Бернард Найт - «Мрачный жнец» Глава 8

Бернард Найт - «Мрачный жнец»
(Коронер Джон -6)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В которой Коронер Джон посещает архидьякона

Три рутинные казни прошли прошли без происшествий, и даже рыдания и крики близких родственников были относительно приглушенными по сравнению с обычно случавшимися истерическими потасовками. Небольшая толпа бесстрастно взирала, когда петля верёвки затягивалась вокруг беспомощной шеи, после чего звучал хор из «оо» и «ааа», разбавленный несколькими издевками, смешанными с воплями родных. К женщине, которая зарезала своего мужа, когда больше не могла терпеть его постоянные побои, которые он устраивал всякий раз, когда напивался, что бывало почти каждый день, было проявлено сострадание: её повесили первой, чтобы ей не пришлось видеть, как дёргаются в агонии другие преступники.

Иногда, в зависимости от привычек палача, преступников сталкивали с лестницы, прислоненной к балке, но сегодня использовалась тележка. Трижды её подгоняли под балку виселицы, где палач набрасывал на шею жертвы петлю. Осуждённые стояли на доске, установленной на высоких боковых бортах телеги, и, когда привычного к этой процедуре вола слегка подстёгивали, животное послушно двигалось вперёд, телега уходила из-под ног несчастного и он проваливался в пустоту и начинал жутко дёргаться, что обычно милосердно прерывалось кем-то из родственников, выбегавшим из толпы и отчаянно тянувшим за ноги.

Джон де Вулф бесстрастно наблюдал за всем этим, а затем диктовал имена, место жительства преступника и детали преступления Томасу, который заносил всё это на свой пергамент, а также список мирских товаров, если таковые имелись, конфискуемых в пользу Короны.

Когда представление закончилось, толпа отправилась по домам, оставив тела висеть до заката, что предписывалось законом. Обезумевшие родственники оставались на месте, чтобы забрать их для захоронения, поскольку только трупы преступников, совершивших самые ужасные преступления, такие как измена королю, запирались в железной клетке и висели в течение нескольких недель или месяцев, пока вороны не разорвут эти разлагающиеся останки на куски.

Де Вулф и Гвин вернулись к Южным Воротам, Томас следовал за ними, бормоча молитвы и время от времени осеняя себя крестным знамением. Когда они вошли на соборную территорию и объяснение с Матильдой становилось неизбежным, шаги коронера стали медленнее. Томас отправился в своё жилище в Ряду Каноников, а Гвин, чувствуя болезненную озабоченность Джона, пробормотал какое-то оправдание, отошёл от церкви Святого Мартина и исчез в поисках ближайшего кабака.

Тяжёлыми шагами де Вулф подошёл к своей входной двери, как к заклятому врагу, не обратив внимания на священнослужителя, который стоял у входа в маленькую церковь напротив.

Хотя де Вулф обычно не замечал его, Эдвин из Фрома отмечал приходы и уходы коронера. Его церковь часто пустовала, и у него было достаточно времени, чтобы спрятаться за дверью и наблюдать за всеми, кто проходил мимо, занимаясь своими делами.

Священник прихода святого Мартина был необычен тем, что был саксом. Хотя различия между норманами и саксами становились всё более размытыми, многие люди с обеих сторон всё ещё относились к этому серьезно. Различия во внешности некоторых чистокровных мужчин и женщин обеих народов, по-прежнему, поражали, а их имена говорили о сохранившемся расколе.

Эдвин из Фрома имел классическую внешность сакса - высокий, светлокожим мужчина со светлыми, почти жёлтыми волосами, хотя из-за выбритой тонзуры и от них оставался лишь ободок. Родился он в Сомерсете тридцать пять лет назад, его прадед был одним из немногих саксов, которым удалось сохранить свою землю после вторжения.

В семь лет его отправили в школу аббатства Бата, где он пересекался с Адамом Долом. Возможно, именно поэтому проповеди они проподили в одном стиле - с постоянным акцентом на огонь и серу, хотя Эдвин был более сдержан, чем разглагольствующий жрец Ступеней-Святой-Марии. Хотя у него в душе горел огонь крови сакса, он не испытывал ни малейшего недовольства, в отличие от Джулиана Фулку или Адама по поводу отсутствия перспектив повышения в церковной иерархии. Он был доволен своей скромно жизнью в маленькой церквушке Святого Мартина и очень хорошо понимал, что в таком норманнском анклаве, как иерархия собора Эксетера, его приход для сакса является большой удачей. Недовольство Эдвина лежало в другой плоскости: он был одержим интересом к Священному Писанию. Хотя каждый священник должен почитать, изучать и любить Библию, но его преданность ей была ненормальной по любым меркам.

Он был хорошо начитан, хотя и не отличался высоким интеллектом. Эдвин полагал, что каждое слово, каждый слог Вульгаты - это собственное высказывание Бога, и он не мог ни понять, ни принять, что все его собратья, даже многие священники, не чувствовали то же самое. Он знал практически каждое слово своей собственной потрепанной копии наизусть, и несколько раз его огорчало - почти сводило с ума - когда он обнаруживал, что другие копии не идентичны его собственной. Логическая часть его разума согласилась с тем, что переводы могут отличаться от оригинала на греческом языке, а также то, что книжники, которые кропотливо писали каждую копию, иногда допускали ошибки, которые затем увековечивались и добавлялись другими переписчиками.

Но затем в его мысли постепенно вкралась волнующая тревога о том, была ли его собственная копия истинным Словом Божьим или надо искать какую-то другую версию, а поскольку было много разных версий, то как найти из них истинную и отвергнуть ложные? Хотя он хорошо говорил по-нормански, по-французски и по-латыни, его любимым языком был его родной средний английский - поэтому, когда он понял, что было также много местных версий Писания, а также латинской Вульгаты, существование «неправильных» писаний почти сводило его с ума! Эта проблема стала доминировать в его жизни, и убедительные проповеди, произносимые им своей скудной общине, неизбежно скатывались к беззаконию людей, которые допускали извращения Слова Божьего ложными Евангелиями.

Вскоре немногие его прихожане стали уставать от этой темы, и многие из них стали посещать другие городские церкви, тем более, что три из них находились поблизости.

Эдвин время от времени понимал своё состояние и что его одержимость вредит ему самому. Для собственной безопасности он теперь редко отклонялся от маршрута между своей церковью и своей комнатой на Престон-стрит: он часто испытывал почти непреодолимо желание останавливать людей на улице и потребовать от них дословного знания Священной Книги. Несколько недель назад он встретил нищего монаха, который проповедовал кучке любопытных торговцев на суконном рынке. Несчастный лектор случайно цитировал отрывок из Деяний Апостолов, когда проходил Эдвин, - но, согласно версии Эдвина, он неверно процитировал три слова. В одно мгновение священник-сакс схватил монаха за горло и повалил его на землю, крича, что он должно быть послан антихристом, чтобы ввести в заблуждение честных людей. Чрезвычайно довольные свидетели оттащили его от ошеломленного проповедника и выгнали с рынка.

 Викарий соборного хорала видел этот необычный случай и нашептал о нём архидьякону, после чего тот отчитал и строго предупредил Эдвина. Он ожидал, что рано или поздно нарвётся на более суровое наказание, учитывая то, что с ему, саксу прощения в нормандском мире не будет.

Все эти мысли вспыхнули в его голове, когда он отвернулся от двери и тупо уставился на внутреннюю часть своей маленькой церкви.

Обед, как и ожидал Джон, оказался испытанием. Вначале за столом царила мёртвая тишина, Матильда, одетая в чёрное, которое одевала только на похороны, бесстрастно ела, не отрывая глаз от миски и блюд. Его попытки завязать разговор она проигнорировала, но по многолетнему опыту он знал, что это затишье перед бурей. Даже Брут понимал, что что-то не так, и тихо лежал перед потухшим очагом, осторожно посматривая одним глазом на хозяина. Мэри входила и выходила почти на цыпочках, её подмигивание из-за кресла Матильды вовсе не подбадривало коронера.

Де Вулф ещё не сильно проголодался после обильного завтрака, но для порядка он жевал тушеную рыбу и протёртую вареную репу с обжаренным в масле луком. Когда горничная убрала миски и принесла нарезанный толстыми ломтями хлеб и кусок сыра, Джон почувствовал, что плотина вот-вот прорвётся, и попытался предотвратить неизбежное.

- Произошло ещё одно странное убийство, - сказал он. - И снова виновником должен быть священник.

Матильда медленно подняла лицо, обрамлённое белым льняным покрывалом и складкой на шее.

- Странное? Да, странно, что это произошло во дворе таверны «Ветка плюща». - Слова вырвались изо рта, такие же беспощадные, как ловушка для крыс.

- Это была шлюха из Лондона, - продолжал он упрямо.

- Итак, две шлюхи в этой таверне. Я не сомневаюсь, что теперь твои расследования часто будут направлять тебя туда.

Далее диалог проходил по знакомой схеме, всё время поднимая градус. Матильда всё больше злилась, её голос звучал всё громче и быстро перешёл на крик. Де Вулфа тоже разозлился и, через несколько минут, они стали кричать друг на друга, интригуя случайных прохожих под их ставнями в переулке Мартина.

Ссора закончилась обычным образом: де Вулф встал и с треском отставил стул.

- Я не намерен здесь оставаться, где меня постоянно оскорбляют, - проревел он. - Я пошёл в «Ветку плюща», чтобы осмотреть труп убитой, - это моя обязанность, которую ты побудила меня возложить на себя. Но если ты намерена по этому поводу скандалить, то я вполне могу подтвердить твои обвинения, потому что я ничего не добьюся, отрицая их!

С каменным лицом он подошел к двери зала и захлопнул ее за собой, оставив Матильду за столом с красным лицом, но не раскаявшуюся. В вестибюле, где за тяжелой уличной дверью открывался проход во двор, он обнаружил, что Мэри ждёт, держа в руке его короткий плащ.

- Я догадывалась, что вам очень скоро понадобится это, - прошептала она с понимающим блеском в глазах.

Он перекинул плащ через плечо и протянул верхний угол через оловянное кольцо на правом плече.

- После этого она не станет со мной говорить несколько дней, - пробормотал он. - Хоть это утешение.

Когда он открыл железную дверь и исчез в переулке, Мэри в отчаянии покачала головой.

- Что с тобой будет, Чёрный Джон? - пробормотала она.

На этот раз без каких-то колебаний де Вулф быстро направился к «Ветке плюща». Широкими решительными шагами он быстро прошёл по Пустому переулку и протолкнулся в переполненую сегодня таверну. Почти агрессивно он осмотрел зал, пока глаза не привыкли к мраку и дыму - Эдвин зажёг огонь в очаге, поскольку день был прохладный. Задняя дверь открылась и появилась Неста с подносом, заставленным мисками с едой. Отталкивая всех, кто стоял на пути, Джон прошёл через большую комнату к ней. Хозяйка гостиницы раставляла миски с едой на стол перед путешественниками, когда почувствовала, как две жилистые руки сжимают ее талию.

- Наверх - сейчас же! - Прозвучала грубая команда.

Обернувшись, она увидела де Вулфа, нависшего над ней, его тёмные глаза впились в неё.

- Я занята, Джон, - нерешительно запротестовала она. - Посмотрите, все хотят пить или есть!

- Неста, я голодал два месяца, - сказал он на валлийском языке и потянул её к широкой лестнице.

После нескольких символических протестов хозяйка позволила увести себя по ступенькам наверх, руки коронера всё ещё оставались на её талии. Де Вулф не обращал внимания на внезапно наступившее затишье в зале, повёрнутые головы и следовавшие за ними любопытные глаза.

Вверхее помещение пока пустовало, и через несколько секунд они оказались в её камнатушке, а засов был задвинут. Руки Джона соскользнули с талии и легли ей на плечи, и он притянул её к себе так, словно собирался втиснул её тело в своё, ребро в ребро. Он снял окутывавший её голову льняной платок и уткнулся лицом в каскад каштановых волос, которые вырвались наружу, пока её лицо не поднялось, чтобы найти его губы. Со стоном удовольствия он уложил Несту и лёг рядом с ней на широкую французскую кровать. В течение долгих минут он ничего не делал, только прижимал её к себе и душил поцелуями. Затем, будто по какому-то сигналу, полученному ими в одно и то же время, они начали тянуть за завязки одежды друг друга.

Несколько минут спустя, в зале комнате внизу, Гризволд Картер, один из постоянных посетителей «Ветки плюща», постучал по углу стола основанием своей кружки, а когда все повернули в его сторону головы, зашипел, чтобы все замолчали и картинно приложил руку к уху. Во внезапно возникшей тишине несколько человек услышали слабые, но отчётливые ритмичные удары головой о кровать и через неё в один из толстых опорных столбов, спускавшийся сверху через потолок.

Лица присутствующих засветились ухмылками, и все подняли кружки с пивом.

- Господи, храни его Бог - везёт же мужику!

Джон де Алансон уже слышал об убийстве шлюхи из «Сарацина», но с огорчением узнал от своего друга, что на её теле обнаружена ещё одна отсылка к Библии.

- Ты уверен, что эти отметины на лбу действительно означали именно то, что ты сказал - это часом не заблуждение моего бедного племянника?

Де Вулф покачал головой.

- Это читал не только Томас - помощник викария прочитал его первым. И был того же мнения.

Архидиакон, сидя за столом в своём доме в Ряду каноников, обречённо вздохнул. Он медленно провёл пальцем по деревянному кресту, висящему на шее, в поисках утешения.

- По крайней мере, у этого людоеда есть подходящая цитата для каждой ситуации, - шепотом пробормотал он. - Это страшная часть Книги Откровения - её святой Иоанн создал в наиболее пессимистичной и угрожающей форме. Я прочитал его сто раз и до сих пор не понимаю этого.

- Цитата может быть подходящей для ситуации - но этот дьявол также делает сцену подходящей для цитаты, - возразил де Вулф.

- Каким образом?

- С Аароном он перевернул стол в комнате, чтобы обстановка соответствовала евангелию. Это не было частью нападения. А вчера вечером с женщиной он оставил возле её руки чашку с вином, чтобы соответствовать написанной версии, поскольку я уверен, что она не пила вино в тёмном заднем дворе «Ветки плюща».

Де Алансон задумался на мгновение, его худое лицо нахмурилось от беспокойства.

- Значит, наш убийца любит устраивать представления? Но это не даёт нам узнать, кто он такой.

Коронер потягивал вино, которым угостил его друг, отличное французское вино, привезённое из Руана.

- Нам срочно нужны имена всех священников, за которыми замечены странности.

- Но, это может быть не священник в строгом смысле, Джон. В городе много мелких орденов - и непосвященных монахов, многие из которых хорошо обучены.

- Таких не так много - несколько в Святом Николасе и в больницах Святого Иоанна и Святого Алексия. Но я имею в виду всех людей Божьих, тех, кто умеет писать и знает Священное Писание.

- Это должен быть кто-то в городе, говоришь?

Де Вулф кивнул.

- Оба убийства совершены ночью, через несколько часов после наступления комендантского часа. В это время никто не мог войти в город и выйти из него.

Де Алансон поиграл чашей с вином и вздохнул.

- Нам нужно посоветоваться с теми, кто живёт в Эксетере намного дольше, чем я. Некоторые из более старых каноников прожили здесь почти всю жизнь и знают каждого священнослужителя в городских стенах. Мы должны предоставить это на капитул. - Он пообещал проконсультироваться с некоторыми из своих коллег - канониками, особенно с Настоятелем и Казначеем, и пригласил коронера посетить Дом Епископа после очередной встречи на следующий день.

- Вероятно, они будут настаивать на присутствии шерифа, - скривившись сказал де Алансон. И он, и де Вулф принадлежали к противоположной партии чем де Ревелль, Настоятель и даже сам епископ, когда дело доходило до пристрастия между королем Ричардом и принцем Джоном.

- Надеюсь, - взмолился архидиакон, - эта антипатия не распространится на расследование убийства.

Выходя из спартанской комнаты священника, де Вулф вернулся к тому, о чём говорил шериф.

- Ричард де Ревелль настойчиво подталкивает меня к мысли, что в это дело может быть вовлечён мой писарь. Конечно, ты не можешь поверить, что твой племянник может оказаться убийцей?

Де Алансон положил руку на плечо Джона.

- Я верю, что Бог такое не допустит. Тем не менее, он, безусловно, обладает навыками обучения и письма - и в последнее время он ведёт себя всё более странным образом. Но, без сомнения, ты можешь исключить его по другим причинам. Где он был, когда это случилось? И способен ли этот тщедушный человек убить двух здоровых людей?

Джон издал одно из своих двусмысленных ворчаний.

- Обе жертвы сражены внезапным ударом по голове. Любая девушка или даже сильный ребенок могли бы сделать это. И, нет, я понятия не имею, где Томас находился во время обоих убийств, хотя это касается почти всех граждан Эксетера, включая тебя самого.

За пару часов до вечерни священнослужители могли свободно делать то, что хотели. Более серьезные люди часто посещали больных или читали им Вульгату, другие пили и спали или стирали. Сегодня Ральф де Капра использовал это время, чтобы покинуть свою церковь в Бретани и уныло тащиться вдоль городской стены к Ступеням-Святой-Марии, с целью навестить своего ближайшего соседа по приходу - Адама Дола.

Де Капра делал это часто, хотя в последнее время его посещения исповеди стали нерегулярными: его проблема становилась всё острее. Каждый священник мог исповедаться другому, хотя Адам не раскрывал ушам де Капры свои прегрешения.

Войдя в прохладный неф, он обнаружил Адама на лестнице, занятого работой над одной из своих мрачных настенных росписей. Похоже, он добавил ещё одну маленькую головку к спутанному скопищу лиц, бьющихся в агонии. Адам не очень старался скрыть своё раздражение от того, что его отвлекли, но в конце концов неохотно спустился и коротко поприветствовал коллегу. Они стояли один напротив другого и резко котрастировали между собой: Адам был крупным, уверенным и доминирующим, а его коллега худым, неуверенны в себе и мрачным.

- Я хочу исповедаться, отец, - пробормотал Ральф.

Адам недовольно посмотрел на него.

- Снова? Прошло всего две недели, как ты был здесь в последний раз. У тебя всё та же проблема?

Ошеломлённый его приемом, де Капра опустил глаза и уставился на свои ноги. Реакция Адама вряд ли сулила грешнику утешение.

- Мне нужно поговорить с кем-то об этом. Я не отниму у тебя много времени.

С нетерпением Адам поставил поднос с красками на каменную скамью со стороны нефа и вытер руки о грязную рясу, которую он надевал для своих художественных работ.

- Хорошо, а то мне надо закончить эту голову до вечерни.

Он прошёл к крошечной ризнице за алтарём и вышел со столой из выцветшей парчи, обмотаной вокруг шеи, где она плохо гармонировала с испачканной краской одеждой. Стоя на ступеньке между нефом и маленьким алтарём, он сотворил крёстное знамение с энергией, более подходящей для удара мечом.

- Хорошо, давай покончим с этим, - приказал он.

Де Капра опустился на колени на каменные плиты перед ним. Он склонил голову и обхватил руками талию.

- Прости меня, отец, потому что я согрешил, - сказал он, затем начал тихое бессвязное бормотание, которое вскоре закончилось рыданиями.

- Говори, парень! И подними голову, я не слышу ни слова из того, что ты говоришь!

Голова де Капры медленно поднялась, и по лицу его скатились две слезы.

- Моя душа говорит мне, что я должен исповедоваться, но мой разум отрицает, что есть Бог, которому я могу исповедаться! - выпалил он.

Адам Дол посмотрел на него сверху вниз, его лицо потемнело от гнева.

- Тогда ты должен слушать свою душу, грешник, прежде, чем потеряешь её навсегда, - отрезал он. - Возьми себя в руки, парень! Ты рукоположенный священник, ты воспитан в вере, ты обучен церковным таинствам! Как ты можешь не верить всему, во что верил последние годы?

Ральф умоляюще посмотрел вверх, ища какое-то понимания в разъяренном красном лице, смотрящем на него сверху вниз.

- Я провожу свою жизнь, пытаясь поверить. Я выигрываю бой в течение часа, а затем снова зарождаются сомнения. Где Бог? Почему Он не даёт нам знамения? Почему Он допускает жестокость, боль, страдания, бедность, войны? Все, что мы знаем о Нём, передается устами людей или их записями в Вульгате. Где Сам Бог?

На мгновение Адам смягчился от мучительных и страстных слов де Капры. Он протянул руку и положил её на голову коллеги, но заметил воспаление на коже и быстро убрал пальцы.

- Ральф, у всех нас были сомнения на каком-то этапе. К счастью, моё прошло, когда я был ещё помощником викария в Уэльсе, и продолжалось не больше, чем полдня. Для доказательства Божьего присутствия ты должен принять знания и заверения тысяч людей, более великих, чем мы, в течение сотен лет. Посмотри вокруг себя и задумайся, откуда взялся весь этот мир? Он же не мог пояавиться сам собой? Ясное дело, что всё, что нас окружает сотворено Богом. Ты можешь видеть Бога в деревьях, холмах и телах своих собратьев.

Для Ральфа это стало звучать как катехизис, усвоенный наизусть, а не как внутреннее убеждение Адама.

- Я пробую всё это, дюжину раз в день! Но сомнения возвращаются. Как я могу служить своему стаду, раздавать им таинства и проповедовать им о небесах и Божьем прощении, когда в глубине души я не верю ни во что из этого?

При этом священник церкви Святой Марии снова вышел из себя.

- Забудь о рае и прощении! Ты должен бояться ада и вечного проклятия! Сатана вторгся в твою душу и разрушает тебя. Это то, что ты должен проповедовать своей общине, а не обещания молока и мёда в загробной жизни. Ни у них, ни у тебя не будет ничего после смерти, кроме вечных мук, если ты не искоренишь Люцифера без промедления! - С раскрасневшимся лицом он спустился по ступенькам, и де Капра встал на ноги, чтобы отступить перед ним. Ткнув в грудь Ральфа толстым палцем, Адам оттолкнул его назад к нефу и продолжил. - Молись ежедневно каждый час, де Капра. Думай в первую очередь о геене огненной! Укрепи свою решимость, рассказывая своей пастве о смертных опасностях их грехов.

Де Капра быстро отступил, кивнув в знак согласия своему вспыльчивому исповеднику, которого, казалось, вот-вот хватит удар.

- Я постараюсь, отец, я постараюсь, поверь мне, - запинаясь, произнёс он и повернулся к выходу. Сгорбившись, почти бегом он бросился к двери, чтобы убежать от священника, бывшего скорее обвинителем, чем исповедником.

- Для тебя будет лучше скорее умереть, даже от огня или воды, тогда у тебя будет шанс достичь состояния благодати, чем оставаться в грехе и провести вечность в адском огне сатаны, - крикнул ему Адам вслед.

Слова эти отзывались эхом в ушах де Капры, когда он, рыдая, бежал по дороге, в гораздо худшем состоянии, чем перед тем, как отправился искать помощи и отпущения грехов.

Де Вулф провел остаток дня в выделенной ему комнате в замке Ружмон, изучая большое количество пергаментов, которые на следующей неделе надо будет представить королевским судьям. Томас неутомимо работал, снимая копии с документов и зачитывая приговоры и имена осужденных своему хозяину. Оставшийся без дела Гвин пошёл в находящееся внизу помещение охраны, где, за кувшином сидра, обсуждал местные сплетни со своим другом - Габриэлем. Он вернулся к коронеру с новостью о том, что в понедельник для встречи судейского кортежа на дороге в Хонитон будет организована встречная процессия.

- Вам, конечно, надо быть там, - заключил он, - мелкая рыбёшка вроде нас там не нужна, а вот Ральф Морин, помощники мэра и архидиаконы там будут. Также некоторые другие каноники, гильдейские мастера также будут там. По словам Габриэля, ему поручили направить десяток воинов.

Джон ожидал, что ему придётся участвовать во встрече судей, но это ему показалось излишним.

- Чёрт возьми, меня это бесит, - прорычал он. - В прошлом году, когда к нам прибыл Главный судья, мы встречали его у Западных ворот, а тут шериф придумал встречать группу работающих судей на полпути. Де Ревелль хочет произвести на них впечатление, чтобы они не заметили его растрат - чудо, что он не организовал труппы музыкантов и акробатов!

Гвин ухмыльнулся, а Томас вернулся к своему перу и пергаменту. Де Вулф вытащил кусок пергамента, который они нашли на теле Аарона, и долго хмурился, словно мог прочитать какое-то секретное сообщение среди отметок. Его губы медленно и бесшумно произносили слова, но он всё ещё не знал, кто автор этого послания. С нетерпением он швырнул клочок пергамента на стол.

- Томас, взглянешь на это письмо ещё раз, ладно?

Писарь послушно положил перо и наклонился через стол , чтобы взять текст.

- Я знаю, что уже спрашивал тебя об этом раньше, но как ты думаешь, есть ли какая-нибудь перспектива сопоставить этот текст с рукой автора?

Грустное лицо на мгновение уставилось на пергамент. Затем яркие, похожие на птичьи глаза, повернулись к коронеру.

- Я подозреваю, что он сам подумал об этом, коронер, и намеренно замаскировал свой почерк. - Он поднял листок и указательным пальцем указал на слова хозяину. - Видите? Буквы наклонены в основном назад. Некоторые писцы пишут так, но они постоянно склоняются. Они варьируются от слова к слову - некоторые даже в вертикальном положении, а в нескольких местах он забыл себя, и они немного наклонены вперёд.

Гвин заинтересованно, несмотря на своё откровенное презрение к писарям и грамоте, уставился через голову Томаса на пергамент.

- Нижняя часть всех этих отметок не на одном уровне, не прямая, как у тебя, - заметил он.

- Это ещё один признак того, что написавший не хотел показать свою манеру письма. Он мог бы написать это левой рукой вместо обычной правой.

Джон хмыкнул на эти экспертные мнения. Ранее он - и тайно - сравнил письмо с собственной рукой Томаса на многих документах и, к своему облегчению, нашёл их совершенно непохожими. И всё же теперь его секретарь сам заявил, что существуют способы скрыть стиль письма человека. Несомненно, это само по себе должно быть признаком того, что Томас не мог его написать. Или он это делает специально?

- Значит, ты думаешь, что бесполезно пытаться сопоставить это с кем-то, кого мы можем подозревать? - спросил он.

- Я не вижу шансов на успех, коронер. Цвет чернил обычный черный, и пергамент мог быть оторван откуда угодно.

Это напомнило де Вулфу комментарии Матильды.

- Моя жена указала, что текст скопирован с Вульгаты. Вместо этого он мог бы вырвать соответствующую страницу, чтобы избежать какого-либо риска того, что его почерк будет распознан.

Томас вздрогнул и перекрестился при мысли о таком осквернении, как религиозном, так и литературном.

- Даже священник-убийца не стал бы портить свою Библию! И, конечно, если позже найдут книгу, в которой эти страницы отсутствуют, для него это будет катастрофой, - добавил он проницательно.

Де Вулф издал еще несколько горловых шумов, обдумывая стоящую перед ним, казалось бы, безнадежную задачу.

- Тебе лучше пойти со мной на завтрашнее собрание Главы в соборе, если мне понадобится какой-нибудь совет по поводу текстов, Евангелий и тому подобного. Поздним утром, после терсы, понял?

Томас почти улыбнулся, обрадовавшись возможности принять участие в церковном собрании, где обсуждаются соборные дела. Всё, что приближало его к церковным делам, было бальзамом для его израненной души.

Пока маленький клерк наслаждался перспективой быть на собрании в соборе, у Джона де Вулфа были более светские стремления. Он встал и пристегнул к своему кожаному ремню длинный кинжал.

- Мне надоело торчать в этом месте. Мне надо выгулять свою старую собаку.

Когда он ушёл, у Гвина было чёткое понимание того, где предстоит прогуливаться Бруту.

Будто стремясь наверстать упущенное время, Джон провёл ещё один энергичный час в маленькой комнатушке на чердаке гостиницы «Ветки плюща», пока Неста не заявила, что должна срочно заняться делом, иначе её гостиница прогорит. Она оставила его на большой кровати, в то время как привела себя в порядок и спустилась вниз, чтобы присматривать за служанкой и двумя подающими девушками, поскольку ранняя вечерняя клиентура не любила задержек с подачей еды и эля.

Она решила, что де Вулфу нужно восстановить силы, и, к тому времени, как он спустился по лестнице, на его любимом столике у очага стояла широкая миска с ароматным соусом. В центре лежала большая вареная свиная рулька, а рядом - блюдо с капустой, луком и репой. Небольшая буханка хлеба с оловянным горшком с маслом завершила трапезу, которую де Вулф запил квартой мутного сидра.

Неста суетилась, пытаясь скрыть сияние женщины, довольной проведенным днём. Её округлую фигуру подчёркивала узкая талия с зелёным поясом, зашнурованным на спине; её льняной фартук подчеркивал, а не скрывал выдающуюся грудь. Джон часто поднимал взгляд от своей трапезы, чтобы посмотреть, как она шутит с постоянными клиентами, её сердцевидное лицо, высокий лоб идеально сочетались с маленьким вздернутым носом и улыбающимися губами.

Даже воспоминания о Хильде, находящийся вне досягаемости в Долише, исчезли, когда он посмотрел на Несту, и он нахмурился при мысли, что может влюбиться. Он проклинал себя - старого дурака - как он может - пожилой, циничный старый ветеран долгих войн, много лет женатый на холодной, нелюбимой вредной женщине, такой как Матильда, чувствовать себя юношей? Если он не будет осторожен, то скоро он будет писать стихи и приносить ей цветы!

Он пытался сказать себе, что перспектива двух сессий каждый день на французской кровати делала его таким счастливым, но он бросил взгляд через всю комнату на добродушную женщину, у которой было простое слово для всех, и не было ни лукавства, ни злости, чтобы сказать себе, что хочет быть с ней всегда и везде, в постели или без кровати.

Чувствуя умиротворённость, он бросил свою обглоданную кость на опилки под столом, где её терпеливо ждал Брут.