ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В которой коронер Джон завершает свою работу
К полудню следующего дня все собрались в Ружмоне. За прошедшую неделю Джон столько путешествовал, что не сразу определил, что сегодня вторник. Присланные по приказу юстициария солдаты расположились в своих палатках во внешнем дворе замка, чтобы отдохнуть, так как на следующий день им предстояло начать долгий путь обратно в Портсмут. В это время местные лидеры заняли зал в донжоне замка для того, чтобы отдохнуть и обсудить итоги проведённой кампании. Джон, Ральф Морин, де Курси и Гай Феррарс со своим сыном сидели во главе стола, а Гвин, Томас, Габриэль и вездесущий Брат Роджер сидели в конце, стремясь быть в курсе обсуждения. Пока замковые слуги спешили подать им эль и сидр, чтобы запить холодное мясо, хлеб и сыр, коронер начал разбирательство.
– А что шериф не почтил нас своим присутствием? Он должен знать, что мы вернулись, но видно ему это не интересно, – произнёс Джон, глядя на дверь в комнату Ричарда, которая была плотно закрыта.
– К чёрту его, – прорычал барон. – Я чувствую, что дни его пребывания в этой должности сочтены. Через неделю или две я буду в Лондоне, где собираюсь сказать несколько веских слов друзьям в Курии – и, будь я проклят, и могущественным покровителям де Ревелля.
Разговор продолжался вперемежку с ритмичной работой челюстей и прихлёбыванием эля.
– Мы уничтожили большую часть банды Винтера, хотя в лесу бродят ещё множество ублюдков, – сказал Ральф.
– Но это неорганизованные сволочи, которые не способны ни на что, кроме кражи кур и грабежа путников, – сказал Реджинальд де Курси.
– Жаль, что мы не словили их вожака, этого Винтера, – сказал Хью Феррарс чтобы хоть как-то участвовать в разговоре. – Интересно, где он теперь?
– Лишившись большинства своих людей и своего заместителя, этого Мартина Анго, он потерял всю свою силу, – ответил Джон. – Если он не сможет сколотить банду из сбежавших разбойников, скрывающихся в этих лесах, он не будет представлять угрозы.
– Я подозреваю, что Винтер уже сбежал из этих лесов, либо в сторону Эксмура, либо в Корнуолл, – проворчал Гай Феррарс. – При отсутствии поддержки со стороны принца Джона мы можем о нём забыть.
Священник замка с квартой эля в руке наклонился вперёд, чтобы поговорить с де Вулфом.
– Коронер, вчера, когда вы все отсутствовали, после соборной службы, я встретился с Джоном де Алансоном. Он попросил меня рассказать вам нечто интересное.
Джон подавил лёгкое раздражение. Этот священник, каким бы дружелюбным он ни был, казалось, во всё успел засунуть свой нос.
– И что же? – Хмыкнул он.
– Архидиакон сказал, что Джон Эксетерский, наш уважаемый соборный казначей, сообщил ему в частном порядке, что за последние несколько месяцев во дворец епископа поступали значительные суммы денег. Эти деньги получали служащие Генри Маршала, но они никогда не отображались в отчётах епархии и, казалось, столь же таинственно исчезали.
Сидящие за столом подняли брови и многозначительно переглянулись между собой. Джон Эксетерский, в отличие от некоторых старших каноников, был убежденным сторонником короля и поддерживал архидьякона и коронера, когда дело доходило до противостояния фракции принца Джона.
– Казначей это как-то объясняет? - Спросил лорд Феррарс.
– Кажется, у него нет объяснения. Сам он не имел дела с этими деньгами, лишь случайно узнал о них. Похоже, что средства просто проходили через епископа, но предназначались для чего-то другого.
– Возможно, ими воспользовался цистерцианский монах? - Предложил Реджинальд де Курси с сильным сарказмом.
– Интересно, что случилось с тем парнем? – Спросил Ральф. – Может, стоило бы посетить бэкфэстское аббатство и посмотреть, сможем ли мы его оттуда вытряхнуть?
– Ах да, об этом я также могу кое-что рассказать, – сказал брат Роджер, довольный своей осведомлённостью. Де Вулф застонал – этот священник один заменял целую шпионскую сеть. – Хоральный викарий моего знакомого сказал мне, что отец Эдмунд Трейпас на прошлой неделе переночевал в гостевом доме дворца епископа.
Томас де Пейн набрался смелости, чтобы вступить в дискуссию.
– Я тоже слышал об этом от соборного служки. Отец Эдмунд за седлом имел большой мешок, и он, по-видимому, возвращался в Ковентри, откуда и приехал в Эксетер.
Де Вулф в возбуждении хлопнул ладонью по скамье.
– Мы отпугнули этого парня! Должно быть, он узнал об аресте Стивена Круха, а епископ с его аббатом срочно отправили его подальше, чтобы избежать неловких вопросов.
Ральф вернулся к текущим проблемам.
– А что вы собираетесь делать с этими проклятыми лесниками и их сообщниками? Военная кампания завершена. Теперь дело за тобой и законом.
– Этих сволочей надо повесить! - Прорычал Феррарс, всё ещё гневаясь на потери от деятельности лесников и убийства своего человека. – Сговор с бандитами – серьёзное преступление! Их же поймали с поличным.
Де Вулф покачал головой.
– Они не объявлены вне закона – и они по-прежнему королевские чиновники. Им придётся предстать перед выездной сессией королевского суда. Я не могу требовать суда для одних и одновременно других вешать без суда.
Феррарс стал возражать, считая, что это пустая трата времени и усилий, но де Курси согласился с Джоном.
– Проведите судебное разбирательство, только не направляйте его в суд графства, где чёртов шериф, вероятно, не только оправдает их, но и выдаст им несколько монет из королевских денег за причиненные им неудобства!
Обдумывая своё решение, коронер вгрызся зубами в куриную ножку.
– Позднее сегодня мы должны допросить их внизу. – Он указал куриной костью на пол, под которым размещалась тюрьма. – Нужно позвать Хранителя леса, а также нового вердера - де Стрета. Эти злодеи – их подчинённые, и они должны услышать их объяснения.
Гай Феррарс кивнул, неохотно соглашаясь с этим решением.
– Хорошо бы, чтобы там был ещё и де Ревелль, нравится это ему или нет. Я хочу видеть, как он будет выкручиваться, когда его сообщники признаются.
– Поскольку он всё ещё является шерифом, как бы мы ни возмущались этим, он, безусловно, должен выполнить свои обязанности по обеспечению мира короля в округе, – добавил Реджинальд, не желающий обострять обстановку.
Они согласились собраться в тюрьме, когда соборный колокол призовёт к повечерию, после чего Джон решил отправиться в Полслое, предложив Ральфу Морину побудить Ричарда де Ревелля принять участие в допросе арестованных лесников.
Прибыв в монастырь, Джон обнаружил Несту в лучшем состоянии, чем во время его последнего посещения, пару дней назад. У неё всё ещё был небольшой жар, и она была бледна, но выглядела более весёлой и уже не напоминала привидение, что сильно волновало де Вулфа последние две недели. Когда он похвалил её за прогресс в выздоровлении, она смогла улыбнуться, и выглядела почти как раньше.
– Это всё уход, Джон, здесь так добры ко мне, что я не могу не поправляться с каждым днём. Как только эта лихорадка покинет меня, я уверена, что смогу вернуться домой.
– Ты останешься здесь, пока не поправишься, любовь моя, – предупредил он. - Ты не сможешь в таком состоянии подниматься по лестнице в «Ветке плюща» - и я не всегда могу быть рядом, чтобы тебе помочь.
Они немного поговорили, и Джон, как обычно, рассказал обо всех своих недавних приключениях. Неста была очень рада, что на этот раз он не пострадал. Он не стал спрашивать её, видела ли она Матильду, поскольку в прошлый раз она как-то странно прореагировала на это, но, когда он вышел, в коридоре материализовалась матушка Мэдж. Она снова потребовала, чтобы он дал осмотреть свою рану, и он, задирая тунику, спросил, есть ли какие-либо изменения в решении его жены избегать встречи с ним. Худощавая угловатая акушерка на этот раз, казалось, как-то странно неохотно отвечала ему, предложив ему по этому вопросу лучше поговорить с настоятельницей. Когда она убедилась, что его быстро заживающая рана не нуждается в дополнительном внимании, он уронил поднятую тунику и поблагодарил её за заботу о Несте.
– Она милая женщина, коронер, – сказала матушка Мэдж. - Мы все очень её любим. Что-то в её тоне говорила о том, что Неста достойна чего-то лучшего, чем быть любовницей коронера, но она не стала ничего добавлять.
Де Вулф отправился к матушке Маргарет, но находившаяся в её гостиной монахиня сообщила, что настоятельница молится в новой часовне и её нельзя тревожить. Со смутным предчувствием он взобрался в седло Одина и отправился домой, погрузившись в тревожные мысли о проблемах с королевскими лесниками и со своими женщинами.
Вскоре после того, как далекий соборный колокол призвал к последней службе дня, в мрачное подземелье под донжоном замка собрались люди. Даже в сухую жару середины лета серые стены и низкие арки потолка оставались влажными и были покрыты плесенью – подходящее место для страданий и мучений, которые часто происходили там.
Четверо заключенных, которых гротескный тюремщик вывел из ржавой железной двери, были подавлены и напуганы ещё до того, как столкнулись со своими обвинителями.
Хотя в убогие камеры их поместили только утром, это уже отразилось на их облике. Зелёные туники двух лесников и кожаные куртки их пажей были испачканы грязью, на них свисали клочья грязной соломы, прилипшие к их волосам и одежде.
Позвякивая закреплёнными на лодыжках тяжёлыми кандалами, они стояли неровной линией, на одном конце которой был сержант Габриэль, а тучный Стиганд на другом. Их пояса и оружие были разложены тут же на грязном полу, и недалеко стояла жаровня с раскалёнными углями, предупредительно разогретая Стигандом.
Перед ними стояли арестовавшие их люди вместе с Хранителем лесов Николасом де Боско, новым вердером Филиппом де Стретом и братом Роджером, который, как замковый капеллан, имел законные основания удовлетворить своё любопытство, так как на таких мероприятиях вполне мог потребоваться священник на случай смерти заключенного во время испытания или пыток. Там же находился сидевший на корточках Томас перед ящиком с расставленными на нём письменными принадлежностями, готовый записать признания.
– Всё, чего нам не хватает, так это чёртового шерифа! Я понял, вы говорили, что он обещал прийти? – Обратился Реджинальд де Курси к коменданту.
Прежде чем Ральф Морин смог ответить, свет, проникающий небольшой вход у основания ступеней, ведущих в подземелье, загородила тень. Это был Ричард де Ревелль, хмурый, как грозовое небо, и ясно дающий понять, что зашёл ненадолго и его не касается то, что здесь произойдёт. На нём была плотно сидевшая лёгкая мантия, будто для того, чтобы огородить себя от остальных в этой компании. При его появлении лица лесников слегка просветлели, будто они ждали, что он спасёт их от этого кошмара.
– О, наконец-то, де Ревелль, – рявкнул старший Феррарс. – Это то, что вы должны были сделать уже давно.
Шериф сердито посмотрел, но, ничего не отвечая, встал отдельно от других, будто его не интересует предстоящее разбирательство.
Джон де Вулф наклонился к импровизированному столу Томаса и взял свитки, которыми ему были предоставлены чрезвычайные права королевского комиссара, и помахал ими перед пленниками.
– Эти документы подписаны самим главным судьёй от имени нашего суверенного короля Ричарда! – Объявил он. - Так что пусть никто здесь не пытается оспорить моё право действовать так, как я считаю нужным.
Он вернул пергаменты своему секретарю, в затем шагнул к лесникам, агрессивно засунув руки за пояс.
– Ты, Уильям Люпус - и ты, Майкл Креспин. Я приглашал вас обоих принять участие в моих дознаниях по поводу сгоревшего Элиаса Нека и убитого Эдварда из Манатона. Вы отказались присутствовать и должны ответить за это. Почему вы не прибыли?
Старший из двух лесников, похоже, восстановил свое прежнее высокомерие, возможно, ободренное присутствием шерифа и вердера, которые, как он предполагал, будут на его стороне.
– Вы не имели права вмешиваться в лесные дела. Они регулируются лесным законодательством, – проговорил он.
– Бред какой-то. Мир короля охватывает всю Англию, включая его собственные леса, – отрезал де Вулф. – Лесные законы касаются только вопросов растительности и оленины.
– У вас не было прав королевского комиссара, когда вы вызывали их, де Вулф, – огрызнулся шериф, в первый раз открыв рот.
– Мне не нужно было специальных прав, чтобы вызывать свидетелей для дознания, – раздраженно сказал коронер. – Это право была предоставлена Короной в статье двадцать Генерального суда, который состоялся в Кенте в сентябре прошлого года.
Он снова повернулся к Люпусу.
– Вы и ваши соучастники творили террор и вымогательство в этом участке лесов Девона. Вы закрыли кузницы, обязали владельцев пивных продавать только собственный эль, сожгли кожевню и стали причиной гибели по меньшей мере трёх человек.
– Я никого не убивал. Это дело рук бандитов, – яростно закричал Люпус. – У вас нет никаких доказательств против нас. Мы сделали то, что нам было приказано сделать в отношении продажи эля и работы кузниц.
– Кто приказал? – Резко спросил Феррарс, решив обозначить свою роль в расследовании коронера.
Люпус украдкой посмотрел на Креспина, а затем на де Стрета.
– Предыдущий вердер, Хамфри ле Бонд.
Эти слова вызвали ряд насмешек.
– Ты чёртов лжец! Очень удобно свалить всё на покойного, который не может возразить! Без сомнения, его убили, потому что он пытался противостоял вашим козням.
– Кто из вас всадил ему в спину стрелу? – Спросил Ральф Морин.
– Это были преступники, какой-то бродяга, который хотел украсть его кошелёк.
– Странно, но, когда его нашли, все деньги оставались при нём, – с сарказмом сказал де Вулф. Он повернулся к пожилому Хранителю лесов, который стоял с мрачным выражением лица.
– Де Боско, что вы думаете обо всём этом?
– Меня очень удручает, что лесные чиновники, которые при своём назначении поклялись в верности королю, превратились в немногим лучше, чем настоящих преступников. Они не достойны носить рог - знак лесника, и я с этого момента их увольняю!
– Я сомневаюсь, что у вас есть на это право, хранитель, – возразил де Стрет. Голос вердера звучал нерешительно, будто он боялся встать на ту или иную сторону. – Вы, конечно, не можете увольнять лесников.
Ричард де Ревелль поддерживал своего протеже, своим высоким и напыщенным голосом.
– Хранитель может назначать лесников, но, согласно закона, он не может уволить их – после назначения они являются королевскими чиновниками.
Джон де Вулф потерял терпение из-за этих споров. Он снова схватил лежащий перед Томасом свиток пергамента и помахал им перед лицом шерифа и вердера.
– Чёрт возьми! Сколько раз я должен вам говорить ещё? – Крикнул он. – Здесь указано, что мне предоставлено право делать всё, что сочту нужным! Я говорю сейчас не как окружной коронер, а как королевский комиссар.
Он повернулся и указал рукой на Филиппа де Стрета.
– И первым моим действием, которое я предприму в соответствии с этими полномочиями, - это уволю вас с должности!
Хитрый вердер набрался смелости, чтобы возразить.
– Вы не можете сделать это. Я был назначен приказом шерифа графства!
Де Ревелль также начал возражать своему зятю.
– И он был должным образом избран окружным судом!
Джон бросил свиток обратно Томасу.
– Назначение должно утверждаться курией или юстициарием - и я могу заверить вас, Хьюберт Уолтер без колебаний отменил это назначение.
Филипп де Стрет, ныне экс-вердер, молча вышел из подземелья, обиженно посмотрев на шерифа.
– Давайте продолжим заниматься делом, де Вулф, – проговорил Гай Феррарс. – Что вы собираетесь делать с этими негодяями, если не отправить их сразу на виселицу?
– Для начала я хочу получить от них ответы. Я объявляю это продолжением дознаний по смертям Элиаса Нека, Эдварда из Манатона и Уильяма Гурнона из Ластли. Запиши это в протокол, Томас.
Его глаза медленно двигались вдоль шеренги стоящих напротив людей.
– Кто убил Элиаса? Это был ты, Креспин или ты, Люпус? Или вы послали одного из этих хамов, которых называете пажами, чтобы сделать это за вас?
Так называемые пажи за несколько часов пребывания в камере утратили всё своё чванство. Лицо уродливого Генри Смока от страха было похоже на привидение, когда он заикаясь отвечал коронеру.
– Никто из нас, сэр, конечно, не я! Это люди Винтера. Они спустились с края леса и подожгли кожевню.
– Кажется, ты много знаешь об этом, мошенник, – проговорил де Курси. – Так скажи нам, кто им приказал – и кто им заплатил.
Смок поймал ядовитый взгляд своего хозяина, Уильяма Люпуса, и не стал отвечать, пробормотав, что он не знает.
– Тогда кто убил Эдварда, браконьера из Манатона? - Четверо арестованных осторожно переглянулись, но все покачали головами.
– Вижу, похоже, тебе надо освежить воспоминания, – резко произнёс коронер. Он понял, что Генри Смок является самым слабым звеном в защите арестованных, хотя и другой паж, по имени Майлз, также выглядел так, будто готов предать кого-угодно, лишь бы спасти свою шею. Джон махнул пальцем Стиганду, который ожидал в нескольких ярдах от них. После этого палец переместился, указывая на Смока, и тюремщик подошёл, чтобы схватить пажа. Смок ожесточённо сопротивлялся, но Габриэль и Гвин схватили его за руки и потащили к жаровне. Стиганд вытащил из светящегося угла железный прут и плюнул на его конец. Слюна с шипением превратилась в пар и почти одновременно генри Смок закричал от ужаса.
– Это был Креспин, он выпустил стрелу! – Заорал он во весь голос.
– В спину Эдварда? – Потребовал уточнения де Вулф.
– Да. Браконьер убегал, но Майкл сказал, что преподаст ублюдку урок, – пробормотал паж.
Креспин заревел, отрицая сказанное, но Люпус молчал. Если бы не Креспин, то ему пришлось бы взять вину на себя.
Лорд Феррарс чувствовал, что слишком долго молчал.
– Кто приказал тебе начать все эти потрясения в лесу, а?
Он сделал шаг вперед и впился взглядом в Люпуса, а затем в Креспина, почти касаясь их носом.
– Где вы получали приказы?
Наступило угрюмое молчание, затем Люпус зарычал, что приказов не было, они сделали это для своих собственных целей, чтобы заработать больше денег для себя и для вердера.
– Таким образом, вы убили трёх человек, сожгли кожевню и объединились с бандой преступников, по вашей собственной инициативе? – Прорычал Феррарс. – Так мы вам и поверили! – Он повернулся к тюремщику, который, желая поучаствовать стоял наготове в своём грязном кожаном фартуке, усеянном ожогами и чем-то похожим на засохшие пятна крови.
– Продолжай, Стиганд, посмотрим, сможешь ли ты восстановить память пажа – после мы попробуем этого другого наглеца, прежде чем перейти к людям в зелёном.
Грубоватый толстяк сунул первый прут обратно в огонь и вытащил другой, конец которого светился тускло-красным. Приблизившись к сжавшемуся от страха Смоку он протянул руку и разорвал ворот туники, обнажив широкую, волосатую грудь. Паж яростно извивался в объятиях державших его мужчин и отчаянно закричал, желая избежать пытку.
– Я не знаю, я простой слуга! – Завопил он. - Думаю, это был тот самый торговец лошадьми – он приносил кошельки с деньгами и шептался с лесниками!
Раскалённое железо приблизилось настолько, что начало опалять волосы на груди Смока, но коронер, к большому разочарованию тюремщика, махнул Стиганду убрать прут. Джон согласился с тем, что паж не обладал какой-либо важной информации, и поэтому он повернулся к лесникам.
– А что вы, двое прекрасных людей, можете сказать мне об этом? – Зловеще спросил он. – Помните, что угля для поддержания огня у нас достаточно.
– Ты не посмеешь пытать нас, мы королевские лесники, – вызывающе сказал Креспин.
– Нет, уже нет! Разве ты не слышал, что только что сказал Хранитель? – Огрызнулся де Вулф. – И, если бы он этого не сделал, я выгнал бы вас в соответствии с правами королевского комиссара. Теперь вы просто обыкновенные люди, подчиняющиеся закону, как и все остальные.
Он повернулся лицом к старшему леснику.
– Кто стоял за всем этим, Люпус? Мы знаем, что Стивен Крух инструктировал и платил вам, но он был просто посланником.
– Хватит ходить вокруг да около, де Вулф! Стоял ли за всем этим граф Мортейн, Люпус? – Феррарс, как всегда, выглядел рассерженным, но сегодня он был ещё более дерзким, чем обычно.
Лесник с каменным лицом посмотрел на коронера.
– Имя принца никогда не упоминалось. Я ничего не знаю о политике, я сделал то, что меня просили, и мне за это заплатили, вот и всё.
– Тебя также попросили заколоть Уильяма Гурнона в оленьем прыжке – или это была твоя идея? – Прорычал Феррарс, всё ещё желавших отомстить за устроенную провокацию и смерть своего человека.
– Нам сказали, чтобы люди Винтера выкопали солончак, но потом я никого не убивал, – сказал лесник.
Де Вулф указал на лежащее на полу оружие лесников.
– Это ваши кинжалы? – Спросил он, махнув Гвину, чтобы он подал их. Подняв пояса де Вулф показал их всем. – Какой из них твой, а какой принадлежит Креспину?
Лесники угрюмо подтвердили свою собственность. Джон вытащил кинжал, принадлежавший Майклу Креспину, из ножен и посмотрел на неповрежденный клинок. Он положил его на ящик Томаса, а затем вытащил оружие, принадлежавшее Уильяму Люпусу. Бросив пояс на пол, он свободной рукой нащупал на своём поясе мешочек и вытащил из него сморщенный зелёный лист. Его пальцы высвободили сверкающий стальной треугольник, после чего без слов поднял кинжал, чтобы всем было видно. Далее он приложил отломанный наконечник, который точно соответствовал сколу на клинке Люпуса.
– Я достал этот кусок металла из раны на теле Уильяма Гурнона. Кому-то из присутствующих нужны ли ещё какие-то доказательства?
Наступила тишина, нарушенная только шагами Ричарда де Ревелля, когда тот последовал примеру Филиппа де Стрета и без слов вышел из подвала.
Завершив дознание, Джон вернулся в свой пустой дом на обед. Он мог бы пойти в «Ветку плюща», где часто обедал раньше, ведь там еду готовила та же самая повариха, что и до того, как Несту доставили в Полслое. Однако, в отсутствии любимой женщины, он не испытывал желания сидеть за столом у очага без неё и предпочитал есть у себя в зале. Мэри составила ему компанию, после того как принесла ему различные блюда из своей хижины на заднем дворе. Когда он взялся за тушеное мясо с ветчиной и вареную рульку ягнёнка с капустой и луком, она села на стол, подперев своё красивое лицо кулаком, слушая его рассказ о событиях последних дней. Уходя за хлебом, маслом и сыром, она спросила о Матильде, так как её беспокоила неопределённость ситуации.
– Попозже вечером я собираюсь поехать в Полслое, – сказал Джон обнадеживающим тоном, который не мог убедить ее. – Гвин и Томас спросили, могут ли они пойти со мной, так как из-за этой суматохи в лесу они пару дней не видели Несту.
Он замолчал, отрезая ножом толстый ломоть хлеба.
– На этот раз я собираюсь настаивать на встрече с женой. Смешно, что я не могу получить от неё какой-то ответ на вопрос, каковы её намерения.
– Люсиль обеспокоена куда больше меня, – сказала Мэри. – Я, по крайней мере, занимаюсь домом и готовкой, но без хозяйки, какая польза от служанки? Признаться, мне она не нравится, но мне жаль её, ведь она не уверена в своём будущем.
И снова Джон заявил, что этим вечером твёрдо намерен узнать намерения Матильды. Покончив с трапезой, он вышел из дома, прошёл несколько ярдов к дому своего друга, архидьякона.
Вечером, после повечерия, было самое спокойное время для священников, поскольку это была последняя из девяти канонических служб, которые занимали большую часть церковного дня. До полуночи у священнослужителей было свободное время для молитвы, отдыха, еды, чтения и разговоров.
Джон нашел архидиакона в месте, где тот обычно находился в это время, – читающего книгу сидя в своей строгой комнате, с флягой хорошего вина, стоящей на столе перед ним. Он встретил тёзку с улыбкой и поставил перед ним ещё одну чашу. Хотя де Вулф редко исповедовался и лишь в случае необходимости приходил с этим к архидьякону, – но куда чаще приходил к нему просто, как к другу, с которым можно поговорить и посоветоваться по любому вопросу. Так было и сегодня вечером, коронер рассказал всю историю своей поездки в Винчестер и последующей кампании в лесу.
Де Алансон, опустив глаза, внимательно выслушал рассказ коронера про истребление лесных бандитов.
– Это кажется жестоким, Джон, но закон требует их казнить тем или иным способом, – здраво рассудил он.
– Они сожгли заживо кожевенника, застрелили в спину вердера и причинили много других пакостей обитателям леса, – отметил де Вулф. – Относительно этих разбойников моя совесть спокойна.
– А как насчёт этих двух лесников и их пажей?
Коронер пожал плечами и отпил ещё один глоток превосходного вина.
– Креспин разоблачён как убийца подручным Люпуса – и я всем доказал, что именно Люпус вонзил кинжал в спину человека Феррарса. Нетерпеливый барон хотел, чтобы их повесили прямо сейчас, но я решил, чтобы их преступления заслушали королевские судьи во время следующего посещения Эксетера, которые несомненно отправят их на виселицу, а до тех пор они воспользуются гостеприимством Стиганда в замковой тюрьме.
– А их подручные, что с ними?
– Это тупые хамы, но я поступлю с ними так же и позволю судьям решить их судьбу.
Архидиакон слегка постучал пальцами по кожаной обложке книги.
– А что ваш дорогой шурин? Как он выкрутится из всего этого?
Джон криво улыбнулся, что случалось с ним крайне редко.
– Репутация шерифа разорвана в клочья. Хьюберт Уолтер хорошо знает ситуацию в Девоне, и я уверен, что он начнет интриговать в курии, чтобы избавиться от де Ревелля. Но вы, как и я, знаете, что нашего шерифа поддерживают некоторыми влиятельными фигуры, как среди баронов, так и церковников.
– За этими далеко ходить не надо! – Сухо согласился де Алансон. - Кстати, вы получили моё сообщение об этом монахе из Бэкфэста?
Коронер кивнул.
– И я также слышал, что он уехал в Ковентри, кажется, навсегда.
– Он вернулся в это гнездо восстания, свитое епископом Хью. Мы больше не услышим о нём в наших местах. Цистерцианцы же никуда не денутся, а они не любят нашего короля, но возлагают большие надежды на того, кто, по их мнению, будет следующим.
Некоторое время они сидели молча, думая о несправедливости, которую может развеять разделение между Церковью и государством.
Затем архидиакон вспомнил, что хотел обсудить другой вопрос.
– Я провёл некоторые исследования в области канонического права, что касается вашего вопроса, Джон, – обстоятельно начал он. – Я так и не нашёл прецедента, где вступление в монастырь жены служило поводом для аннулирования брака. Боюсь, что для этого потребуется обращение к Святому Отцу в Риме, но я сомневаюсь, что это удастся.
Джон де Вулф мрачно кивнул.
– Я ожидал такого ответа. Я не знаю, что будет дальше. Она всё ещё отказывается говорить со мной. С тех пор, как она ушла, я только один раз мельком видел её в монастыре.
Он допил вино и встал.
– Я сейчас поеду в Полслое, чтобы проведать Несту. По словам матушки Мэдж, она едва не умерла от потери крови во время выкидыша, и всё ещё далеко не здорова.
Выслушав пожелания архидьякона о выздоровлении Несты и обещания молиться за неё, де Вулф покинул его и пошёл к переулку Мартина, чтобы забрать Одина из конюшни. Гвин и Томас терпеливо ждали его на своих скакунах у Восточных ворот, а через полчаса они были у ворот монастыря святой Катерины.
– Мы подождём здесь, пока вы не поговорите с ней, коронер, а затем по одному проскользнём, чтобы выразить почтение Несте, – сказал Гвин с нехарактерным для него тактом, который ранее был свойственен только более чувствительному Томасу.
Джон подошёл к двери лазарета и вошел внутрь. Теперь он бывал тут достаточно часто, чтобы не искать кого-то, кто мог проводить его, и прошёл несколько шагов к комнате Несты, первой в коротком коридоре.
Дверь была приоткрыта, и он зашёл в комнату. Его обычное приветствие замерло на губах, когда он увидел знакомую широкую спину, склонившуюся над низкой кроватью Несты. Это была Матильда, руки которой находились на горле хозяйки гостиницы.
На секунду Джон застыл от шока, увидев Матильду, и то, что она делает с его любовницей. Однако, прежде чем он смог броситься на свою жену и оттащить её, он увидел лицо смотрящей на него Несты. На нём застыла хитрая улыбка. Матильда тоже это увидела и удивленно обернулась своим квадратным лицом, держа руки перед собой, её пальцы были липкими от смеси гусиного жира и грушанки.
– О, это ты, понятно… - Буркнула она, сердито глядя на него.
Она повернулась к кровати и обмотала горло Несты фланелью, аккуратно заправив концы. Затем она выпрямилась и вытерла засаленные руки о передник, который прикрывал её чёрное одеяние.
– У неё с прошлой ночи болит горло, но эта мазь должна помочь. – Не глядя в глаза своему безмолвному мужу, она вышла из комнаты и исчезла в коридоре.
– Это действительно добрая христианка, – раздался голос позади него, и, обернувшись, он узнал стоящую в дверях матушку Мэдж.
– Матильда кормила меня последние десять дней, Джон! – Хриплым голосом сказала лежащая на кровати Неста.
– И в королевстве не найти более заботливую и нежную медсестру! – Провозгласила худощавая монахиня. – Она святая, и нам будет жаль её потерять.
Она подошла к кровати, чтобы положить руку на лоб Несты, после чего гладила струившиеся по подушке рыжие волосы, пока Джон, наконец, смог заговорить.
– Потерять её? Что вы имеете в виду? – Удивился он.
– Она сама вам всё скажет, когда вы выйдете отсюда, коронер. Я оставлю вас вдвоём, но не задерживайтесь. У Несты болит горло и ей не следует разговаривать.
Она вышла, и Джон, сбитый с толку женскими капризами, встал на колени рядом с Нестой и взял её за руку.
– Я уже ничего не понимаю, любимая! Когда я вошёл, то подумал, что она пытается тебя задушить!
Неста хрипло рассмеялась, что перешло в кашель, что, несмотря на сохраняющуюся слабость, напомнило ему её обычный игривый характер.
– Она не выказала ни малейшего желания задушить меня, хотя я бы понял, если бы она так поступила.
– Что это сказала матушка Мэдж о потере Матильды? Почему она не сказала мне?
– Честно говоря, я не знаю, Джон. Вы должны сами спросить её, как сказала монахиня.
Джон поднялся на ноги, озадаченный, взволнованный и нетерпеливый.
– Я сделаю это прямо сейчас, а потом вернусь, чтобы увидеть тебя.
Он сжал её руку и пошёл искать свою жену. Как только Томас увидел, как его хозяин вышел из двери лазарета и направился в гостиную приорессы, то захромал, чтобы самому навестить Несту. Гвин уже отправился на кухню, чтобы выпросить булку или две у сестер-мирянок, которые готовили, прежде чем навестить больную.
Томас был рад видеть искреннюю улыбку на лице пациентки, когда он автоматически перекрестился и поднял пальцы в благословении.
– Сегодня вы выглядите куда лучше, дорогая госпожа, – сказал он, его худое лицо сморщилось от удовольствия. Симпатичная валийка подозвала его подойти ближе.
– Я чувствую себя лучше, Томас - хотя у меня болит горло, – тихо сказала она, с легким хрипом в голосе.
– Все ваши отчаянные мысли о самоуничтожении прошли? – Заботливо спросил он.
Она кивнула и согнула бледную руку, чтобы подозвать его ещё ближе.
– Хочу тебя быстро спросить, прежде чем вернётся Джон. Секрет, который я рассказала тебе об отце моего ребёнка, немного раскрылся, но твой хозяин всё не должен знать, ведь это может разрушить связь между нами.
– Это никогда не соскакивало с моего языка! – Заверил её Томас, глаза которого расширились.
– Нет, нет, конечно, нет! Но матушка Мэдж сразу же узнала возраст не родившегося ребенка, и она, должно быть, невольно сообщила это Матильде де Вулф. У матушки не было причин считать, насколько это важно.
До маленького писаря начал доходить смысл сказанного.
– Значить, Матильда сама выяснила, что её муж не мог быть отцом?
Неста украдкой посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что Джон ещё ее появился.
– Да. Она пришла ко мне десять дней назад и сказала, что узнала, что Джон тут ни при чём. Сначала она была очень грубой, и думаю, она хотела оскорбить меня. Но когда она увидела, в каком плохом состоянии я была, она начала заботиться обо мне - и с тех пор была сама доброта.
Томас удивился такому необычному поведению Матильды, поскольку эта женщина никогда не скрывала своего презрительного отношения к нему, как к распутному священнику-ренегату.
– Но наверняка она скажет ему, что знает, что ребёнок был не его?
Неста пожала плечами.
– Я просто не знаю, дорогой Томас. Она в силах нанести ему серьёзное ранение, ведь он был так горд перспективой стать отцом, даже бастарда.
Писарь, успокаивая, сжал её руку.
– От меня это никто не узнает, что бы ни случилось.
Джон бродил по монастырю, разыскивая свою жену, но не сумел её найти. У двери в западное крыло он обнаружил, что его поджидает матушка Мэдж. Она властно поманила его внутрь и постучала в дверь гостиной, где они увидели приорессу, сидящую за столом. Матушка Маргарет не была настроена ходить вокруг да около.
– Сэр Джон, вы несколько раз просили узнать намерения своей жены. Что ж, теперь мы можем вас успокоить. Матильда хочет оставить нашу заботу и вернуться домой к своим женским обязанностям.
В течение последних десяти минут чувства де Вулфа подвергались испытанию, и эту новость переварить было не просто.
– Пойдёт домой? – Прохрипел он. – Вы имеете в виду, в эту самую минуту?
Приоресса покачала головой, с весёлой улыбкой на пухлом лице.
– Не совсем, коронер. Но в течение дня или около того, без сомнения.
Джон в волнении потёр подбородок.
– Но почему она решила уйти? Я думал, что она твёрдо настроена принять обеты.
Настоятельница с кривой улыбкой переглянулась с матушкой Мэдж.
– Мы оба с самого начала думали, что ваша жена укрывается здесь, скорее в качестве акта протеста и негодования, чем настоящего желания. Нет сомнений, что она глубоко верующая женщина, но простота жизни здесь никогда не придётся ей по вкусу. Теперь она высказала свою точку зрения и сказала, что, будучи благодарной нам, она не видит для себя будущего в этих стенах.
Джону понадобилось время, чтобы определить, радуется он этому или сожалеет. Перспектива развода или аннулирования брака уже отпала, а его мысли о побеге с Нестой в Уэльс, чтобы начать новую жизнь, на самом деле были всего лишь романтической фантазией. Он ненавидел свой пустой дом и свой одинокий стол и втайне скучал по драчливому присутствию Матильды, хотя это часто приводило его в бешенство. Он был смущен и не уверен, опустошён он или удовлетворён.
– Могу ли я поговорить с ней сейчас? - Всё, что он мог сказать.
Приоресса подняла руки ладонями вверх.
– Это зависит от того, хочет ли она с вами поговорить. Это её выбор, но матушка Мэдж найдет её и спросит. Есть что-нибудь ещё, сэр Джон?
– Только один вопрос, матушка Маргарет, – сказал он тихим голосом. – Ребёнок – мой единственный ребёнок. Что случилось с ним?
Настоятельница обеспокоенно перевела взгляд на матушку Мэдж.
– Его похоронили на нашем кладбище, коронер. Хотя создание было крошечным, оно всё равно дитя Божие и было похоронено с должной церемонией.
– Могу ли я просто посмотреть на это место, пожалуйста?
– Матушка Мэдж покажет вам место.
Снова между ними пробежал беспокойный взгляд, прежде чем костлявая монахиня вывела его и обвела вокруг задней части церкви, посвященной Бекету – в качестве ещё одного жеста раскаяния одного из убийц Томаса. Здесь было небольшое кладбище с дюжиной простых крестов, отмечающих места вечного успокоения сестёр, которые скончались за последние тридцать восемь лет с момента основания монастыря.
Матушка Мэдж привела его в дальний угол, почти к самой стене монастыря. Здесь был крошечный холмик свежей земли, увенчанный маленьким деревянным крестом, настолько маленьким, что мог бы уместиться на ладони коронера. У его подножия лежал букет из ромашек и лютиков, сорванных на соседнем пастбище.
– Это здесь, сэр Джон, – мягко сказала матушка. – Я вас здесь оставлю.
Она ушла, и Джон стоял, уставившись на горку красноватой земли, его мысли катились вперёд к тому, что могло быть, но уже не будет.
Он услышал позади себя шаги и, обернувшись, увидел свою жену. Она всё ещё носила белый фартук, испачканный мазью. Подойдя ближе, она встала рядом с ним, но ничего не говорила. Он повернулся к крошечной могиле и уставился на неё. Внезапно его горло, казалось, сжалось, а зрение затуманилось от влаги.
– Там … часть меня, Матильда, – сказал он с надрывом в голосе.
– Да, Джон. Но сейчас уходи. Я скоро буду дома.
Она взяла его за руку и повела обратно по траве.
Комментариев нет:
Отправить комментарий