Бернард Найт - «Смерть Рудокопа» - Глава 13

ГЛАВА 13

В которой Томас де Пейн узнаёт новости

На обратном пути в Эксетер де Вулфу не удалось узнать ничего принципиально нового. Единственное, что его заинтриговало, так это страстность, с которой Мэтью высказывал собственные подозрения относительно вероятных убийц его брата. Вдали от Джоан и её матери его язык, казалось, обрёл невиданную свободу, хотя Питер Джордан при этом хранил молчание. Эти двое ехали по обе стороны от коронера, а Томас на своём пони сиротливо плёлся позади. В дороге торговец оловом выразил готовность рассказать о своих домыслах про это убийство. При этом он с готовностью менял мнение о вероятных преступниках.

- Сейчас я всё сильнее склоняюсь к мысли, что виноваты бродяги, - сказал он, когда они рысцой выехали на дорогу в сторону Мортонемпстеда. - За городом сейчас шляется слишком много бездельников, бывших солдат и много людей лишились своего достатка после неурожая, что случился в прошлом году.

Затем он помолчал некоторое время и добавил:

- К тому же надо платить эти ужасные налоги на постоянные войны короля, и это повергло многих людей в нищету и беззаконие.

Де Вулф хмыкнул, собираясь возмутиться оскорбительными для монарха словами Мэтью, но решил поступить по другому.

- Было бы странно, чтобы разбойник, совершивший грабеж с применением насилия, оставил кошелёк жертвы у него на поясе, - сказал он. - Я думаю, что убийц нужно искать в другом месте.

Мэтью всё с той же горячностью тут же выдвинул другую версию.

- В таком случае, возможно, это шериф решил устранить беднягу Уолтера, который посягнул на его должность. Вы видели, как настроены против него рудокопы, но он не из тех, кто так просто уступит доходное место, и, к тому же, все знают его жестокость. Де Ревелль точно возглавляет список тех, кому выгодна смерть Уолтера.

- Трудно поверить, что шерифу понадобилось принимать такие радикальные меры. Уолтер не имел шансов лишить его должности Лорда Хранителя, как бы он ни угрожал комиссиями из Лондона или Винчестера. Рудокопы сами по себе не смогли бы это сделать, хотя шума и неприятностей было бы достаточно. - Не согласился с мнением Мэтью его племянник.

Мэтью недоверчиво покачал головой.

- Они могли бы остановить производство олова! Королевский двор - и сам король – обратили бы внимание, если бы налоги от чеканки перестали поступать в казну!

- Но рудокопы не могут прекратить работать! Они через месяц умрут с голоду, если не будут продавать металл, - не согласился Питер.

- Тогда бы я поинтересовался братом Джоан, черт бы его побрал. Этот Роланд нехороший человек, вы могли видеть, как его лицо светилось завистью на добротные вещи в доме Уолтера. Он надеется извлечь выгоду из наследства Джоан и хочет наложить лапу на оловянные разработки. Вот почему он так заинтересован взять на себя контроль за ними до решения вопроса о наследстве. Если бы его допустили, то потом мы бы уже никогда не смогли избавиться от него.

Де Вулф захотел развить эту тему, чтобы услышать весомые аргументы.

- Так что ты считаешь, что он способен был совершить это убийство? - Спросил он.

- Он столь же безжалостный, как и шериф. Он получил хороший шанс обеспечить себя, когда его сестра вышла замуж за Уолтера. Я не хочу сказать, что она была в сговоре с ним, но такое тоже возможно. И, конечно же, старуха Люси готова зубами вцепиться за последний пенни для своих детей, не говоря уже о состоянии Уолтера.

- А что насчет наследства, тогда? Когда это будет выяснено? - Спросил Джон.

- Мы должны выяснить, что сказано в завещании Уолтера - всё зависит от этого. Джоан сказала, что она и её проклятый брат завтра будут в Эксетере, чтобы встретиться с адвокатом.

- Это как раз отец моей жены, - суховато добавил Питер. - К сожалению, это не даст нам никаких преимуществ.

У де Вулфа были сомнения относительно этого, но он придержал их при себе.

Остальную часть пути в разговоре не прозвучало ничего нового, Метью только постоянно повторял свои доводы, и де Вулф был рад, когда они добрались до города, где разъехались у Западных ворот.

Когда они направили усталых лошадей вверх по склону к Собору, Томас подъехал к своему господину и, набравшись смелости, обратился к нему.

- Коронер, вы были так добры и поговорили с моим дядей Джоном Алансоном. Я всё задаюсь вопросом, получили ли какой-то ответ.

Де Вулф посмотрел вниз на маленького писаря, неловко сидящего на своём пони.

- Как тебе известно, Томас, в последнее время со всеми этими проблемами меня не было в Эксетере. - Спокойно ответил Джон, но с некоторым горьким оттенком, так как вспомнил о неприятностях, которые постоянные отлучки причинили ему на любовном поприще.

- Не могли бы вы побыстрее спросить архидиакона, коронер? Меня это очень беспокоит, сэр.

Дрожь в голосе Томаса поразила даже чёрствое сердце де Вулфа.

- Тогда лучше всего это сделать сейчас. Мы зайдём к нему по дороге домой - в это время он должен быть на месте. Повечерняя служба должно быть уже закончилась.

Они оставили своих скакунов у кузнеца Эндрю в переулке Мартина, но вместо того, чтобы перейти узкую улицу к своей входной двери, де Вулф повёл писаря в Ряд каноников. На середине улицы, под тенью северной башни, коронер зашёл в дверь одного из домов с узким фасадом, предложив Томасу подождать снаружи.

Через некоторое время он вернулся с непроницаемым лицом.

- Твой дядя хочет, чтобы ты зашёл, - сказал он категорически. - Он хочет поговорить с тобой сам. Это ваше семейного дело, Томас, так что ступай, поговори с ним.

Побледневший секретарь юркнул в дом, а де Вулф сдвинул брови и немного постоял у двери, погрузившись в свои мысли. Затем глубоко вздохнул, повернулся и направился домой, готовясь к встрече с Матильдой.

Пару часов спустя коронер сидел в таверне «Золотая лань», на столе перед ним стояла оловянная кружка с элем. Он выбрал эту таверну на Главной улице, так как она располагалась недалеко от его дома, и там подавали хорошую еду и эль. «Сарацин» ему не подходил, так как дешёвый разбавленный эль привлекал туда публику из трущоб, с которой рыцарю, занимавшему высокую королевскую должность, знаться не следовало. К тому же он несколько раз уже был там, в связи с различными происшествиями и не хотел, чтобы его присутствие там создавало впечатление некоего покровительства тамошнему хозяину - Вильяму Фламандцу, которого Джон считал не чистым на руку.

До знакомства с хозяйкой «Ветки плюща» Нестой «Золотая Лань» была одним из мест, где де Вулф бывал довольно часто. Теперь же, после долгого отсутствия, его появление привело к тому, что завсегдатаи удивлённо подняли брови и тихонько, прикрыв рот рукой, обсуждали такой поворот его отношений с Нестой, про что уже было известно всему городу. Так же, как эта новость уже достигла ушей его жены, которая была одной из причин, почему Джон после ужина решил выйти на прогулку.

Когда он пришёл домой, оставив Томаса у дяди архидиакона, то сразу понял, что Матильда всё знает. Она сухо поприветствовала его, но по её скрытой полуулыбке и самодовольному выражению, он понял, с чем это связано.

Она ни слова не сказала до конца трапезы, будто смакуя предвкушение. Когда же Мэри принесла блюдо с сухофруктами, привезёнными из южной Франции, что обошлось в довольно крупную сумму, после чего ушла с остатками ужина, Матильда ринулась в атаку.

- Наверное, ты хотел бы сходить в свою любимую забегаловку сегодня вечером, Джон? – Спросила она с невинным видом.

- Сегодня я уже достаточно нагулялся, - угрюмо ответил де Вулф.

- Я что-то слышал, что твоя валлийская шлюха променяла тебя на молодого человека, - ехидно сказала она, беря сушённый абрикос. – Интересно, что же ты теперь будешь делать? Рыскать по графству в поисках других шлюх, я полагаю. Или ты захочешь заглянуть в Долиш? Теперь, вероятно, ты захочешь чаще навещать мать – я помню, что дорога в Стоук пролегает так удобно.

Джон угрюмо молчал: он знал, что всё, что бы он ни сказал, будет перекручено против него.

В течение некоторого времени Матильда продолжала в том же духе вставлять шпильки в его уязвлённое самолюбие, её лицо с курносым носом почти светилось от ликования, когда она поливала ядом злорадства его душевную рану.

- Говорят, что ни один дурак не выглядит настолько смешным, как старый дурак! Ты уже давно вышел из романтического возраста, Джон – тебе пора уже прекратить эти детские забавы. Тебе сорок лет и, ради бога, для тебя настало время вести себя благопристойно и не унижать меня в глазах моих уважаемых друзей. – Добавила она в качестве последней капли.

Терпение не числилось в списке добродетелей де Вулфа, он встал, так резко оттолкнул стул, что ножки завизжали о плиты каменного пола.

- Да, твои проклятые друзья! Жёны торгашей Эксетера! Всё, что тебя заботит – это гордыня и хвастовство, ишь ты, она – сестра шерифа и жена коронера! Тебе наплевать на меня. Я бы голодал и ходил в лохмотьях, если бы это зависело от тебя - слава Христу у нас есть Мэри! - Он направился к двери зала, махнув Бруту, чтобы следовал за ним!

– Ты бы лучше посмотрел, что за товары у заезжих торговцев. Я слышала, что тебе скоро придётся покупать свадебный подарок для своей подружке из пивной! – Крикнула Матильда ему вслед с довольным видом победителя.

Рассерженный на себя самого за то, что так легко поддался травле жены, де Вулф не оборачиваясь вышел из дома, а затем прошёл несколько ярдов по улице, не думая, куда он идёт. Остановившись, он посмотрел вверх и вниз вдоль людной улицы, смущенный тем, что не знает, что делать дальше. Последнее замечание Матильды его особенно встревожило. Он не знал, выдумала она это, чтобы унизить его, или она действительно слышала, что Неста и Алан собираются обручиться. Не мог же он заявиться в «Ветку плюща» и потребовать объяснений. Задействовать свои обычные источники сплетен он тоже не мог: Гвина он оставил в Чагфорде, а Томас был озабочен своей проблемой.

Не зная, куда идти, он вошёл в «Золотую лань», его собака тихонько устроилась под столом. Вдоль стен большой комнаты стояли длинные столы, за которыми на скамьях сидели посетители, несколько столов со стульями окружали большой очаг в центре, в котором медленно горел торф.

Де Вулф сел за стол в задней части комнаты, недалеко от ряда бочек, желая быть как можно дальше от небольших уличных окон, чтобы оставаться незаметным в тусклом вечернем свете. Обслуживающая девушка молча принесла ему литровую банку эля. В течение длительного времени он сидел в тени - Брут терпеливо лежал под столом. Коронер прокручивал в уме целый ряд проблем, от неверности Несты до некомпетентности Фиц-Иво, от убийства Кнапмана до проблем Томаса.

Некоторое время де Вулф обдумывал возможность отказаться от должности коронера и, вместе с Гвином, поискать какую-нибудь военную кампанию, к которой они могли бы присоединиться, чтобы оказаться подальше от Эксетера и его проблем. Он понимал, что постарел, но, вероятно, у него хватит сил на ещё одну войну. Немногие бароны хотели бы нанять воина его возраста, но он был уверен, что король точно примет его. Ричард был за каналом, где он воевал с Филиппом Французским, пытаясь возместить потери, вызванные некомпетентностью и предательством принца Джона.

Но де Вулф вынужден был признать, что, против первых его ожиданий, работа коронера ему нравится. Она позволяла свободно, вместе с Гвином, ездить по графству и отстаивать интересы своего государя от поползновений разных негодяев, вроде собственного шурина. Тем не менее, начиная с прошлой недели, его всё время охватывало разочарование, коренными мотивами которого, как он понимал, были потеря Несты, яд Матильды и угнетающее присутствие несчастного Томаса.

Задумавшись, он сидел в темноте и молча пил свой эль, после выпитого его стало клонить ко сну. Хозяин таверны, который, как и каждый житель Эксетера, знал с виду сэра Джона де Вулфа, начал задаваться вопросом, в связи с чем коронер зашёл к нему, после того как его долгое время тут не было. Когда клиент задремал, он задавался вопросом, нужно ли предложить проводить его домой, как он часто поступал со многими другими важными посетителями, которые несколько злоупотребляли выпивкой.

Однако вскоре, стоявшая перед хозяином дилемма, была решена путём появления в «Золотой лани» неожиданного посланца. Дверь открылась, и появился молодой человек в длинной чёрной тунике, перевязанной шнуром на талии, поверх которой на кожаном ремешке висел деревянный крест. Он оглядел комнату, щурясь в неровном тусклом свете огня.

Хозяин подошёл к нему: хотя многие священники любили выпивку и еще более сомнительные удовольствия, которые можно поискать в пивных, всё равно было непривычно видеть у себя в заведении, практически рядом с собором, человека в таком облачении, даже не прикрытом плащом.

- Что привело вас сюда, викарий? – Спросил он, правильно угадав, что это был какой-нибудь из хоровых викариев.

- Мне срочно нужен коронер. На улице мне сказал, что видели, как он не так давно зашёл сюда.

Трактирщик указал на мрачный угол, куда и поспешил молодой священник.

- Коронер Джон? Меня послал мой хозяин, архидиакон. Он послал меня, чтобы найти вас и срочно привести вас к нему.

Де Вулф поднял голову и посмотрел мутным взглядом в лицо нетерпеливого молодого человека. Хотя напоить его было почти так же трудно, как и Гвина, усталость путешествия и вечерние эмоции способствовали тому, что он захмелел. Но следующие слова молодого викария моментально выгнали хмель из его головы.

- Ваш писарь, маленький человек с горбатым плечом, пытался убить себя!

Брат Саулф участливо согнулся над носилками, что лежали на полу лазарета. Он развернул грубое шерстяное одеяло и нежно натянул на Томаса, дрожащего от холода в промозглой комнате. Это было в маленьком монастыре святого Иоанна, расположенного в первом переулке от восточных ворот. Пять братьев обители ухаживали за больными единственной лечебницы в городе Эксетер. В миле от города в монастыре святой Катерины, на Полслоу, также лечили людей, но там обслуживали в основном женщин.

Томаса де Пейна доставили сюда двое прислужников Алансона. Они несли его на снятой двери, а коронер и архидиакон шли рядом. Во время пятиминутного путешествия маленький писарь жалобно застонал, что было воспринято де Вулфом как хороший знак – по крайней мере, его писарь был сознании.

- Завтра он должен быть в норме, - сказал Саулф, высокий сакс, считавшийся самым опытным монахом-врачевателем в обители св. Иоанна. – Он будет покрыт синяками и болезненными ссадинами, которые могут загноиться, но, слава Богу, он не поломал костей и его голова, кажется, не пострадала.

Он вышел с ними из комнаты в тесный коридор, тускло освещавшийся закреплённым на выступе сальным факелом.

- Как же он получил эти травмы, господа? Мне только сказали, что он упал.

Архидиакон посмотрел на де Вулфа, в надежде, что тот ответит.

- Конечно же, он упал! Около сорока футов с парапета собора, - угрюмо объяснил коронер.

Тощий монах был поражён.

- Сорок футов? Это удивительно, что он ещё жив!

- Это не удивительно, это чудо, - мягко сказал старший каноник. - Кажется, его блуза за что-то зацепилась на середине стены. Нищий с паперти видел, как он на мгновение там повис, а затем ткань не выдержала, и он упал на кучу рыхлой земли у вырытой новой могилы.

Саулф перекрестился, чем напомнил де Вулфу Томаса. Тут он понял, насколько важную роль играет тщедушный маленький писарь, которого они с Гвином презирали за физическую слабость, что если он умрёт, то перед возникнет масса проблем с оформлением результатов дознаний, и комок подступил к горлу коронера.

- Как он умудрился упасть с собора? Вообще, он священник? Он выглядел как священник, я видел его в вашей компании, коронер - и он всегда носил перья и чернила.

Двое его собеседников переглянулись - они не хотели, чтобы обстоятельства и причины случившегося и того, почему Томас лишился сана, стали известны кому-то ещё, не смотря на то, что Саулф был обязан соблюдать тайну не только как священник, но и как целитель.

- Он как-то умудрился, - уклончиво сказал де Вулф. - Когда он будет в состоянии рассказать нам, что случилось?

Монах пожал плечами.

- Сейчас он не так уж и плох. Меня сейчас ждут другие пациенты, но вы можете вернуться и посмотреть, готов ли он говорить.

Два друга снова вошли в комнату, и при свете горящей под деревянным крестом на стене свечи присели с обеих сторон набитого соломой матраса.

- Томас, ты слышишь меня? – Спросил коронер.

Клерк открыл один глаз. Его щеки и лоб заплыли.

- Да, коронер, я согрешил.

Джон де Алансон бережно положил руку на плечо, и Томас поморщился от боли.

- Томас, скажи нам, что случилось, - сказал он. - Это не официально, здесь только твой дядя и хороший друг, мы хотим помочь тебе.

Де Пейн открыл второй глаз и повернулся в сторону архидиакона.

- Я совершил смертный грех, отец. Я пытался покончить со своей бесполезной жизнью, но и в этом я вышел полным неудачником.

Слезы жалости к судьбе своего несчастного племянника навернулись на воспалённые глаза взволнованного архидиакона.

- Я только что сказал брату Саулфу, что твое спасение было знаком от Всемогущего, что он хочет, чтобы ты оставался жить на этой земле.

Проблеск надежды загорелся на избитом лице Томаса. Если такой высокопоставленный церковник, как его дядя, считает божественным чудом его спасение от неминуемой смерти, то возможно это так и есть, и господь протягивает ему спасительную руку.

- Что же с тобой произошло, Томас? – Спросил коронер, достаточно грубовато, чтобы скрыть собственные эмоции.

Писарь слегка повернулся в кровати и поморщился от боли, его покрытое синяками тело кричало в знак протеста.

- После того, как архидиакон позвал меня и поговорил со мной, я понял, что не осталось никакой надежды на то, что мне вернут священный сан, и подумал, что без этого моя жизнь стала бессмысленной и бесцельной. Я мог умереть от голода, когда я покинул Винчестер две зимы назад.

Аскетическое лицо Джона де Алансон придвинулось к Томасу.

- У меня не было выбора, кроме как сказать тебе правду, как вопрос стоит сейчас здесь в Эксетере. Это вовсе не означает, что твой вопрос нельзя будет решить в других местах или в будущем. Прими своё спасение как знак, Томас.

Де Вулф был больше заинтересован, чтобы выяснить, что именно случилось в тот вечер.

- Где ты был, после того, как вышел из дома каноника?

- Я бродил по улицам, а затем отправился в церковь святого Мартина, чтобы помолиться. - Это была крошечная церковь почти напротив дома коронера. - Но я чувствовал, будто мои молитвы натыкаются на каменную стену. Я чувствовал, что сам Бог отверг меня как бесполезное, уродливое существо. Я вышел оттуда и пошёл в собор. Я намеревался лечь на ступенях алтаря, чтобы попытаться найти какой-либо знак от нашего Спасителя, но, когда я приблизился, то увидел ещё один знак - открытая дверь в темноту.

Он снова заплакал, и слёзы потекли по его опухшим щекам.

- Дверь? - Переспросил каноник.

- Я думаю, что это был путь к северной башне, и почувствовал желание броситься в бездну. Я побежал вверх по винтовой лестнице, но, через несколько поворотов, очутился у запертой двери, которая закрывала путь на вершину башни. Сбоку была арка, которая вела к внешней галерее вдоль нефа.

- Это та, которую используют строители, - подтвердил Алансон.

- Я посмотрел вниз и, хотя башня поднималась гораздо выше, мне показалось, что высота места, на котором я находился, несомненно, достаточна для моей цели. Без дальнейших размышлений, умоляя Господа простить мне этот грех, я бросился вниз.

Он попытался перекреститься, но плотно натянутое одеяло, и боль в руке заставили его отказаться от попытки.

- Я упал, но потом меня что-то дёрнуло, и я ударился о стену. Я подумал, что это смерть, а потом раздался душераздирающий звук, и я снова полетел и упал в кучу грязи. – Он снова изо всех сил зарыдал и уткнул своё лицо в жёсткую подушку.

Архидиакон похлопал его по плечу, и, когда глаза Томаса повернулись к нему, священник осенил его крёстным знаменем и пробормотал на латыни слова благословения.

Писарь, казалось, успокоился и закрыл глаза, тогда каноник жестом предложил де Вулфу выйти из комнаты.

- Увидимся утром, Томас, - сказал архидиакон. – Тебе надо поспать, чтобы вылечить тело и успокоить разум.

Пока они шли вместе обратно к собору, де Вулф спросил друга, что тот предпринял, чтобы восстановить Томаса в церковном сане.

- Я боюсь, что это было безнадежно - и мне грустно это осознавать, но я думаю, что, возможно, было бы лучше для него, если бы мы с тобой не были вовлечены.

Джон был озадачен словами своего спутника.

- Как же так? - Спросил он.

- Как я уже тебе говорил, это вопрос не нашей епархии Девона и Корнуолла, а суда консистории в Винчестере. - Хотя хорошие рекомендации от здешнего клира, несомненно, должны иметь вес в Гэмпшире. - Он сделал паузу, подбирая слова. - К сожалению, также верно, что отрицание его заслуг здесь разрушит для него любую надежду на восстановление. И это всё, что я получил от моих дорогих братьев – поголовное осуждение поведения Томаса, несмотря на то, что они ничего не знают о реальных фактах.

- Почему они хотят очернить бедолагу, который ничего для них не значит? - Возмутился коронер.

- Потому что он твой писарь и мой племянник! Ни один из нас пользуется популярностью во дворце епископа. Всё из-за того дела несколько месяцев назад, когда шерифа уличили в приверженности принцу Джону, к чему были причастны ряд церковников - особенно регент и, конечно, епископ Генри Маршал. Мы для них – люди короля, поэтому они всегда и везде будут нам противостоять.

Де Вулф с солдатской простотой не мог поверить, что образованные, серьёзные люди церкви могут быть настолько злопамятными.

- Ты имеешь в виду, что готовы поставить крест на карьере несчастного – а на самом деле его счастье и даже его жизнь – только из-за того, что у нас с ними разные политические предпочтения?

Архидиакон в удивлении покачал головой на наивное отношение своего друга к церковникам, которым были не чужды все человеческие пороки.

- Не моргнув глазом, Джон. Когда я поставил перед ними этот вопрос, их моментальная реакция сразу сказала мне, что они ищут малейшего повода, чтобы хоть в чём-то посрамить нас.

К этому моменту они свернули в переулок Мартина, и священник оставил де Вулфа у двери его дома, с обещанием утром зайти в монастырь святого Иоанна, чтобы увидеть, как его племянник выздоравливает.

Де Вулф смотрел ему вслед, положив руку на щеколду. На мгновение ему захотелось пройти к «Ветке плюща», чтобы проверить, стоит ли верить словам Матильды о Несте и Алане, но упрямая гордости победила и, с глубоким вздохом, он открыл дверь и вошёл.

В то же время, когда в соборе разыгралась описанная драма, Мэтью Кнапман и его сводный племянник Питер Джордан решили проконсультироваться у юриста по вопросам наследования. Они нашли тестя Питера, Роберта Коутермана, в его доме на улице Золотых-дел-мастеров, которая поднималась вверх от Ратуши.

Коутерман был городским адвокатом, который занимался делами добычи и продажи олова Кнапмана, в том числе операциями по продажам и перевозкам Мэтью. Это был мрачный человек лет пятидесяти, с лысой, как у монаха, макушкой, окантованной густыми седыми волосами. Две глубокие борозды по обеим сторонам рта на его узком лице и складки дряблой кожи под его подбородком придавали ему вид гончей собаки, страдающей несварением желудка.

Коутерман, на лице которого застыло мрачное выражение, встретил посетителей в своём кабинете, который был отделён от гостиного зала узкого дома. Стол был усыпан рулонами свитков и пергаментами, перевязанными лентами из скрученной шерсти или кожи. Полки были завалены пыльными документами, среди которых выделялось несколько книг. Адвокат сидел на стуле за своим столом, а его посетители расположились на короткой скамейке напротив. За спиной Роберта стоял его сын и младший партнёр, Филипп Коутерман, по виду поразительно похожий на своего отца, с тем же самым мрачным взглядом на бледном лице.

Адвокаты уже слышали о смерти своего клиента Уолтера Кнапман и, первым делом, высказали положенные слова соболезнования, хотя Мэтью подумал, что их мрачное настроение вызвано потерей хорошего клиента.

- Как вы догадываетесь, - сказал Мэтью, - его внезапная смерть не только большое семейное горе, но и касается наших торговых дел. Олово добывается как обычно, но мы должны знать, кому оно принадлежит, чтобы строить планы на будущее. В настоящее же время мы, как корабль без руля и капитана.

- И мы хотим быть уверены в том, что участки по добыче олова останутся вместе, а не будут разбиты, - встрял в разговор Питер Джордан. – В Чагфорде многие ждут, как волки вокруг загона, и готовы использовать любую возможность, чтобы разорить нас. Один из них – Стивен Экленд, но есть и много других, что хотели бы выкупить участки выработки и выдувные дома.

Старший юрист сцепил пальцы на своих губам, в связи с чем стал выглядеть более несчастным, чем обычно.

- Чего ты хочешь от меня? На сегодняшней стадии я мало что могу сделать. Он повернулся и посмотрел на своего сына, как будто желая получить от него согласие.

- В этой ситуации могут возникнуть сложные проблемы, - туманно произнёс молодой человек.

- Неопределенность с каждым днём всё больше затрудняет торговлю, - пожаловался Мэтью, в голосе которого звучало нетерпение. – Только сегодня в Чагфорде проводится чеканка, а у меня здесь имеется большое количество металла, готового ко второй выплавке и продаже. Мне нужно знать, для кого я продаю.

Роберт Коутерман развёл руки, будто в благословении.

- Я понимаю ваши проблемы, Мэтью, но пока ещё слишком рано для ответов.

- Но мы должны узнать, на что рассчитывать, как можно скорее, - сказал Питер, раздражённый отношением адвоката.

- Ведь я его брат! Мне-то можно сказать, что сказано в завещании! - отчеканил расстроенный Мэтью.

Коутерман медленно покачал головой.

- До тех пор, пока не наступят надлежащие обстоятельства, я не могу разглашать содержание завещания покойного.

- А когда они должны наступить, ради Бога? - Спросил близнец покойного.

- Когда вся семья соберётся вместе, когда здесь будут находиться все родные, которые рассчитывают получить наследство. Все они имеют право первыми услышать последнюю волю покойного из уст адвоката, а не из вторых рук после того, как её сообщат кому-то из любопытных отдельно.

Мэтью хмыкнул с отвращением.

- Мы не какие-то любопытные, Роберт. Я его брат-близнец, а Питер – сводный сын Уолтера. По крайней мере, вы можете подтвердить, что есть завещание - и когда оно было в последний раз изменено, если так было?

Старик Коутерман поджал губы.

- Я не уверен, что могу сделать даже это, Мэтью. Вы знаете, отношения между адвокатом и его клиентом являются священными, как и между священником и грешником на исповеди.

- О! Божьи раны! Роберт, мы же все здесь – одна семья! Ваша собственная дочь замужем за Питером, и от того, что вы скрываете, зависит и её будущее.

Коутерман медленно покачал головой из стороны в сторону, обвисшая кожа покачивалась под его подбородком.

- Человек нашей профессии, Мэтью, не может позволить личным проблемам поколебать священное доверие клиента, - произнес он нравоучительно. - Тем не менее, я зайду настолько далеко, что скажу вам, что действительно есть завещание, к которому Уолтер Кнапман приложил свой палец в моём присутствии в качестве свидетеля, и что в самом ближайшем будущем я раскрою его содержание в присутствии семьи, в первую очередь, - его законной жены Джоан.

- Как скоро? - Заинтересовался Питер Джордан. – Нам что, надо снова ехать в Чагфорд?

- Нет, мне уже сообщили, что вдова, вместе с матерью и братом, намерена приехать в Эксетер в самом ближайшем будущем. Когда я буду знать точно, то сообщу вам, чтобы вы могли присутствовать при оглашении завещания. Возможно, это будет завтра.

И это было всё, что Мэтью и Питеру удалось узнать о последней воле Уолтера Кнапмана.