Бернард Найт - «Мрачный жнец» Глава 3

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В которой коронер Джон посещает таверну «Ветка плюща»

С утра пораньше де Вулф поручил Гвину собрать к десяти часам в зал графства всех, кто присутствовал при обнаружении тела ростовщика, а также присяжных из местных жителей.

Когда далёкий соборный колокол призывал прихожан к началу очередной мессы – шестой из девяти ежедневных служб, коронер покинул свой кабинет и прошёл во двор замка. Расположенный там зал графства – невыразительное, одноэтажное каменное строение, крытое черепицей, являлся местом проведения каждые две недели заседаний окружного суда шерифа. На следующей неделе здесь также состоятся заседания долгожданной выездной сессии королевского суда присяжных. Джон использовал это здание для проведения большинства дознаний в городе – здесь было достаточно места, и, по крайней мере, была крыша над головой. Широкая открытая дверь вела в большое помещение, с земляным полом, в одном конце которого располагался деревянный помост высотой до колена, на котором стояли стулья и скамьи важных персон. Де Вулф надеялся, что де Ревелль и комендант замка, Ральф Морин, приложат достаточно усилий, чтобы к приезду королевских судей зал приобрёл более достойный вид. Тем не менее, он вполне подходил для предстоящего дознания по случаю смерти ростовщика.

Когда Джон зашёл в зал, Гвин, добродушно ругаясь, выстраивал перед помостом два десятка мужчин. Это были присяжные – жители улицы Южных ворот и работающие там люди, которых он оторвал от их ежедневных занятий. Когда Джон взобрался на помост и сел, то убедился, что присутствуют Флетчер, который обнаружил тело и стражник - сакс, а также несколько других лиц, которых он видел на месте преступления. Томас де Пейн сидел за столом и уже разложил свои чернила, перья и пергаменты. В ожидании, пока Гвин организует присяжных, же Вулф зевнул, - сегодня он проснулся раньше обычного и начинал ощущать последствия. По мере того как рыжий гигант придавал разношерстной толпе хоть какой-то порядок, прибыл гарнизонный солдат с небольшой тележкой, на которой под грубой тканью просматривался длинный силуэт. Солдат окриками освободил проход и оставил тележку у центра помоста, прямо под ногами коронера.

– Вот труп, коронер. Мне сказали забрать его из нашего сарая.

Де Вулф кивком головы отпустил солдата, когда заметил в дверях довольно щегольскую фигуру. Джон удивился, когда признал Хьюго де Релагу, одного из двух помощников мэра Эксетера, представителя городского населения. В некоторых городах к тому времени было заведено выбирать одного мэра, но в Эксетере пока об этом только говорили и пока не меняли устояшийся порядок управления. Довольно быстро пухлый купец в алой тунике, голубой мантии и в облегающей шапочке взобрался на помост и сел рядом с коронером.

– Что привело тебя сюда, Хью? – С одной из своих редких улыбок спросил Джон. – Ты же должен сидеть дома над счетами, увеличивая наше состояние.

Коронер вложил деньги, награбленные в заграничных походах, в торговлю шерстью, которой занимался де Релага, и имел с этого неплохой доход.

Маленький толстый купец изрядно вспотел, пока спешно добирался до замка, и пыхтел от напряжения. Вытащив жёлтый шёлковый платок, чтобы вытереть пот со лба, он отвечал:

– От нашего стражника я услышал об убийстве Аарона. Он ссужал деньгами ряд торговцев в городе, в том числе одного или двух горожан, которых я подозреваю.

Де Вулф посмотрел на него сверху вниз со своего стула.

– Я сомневаюсь, что его убили из-за каких-то денежных операций, Хью. К тому же он не был ограблен.

– Хвала Богу за это, Джон. Я боялся, что некоторые должники таким образом решили рассчитаться с долгами. – Засиял де Релага.

К этому моменту Гвин закричал, призывая к тишине, а когда присяжные и свидетели успокоились, голосом, от которого скворцы слетели с балок крыши, он провозгласил начало дознания.

– Коронер его величества короля Ричарда в графстве Девон призывает всех, кто имеет какое-либо отношение к смерти Аарона Солсбери, приблизиться и заявить о своём участии!

Присяжные, подняв пыль, которая светилась в проходящих в широкие двери лучах солнца, приблизились к помосту. Де Вулф наклонился вперёд, как какая-то большая чёрная птица, что собирается ударить своим длинным клювом.

– Пусть первонашедший выйдет на шаг вперёд.

Гвин толкнул маленького мужчину, который рано утром зашёл к еврею, и поставил рядом с тележкой, как раз под внушительной фигурой коронера. Он подтвердил, что его зовут Руфус Флетчер, а когда Гвин поднял ткань с лица покойного, признал в нём Аарона из Солсбери. Затем он повторил историю, которую рассказал де Вульфу несколькими часами ранее.

– Я постучал в четыре ближайших домов, а затем послал за стражей, – добродетельно завершил он. Здесь он остановился, видно обдумывая, как объяснить свои действия, чтобы не накликать на себя беду.

– Мы не стали поднимать шум и крик, коронер. Это было бессмысленно, ведь старик уже окоченел и был твёрдым как доска, так что, должно быть, он был мёртв уже несколько часов. – Добавил он.

Это соответствовало тому, что де Вулф сказал шерифу, и после нескольких вопросов, которые не дали ничего полезного, мастер-стрельник отступил на шаг назад, довольный, что коронер не стал придираться и штрафовать его, что во время дознания стало распространённой формой дополнительного налогообложения.

Коронер через плечо проверил, успевает ли Томас де Пейн записывать ход дознания, а затем повернулся к собравшимся.

– Что касается подтверждения английской национальности умершего, это невозможно и не нужно, – проревел он. – Всем известно, что убитый был евреем.

После завоевания убийство каждого норманна ложилось тяжёлым штрафом на общину, на территории которой он умер. Чтобы избегнуть штрафа за убийство норманна, община должна была доказать английскую национальность покойного. Если же убитого никто не знал, то он автоматически считался норманном. Требования закона уже устарели, так как с момента завоевания прошло более ста лет, и часто трудно было определённо сказать, кем был покойный - норманном, саксом или кельтом. Тем не менее, штрафы были прибыльным источником дохода Короны, и единственным способом их избежать было предъявить члена семьи умершего, чтобы тот присягнул перед следователем, что он был англичанином. Де Вулф, в отличие от некоторых коронеров, которые прилагали все усилия, чтобы получить штраф, особенно – если часть его оседала в собственном кошельке, этот вопрос своей деятельности стремился решать по справедливости.

Теперь де Вулф дал команду Гвину снять покрытие с верхней части трупа старика, а затем, вместе с Хью де Релагой, подошёл к краю помоста.

– Пусть присяжные соберутся вокруг, – приказал он своим зычным голосом. – Каждому из вас надлежит вместе со мной исследовать труп.

Жюри переместилось ближе, у некоторых из них на глазах появились слёзы, другие держались молодцами; к этой процедуре допускались только мужчины в возрасте старше десяти лет.

– Гвин, подними голову!

Помощник схватил труп за уши и поднял над тележкой. Окоченение уже охватило шею, поэтому вместе с головой поднялись и плечи. Гвин указал заинтересованному жюри на слипшуюся кровь в районе затылка.

– Его сильно ударили по голове, – заявил Джон. – Перелома костей черепа, кажется, нет, но, конечно же, такого удара должно было хватить, чтобы он лишился сознания. Коронер махнул рукой Гвину, позволяя тому отпустить голову, которая с грохотом упала.

– Покажи им мешок, – приказал он. Гвин из стоящей в ногах покойного корзины вытащил кожаный денежный мешок и просунул в него руки, чтобы показать присяжным его ширину и глубину.

– Этот мешок натянули ему на голову и завязали на шее. - Джон снова махнул Гвину и тот передал кожаный мешок одному из присяжных, который взял его так осторожно, будто опасаясь укуса. Пока мешок переходил из рук в руки, де Вулф продолжил.

– Вы увидите, что мешок крепкий и имеет плотные швы. Натянутый на голову он полностью перекрывает жертве воздух, особенно, если та находилась без сознания от удара по голове и не могла ничего сделать, чтобы спасти себя.

Гвин забрал денежный мешок, вернул его в корзину, а затем, ради приличия, прикрыл старика. Члены жюри повернули головы вверх и уставились на коронера, ожидая окончания его выступления.

– У меня нет никаких других доказательств, которые я мог бы предложить вам, – сказал де Вулф, который решил не оглашать информацию о записке из Евангелия, так как не хотел поднимать излишний ажиотаж. – Поэтому я хочу узнать, есть ли среди вас кто-либо, кто знает что-либо о смерти этого человека?

В ожидании, что члены жюри представят информацию и вынесут вердикт, он посмотрел на присяжных, что сгрудились вокруг тележки.

Несколько человек пробормотали, что им ничего не известно. Этого следовало ожидать: люди считали, что безопаснее не связываться с законом, ведь если во время судебного процесса что-то пойдёт не так, участники могли быть подвергнуты штрафу.

– Знает ли из вас кто-либо что-нибудь про жизнь Аарона? Некоторые из вас имели лавки на этой улице и должны что-то о нём знать, – потребовал де Вулф. Он посмотрел на человека, которого Гвин назначил председателем жюри – торговца одеждой из магазина возле дома еврея. – Ты, конечно же, что-то о нём знаешь?

– Я немного о нём знаю, коронер, просто иногда встречались. Он держался сам по себе. – Торговец сукном пренебрежительно пожал плечами.

– Клиенты сами приходили к нему, и ему не часто приходилось выходить на улицу, – добавил хозяин конюшни с улицы Южных ворот. – Некоторые из нас бывало одалживали у него несколько марок, когда времена были трудными. Он был справедливым человеком.

Послышался ропот, подтверждающий сказанное.

– Что-нибудь ещё? Были ли у него когда-нибудь какие-либо проблемы? Кто-нибудь когда-нибудь нападал или угрожал ему?

Ропот стих, присяжные смотрели один на другого и качали головой.

– Знаете ли вы каких-либо священников среди его клиентов? – Потребовал коронер.

Этот вопрос был встречен недоумёнными пустыми взглядами, а некоторые из присяжных захихикали.

Снова заговорил хозяин конюшни.

– Было бы странно, если бы у ростовщика не было клиентов из церковников, коронер. У некоторых из наших каноников весьма недешёвые запросы относительно еды и вина.

– А женщины! – Раздался хриплый шепот из-за его плеча.

– Люди, которые имели дела с Аароном и ему подобными, не хотят, чтобы об этом кто-то знал, – продолжил старшина присяжных. – Они, как правило, крадутся к его двери, как лисица на водопой, так как стыдятся показать, что нуждаются в деньгах.

Последовавшие ответы на ещё несколько вопросов де Вулфа подтвердили его мнение, что дознание не даст ничего, что поможет раскрыть преступление. Поэтому он дал наставления жюри относительно вердикта.

– Настоящее дознание установило, что покойный – Аарон из Солсбери и что он не был норманном, хотя при этом не было предъявления английского происхождения. Кроме того, очевидно, что он встретил свою смерть по месту своего жительства в городе Эксетер на ... – Он сделал паузу и громко откашлялся, глядя на руки Томаса, который деловито записывал. – … в седьмой год царствования короля Ричарда.

Джон выставил подбородок в сторону присяжных, будто предлагая им возразить ему, а затем, громким голосом, перешёл к выводу.

– Совершенно очевидно, что он умер от удара по затылку и смертельного удушья с помощью вот этого мешка, одетого на голову. Это не могло быть божьим актом, несчастным случаем или причинением смерти самому себе, поэтому это может быть только убийством.

В конце он повысил голос почти до крика и посмотрел на скопление людей перед помостом .

– Теперь же, старшина, огласите мне ваш вердикт!

Сгрудившиеся между собою присяжные несколько минут перешептывались, после чего торговец сукном поднял голову к следователю.

– Мы считаем, что еврей Аарон из Солсбери был убит неизвестными лицами, сэр Джон.

После этого коронер объявил об окончании дознания, и присяжные поспешили к выходу, желая поскорее приступить к работе и наверстать потери. Гвин покатил тележку с телом обратно в сарай на противоположной стороне внутреннего двора. В зале графства Джон де Вулф и Хью де Релага сели за стол в ожидании, пока Томас закончит возиться с протоколом.

– Если, как ты сказал, Джон, старик не был ограблен, то это очень странное дело. – Сказал де Релага. Положение в гильдии торговцев и городском управлении позволяло ему быть в курсе почти всех коммерческой слухов города, а также случаев неожиданно быстрых погашений долгов. Он понимал, что смерть кредитора может помочь нескольким его коллегам-купцам.

– Тебе надо бы хорошо изучить его бухгалтерские книги, Джон, чтобы увидеть, получил ли кто-либо значительную выгоду от его смерти?

Де Вулф уже решил поручить Томасу разобраться со счетами ростовщика, но сейчас он посчитал своим долгом рассказать своему другу о пергаменте, найденном на теле.

– Это выглядит, как будто его мог убить какой-то обиженный священник, – закончил он.

Торговец шерстью снова вытер своё круглое красное лицо.

– Это может быть уловкой, Джон, чтобы свалить убийство на какого-то ненормального священнослужителя, и скрыть реальную цель, связанную с деньгами.

Джон пожал плечами.

– Я полагаю, такое тоже может быть. Но сколько из твоих коллег – торговцев умеют читать, писать и знают Евангелие?

– Многие могут написать несколько слов или могут попросить какого-нибудь опытного писаря, – в наши дни учёт ведётся не только с помощью палочек и бирок. Но я признаю, у тебя есть резон. Мало кто из моих знакомых мог бы вспомнить больше, чем две строки из Священного писания.

Когда Томас начал складывать свои письменные принадлежности, коронер и его кричаще одетый друг сошли с помоста и, в лучах весеннего солнца, вышли из зала. Когда они пересекали замковый двор, Хью снова заговорил о смерти ростовщика.

– Что вы будете делать с трупом? Его же, очевидно, нельзя похоронить рядом с собором, как всех остальных.

– Я прямо сейчас спущусь вниз, чтобы поговорить об этом с архидиаконом. Он, скорее всего, должен что-то знать о таких вещах.

– У старика были родственники? Я где-то слышал, что евреи должны быстро хоронить своих умерших. В городе живёт ещё несколько евреев, можно спросить у них.

– Возможно, у него есть дочь в Хонитоне. Замковый сержант утром послал туда гонца, чтобы найти её, но даже если он найдет её, она до завтра не доберётся до Эксетера.

Какое-то время они шли молча, но потом де Релага снова заговорил. – Эта записка из Священных Писаний ... Можно ли определить человека по тому, как он пишет буквы?

Де Вулф остановился, как вкопанный, и посмотрел сверху вниз на помощника мэра.

– Я не знаю, Хью. – Я никогда не думал об этом. Разве не все буквы пишутся одинаково?

– Если человек может написать больше, чем собственное имя, то возможны различия в написании.

– Я спрошу об этом своего вечно ноющего писаря, – сказал Джон. – Про перья, чернила и пергаменты он знает всё. Однако я в этом не разбираюсь совсем.

Когда они добрались до переулка Мартина, приближалось время обеда. Де Релага направился к своему благоустроенному дому рядом с центральным перекрёстком, наслаждаться своим привычным обедом.

Де Вулф же прошёл мимо своего дома, украдкой поглядывая на дверь, опасаясь появления Матильды. Он прошёл мимо жилища кузнеца, в конюшне которого был его боевой конь – Один, а затем, у входа в церковь Святого Мартина, свернул на огороженную соборную территорию. Хотя ему доводилось бывать здесь несколько раз в день, теперь он рассматривал всё окружающее с возобновлённым интересом. Здесь мог жить таинственный священник, который его интересовал.

Коронер торопливо прошёл мимо первых домов Ряда каноников, который являлся как бы продолжением переулка Мартина, образуя восточную границу соборной земли, с возвышающимся над городом огромным зданием собора. Взгляд невольно поднялся на узкую галерею, которая проходила вдоль внешней стороны главного нефа чуть ниже уровня крыши в почти сорока футах над землей. Прежде всего, ему бросился в глаза массивный выступ Северной башни, там ещё виднелся бледный мазок на кладке, которую обтёр плащ Томаса от мха и пыли, когда несколько недель назад писарь коронера совершил попытку самоубийства. Тогда плащ зацепился на выступающий крюк водостока на полпути вниз и прервал его падение ...

Вспомнив, де Вулф вздохнул и прошёл мимо больших, плотно стоящих домов, пока не оказался перед жилищем архидиакона Джона де Алансона. Всего в епархии было четыре архидиакона, каждый из которых отвечал за одну из частей огромной епархии Девона и Корнуолла. Де Алансон отвечал за город Эксетер – самый крупный населенный пункт области с населением около четырёх тысяч жителей, которые посещали многочисленные приходские церкви.

Высокий дом имел узкий фасад и потому был вытянут далеко назад в сторону заднего двора, в котором располагались уборные и пристройки с кухней и прачечной. Дома в Ряду каноников были все разные, с разными фасадами и крышами, но все они были достаточно просторны, чтобы вместить священника, иногда его викария и несколько служек.

В обязанности каноников, помимо участия в соборных службах, входило оказание гостеприимства посетителям и проведение регулярных праздников. Многие церковники наслаждались праздным существованием, увлекались роскошью и излишествами в еде. Большинство из них давно забыли спартанские предписания епископа Леофрика, который в прошлом веке ввёл строгие правила святого Хродеганга, но Джон де Алансон в этом плане являлся исключением. Аскет по натуре, он держал свой дом в строгом соответствии с указанными правилами, хотя у него было трое слуг, и он не мог отказать себе в умеренном употреблении прекрасного французского вина, которое было единственным излишеством в его жизни.

Слуга провёл де Вулфа в кабинет архидиакона, который также служил ему спальней. Вся мебель состояла из стоящей в углу простой кровати, дубового стола с двумя стульями и большого деревянного распятия на стене. Чтобы приветствовать своего друга, де Алансон поднялся из-за стола, за которым изучал толстую книгу в кожаном переплёте. Тонкое лицо священника расплылось в тёплой улыбке, с сияющими ярко-голубыми глазами он схватил де Вульфа за руку, усадил за стол и жестом предложил слуге принести вино. Через несколько мгновений друзья сидели напротив друг друга, в руках у них были кружки, наполненные лучшим анжуйским вином, глиняный кувшин с которым стоял на столе.

– Как поживает мой бедный племянник? – Спросил де Алансон.

– Я иногда боюсь за его рассудок, – сказал Джон. – У меня такое впечатление, как будто он ненавидит само своё существование. – Но, по крайней мере, в последнее время он не пытается себя убить. Коронер сделал большой глоток из своей кружки, смакуя вкус французского винограда. – Я полагаю, ты больше ничего не слышал о возможности вернуть ему церковный сан?

Архидиакон печально покачал головой.

– Как я уже говорил тебе, Джон, это представляется мне совершенно невозможным. Против него действуют силы, желающие нанести вред тебе и мне. – После короткой паузы, долив вино в кружки, архидиакон посмотрел на своего друга с насмешливой улыбкой. – Но ведь ты пришёл сюда не за тем, чтобы поговорить о Томасе?

Коронер покачал головой.

– У меня к тебе есть несколько вопросов. Ты кладезь знаний, которые мне нужны.

Старший священнослужитель мягко улыбнулся, покрывавшие его голову кучерявые волосы были сплошь седыми, хотя он был едва ли на десяток лет старше сорокалетнего де Вулфа.

– Чем только могу – помогу, Джон. Но я сомневаюсь, что ты хочешь обсудить богословие.

Первый вопрос коронера был о погребении убитого еврея.

– Я слышал об убийстве, – ответил архидиакон. – Этот дом принадлежит церкви. Писарь-казначей говорил этим утром, что арендатор – торговец сукном не имел права сдавать эти комнаты в аренду. – Он потер длинный тонкий нос. – Я не имею точных знаний об еврейских похоронных обрядах. Я думаю, что ты, как и я, знаешь, что они делают всё возможное, чтобы хоронить своих мёртвых до наступления темноты.

– В нашем случае это невозможно, – сказал де Вулф. - Мы ожидаем, что завтра из Хонитона приедет дочь покойного.

– Неужели это невозможно? – Мягко возразил де Алансон. – Если её не найдут, задержка будет ещё больше. Почему бы не похоронить его сегодня? В Эксетере живут другие евреи, которые всё организуют как у них принято.

– Дочь, возможно, пожелает увидеть тело отца. А где мы можем похоронить его? Конечно, ваша церковь не разрешит похоронить его в одной из своих могил.

Де Алансон печально улыбнулся.

– Конечно, такое невозможно. В отличие от некоторых из моих братьев, я чувствую большую симпатию к этому народу, особенно после трагического безобразия в Йорке и других городах, которые последовали за коронацией короля Ричарда. Но теперь есть небольшой участок за стенами на Сотерхэй, который еврейская община приобрела для своего кладбища.

Коронер прокрутил услышанное в уме.

– Может быть, я так и сделаю. Тогда его дочь сможет позже решить, что сделать с телом отца.

Де Алансон напомнил другу, что у того были ещё какие-то вопросы.

– Да, это по тому же делу, – ответил де Вулф. – Убийству этого старого ростовщика прошлой ночью. После чего рассказал про оставленную записку с цитатой из Евангелия и, покопавшись в сумке на поясе, достал помятый клочок пергамента и передал его священнику.

Де Алансон внимательно изучил записку, после чего вернул её коронеру и пристально посмотрел на своего друга.

– Ты хочешь знать, мог ли кто-то писать и цитировать святое писание, кроме священника?

Коронер кивнул.

– Твой племянник сразу отметил это. Потом Хью де Релага предположил, что по написанию букв можно определить, кто именно написал записку. Такое возможно?

Архидиакон недоверчиво поджал губы.

– Раньше я никогда не задумывался об этом, Джон, но когда, много лет назад, я был в Винчестере ответственным за скрипториум, то я, конечно, мог бы узнать автора каждого документа от того, как тот написан. – Он вопросительно посмотрел на де Вулфа.

– Но с чего начинать? В Эксетере должно быть более ста клириков, включая всех каноников и приходских священников. Даже молодые клирики, в том числе – певчие умеют читать и писать, ты же знаешь.

– Я не думаю, что нам следует обращать внимание на служащих малых чинов. Ты – архидиакон Эксетера, так что ты должен знать всех приходских священников. Нет ли среди кого-нибудь со странностями или слишком нервного?

Де Алансон криво улыбнулся.

– Церкви служат разные люди, как и в любой другой сфере жизни, но я не знаю никого, кого я бы мог считать потенциальным убийцей.

Прежде, чем убрать пергамент обратно в поясной мешочек, коронер махнул им перед лицом своего друга.

– Что же, по твоему, тогда это? Может, убийца следует благочестивому требованию Библии, считая, что изгоняет ростовщика из храма? Может он захочет таким образом избавить весь город от грешников?

Архидиакон пожал плечами.

– Может быть, он просто ненавидит евреев, что в наши дни вовсе не редкость в Англии

. Они обсуждали дело, пока не закончилось вино в кувшине, а желудок Джона не сказал ему, что наступило время перекусить.

Он оставил архидиакона, размышляющего о потенциально опасном священнике в его епархии, и отправился назад к дому в переулке Мартина. Когда он вошёл в высокий, мрачный зал, Матильда уже сидела с торца за длинным дубовым столом. Она как раз накладывала из горшка в деревянную миску приготовленное Мэри рагу из зайца, но прервалась, чтобы сердито посмотреть на мужа, который сел напротив.

– Ты, как обычно, опоздал, так что я начала без тебя, – резко сказала она. Наряду с религией, еда была главным пристрастием Матильды в жизни. В вопросах пищи она вполне могла посоревноваться с Гвином.

Зашла Мэри и принесла хлеб и кварту эля для своего хозяина, который из-за пояса достал маленький нож и, с помощью большой ложки, вырезанный из рога коровы, положил рагу в свою миску. В течение нескольких минут они ели молча, пока Джон не счёл себя обязанным начать разговор, чтобы разогнать гневное облако, которое, по его ощущениям, появилось над головой жены.

Он рассказал ей об убийстве ростовщика, которое утром никак её не заинтересовало, ведь Матильда, считавшая себя норманнской леди, приравнивала евреев к саксам и кельтам. Хотя она родилась в Девоне и за Ла-Маншем провела лишь несколько месяцев из сорока шести лет, когда гостила у дальних родственников в далёкой молодости, но с того времени она вела себя так, будто является знатной норманнской дамой, вынужденной жить в изгнании среди неотёсанных аборигенов. Втайне она стыдилась своего мужа, который был наполовину кельтом, так как в жилах его матери текла наполовину валлийская и наполовину корнуолльская кровь.

Тем не менее, когда Джон рассказал ей о записке с текстом из Евангелия, уши Матильды навострились, ведь церковные дела были её любимым увлечением. И тут коронер вспомнил, что может обладать знаниями о духовенстве в Эксетере, которые могут быть полезны ему.

– Архидиакон согласен со мной, что, скорее всего, виновником является священник. Может, ты знаешь про какого-то священнослужителя в городе, который способен на подобное насилие? Он неудачно сформулирован свой вопрос, и потому она резко ответила на его слова.

– Я про таких не знаю! Они почти все набожные и праведники. Некоторые – святые. – Матильду возмущало, что её муж недостаточно религиозен и способен поставить под сомнение благочестие священников.

Потом её тон несколько смягчился.

– Все знают, что есть некоторые священники, чьё поведение оставляет желать лучшего. Некоторые из них любят выпить или женщин – хотя эти недостатки являются общими для большинства мужчин, – добавила она саркастически. – Но убийца среди нашего духовенства? Никогда!

Но её муж почувствовал, что сама она не столь убеждена в своей правоте, как хотела показать, и продолжил расспрос.

– Но, как ты думаешь, кто-то из них может иметь какой-то скрытый порок?

Польщённая тем, что ему интересно её мнение о её любимых священниках, она задумалась.

– Ну, Роберт Чивер из Светого Петра, конечно, слишком любит вино. Его несколько раз относили в дом, после того, как он падал на улице, – ответила она с неохотой. – И Питер Тайлер из обители святого Варфоломея живёт в грехе с той старой ведьмой, которая убирает церковь. Что он нашёл в ней, находится за пределами моего понимания.

Интерес к её любимой теме заставил её углубиться в огромный клубок сплетен, которые она слышала от знакомых по церкви Святого Олафа.

– Я слышала разговоры, хотя этому нет никаких доказательств, что Ральф Бернелл из Святой Троицы чрезмерно любит молодых певчих в соборе. – Она нервно бросила ложку. – Но нет никаких оснований думать, что кто-то из них может быть убийцей. Может быть, тебе и архидиакону лучше было бы поискать среди некоторых каноников при соборе и их викариев – Бог знает, какие странные персонажи там могут быть.

Матильда посмотрела на мужа и напоследок бросила насмешку, повторяющую замечание её брата, сказанное в тот же день.

– И если ты действительно ищешь странного священника, зачем тебе смотреть дальше твоего писаря, извращенца!

Они помолчали, пока Мэри убрала миски и поставила на стол блюдо с привезённым из Франции изюмом. Уходя, служанка лукаво подмигнула Джону из-за спины своей хозяйки, после чего он в очередной раз вытащил из своего кошеля кусок пергамента и показал жене, всё ещё надеясь заинтересовать её и поднять настроение.

– Это убийца оставил на трупе.

Она внимательно рассмотрела записку, хотя, так же как и её муж, не могла прочитать её, так как в то время лишь каждый сотый умел читать и писать, а среди женщин таких было и вовсе мало. Пересказав прочитанное Томасом, де Вулф объяснил, что это точная цитата из Евангелия от Святого Марка.

– Тебе не нужно говорить мне откуда это, я хорошо знаю Святое писание, – отрезала она, но на мгновение взглянула на пергамент с благоговением, а затем вернула его мужу.

– Возможно, нам удастся установить, кто это написал по манере написания букв, – заметил он. – Только священник может настолько знать святое писание, чтобы написать отрывок из него слово в слово.

Матильда неохотно согласилась.

– Писари моего брата могут написать слова, но текст, вероятно, может знать клирик. – Теперь заинтересованная загадкой Матильда высказала новую мысль. – Очевидно, что это копия, выписанная из Евангелия, так же?

Муж смотрел на неё, не понимая.

– Да, над текстом и под ним ничего не написано, – сказал он. - Это не вырванный лист из Библии.

– Тогда его точно должен был написать священником, – торжествующе провозгласила она. – Нечестивый мирянин просто бы вырвал страницу из Вульгаты, но священники слишком сильно почитают священную книгу, чтобы осквернить её. И они знают, что копии Евангелия являются ценными и дорогими. Должно быть, он скопировал отрывок, даже рискуя тем, что это его выдаст.

Де Вулф крякнул, согласившись с её рассуждениями. Хотя и раньше он предполагал, что преступник был из числа священников. После ещё нескольких минут бессодержательного обсуждения, Матильда резко отодвинула стул и объявила, что удалялся в светёлку, чтобы, по своему обыкновению, вздремнуть перед посещением вечерни в церкви Святого Олафа.

После того, как жена дала указание Люсиль подготовить ей всё для выхода и ушла, Джон взял кружку эля и прошёл к стоявшему рядом с очагом креслу, напоминавшему своим видом монашеский капюшон. На задней стене построенного из дерева дома де Вулфа был установлен большой каменный камин, скопированный с одного поместья во Франции. Это была гордость и радость хозяина. Его сужающаяся труба поднималась к кровельным балкам и далее на крышу и выводила из помещения удушливый дым, который ранее заполнял помещение от старого очага в центре пола.

Верный Брут сел перед хозяином и уткнулся мордой в колени, предлагая почесать уши. Де Вулф тихо сидел, пока не решил, что его жена уже заснула в светёлке. Затем, тихо свистнув собаке, он вышел из зала, в прихожей натянул на себя серую тунику и вышел на улицу. Избрав тот же маршрут, который проделал с Гвином на рассвете, он направился на церковную землю и шёл по замусоренной тропе между вырытых могил. Брут вприпрыжку метался туда-сюда, обнюхивая все встречавшиеся по пути кучи мусора и не забывая поднимать ногу возле каждого куста. Затем они прошли через Медвежьи ворота и очутились на оживлённой рыночной улице возле дома, где умер старый еврей.

Де Вулф проигнорировал место недавнего преступления и нырнул в противоположный переулок, который вёл вниз к реке, где располагались Западные и Вододозаборные ворота. Переулки были забиты обычной толпой торговцев, несущих тюки шерсти, мужчины толкали тележки и тачки, нагруженные товарами. Продавцы из лавок и лотков превозносили достоинства своих изделий, разносчики предлагали сласти, пироги и разные безделушки. Нищие гремели монетами в своих мисках, калеки и слепцы умоляющие протягивали руки в надежде получить милостыню.

Далее на улочке, идущей вниз по склону, дома были несколько лучше, поскольку здесь жило большинство приходских священников, многие из викариев и их служки. Проходя мимо узких фасадов, Джон задавался вопросом, где же здесь затаился сегодняшний убийца.

Быстро пройдя жилица церковников, коронер свернул направо в Пустой переулок. – ведущий к Степкоп Хиллу и Смит-стрит, где кузнецы держали свои лавки и кузницы. Своё название переулок получил из-за отсутствия в нём строений, уничтоженных пожаром несколько лет назад, которые до сих пор не были восстановлены. Из всех когда-то стоящих здесь домов осталась лишь таверна «Ветка плюща», которую спасли каменные стены, когда горели деревянные постройки соседей.

Приблизившись к таверне, идущий вприпрыжку де Вулф замедлил шаг, и Брут вырвался далеко вперёд. Рыцарь де Вулф, тигр крестовых походов, бесстрашный воин, боялся встречи со своей бывшей любовницей, хозяйкой «Ветки плюща». После произошедшей больше месяца назад ссоры с ней он до сих пор избегал посещать таверну, но мысль о милом лице Несты и определённая ломота в чреслах помогли ему собрать достаточно мужества, чтобы зайти в то место, которое совсем недавно считал своим вторым домом. Тем не менее, с каждым ярдом пути по Пустому переулку его ноги передвигались всё медленнее и медленнее. Представив возможную резкую конфронтацию с милой валлийкой, Джон почувствовал несвойственные ему признаки паники. В пятидесяти шагах от гостиницы он остановился и с тревогой смотрел на её стены, будто мог видеть сквозь стены и узнать, какой приём ждёт его там. «Ветка плюща» – квадратное здание, с высокой, крытой соломой крышей, на фасаде, по обеим сторонам от двери были два окна, а вдоль стены имелась коновязь для лошадей посетителей, которая доходила до ворот во двор позади дома. Здесь располагались кухня, кладовая, пивоварня, постирочная и другие хозяйские строения.

На мгновение он решил было пробраться через заднюю дверь, чтобы высмотреть ситуацию, но потом гордость взяла верх. Проклиная собственную глупость и нерешительность, он подошёл к тяжёлой дубовой двери, над которой висел большой пучок прутьев, обозначавший название таверны для неграмотных гостей.

Со следующей за ним по пятам собакой он нырнул под перемычку и вошёл. Внутри на него нахлынула ностальгия, он смаковал атмосферу задымленного помещения, запахов пролитого эля, застарелого пота и аппетитной еды. Когда глаза привыкли к тусклому свету, он увидел, что в зале было всего около дюжины людей, которые пили эль и тихонько переговаривались между собой.

Когда де Вулф шёл к своей любимой скамейке возле пустого очага, разговоры стихли. Все повернули головы, а затем стали перешептываться. О связи коронера с хозяйкой постоялого двора знали все, так же как и об их недавней размолвке, и потому его внезапное появление в таверне было хорошим поводом для сплетен. Однако завсегдатаи были осторожны и не обсуждали отношения коронера с хозяйской слишком громко. Они знали, что вспыльчивый рыцарь вполне способен наказать сплетников, имевших наглость обсуждать его поведение.

Де Вулф опустился на лавку, Брут тут же разместился под дубовым столом и пристроил голову на коленях хозяина. Почти моментально на столе возникла глиняная кружка с квартой эля.

– Рад видеть вас, капитан, – прохрипел старый разносчик, бывший лучник Эдвин, единственный глаз которого моментально заметил вошедшего коронера. Второй глаз он потерял от удара ирландского копья в битве при Вексфорде. Де Вулф участвовал в той ирландской кампании, и поэтому старый Эдвин относился к нему с большим уважением. Де Вулф любил старого лучника, который часто оказывался полезным источником новостей.

– Я надеюсь, ты единственный мужчина из здешних работников? – Проворчал он.

Эдвин усмехнулся, постукивая себя по рябому носу.

– Думаю, она усвоила урок. – Он украдкой посмотрел в сторону задней части задымленного зала, – Теперь хозяйка точно больше не наймёт молодых людей из Дорсета.

– Где она? – Грубовато, чтобы скрыть свою неуверенность спросил Де Вулф.

– Наверху, капитан. Она последнее время проводит ужасно много времени в постели – одна. – Добавил он с ухмылкой, после чего захромал прочь, его нога также пострадала в Ирландии в стычке у Стронгбоу.

Джон отхлебнул эль, который, благодаря мастерству Несты в пивоварении, заслужено считался лучшим в Эксетере. Он повернулся на скамейке, чтобы обследовать зал и, наполовину с облегчением, убедился, что рыжеволосой хозяйки не видно. Большинство посетителей, многих из которых он хорошо знал, старательно избегали его взгляда, хотя некоторым это не удалось, и они обменялись кивками.

Как обычно в таверне также было несколько незнакомцев, в основном купцы и ремесленники, прибывшие в город по делам. В дальнем углу несколько человек собрались вокруг стола в компании парочки шлюх, которые использовали постоялые дворы, чтобы подобрать клиентов. Проживая в городе с несколькими тысячами жителей, де Вулф знал с виду большинство местных блудниц, но тут он увидел незнакомку. Девушка лет двадцати была красивой, хотя и несколько потасканной, выделялась из-за своего ярко-красного парика, алой рубахи с глубоким вырезом и полосатого, зелёного с красным плаща с капюшоном, который являлся как бы торговой маркой шлюх Саутуарка. Джон задавался вопросом, почему она оказалась тут, так далеко от Лондона. Тем не менее, со времени возвращения с войны три года назад де Вулф не испытывал никакой потребности в услугах проституток, и его интерес к ней был вызван простым любопытством.

Коронер перевел глаза на заднюю часть низкого зала, где Эдвин наливал в кружки эль и сидр из ряда бочек, стоящих вдоль задней стенки. Рядом с ним была широкая лестница, ведущая на верхний этаж под крышей. Её вид снова вызвал чувство ностальгии. Сколько раз он взбирался по этой лестнице, направляясь к маленькой комнатке Несты, отгороженной от остальных спальных мест, где за пенни гости получали матрас на ночь.

Время шло, де Вулф допивал уже третью кружку эля. До сих пор не было никаких признаков Несты, и Джон почувствовал определённую тяжесть в мочевом пузыре. Поднявшись, он вышел через заднюю дверь и освободил себя на покосившийся забор у прачечной. По возвращении он остановился рядом с Эдвином, который ополаскивал кружки в ведре с водой.

– Хозяйки так и нет? Часто она остаётся в постели так долго?

– Никто не знает, что она себе думает, коронер. Я считаю, что она сильно пала духом после того, как тот юный ублюдок сбежал с её деньгами. Теперь она большую часть работы в таверне возложила на двух прислужниц и меня.

Джон издал свой характерный горловой звук, который мог означать что угодно или вообще ничего.

– Я допью свой эль, а затем пойду. – Он решил было, что останется, но услышал далёкий гул соборного колокола, зовущего к вечерне.

– Мне сказать ей, что ты искал её?

Лицо де Вулфа помрачнело и он покачал головой.

– Если она не спустится вниз в течение нескольких минут, забудь, что я был здесь, – сказал он. Когда он опустился обратно на скамью, даже Брут, казалось, растерянно, пристально смотрел на него.

В нескольких футах над его головой хозяйка «Ветки плюща» ничего не знала о его присутствии под ней. Она лежала на французской кровати, сняв рабочее платье и льняной чепец, так что грива её тёмно-красных волос раскинулась на сложенной овчине, что служила подушкой.

Она смотрела на сплетенные ветви орешника, которые поддерживали солому крыши, мысленно прокручивая в тысячный раз события последних нескольких недель. Жизнь, наполненная унылой процедурой пивоварения, приготовлением пищи и руководством слугами, казалась полностью лишённой смысла. Краткое волнение, вызванное появлением Алана Лайма, вскоре обернулось подлым предательством, когда он сбежал с недельной выручкой и одной из её служанок. Её заигрывания с ним были порождены частично лестью сладкоречивого молодого человека, но и явились актом протеста против Джона, чья преданность своим обязанностям коронера постоянно брала верх над его преданностью ей.

Она беспокойно заерзала на шерстяных одеялах, так как прекрасно знала, что её отношения с де Вулфом не имели перспектив. Он был норманнским рыцарем, занимал второй по старшинству пост в судебной иерархии графства и женат на сестре шерифа. Хотя этот брак был пустой оболочкой, но не было никакой возможности его расторгнуть. К тому же даже в случае смерти Матильды, разве мог коронер короля жениться на простой хозяйке постоялого двора?

Неста пыталась убедить себя, что она решила прекратить отношения с ним, главным образом, ради него самого, чтобы избавить его от бремени связи с женщиной ниже его по социальному уровню, но ее сердце говорило ей, что это не так. Её задевало, что он часто и подолгу пропадал, и внезапно появившийся симпатичный молодой человек со своими уговорами и лестью встретился ей в самое уязвимое время.

Теперь она была глубоко сожалела об этом, тем более, что она отвергла неуклюжие попытки Джона на примирение, когда Алан удрал с её деньгами и симпатичной служанкой. Её гордость подтолкнула её прервать отношения в коронером, о чём она горько сожалела. Его не было рядом с ней уже несколько недель и потому не было никакой надежды на взаимные извинения и примирение.

Ей едва исполнилось двадцать восемь, она была ещё молода и привлекательна для многих мужчин. Если бы она так хотела, то могла бы без труда найти достойного мужчину – тот, кто женится на ней, помогал бы ей содержать таверну, которую купил её покойный муж, когда они переехали в Эксетер. Но теперь, когда в её жизни исчезла изюминка, она, лежа и глядя на пыльные стропила, задумывалась о возможности продать гостиницу и вернуться домой в графство Гвент, к себе на родину.

Её глаза наполнились слезами отчаяния и жалости к самой себе, но, услышав звон соборного колокола, она сердито смахнула их. Настало время взять себя в руки и заняться делами таверны. Поднявшись с кровати, она уложила свои роскошные длинные волосы в льняной чепец, а затем натянула на себя длинную зелёную тунику, поверх которой обвязала вокруг талии дерюжный фартук. К тому времени, когда она завязала ботинки вокруг лодыжек и спустилась по лестнице вниз, стол у очага был пуст.