале, где сломалось колесо воловьей телеги с грузом из Канна, которая придавила плотника. Джон пошел осмотреть место происшествия и на тело погибшего, но ему не хватало Гвина для сбора людей, а без Томаса невозможно было составить протокол, и потому он решил отложить дознание, пока не будет знать, когда писарь сможет вернуться к своей работе.
Думая об этом, с причала он направился к больнице Святого Иоанна, чтобы проведать своего маленького писаря. Джон де Алансон уже был там и,к собственному удовлетворению, де Вулф с удивлением обнаружил, что настроение де Пейна заметно улучшилось, хотя на его покрытом синяками теле трудно было найти здоровое место.
- Он может идти домой, когда он сам почувствует себя в силах, - ободряюще сказал брат Саулф. – У него нет серьёзных повреждений. Шок прошёл, у него нет сломанных костей, только ушибы, которые будут болеть ещё пару дней. После того, как архидиакон сказал ему про чудо, он стал чудесно поправляться.
Когда два Джона вышли из монастыря и немного вместе прогулялись, коронер сказал, что рад видеть заметное улучшение в состоянии своего работника.
Де Алансон улыбнулся, его голубые глаза светились на его худом аскетического вида лице.
- Хотя я действительно считаю, что подобные спасения случаются по воле Всевышнего, должен признать, что слегка преувеличил этот момент, чтобы успокоить племянника. Его убежденность в том, что его чудесное избавление является знаком свыше, значительно облегчили его душевное состояние.
Коронер улыбнулся своему другу.
- Благодарю Бога за это, Джон. Но скажи, существует ли хоть малейшая надежда на то, что его вернут в ряды церковников?
- Не сейчас. И, конечно, не в Эксетере, пока здесь заправляет сам знаешь кто.
- Скажу открыто, хотя мне жаль Томаса, но без его умений я бы просто пропал, - размышлял де Вулф вслух, - Так что давай посмотрим, что будет через год или около того. Может быть, в конце концов, он сможет вернуться в Винчестер.
Они расстались в переулке Мартина, где коронер взнуздал Одина и выехал за пределы городских стен к виселице на улице Магдалены. Здесь он присутствовал на двух казнях, что проводились по пятницам. Один из преступников, который украл у бродячего торговца кошелёк с четырнадцатью пенни – на два больше, чем установленный законом шиллинг, являющийся граничной суммой, определяющей наказание в виде смертной казни. По нему ещё возник спор по выбору способа казни, так как его надо было обезглавить за сопротивление при задержании, или повесить за тяжкое преступление. Графский суд Ричарда де Ревелля вынес приговор «повесить», так как эта казнь обходилась казне дешевле. Так как этот преступник не имел никакого имущества, Джон не испытывал к нему никакого интереса, кроме записи события казни в свитке.
Вторым казнили ткача, который, в порыве гнева, пытался задушить жену, когда застал её во время прелюбодеяния с собственным братом. Де Вулф изо всех сил старался затянуть процесс, пока Эксетер не посетит выездная сессия королевского суда, но как обычно ожидание растянулось на месяцы и ничто не предвещало скорого прибытия судей, поэтому шериф и мещанство настояли на рассмотрении дела в графском суде. Так как ткач имел дом и мастерскую, Джону предстояло оценить и зафиксировать его имущество. Прибывшие королевские судьи на основании описи решат, какую сумму следует изъять в пользу короны и какую – если ещё что-то останется – оставить семье грешной вдовы, Но сейчас, без Томаса, он мало что мог сделать: его собственные навыки обращения с пером и чернилами по-прежнему оставались незначительными.
На обратном пути от виселицы, он прошёл мимо южных ворот и дальше через поля и сады до Водозаборных ворот, которые располагались в углу городской стены, в верхней части склона, и вели к набережной. Отсюда коронер отправился в дом Мэтью Кнапмана, где обнаружил торговца оловом, Питера Джордана и плотника – дородного сакса. Они распределяли по штабелям слитки серого олова, которые только что прибыли после вчерашней чеканки в Чагфорде. Другие слитки, чистые и блестящие, после переплавки, хранились отдельно и были готовы в вывозу.
- Есть ли какие-нибудь новости из Чагфорда или Дансфорда? - С тревогой спросил Мэтью, отправив перед тем плотника на задний двор.
Коронер покачал головой.
- Я надеялся узнать от вас что-нибудь относительно завещания. Я думаю, завещание вашего брата прольёт свет на то, кто больше всего выгадает от его смерти.
Питер, одетый в аккуратную коричневую блузу и длинный кожаный фартук, ответил за своего хозяина.
- Мы ходили к адвокату Роберту Коутерману, но он ничего нам не сказал. Мы должны ждать, когда соберётся вся семья.
- Когда же этого ждать?
- Мы думаем, что это должно быть в воскресенье, когда вдова приедет в Эксетер для этого. Нет сомнений в том, что с нею будут её проклятый брат и мать, - добавил он, с плохо скрываемой горечью.
Де Вулф заметил, что свою мачеху он назвал «вдовой», не назвав её по имени. В этой семье все настроены против всех, подумал он, где в борьбе за лучший кусок, все готовы вцепиться друг другу в глотки. Джон хотел успокоить Мэтью, который внешне казался больше озабоченным поиском убийцы Уолтера, чем завещанием, но коронер не имел никаких новостей для него на этот счёт.
- Я оставил своего помощника в Чагфорде, чтобы разузнать какие-либо новости, которые могут всплыть во время чеканки. Он должен вернуться сегодня вечером, так что я дам знать, если случилось ещё что-нибудь.
Вернувшись в тесную, холодную каморку на верху сторожевой башни Ружмона, де Вулф кропотливо написал на кусочке пергамента имена двух повешенных и жертвы несчастного случая, чтобы не забыть их к тому времени, когда вернётся Томас, и он сможет продиктовать полный отчет. Было позднее утро, небо, окрашенное в цвет грязного олова, после первой плавки, продолжало извергать из себя дождь, при такой погоде без особой надобности выходить не хотелось. Подойдя к нише в грубой каменной стене, коронер взял глиняную кружку и заполнил её из стоящего на полу бутыля Гвина. Без помощников, которых можно было послать в лавки, у него не было ни хлеба, ни мяса, ни сыра. Сидя в одиночестве в холодной каморке, с кислым сидром в кружке, Джон подумал, как ему не хватает их компании, хотя их постоянные пререкания часто раздражали его.
Он надеялся, что Томас скоро поправится и вернётся на службу; без надлежащего учета деятельность коронера стала бы хаотичной и, действительно, бесполезной, ибо основной функцией де Вулфа было фиксировать все правовые факты для королевских судов. Он всё ещё переживал, как справляется со своими обязанностями новый коронер, Теобальд Фитц-Иво, не имевший опыта и, по мнению де Вульфа, не пригодный к этой работе в виду природной тупости.
Допив сидр, де Вулф сидел, согнувшись над столом, лениво барабаня пальцами по грубым доскам. Без Томаса он ничего не мог делать, а сидр напомнил ему о пустом желудке. Перспектива сидеть за обедом в собственном зале напротив Матильды его не воодушевляла, но тут явился дьявол, чтобы, сидя на его плече, прошептать ему в ухо «Ветка плюща».
Покинув Ружмон, ноги коронера сами принесли его к Пустому переулку, но, подойдя к краю участка, на котором стояла таверна, он почувствовал себя неуверенно. Для целеустремленного человека, в привычке которого было принимать быстрые и твёрдые решения, подобная нерешительность была чужда. В душе он проклинал свои сердечные дела и зов плоти, которые подрывали его силу воли. Стоя на мокрой дороге, как долговязая чёрная цапля, Джон смотрел на двери «Ветки плюща», в надежде, что сейчас на пороге появится Неста, чтобы он мог поговорить с ней без любопытных глаз и наглой ухмыляющейся физиономии Алана Лайма. Но когда в таверну заходили новые клиенты, переступая порог двери, никаких признаков его бывшей любовницы не было – чего и следовало ожидать, сказал он себе сердито. Она всегда работала внутри, на кухне или в пивоварне или в своей комнате на верхнем этаже. Мысль о маленькой комнате наверху и трижды проклятом Алане, занимающем французскую кровать, которую купил коронер, заставило его скрежетать зубами от ревности.
Простояв пять минут на улице, как влюбленный юноша, де Вулф встряхнулся и медленно прошёл мимо таверны, надеясь, что в этот момент появится Неста и бросится в его объятия. Ничего подобного не произошло, и, чувствуя себя глупо, он прошёл к другому концу переулка, потом повернулся и медленно повторил свой манёвр. К тому времени, когда он вернулся к первоначальному месту, Джон был в ярости, злясь, в основном, на самого себя за глупое, мальчишеское поведение. Рыцарь, королевский коронер и ветеран бесчисленных войн, прячась на задворках улицы, выслеживает любовницу, которая отвергла его!
- К чёрту, - пробормотал он вслух, обращаясь к копошащимся в мусоре у его ног крысам. - Я вполне могу поесть в «Золотой лани».
Перекусив чуть позже большим мясным пирогом, который запил двумя квартами эля, он чувствовал себя несколько лучше, решив, что пора забыть рыжую валлийку, как текущую под мостом воду. Он начал подумывать о поездке в Долиш к любезной Хильде – и даже задавался вопросом, стоит ли съездить в Солкомб, где жила одна приятная вдова, которую он не навещал больше полугода.
К середине дня, после очередного кувшина эля, Джон собрался идти назад к замку, чтобы практиковать свои уроки, которыми последнее время пренебрегал. Он посещал одного викария из собора, который учил его чтению и письму, также с ним занимался Томас де Пейн. Из-за возраста Джону тяжело давалось образование, его успехи были незначительными, но он твёрдо решил приложить больше усилий, чтобы овладеть грамотой.
Коронер вышел из таверны и с удовольствием заметил, что дождь прекратился, и он пошёл вверх по улице навстречу потоку, словно рассекающий волны корабль. Мимо его ног на бойню гнали стадо овец, и тут Джон увидел за ними знакомую фигуру. Он остановился в удивлении, и когда Томас подошёл к нему, бережно взял его под руку.
- Томас, что ты делаешь? Когда я увидел тебя сегодня утром, ты лежал пластом в обители Святого Иоанна.
Измученный и угрюмый маленький писарь плотно прижался к локтю своего спутника.
- Я в синяках, но в состоянии передвигаться, коронер. Брат Саулф сказал, что я могу вернуться домой, если почувствую себя достаточно хорошо. Думаю, завтра я смогу вернуться к своим обязанностям.
Де Вулф усмехнулся, ибо этот маленький тщедушный человек своей упрямой решимостью поднял его собственные душевные силы.
- Ты как Лазарь воскрес из гроба – или, в твоём случае, из постели больного. Но не торопись с работой, Томас, - хотя, должен признаться, мне очень не хватает твоих умений.
Измождённое лицо Томаса засветились от удовольствия от похвалы хозяина, которому он был многим обязан.
- Рука, которой я держу перо, в порядке, коронер. Когда мой дядя, архидиакон, сказал мне, что я испытал маленькое чудо – Божий знак, я понял, что моё дело не безнадежно. - Он поморщился, осенил себя крёстный знамением.
Томас захромал к собору, а повеселевший от перемены настроения своего писаря де Вулф отправился обратно к Ружмон. В каморке над воротами замка он в течение часа занимался латынью. Медленно и тихо его губы произносили звуки и слова, которые викарий и Томас написали для него. Затем он кропотливо практиковался в написании простых фраз, используя одно из запасных перьев своего секретаря и чёрные чернила.
В конце концов, выпитый в таверне эль и скучная латынь сморили его, и он заснул прямо за столом.
Его разбудило робкое постукивание по доскам стола прямо перед его носом. Когда он сонно открыл глаза, то увидел перед собой молодого солдата из караула, за которым, у закрытого мешковиной дверного проёма, стоял смутно знакомый пожилой человек.
- Этот человек говорит, что должен срочно с вами поговорить, коронер, - заикаясь, произнёс солдат и отступил назад, чтобы позволить приставу выйти вперёд, ибо Джон узнал его, как Джастина Грина из Чагфорда. Внезапно полностью проснувшись, с предчувствием неприятностей, де Вулф жестом указал человеку на пустой стул напротив.
- Что случилось? Где мой человек, Гвин? - Спросил он.
Судебный пристав, промокший до нитки, так как путь до Эксетера ему пришлось проделать под потоками дождя, с тревогой посмотрел на коронера. Запинаясь, он рассказал о том, что случилось в Чагфорде, наблюдая, как с каждой фразой рос испуг де Вулфа.
Пристав рассказал, что рудокопы схватили Иселфриса при попытке диверсии на оловянных разработках и притащили в Чагфорд, где обвинили в убийстве Генри из Таннафорда и Уолтера Кнапмана. После того как Иселфрис похвалился своими проделками на рудниках, его стали избивать. Гвин попытался вмешаться, но был избит и попал в очень неприятную ситуацию.
- Он что, сильно пострадал? - Прервал пристава де Вулф, вставая на ноги.
Пристав покачал головой.
- Он потерял сознание, но вскоре оправился, хотя получил много ссадин и ушибов. Но человек, которого он ударил, всё ещё не приходил в себя, когда я выехал, и я боюсь, что он может умереть. Рудокопы же задержали вашего человека.
Джастин Грин объяснил, что Гвин слегка ранен кинжалом, а затем продолжил рассказ, как толпа повесила старого сакса прямо на балке павильона для чеканки.
А где был шериф, когда это безобразие происходило? - Взревел коронер.
- Рудокопы требовали, чтобы он изобличил и осудил Иселфриса, как их лорд – Хранитель рудников - но он не хотел. Но при этом также не попытался препятствовать самосуду, так как имел всего лишь полдюжины солдат против толпы взбесившихся рудокопов.
- Остальные солдаты вернулись с комендантом несколько часов назад, - вставил слово стоящий сзади молодой солдат.
Де Вулф в ярости опрокинул скамейку и прошёл в центр помещения.
- Чёрт! Этот шериф просто забытый Богом трус! Он должен был попытаться остановить их. Парламент рудников не обладает юрисдикцией в отношении насильственных преступлений.
- Именно это кричал рудокопам ваш корнуоллец - и получил удар ножом в бок.
- Где он сейчас?
- На пути к Лидфорд, привязанный к телеге с человеком, которого он ударил. Шериф со своими людьми, с сэром Джеффри Фиц-Петерсом и рудокопы со всего Лидфорда едут с ними.
- Зачем, во имя Пресвятой Богородицы, они едут в Лидфорд? – Спросил ещё более возбуждённый де Вулф.
- Рудокопы настояли, чтобы корнуолльца поместили в новую тюрьму в Лидфорде, а шериф не стал возражать. Они требуют, что если побитый Гвином рудокоп умрёт, то его надо повесить за убийство.
Джон застонал – уже начало вечереть, а до Лидфорда от Эксетера было добрых тридцать миль от Эксетера. Он мог сразу выехать, но до темноты далеко не уедешь.
- А кто направил тебя сюда, с этими новостями? - Он подумал, что, конечно же, шериф не хотел бы афишировать свою никчемную роль в этом деле.
- Сержанту Габриэлю удалось тайно поговорить со мной во время замешательства, когда рудокопы вешали сакса. Он хотел довести до вас серьезность ситуации, в которой оказался ваш человек.
- Меня не нужно убеждать в этом, но всё равно – очень благодарен за информацию. Когда эти горячие головы должны добраться до Лидфорда?
- Они направились туда вскоре после полудня, а это около восемнадцати миль от Чагфорда. Двигаются они довольно медленно, но, думаю, что до темноты должны туда попасть.
Де Вулф молча смотрел в одну из оконных щелей, продумывая свои действия.
- Я поеду туда сегодня, проеду, сколько смогу, до темноты, а затем, с рассветом, продолжу путь, - произнёс он. - Ты можешь переночевать здесь таверне, а затем вернуться домой, с моей благодарностью.
Он уже снимал со стены свой плащ и меч.
- Я возьму верховую лошадь в конюшне гарнизона. Так будет быстрее, чем на моём тяжёлом боевом коне.
Де Вулф подошёл к двери, на ходу одевая через плечо перевязь.
- И да поможет им Бог, если мой помощник пострадает!
Комментариев нет:
Отправить комментарий