Бернард Найт - «Мрачный жнец» Глава 16 (последняя)

Бернард Найт «Мрачный жнец» («Коронер Джон-6)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В которой коронер Джон открывает правду

В сумерках коронер оставил монастырь святителя Николая, отправившись оттуда на Престон-стрит, чтобы найти Джулиана Фулка. Известие Матильды о том, что священник Святого Олафа внезапно покидает город, было любопытным, но Джон уже не надеялся, что это каким-либо образом связано с убийствами по Евангелию, разве что, если только Фулк решил бежать, опасаясь разоблачения.

Большинство жилищ на Престон-стрит занимали священнослужители, и де Вулфу пришлось выспрашивать, где находится нужный дом. Священник оказался дома, он жил в двух уютно обставленных комнатах, что указывало на то, что у него были свои собственные средства, помимо тех грошей, что получал с приходской десятины.

Фулк отдыхал после еды, прежде чем начать готовиться к полуночной утрене, которую он настойчиво проводил, хотя часто у него в этот час не было прихожан. Уверенный в том, что однажды будет исполнять обязанности в каком-то великом соборе, он заставил себя соблюдать большинство канонических служб, даже в крошечной церкви, подобной церкви Святого Олафа. Он был удивлен, увидев коронера, но принял его вежливо и налил ему кружку хорошего вина. Он казался более подавленным, чем обычно, и его обычная показная сердечность испарилась. Когда де Вулф сидел и пил анжуйское вино, то чувствовал, что какими бы странными ни были мотивы священника, он вряд ли станет серийным убийцей. Но ради Томаса ему пришлось использовать все шансы до конца.

– Слышал, что вы внезапно покидаете Эксетер? – Толстый священник нетерпеливо махнул рукой.

– Этот город похож на деревню. Стоит тут кому-то пукнуть, так новость об этом через пять минут будет обсуждаться во всех тавернах.

Де Вулф согласился с этим, но это не было ответом на его вопрос.

– Есть ли срочная причина, по которой прихожане теряют хорошего пастыря? Я полагал, что между вами и церковными властями нет никаких дрязг?

Священник начал выкладывать кучу жалоб на религиозные порядки английских высших церковников – их безразличие к его способностям, их преднамеренные интриги, направленные на то, чтобы держать его в каком-то церковном захолустье. Бесчисленный монолог претензий вскоре убедил Джона, что Фулк совершенно разочарован отношением Церкви к нему и своим местом в церковной иерархии. Но ничто в его тираде не давало коронеру надежду, что Джулиан Фулк был кем-то иным, чем тщеславным, самовлюблённым карьеристом.

Утомленный повторяющимися доводами о беззакониях епископов, настоятелей и настоятелей, Джон допил вино и ушёл, расстроенный как никогда, что ничто не могло спасти Томаса.

Ноги сами привели коронера к Пустому переулку, и он плюхнулся на свою обычную скамейку в «Ветке плюща», чувствуя себя на десять лет старше, чем вчера. Даже обычно болтливый Эдвин был подавлен, когда принес кварту эля, а когда вошла Неста, она тихо села рядом с ним, и не могла чем-то его утешить, слушая его рассказ о предпринятых бесплодных усилиях.

Он описал свой визит к Томасу и явное спокойствие писаря.

– Я увижу его снова утром – вместе с Джоном де Алансоном отправимся с ним на виселицу в полдень, – мрачно сказал он.

Он увидел, что по щекам Несты тихо текли слёзы, когда он упомянул о виселице на улице Магдалены, потому что с ужасной окончательностью стало ясно, что эта трагедия действительно произойдет.

– Я боюсь, Джон, что я не смогу заставить себя навестить его, – прошептала она. – Я не знаю, что сказать, и всё, что я буду делать, это плакать и ухудшать его положение. Я также не могу выйти с тобой за стены завтра, потому что не могу видеть, как он умирает. Но Гвин будет с тобой – он заходил сюда раньше, разыскивая тебя.

– Чего он хотел?

– Только хотел узнать, не было ли у тебя хороших новостей, бедняга. Он сказал, что зайдёт повидать Томаса по пути домой в Сент-Сидвелл, прежде чем закрою ворота.

Он посидел с Нестой еще немного, а потом решил идти домой. Отсутствие чего-либо полезного или утешительного, чтобы сказать друг другу, ещё больше угнетало их. Снаружи было уже довольно темно, но его ноги знали каждую выбоину на извилистых дорожках, и он даже не чувствовал, что руководит ими. Тем не менее, пересекая пустырь возле таверны, он ощутил, что у него полный мочевой пузырь. После выпитых двух литров эля ему нужно было облегчиться у ствола искривленного старого дерева на краю улицы Кузнецов.

Когда он наклонился, чтобы поднять подол своей длинной туники, из мрака за его спиной возникла фигура, и нанесла ему сильный удар по затылку, бросив его вперёд и оставив ошеломленно лежать у подножия дерева.

Джона де Вулфа обнаружили менее, чем через десять минут трое мужчин, вышедших из «Сарацина». Один из них был сильно пьян, споткнулся о ноги коронера и, ругаясь, опёрся на дерево. Было темно, но они услышали приглушённый стон на земле. Двое других, бывшие заметно трезвее, склонились и разобрали облик человека. Стоны становились громче, теперь смешивались с невнятными словами, но всё ещё были неразборчивыми.

– У него на голове окровавленный мешок! – Воскликнул один из мужчин, ощупывая его руками. – Дайте немного света, быстро.

Другой мужчина – носильщик с улицы Молочников, посмотрел на улицу Кузнецов в поисках проблеска свечи за ставнями. Улица была в основном занята кузницами и жили тут кузнецы, отсюда и название, хотя несколько домов в последнее время стали школами. Увидев слабое мерцание через дорогу, носильщик перебежал и застучал в дверь, крича во весь голос: «Держи вора!» Затем он побежал к соседней двери и повторил крик.

Тем временем быстро трезвеющий пьяница и его приятель присели на корточки рядом с быстро приходящей в себя жертвой. Его хриплые стоны стали более резкими, и он изумленно поднял руки к мешку на голове, который уже пытался снять третий человек, ткач с Передней улицы.

– У него на шее кошель! – Объявил он, но затем сумел расстегнуть узел и снять кожаную сумку. Джон неуверенно, напрягая все силы, попробовал сесть. К этому времени сюда прибежали несколько человек из соседних жилищ. При свете фонаря из рога они прислонили отчаянно ругающегося и придерживающего рукой затылок коронера к дереву.

Как только слабые огни упали ему на лицо, спасатели узнали его.

– Святая Мария, да это же коронер! – Завопил носильщик. Вокруг собрались полдюжины соседей, некоторые встали с постели и были одеты лишь в нижние туники. Раздался всеобщий гул, когда они поняли, что это был Джон де Вулф, известный каждому жителю города.

– У тебя кровотечение, коронер, – сказал человек с фонарём. – Тебя здорово огрели по затылку!

Де Вулф мрачно посмотрел на свои окровавленные пальцы, затем попытался подняться на ноги. Его ноги не хотели слушаться, и он с грохотом повалился на дерево.

– Лежите спокойно, сэр, нужно найти лекаря, чтобы он позаботился о вас. Мы отведём вас к монастырю Святого Николая, это ближе всего.

Хотя его голова пульсировала как барабан, де Вулф быстро приходил в чувство.

– Кто-нибудь видел, как кто-то убегал? – Громко спросил он.

– Никого не было видно, – сказал ткач. – Сегодня вечер такой же черный, как внутри живота коровы, коронер.

– Что это было у меня на лице? – Спросил Джон, память которого медленно возвращалась.

Ткач поднял большую кожаную сумку с тесёмкой у горловины. Даже при плохом освещении де Вулф увидел, что это похоже на то, что было на голове ростовщика, хотя такие сумки были обычным делом.

– Вам повезло, что вы не успели задохнуться! - Сказал какой-то болезненного вида зевака.

Ткач покачал головой.

– Возле дна шов разорван. Слава Богу, в ней оказалась дырка.

– Должно быть её сильно потянули, когда натягивали на голову, коронер, и порвали шов, – добавил носильщик. Он сунул руку в сумку и ткнул тремя пальцами в щель внизу.

– Здесь что-то есть, коронер. – Он вытащил смятый клочок пергамента и расправил его под мерцающим светом фонаря. – На нём что-то начертано. Кто-нибудь здесь может читать?

Никто не мог, но де Вулф протянул дрожащую руку, чтобы схватить фрагмент, его ярость из-за того, что на него напали, исчезла, когда до его сознания дошло, что это значит. Тёплое чувство облегчения нахлынуло на него, когда до него дошло, что Томас теперь обязательно будет спасён. Он откинулся назад, и довольная улыбка осветила его лицо во мраке. Если убийца по Евангелию совершил нападение, то его писарь, запертый в грязной тюрьме Стиганда, точно невиновен! Когда горожане суетились над ним, он послал довольно краткую молитву благодарности Богу, в котором он не был уверен. Хотя он сам убил многих людей и видел тысячи погибших на многочисленных полях сражений, он удивлялся самому себе и глубине чувств, которые испытал из-за приговора несчастному маленькому писца. Он знал, что Гвин чувствовал то же самое и хотел сообщить своему офицеру хорошие новости - но до утра это было невозможно: Гвин был дома в Сент-Сидвелле, за запертыми городскими воротами. Но, по крайней мере, он мог сказать Несте, которая иначе плакала бы пол ночи.

– Помогите мне добраться до «Ветки плюща»! – Скомандовал он, пытаясь встать на ноги.

– Вы в неподходящем состоянии, коронер, – возразил ткач. - Мы отведём вас к собору Святого Николая, чтобы сначала осмотреть вашу голову. Кузнец из ближайшей мастерской притащил несколько досок со своего двора и соорудил их них нечто вроде носилок, на которые уложили протестовавшего коронера и вчетвером осторожно пронесли несколько сотен ярдов к маленькому монастырю, а за ними бежала толпа обеспокоенных соседей. Коронер был уважаемым и популярным человеком в Эксетере, и, в этой чрезвычайной ситуации, сограждане были полны решимости сделать для него всё возможное.

Когда они пошли, коронер, силы которого быстро возвращались, засыпал сограждан приказами со своих носилок.

– Отправьте за стражником Осриком, и обязательно расскажете ему, что именно произошло, особенно о сумке и этом пергаменте. – Он хотел, чтобы независимые свидетели подтвердили обстоятельства, чтобы проклятый шериф не мог утверждать, что он сам их изготовил.

– И кто-нибудь пусть идёт в замок и вызывает любого, кого они смогут найти – шерифа, Ральфа Морина или сержанта Габриэля. Нам нужно обыскать улицы, хотя Бог знает, кого мы ищем!

Он закончил свой поток приказов последним требованием, чтобы кто-то вернулся в «Ветку плюща» и рассказал хозяйке, что случилось.

Единственным человеком, которого он не вспомнил, была его собственная жена Матильда.

Если побеспокоенный настоятель Свято-Никольского монастыря сожалел, так скоро увидев Джона де Вулфа снова, он хорошо это скрыл. Он немедленно послал за лекарем, чтобы разобраться с раной на голове коронера. Носильщик и ткач с обеспокоенным видом стояли рядом, пока старый монах промывал и смазывал порез на затылке де Вулфа.

– Ничего страшного, коронер, но пару дней не снимай повязку с головы, чтобы не занести грязь в рану, – проинструктировал он, обматывая ткань вокруг головы де Вулфа, как мавританский тюрбан.

Де Вулф поблагодарил его, затем поднял кулак, в котором он всё ещё сжимал кусок пергамента, найденный в кожаной сумке.

– Можешь ли ты сказать мне, что здесь написано, брат?

Монах взял клочок и поднёс к стоящей неподалёку на полке свече.

– Тут несколько слов, но я не могу понять их значение.

– Что за слова?

Пожилой бенедиктинец прищурил глаза и отодвинул пергамент на расстояние вытянутой руки.

– Тут написано: «Ты глупо спрашиваешь об этом» … что бы это ни значило.

Де Вулф тупо посмотрел на него, забыв о стуке в голове.

– Это из Священного Писания?

Лекарь снова посмотрела на слова.

– Это, конечно, звучит по-библейски, но, к моему стыду, я не очень хорошо знаю Священную Книгу, потому что меня больше интересуют зелья и мази.

» Стоящий в дверях приор, слушал, о чём шёл разговор. Он подошёл и взял клочок пергамента из пальцев монаха.

– Я тоже не узнаю эту цитату, но здесь имеются ещё несколько букв в конце … - Он притянул клочок к носу, потому что в отличие от старшего лекаря, был близорук. – Похоже, на «Екк», что, безусловно, должно относиться к Книге Екклесиаста Соломона, хотя это может быть и Екклесиастик, Мудрость Иисуса, сына Сираха, в Апокрифах.

Джон не был обеспокоен академическим происхождением слов. Для него было достаточно, что они происходили из Вульгаты. В настоящий момент всё, что его заботило, – это завтра спасти Томаса де Пейна от виселицы, и даже перспектива поимки убийцы отошла на второе место.

Значение цитаты поначалу было неясным, но, немного подумав, его по-прежнему потрясенный мозг решил, что это упрёк за слишком въедливый поиск в своём расследовании. Это было хорошо, подумал он, поскольку это означало, что виновник беспокоился о том, что закон приближается к нему.

После этого события развивались быстро, как и возвращение де Вулфа к полной активности. Он был крепким старым солдатом, который получил множество травм, намного худших, чем эта, и в течение часа мог стоять и ходить, хотя его голова всё ещё ужасно болела. До этого, тем не менее, прибежала Неста и, наплевав на сплетни, которые наверняка последуют, обняла Джона и со слезами на глазах радовалась как его удачному спасению, так и отсрочке, которую она, безусловно, должна означать для Томаса.

– Тебя могли убить, – фыркнула она. – И почти на заднем дворе моей таверны! Я чувствую ответственность за то, что позволила тебе уйти в такую опасность, – добавила она нелогично.

– Коронер оказался счастливчиком, госпожа, – сказал ткач, ухмыляясь при виде коронера и его любовницы, демонстрирующей свою привязанность в монастыре. – Удар по голове был не так уж и страшен, но этот мешок, вполне мог бы задушить его, если бы шов не разошёлся.

Это вызвало у Несты ещё один приступ эмоций, который был прерван стуком ног и появлением огромного коменданта замка Ральфа Морина, за которым следовали Габриэль и Осрик, городской стражник.

История была рассказана снова, и кожаная сумка и пергамент снова были осмотрены, потому что де Вулф стремился подтвердить, что произошло, чтобы отбить любые возражения со стороны шерифа и судей.

– Осрик, позаботься о том, чтобы узнать имя каждого человека, который пришёл мне на помощь сегодня на улице Кузнецов. Они могут понадобиться для дачи показаний.

Ральф Морин, добрый друг де Вулфа и тайный противник де Ревелля, пообещал, что отправит всех доступных вооруженных людей из Ружмона, чтобы прочесать улицы, хотя это мало что могло дать, так как они понятия не имели, кого искать.

– Есть ли у вас какие-либо подозрения, что мы должны предпринять в данный момент? - Спросил он. – Вы говорите, что это должен быть священник, но кто наиболее вероятные кандидаты?

– Их сотни, Ральф, и у меня нет доказательств против кого-нибудь конкретно. Один из возможных подозреваемых заперт прямо здесь, через проход от этой комнаты, так что это не может быть он.

Приор покачал головой.

– Нет, его нет! Он вышел несколько часов назад.

Де Вулф оторопело уставился на него.

– Как он мог уйти?! Он же был не в себе, когда я заходил к нему! Он сбежал?

Приор покачал своей постриженной головой.

– После твоего ухода он, внезапно, успокоился. Он оделся и попросил нас послать за своим товарищем священником и исповедником Адамом Долом. У меня не было причин отказываться. Адам зашёл к нему и сказал, что забирает де Капру домой. Некоторое время я протестовал, но у меня не было сил удержать де Капру против его воли, если брат-священник захотел присматривать за ним. Поэтому он ушёл, вёл он себя тихо, как ягненок.

Де Вулф пошёл к дверям.

– Я сейчас направляюсь в Ружмон. Моего секретаря нужно избавить от страданий, связанных с завтрашним днем, и мне нужно сказать несколько тёплых слов шерифу. Где он сейчас?

– Ест и пьёт вместе с судьями в «Новой гостинице», – С сарказмом в голосе сказал Морин. – Он не из тех, кто упустит шанс пообщаться с великими и могущественными!

– Мы позовём его и их светлостей по дороге. Мне нравится идея испортить им аппетит! – Хмыкнул Джон.

Де Вулф отправился в Новую таверну, Ральф Морин был рядом с ним на случай, если ему потребуется помощь. Но его крепкая голова и ликование из-за спасения Томаса твёрдо держали его на ногах, и он всё более уверенно шёл по тёмным улицам Эксетера. С белой повязкой на голове он походил больше на одного из воинов Саладина, чем на коронера короля. Хозяин гостиницы сказал им, что шериф ушёл в Ружмон, и судьи разошлись по комнатам, поэтому они продолжили путь в замок, хотя Джон испытывал жгучее желание вытащить судей из постелей, и ему с трудом удалось сдержаться.

Следуя за Осриком и сержантом, они прибыли в крепость. Там де Вулф и Морин без церемоний вошли в наружную комнату де Ревелля. В комнате было пусто, но Джон постучал в дверь, ведущую в спальню шерифа, вспомнив случай, когда несколько месяцев назад он застал его там со шлюхой.

На этот раз одетый в безвкусную шёлковую тунику, прикрывавшую его наготу, шериф был один и вызывающе распахнул дверь. Он с сонным недоверием смотрел на левантинский головной убор своего зятя и стал ещё более недоверчив, когда услышал, что убийца по Евангелию всё ещё на свободе. В течение нескольких минут ничто не убеждало его, что это ни что иное, как какой-то закулисный заговор де Вулфа.

– Но тебя же не убили, не так ли? Это была просто какой-то ненавистник властей, в этой неприглядной части города таких хватает!

Джон быстро нашёл аргументы, чтобы опровергнуть это мнение.

– А что, де Валлибус был убит? Или та блудница в пожаре – и, может быть, был кто-то ещё, кто не умер! - Он подмигнул Ричарду, который понимал, что, если не будет осторожен, вся история с Пивным переулков может стать всеобщим достоянием.

Шериф расслабился, но снова пробормотал, что это должно быть какая-то ошибка, поэтому Ральф Морин крикнул, чтобы Осрик и Габриэль вошли в покои шерифа. Они рассказали свою историю, перечислили многочисленных свидетелей, а затем, в качестве решающего аргумента, достали кожаную сумку и пергаментную записку.

Де Ревелль уставился на это, затем неуверенно предположил, что это может быть подделка.

– Подделка? - Взревел де Вулф. – Его нашли в сумке, которая чуть не убила меня. И ты думаешь, что я сам себя ударил, потерял сознание, а затем проглотил оружие, которым нанёс себе рану, нацепил себе на голову эту сумку и засунул в неё пергамент?

В итоге сидящий за своим столом в павлиново-синей тунике де Ревелль капитулировал.

– Очень хорошо, но мы поручим канонику, Джордану де Бренту, чтобы он утром посмотреть на эту записку. Он эксперт по письму.

– Это ничего тебе не скажет, но если тебе так хочется, пусть так и будет! Также ты можешь предложить ему взглянуть на ту нелепую записку, которую вы читали мне о моём секретаре, чтобы узнать, не было ли это подделкой. Теперь я пойду вниз, в подземелье, чтобы рассказать моему обиженному писарю хорошие новости.

Шериф вскочил, его плащ распахнулся, обнажив волосатую грудь и белый живот.

– Сейчас его никто не выпустит, что бы ты не говорил! Не до тех пор, пока этот случай не будет рассмотрен судьями и они согласятся, понимаешь? Я спустил тебе некоторые проделки в прошлом, Джон, так что держись от него подальше сегодня, слышишь!

Де Вулф не был настроен сражаться с ним из-за нескольких лишних часов в камере, и, забрав драгоценную сумку и пергамент, оставил шерифа переживать ещё одно унижение со стороны своего зятя.

Поток ликования угас, а де Вулф почувствовал себя совершенно разбитым и направился домой. Осрик проводил его до входной двери. Когда он поднимался по ступенькам в светёлку, Мэри вышла из кухонной хижины и чуть не упала в обморок, увидев его перевязанную голову в свете луны, серебряный диск которой к этому времени засиял на небе.

Он отказался от её предложения приготовить что-нибудь поесть и выпить, но рассказал ей об избавлении Томаса, от которого она была так же счастлива, как и Неста, потому что маленький писарь был объектом сочувствия и привязанности всех женщин – кроме Матильды. Мысль о жене направила его взгляд на дверь в светёлку.

– Она легла несколько часов назад – заверила его Мэри. – Так что иди туда. До утра у тебя не будет проблем.

На следующее утро Матильда была на удивление обеспокоена его головой, хотя немного остыла, когда узнала, что он получил травму всего в нескольких ярдах от «Ветки плюща». Тем не менее, она заставила его пообещать, что он в тот же день посетит лавку её любимого аптекаря в главной улице, чтобы сменить повязку. Когда он рассказал ей об отсрочке Томаса, она не выказала того презрения, которое он ожидал услышать – на самом деле, он даже почувствовал, что она даже довольна, что его очевидное беспокойство по поводу своего маленького писаря прошло.

Быстро перекусив, он поспешил к Ружмону, его ноги, если не голова, вернулись в норму. Габриэль уже рассказал Гвину о драматическом происшествии ночи, и большой корнуоллец был слегка пьян от восторга и выпитого по этому случаю эля. Он хотел тут же броситься в подземелье и вытащить оттуда Томаса, но сержант сдержал его.

– Лучше подождать, пока коронер не разберётся с шерифом и судьями, - предупредил он. - Мы же не хотим все испортить из-за спешки.

Де Вулф собирался сделать всё как можно скорее, все его свидетели были собраны в зале графства задолго до того, как должно было начаться судебное заседание. Они ждали, когда судьи и шериф появятся в крепости.

Ричард де Ревелль неохотно рассказал им эту историю, и они с каменными лицами сели за один из столов секретарей на помосте, в угрюмых взглядах сэра Питера Певерела и Вальтера де Ралега было открытое недоверие.

Де Вулф, стоя перед ними, снова рассказал им факты и достал кожаную сумку и записку на пергаменте. Его собственная травма была очевидна, тем более что сквозь повязку уже просочилась кровь, что делало его вид ещё более впечатляющим. Несколько вызванных свидетелей с улицы Кузнецов подтвердили нападение, а Осрик нервно добавил имена других, которые могли бы поддержать эту историю. Судьи слушали в каменном молчании, только архидиакон из Глостера смотрел с облегчением, что один из его братьев, похоже, оказался невиновным.

К этому времени появился соборный архивариус, каноник Джордан де Брент, вызванный из пыльного казначейства. Он сел за стол и посмотрел на самое последнее сообщение от убийцы Евангелия вместе с остальными, а также на кусок застывшего свечного воска из церкви святой Марии под аркой. Он пристально посмотрел на них, а затем покачал головой.

– Манера начертания букв намеренно скрыта, – сказал он. - Все буквы различны по стилю и наклону и нерегулярны, так что это не было обычной записью. Он на мгновение более внимательно посмотрел на две записки.

– Тем не менее, я хотел бы предположить, что вот эти две записки написаны одной и той же рукой, – он поднял первую, найденную на месте смерти Аарона, и ту, что нашли прошлой ночью. – В каждой из них есть странный выверт в букве T. Автор, хотя он и успешно изменил все другие буквы, должно быть забыл эту причуду, возможно, в спешке или в панике. Я думаю, это подтверждает, что вчерашнее послание было написано тем, кто убил еврея.

Когда ему показали письмо, которое было доставлено шерифу, обвиняя Томаса в том, что тот убегал с места убийства ростовщика, старый каноник объявил, что почерк не похож ни на один из других записей.

Хотя шериф и двое судей в течение нескольких минут спорили об отсутствии вины Томаса, они знали, что факты упрямая вещь и, неохотно, им пришлось признать, что больше нет причин держать его под стражей. Это было все, что было нужно де Вулфу, и он с неохотным почтением к судьям кивнул головой, холодно посмотрел на шерифа и поспешил прочь, оставив их начинать укороченное заседание, поскольку в полдень им надо было наблюдать за казнями на улице Магдалены – к счастью, без Томаса в качестве одного из участников.

Комендант замка присоединился к коронеру и его помощнику, чтобы освободить Томаса из камеры. Стиганд, вероятно, не поверил бы словам де Вулфа о том, что его писарь должен был быть освобожден, даже под угрозой намерения Гвина оторвать ему голову. Войдя в камеру, чтобы сообщить новость, они увидели, что писарь сидит на краю своей кровати с открытой книгой в руках. Несмотря на то, что зловещая камера была крошечной, он всё ещё казался маленьким в ней. Его длинные волосы свисали, как занавеска с его бритой макушки, а длинный острый нос, казалось, нависал над его опущенным подбородком даже больше, чем обычно. Когда де Вулф сообщил ему известие о его оправдании и освобождении, он оказался менее ликующим, чем они ожидали, и коронер мимолетно задумался, не расценил ли Томас повешение как милость Бога вместо смертного греха самоубийства.

И всё же энтузиазма и радости Гвина хватило на всех. Рыжий гигант схватил маленького человечка за руки и вытащил через железные ворота, крича от восторга. Свободной рукой он толкнул одиозного тюремщика в грудь, повалив на вонючую солому, а затем выбежал с писарем на солнечный свет внутреннего двора замка.

Несколько мгновений спустя они собрались в караульном помещении Габриэля, располагавшемся на первом этаже сторожки, чтобы отметить эту удачу стаканчиком сидра, и даже воздержанного Томаса уговорили выпить кружку. Он всё ещё сжимал в руке свою драгоценную Вульгату, Джон подозревал, что, если бы казнь состоялась, он бы так и прижимал её к себе, пока бы не повис на верёвке.

Коронер подробно объяснил, что произошло прошлой ночью, и писарь периодически кивал, казалось, ошеломленный таким поворот событий.

. - Мы сейчас же отведём тебя в «Ветку плюща». Неста может накормить тебя и дать ведро с тёплой водой во дворе, чтобы ты смыл грязь и вшей от этой проклятой камеры, – пообещал хозяин.

– Могу ли я сегодня снова начать работу? - Спросил Томас. – И вернуться жить в дом каноника?

Гвин вскрикнул от смеха, но маленький писарь был серьёзен.

– Конечно, но только завтра, – серьезно ответил де Вулф. – Сегодняшнее судебное заседание закончится рано. Они притихли, так как поняли, с чем связан укороченный рабочий день судей, и насколько Томас был близок к тому, чтобы стать одной из причин этого.

Вскоре Гвин ушёл, чтобы отвезти Томаса в «Ветку плюща» для обещанной еды и стирки, оставив Ральфа Морина и Габриэля сидеть с коронером и допивать сидр.

– Будь я проклят, если сегодня пойду на повешение, – прорычал Джон. – Пусть один из секретарей суда запишет детали – позже мы можем переписать его записи.

Позже, когда они вышли из внутреннего двора, к ним присоединился брат Руфус, выходящий из крепости. Он был заинтригован мавританским головным убором де Вулфа. Когда он услышал всю историю, то поздравил Джона со спасением Томаса, а затем слушал, как Ральф снова затронул тему убийцы.

– Этот гад всё ещё не пойман, Джон. Как думаешь, зачем он напал на тебя прошлой ночью? Должно быть, он следил за тобой, ведь знал, что ты покинешь таверну, когда стемнеет.

Де Вулф провёл руками по своим густым волосам.

– Судя по смыслу написанного им текста, он, похоже, предупреждал меня не проводить столь настойчивые расследования. Он упустил свой шанс - я не из тех, кто прислушивается к подобным угрозам!

– Три раза он не смог убить, – заметил комендант. – Он стал небрежным – или это специально?

Де Вулф фыркнул.

– Не так много сомнений в том, что он был серьёзен, когда перевязал сумку у меня на голове! Именно так он убил ростовщика. – Его ястребиное лицо с вертикальными глубокими складками по обеим сторонам рта выглядело, как страшная маска.

– Я не знаю, как и я не знаю, когда, Ральф, но так или иначе, этот ублюдок должен быть остановлен, – заявил он, поклявшись поймать маньяка, который терроризировал город.

Комендант, похожий на викинга, потянул за раздвоенную бороду – его обычный жест, говорящий, что он встревожен.

– С чего собираешься начать, хотя бы?

– Из того, что мне удалось узнать, в нашем духовенстве есть три священника, которые ведут себя очень странно. Я говорил со всеми ними не один раз, вплоть до вчерашнего дня, а вечером кто-то пытался навсегда покончить с моим расследованием.

– Кто эти трое? - Спросил Морин.

– Твой тёзка, Ральф, сумасшедший из Всех-Святых-на-Стенах. Также его сосед, Адам Дол, который хочет спасти нас всех от адского пламени – он, кажется, назначил себя защитником Ральфа и впадает в ярость, когда я спрашиваю его. И, наконец, Джулиан Фулк, который одержим своей собственной важностью, но в нём я меньше всего вижу убийцу.

– Многие из моих духовных и монашеских друзей более чем странны, – возразил Руфус из Бристоля, – но я сомневаюсь, что кто-нибудь из них станет убийцей.

Джон пожал плечами.

– Я согласен с тобой, брат. Но факт остается фактом: кто-то убивает или нападает на наших граждан, и все обстоятельства указывают на то, что это священнослужитель.

Ральф Морин упрямо стремился перевести разговор в практическое русло.

– Так что ты сможешь с этим поделать? Клятый шериф, кажется, совершенно не заинтересован в том, чтобы что-то делать. Хотя, подозреваю, что судьи, огорченные потерей твоего Томаса, скоро начнут пинать его в зад.

Внезапно де Вулфа заставила поморщиться пронзившая острая боль от раны на голове, но вскоре она прошла.

– Я снова пойду к этим приходским священника, – сказал он с упрямой решимостью. – Особенно к Ральфу де Капра и Адаму Долу. Если я достаточно сильно наступлю им на хвосты, то в гневе они могут себя выдать. Это единственное, что мне остаётся, потому что других идей для дальнейшей работы у меня нет.

Комендант замка и его сержант отправились по своим делам, но настойчивый брат Руфус спросил, может ли он сопровождать Джона во время его визитов к приходским священникам. У капеллана замка, кажется, много свободного времени, подумал коронер, - но его крошечная часовня Святой Марии возле сторожки обеспечивала только две службы в день, кроме воскресенья, поэтому его обязанности были далеко не обременительными.

– Надо подождать, когда вернутся Гвин и Томас, а затем спустимся к Западным воротам, чтобы поговорить с этими двумя.

За западной городской стеной располагался низменный, заболоченный участок, отделявший город от реки. Это был остров Экс, покрытый тростником и травой, здесь стояло несколько хижин, пара водяных мельниц. Каждый год, во время половодья, река Экс затапливала остров, некоторые лачуги смывало, люди тонули, но в сухое время этого засушливого месяца река вела себя спокойно. Прямо за западными воротами стоял старый деревянный пешеходный мост, который был единственным средством перебраться на другой берег, не замочив ноги. Новый мост, арки которого начинались на городской стороне, не достроили, так как у строителя, Николаса Герваса, не хватило средств. Поэтому телеги, скот и всадники пользовались бродом. В этой же части, у начала нового моста, стояла небольшая часовня.

Вскоре после того, как Томас де Пейн вымылся во дворе позади «Ветки плюща», другой священник украдкой проскользнул в эту крошечную церковь. Расположенная на краю одного из пирсов, она возвышалась над травянистой грязью острова Экс на пятнадцать футов, а по размеру была чуть больше, чем обыкновенная комната. Внутри церквушки было практически пусто, за исключением каменной скамьи у стены и каменного, покрытого тканью, алтаря, на котором стоял деревянный крест. Место было предназначено для путешественников, желающих поблагодарить за безопасное прибытие в Эксетер или попросить святого Христофора о безопасном путешествии на запад. Назначенный епархией сюда капеллан редко посещал это место.

Священник принёс большую глиняную флягу и, как ни странно, среди бела дня, маленький фонарь. Он вытащил кремень и трут, и с некоторым трудом его дрожащие руки сумели зажечь свечу в фонаре, который он поставил рядом с крестом на алтаре. Затем он опустился на колени и, склонив голову, начал монотонно и тихо молиться, вскоре его голос возвысился, превращаясь в бешеное моление на смеси латыни, английского и норманско-французского языков. Это продолжалось в течение получаса, мужчина качался взад-вперёд на коленях и бил кулаками себя в грудь. Наконец он рухнул на пол и лицом упёрся в пол, его руки и ноги распластались на холодных плитах.

Некоторое время он лежал неподвижно, потом молча встал и подошёл к алтарю, взял фонарь и флягу и, словно лунатик, направился к открытой двери. На улице под солнечным светом он спустился к недостроенному мосту и прошёл к его краю, над главным течением Экса. Он встал на самом краю, под ним спокойно текла вода.

Поставив флягу и лампу, он стянул через голову длинную чёрную тунику и бросил на землю. Сбросив затем свои сандалии, он остался в чём мать родила.

Подняв кувшин, он перевернул его над головой и вылил на себя галлон скипидара, смешанного с крепким ирландским пойлом, удерживая его до тех пор, пока последние капли маслянистой жидкости не коснулись плеч, груди, живота и ног. Он отбросил сосуд в сторону, затем взял фонарь. Он двигался, пока пальцы его ног не свернулись над краем каменной кладки, и посмотрел на воду. Затем он открыл дверцу фонаря и с криком ликования и отчаяния прижал его к груди, так что пламя почти коснулось его кожи. Испарения жидкости загорелись почти невидимым голубым пламенем и вспыхнули по всему его телу. Жар охватил более тяжелый скипидар, и через несколько секунд человек превратился в живой факел. С новым криком, на этот раз в смертельной агонии, он вскинул руки и изогнул спину от невыносимой боли.

Присевшие отдохнуть возле западных ворот два носильщика с большими мешками сырой шерсти увидели на мосту пылающее распятие. С криками тревоги они вскочили и побежали по мосту к нему, за ними следовал один из привратников и несколько прохожих. Пробежав половину пути, удивленные люди могли разглядеть объятую огнём скорченную фигуру. Но внезапно, с последним отчаянным криком горевший человек подалась вперёд и упал в реку, и люди могли лишь наблюдать последний шипящий и пузырящийся знак, где утонуло тело.

Де Вулф только что пересек центральный перекрёсток, когда крики и звук бегущих ног, приближающихся к Передней улице, сказали ему, что в городе возникла очередная чрезвычайная ситуация. Гвин и брат Руфус как раз встретились с ним, и привели с собой Томаса, который, казалось, быстро отошёл от перенесённого испытания.

Когда они приблизились к церкви Святого Олафа, идущие по улице люди обратили внимание на трёх мужчин, бегающих по склону от Западных ворот, кричащих и машущих руками, чтобы привлечь к себе внимание.

Впереди бежал городской стражник, Теобальд, он остановился перед де Вулфом.

– Коронер, только что из реки вытащили тело. Вы не могли бы быстро его осмотреть?

Де Вулф нахмурился. Иметь дело с утопленниками ему приходилось довольно часто. Обычно их осмотр не требовал особой срочности, тем более что теперь у него были другие планы.

– Это не может немного подождать? Отнесите тело в мертвецкую на набережной.

Теобальд покачал головой.

– Это случилось где-то полчаса назад. Он поджёг себя на новом мосту, а затем упал в воду. Судя по оставленной на берегу одежде - это священник.

Слово «священник» мгновенно привлекло внимание Джона, но обычно любопытный монах среагировал первым.

– Священник? Кто именно?

– Мы не уверены, его лицо сильно обожжено, но похоже на священника из Всех Святых.

– Ральф де Капра? – Вскричал де Вулф. Теобальд кивнул.

– Судя по росту и телосложению, похоже, что это он. Его волосы сгорели, а большая часть кожи слезла, но, скорее всего, это он, особенно, если учесть, что случилось с ним вчера на городской стене.

Они поспешили к реке, а сопровождаемый толпой наблюдателей Теобальд провёл их через плавни острова Экс под новый мост. Труп не унесло далеко: в ста шагах от того места, где самоубийца прыгнул в реку, его тело зацепилось за корягу. Двое носильщиков, видевших пожар на мосту, бросились вниз и вытащили его на берег, где он теперь лежал на спине на грубой траве. Даже на открытом воздухе запах пригоревшего мяса резал нос.

Стоя над ним, Томас и Брат Руфус то и дело осеняли себя крёстным знамением, ну а Джон и его помощник, по своему обыкновению, присели рядом с телом.

– Выглядит ужасно, но я думаю, что это действительно де Капра, – сказал Гвин. Лицо мертвеца было ярко-красным с чёрными пятнами выгоревшей плоти и кожа с него полностью слезла, как и на большей части плеч, груди и бёдер. Волос не осталось, а кожа головы обгорела. Обгорелые черты лица выглядели гротескно, но никаких сомнений, что это был безумный настоятель церкви Всех-Святых-на-Стенах, не было.

– Он бы выглядел куда хуже, если бы не прыгнул в реку, – заметил один из носильщиков с болезненным удовлетворением.

– Он был абсолютно голым, когда стоял на краю моста и горел как кустарник! – Взволнованно добавил другой.

Де Вулф откинулся на пятках, чтобы обдумать ситуацию. Был ли это последний акт раскаяния за убийство и нападение на людей? Доказательств тому не было – даже священникам позволено сходить с ума, не обязательно будучи серийными убийцами.

– Нужно ли нам тащить его в мертвецкую, как вы сказали, коронер? – Спросил Теобальд.

Джон поднялся на ноги и снова посмотрел на обожжённый труп.

– Нет, он служитель церкви, поэтому мы должны узнать, что собор захочет с этим сделать. Архидиакон отвечает за приходских священников, поэтому ему надо срочно доложить – ему и епископу, если он ещё в городе.

Вокруг них собралось довольно много людей, и когда они разошлись, чтобы дать пройти де Вулфу и его спутникам обратно на возвышенность за городской стеной, брат Руфус напомнил ему о недавних передвижениях Ральфа де Капры.

– Его приютил священник храма Святой Марии, как до, так и после того, как его отвели в монастырь Святого Николая. Интересно, знает ли он, что случилось с Ральфом?

– Это ещё одна причина поговорить с ним, как можно быстрее, – проворчал коронер. – Он, казалось, очень любил этого ненормального парня, так что для него это может быть неприятным шоком.

В частном порядке де Вулф задавался вопросом, может ли тот же самый неприятный шок вызвать какую-то полезную реакцию у Адама Дола, но, когда они достигли небольшого дома за церковью, никого не было. Коронеру пришлось обойти церковь и войти в парадную дверь.

Внутри пустого нефа они увидели спину Адама, стоящего на лестнице, установленной у глухой стены сбоку от арки алтаря. На нём была старая чёрная, испачканная краской, ряса. На одной из ступеней стоял поднос с небольшими горшочками, а священник маленькой кисточкой тщательно наносил пигмент на одно из своих ужасающих изображений.

Он был так сосредоточен на своих художественных начинаниях, что не услышал, как они вошли. Гвин подтолкнул своего хозяина и молча указал на новую сцену, в основном в красных и чёрных тонах, которая резко контрастировала с побеленными стенами. Изображение было ещё не завершено, но на нём были изображены ангел и крылатый дьявол, сражавшиеся над агонизирующим человеком, каждый из которых пытался утащить его в рай или в ад. Детали были очень хорошо прорисованы, лицо ангела, несомненно, было лицом самого Адама. Дьявол же был изображён с узнаваемыми чертами Генри Маршала, епископа Девона и Корнуолла!

– Это не вызовет одобрения со стороны каноников собора, – сказал Джон громким голосом.

Священник так резко повернулся, что чуть не свалился с лестницы, а когда увидел, кто его потревожил, зарычал.

– Меня не интересует, что они там думают! Их интересуют только модные облачения, сытная еда, их жирные десятины и пребенда. Спасение же душ – это наименьшая их забота. – Он вернулся к своей картине, сознательно игнорируя коронера и его спутников. Он как раз дорисовывал труп в руке епископа-дьявола, предположительно того, чью душу сатана уже захватил.

Джон терпеливо ждал, пока брат Руфус с пристальным вниманием рассматривал все остальные настенные росписи, а вечно любопытный Томас подошел к алтарным ступеням, чтобы пролистать толстую книгу, лежащую на деревянной кафедре.

Через некоторое время Адам закончил рисовать и немного откинулся назад, чтобы полюбоваться своей работой. Затем он положил кисть на поднос и медленно спустился по лестнице. Потерев руки о свою грязную рясу, он подошёл в неф к де Вулфу, его красное лицо было таким же грубым, как и прежде.

– Что тебе надо, коронер? Что-то я тебя слишком часто вижу. Когда уже ты оставишь нас в покое?

– Мы пришли, чтобы выполнить неприятную обязанность, – спокойно сказал Джон, после чего рассказал Адаму об ужасной смерти его соседа и коллеги, менее чем за час до этого. Надежда коронера на реакцию оправдалась: после секундного оцепенения от шокирующего известия, крепкий священник издал бычий рёв и бросился на коронера, протягивая руки, будто пытаясь схватить его за горло.

Гвин, много лет выполнявший обязанности телохранителя своего хозяина, спокойно встал между ними, схватил священника за запястья и заставил священника опуститься на колени.

– Теперь не дёргайся, или мне придётся сделать тебе больно, – сказал он мягко.

Так как Адаму никто не заткнул рот, он этим воспользовался и излил поток проклятий на де Вулфа, а также шерифа, коменданта, епископа, всех архидиаконов и большинство каноников Эксетера.

– Если бы ты не преследовал этого бедного человека, он был бы жив! - Бушевал он. – Он потерял свою веру, так случается со многими из нас в то или иное время, но ты его довёл до безумия.

Руфус попытался вмешаться, указав, что, хотя сомнение в самом существовании Бога было профессиональным риском для священника, лишь немногих это довело до безумия и самоуничтожения. Адам не обратил на него внимание и продолжал ругаться на коронера и весь неверный мир, его мясистое лицо побагровело от гнева.

Джон позволил утихнуть потоку оскорблений и проклятий и жестом приказал Гвину позволить священнику встать на ноги, что было исполнено, но корнуоллец продолжил настороженно следить за Адамом на случай, если тот снова проявит агрессию.

Пока священник продолжал трясти кулаком, махать руками и разглагольствовать о лености Церкви, Томас подошёл к де Вулфу и потянул его за рукав.

– Коронер, подойдите сюда, быстрее, – прошептал он и потянул к алтарным ступенькам, где на кафедре лежала открытая Вульгата. Секретарь указал пальцем на одну страницу, где Джон увидел слабое, но отчетливое подчёркивание порошкообразным углём под некоторыми красивыми регулярными буквами латинского текста. Томас лихорадочно пролистал несколько страниц и показал ещё одно подчёркивание.

– Здесь тоже отмечен отрывок – и в других местах! – Прошептал он.

Когда де Вулф начал понимать, он заметил, что злобные тирады Адама истощаются. Священник заметил активность возле своей кафедры.

– Это те самые цитаты, что и на месте смерти? -Пробормотал он, наклоняясь ближе к своему писарю.

Томас кивнул головой.

– Этот – от святого Марка о ростовщиках в храме – а первый был о жернове на шее.

Гневный монолог Адама теперь затих, и де Вулф увидел, что и Гвин, и капеллан замка повернулись, чтобы послушать, о чём говорит Томас.

– Держи его, Гвин, у меня есть несколько вопросов к этому человеку! – Резко приказал Джон, но опоздал. С удивительной ловкостью для своего крупного телосложения Адам Дол помчался к маленькой двери в передней части нефа, у входа с улицы. Гвин бросился за ним, но священник проскользнул и захлопнул перед ним дверь. Они услышали, как с внутренней стороны упал засов, и, хотя Гвин со всей силы врезался в дубовую дверь, она вздрогнула, но выдержала. – Куда ведёт эта дверь? – Спросил де Вулф.

– Она может вести только к колокольне, – предположил Руфус.

Крикнув через плечо Гвину, чтобы тот открыл дверь, де Вулф выбежал на узкую улицу между церковью и городской стеной у Западных ворот. Обернувшись, он посмотрел на приземистую квадратную башню, которая была возведена всего несколькими годами ранее на средства, пожертвованные богатым вдовцом в память о жене. Прямо под плоской вершиной была площадка для колокола. Никого не заметив на колокольне, коронер поспешил обратно в неф.

Гвин не смог выбить дверь плечом и, потирая ушибленные мышцы, пошёл взять крепкую лестницу Адама, чтобы использовать её как таран. За дверью стояла тишина, Джон подумал, может ли Адам решить последовать примеру своего коллеги, убив себя. Он быстро откинул это предположение, решив, что это не соответствует его жестокому характеру, и потому прыгнуть с колокольни Адам захочет лишь в случае, если упадёт прямо на коронера, чтобы таким образом отправить его в ад и исправить ошибку, допущенную прошлой ночью его кожаной сумкой.

С нетерпением ожидая, когда Гвин выломает дверь, де Вулф заметил, что брат Руфус и Томас смотрят на другие кровавые сцены, нарисованные Адамом высоко на стенах. Они указывали на отдельные части фресок, которые были пугающе реалистичными в их резких деталях.

– Коронер, посмотри на это лицо - и на это, – указывал монах. – Ты узнаёшь их?

Джон посмотрел вверх, следуя пальцу Руфуса. Хотя главными героями в этих сценах были ангелы и дьяволы, а люди – грешники, несколько меньшего размера подвергались мучениям. Внезапно его глаза заметили то, на что указывали два других. В нижнем углу первой картины среди изображённых грешников безошибочно угадывалось лица Аарона, ростовщика-еврея, а на другой – грешница с распущенными волосами и выдающейся грудью была Джоанна из Лондона. Изумлённый, Джон двинулся вперёд и отыскал купца-содомита Фитц-Уильяма, а затем – по заостренной бороде и близко посаженным глазам узнал Ричарда де Ревелля.

– Что-то не замечаю здесь вас, коронер, – заметил Руфус. – Полагаю, что у него не хватило времени включить вас в свою галерею, так же, как и судью.

Гвин уже схватил лестницу, сбросив горшки с красками на пол нефа и, держа его как копьё устремился к двери. Джон же пытался уложить в голове всё, что открылось в последние несколько мгновений. Было совершенно ясно, что Адам Дол был тем самым безумным убийцей по Евангелию, которого они так отчаянно искали – из-за которого Томас оказался так близко к унизительной казни. Если бы только он обратил внимание на эти проклятые картины раньше, то можно было бы избегнуть всех этих неприятностей – и даже одной или двух жизней.

Громоподобный грохот раздался у основания башни, где Руфус из Бристоля присоединился к Гвину, размахивая тяжёлой лестницей у упрямой двери. Пока они дробили дубовые доски, Джон положил руку на плечо Томаса и поинтересовался: – Все цитаты из записок подчеркнуты в книге?

– Все! И на стенах тоже, кроме одной, оставленной при нападении на вас, господин. Но это случилось всего несколько часов назад.

Тут оглушительный грохот возвестил, что дверь сдалась слетела с петель. Гвин бросил опустил лестницу и с победным рёвом нырнул в проём. К тому времени, когда Джон последовал за ним внутрь, его помощник всё еще ревел, но больше от разочарования. Крошечная комната, пол которой был покрыт опилками, была пуста, в ней не было ничего, кроме метлы и кожаного ведра. В одном углу потолка было квадратное отверстие, а под ним валялась сброшенная сверху веревочная лестница. Они слышали, как тяжелые ступни расхаживают по доскам над головой и приглушенные проклятия.

– Адам! Спускайся! Отсюда невозможно убежать, – крикнул Руфус, как обычно, раздражая Томаса. Секретарь коронера нахмурился, раздражённый тем, что священник первым заметил лица на настенных фресках, хотя Томас всё же мог требовать признания отмеченных мест в Библии Адама.

Коронер присоединился к призыву священника сдаться, на что последовал отказ с призывом готовится к встрече Армагеддона, который вскоре должен наступить.

– Книга Откровения, должно быть, его любимое чтение, – цинично пробормотал Томас, предварительно обезопасив себя крёстным знамением.

– Опасаюсь, что он прыгнет с вершины! – Сказал Руфус, повторяя прежние мысли Джона.

– Хочешь сказать «надеюсь»! – Цинично отреагировал Гвин.

– Это, безусловно, решило бы многие проблемы – не в последнюю очередь проблемы епископа, – заметил Руфус.

– Что ты имеешь в виду? – С подозрением спросил де Вулф.

Капеллан замка пожал плечами.

– В отличие от нашего маленького друга, Адам является полноценным приходским священником, всё ещё находится под защитой Святой церкви. Епископ запретил пытать Томаса, хотя технически он – мирянин, поэтому я сомневаюсь, что он откажется от этого по отношению к священнику.

– Это, слава Богу, не моё дело, – протянул де Вулф. – В данный момент мне только нужно, чтобы он спустился вниз.

Голова Адама появилась в отверстии в потолке, с почти маниакальным взглядом на лице, он смотрел на них сверху вниз.

– Моя работа на этой земле почти закончена, но Господь избавит меня от врагов моих! – Торжествующе закричал он.

– Я сейчас отправлю тебя к чертям, ублюдок! – Сердито крикнул Гвин. Он наклонился, поднял лестницу, что лежала в дверном проёме, и поставил её чуть ниже отверстия в потолке. Джон заметил, что как только корнуоллец начал подниматься по ступенькам, лицо Адама исчезло и вместо него появилась нога.

– Береги свою голову, парень! – Предупредил он Гвина.

Разъяренный священник сверху пнул ногой, как только голова Гвина поднялась к потолку. Помощник коронера увернулся и пятка лишь скользнула по рыжим волосам, однако корнуоллец был вынужден отступить на пару ступеней.

– Это всё, чем тебе захотел помочь дьявол? – Прорычал рыжий гигант и, вытащив из-за пояса кинжал, поднялся вверх. Священник снова топнул ногой, но на этот раз наткнулся на острое лезвие, которое проткнуло кожаную подошву. Раздался крик боли, и Гвин бросил нож, чтобы обеими руками схватить Адама за лодыжку и потянуть вниз.

Наблюдавшие снизу зрители подумали, что сейчас им на голову сваляться оба мужчины, и быстро встали под стену. Однако, хоть священник и провалился в люк, ему удалось схватиться за края и он повис. Гвин обнял его за колени и нанёс Адаму сильный удар в живот. Священник согнулся пополам и упал на плечи корнуолльца. Не обращая внимания на возможные травмы, Гвин скинул задержанного в сторону от лестницы. Оказавшись на полу, покрытом толстым слоем старых опилок, задыхающийся Адам молча потирал ушибы – на этот раз он не стал читать проповеди на тему греха и возмездия.

К концу этой же недели большинство дел было завершено.

Выездная сессия королевского суда прошла быстрее, чем ожидалось, и все уголовные дела были завершены к субботе, в результате чего де Вулф освободился от судебных дел, так как генеральная инспекция финансов Девона, которой боялся шериф, не имела отношения к коронеру.

Судьи были удовлетворены, когда ле Вулф нашёл преступника, и признали свою печальную ошибку по обвинению Томаса в убийствах по Евангелию. Архидиакон Жервас заявил, что он всегда предполагал, что Томас не виновен, Уолтер де Ралег оказался джентльменом и наедине принёс свои грубые извинения Джону, но Серло де Валлибус и Питер Певерель сделали всё возможное, чтобы больше не обсуждать эту тему.

Главная забота Ричарда де Ревелля состояла в том, чтобы в связи с пожаром в Пивном переулке не всплыло его имя, опасаясь, что судебное разбирательство может привести к оглашению этого факта. Поэтому он был очень рад услышать, что епископ Генрих Маршал воспользовался своим правом запретить публичный процесс над Адамом Долом и решил передать это дело суду консистории епископата.

Между тем, сумасшедший священник Ступеней Святой Марии был заключен в одной из камер монастыря, в которых прокторы держали заблудших служек или проштрафившихся монахов.

Через несколько дней, встретившись с Джоном де Алансоном, де Вулф узнал, как прошло рассмотрение дела Адама Дола у епископа. Поскольку настоятель Святой Марии не был священником собора, глава не имел над ним прямой юрисдикции, но, учитывая уникально отвратительный характер его преступлений, посчитал необходимым провести предварительный допрос, прежде чем дело дойдёт до суда консистории епархии. Епископ руководил этим допросом при содействии некоторых старших каноников: де Алансона, который как архидиакон Эксетера, присутствовал в качестве непосредственного начальника Адама, а также наместника Томаса де Ботереллиса вместе с казначеем Джоном Эксетерским и с Джорданом де Брентом, архивариусом.

Свергнутого настоятеля церкви Пресвятой Девы Марии в зал епископа во дворце ввели двое прокторов. Учитывая склонность Адама к физическому насилию, его запястья были закованы в кандалы, а по обе стороны от него стояла пара здоровенных слуг. Как будто ожидая своего изгнания из Священного Ордена, убийца был одет в тунику серого гессиана вместо обычной чёрной клерикальной рясы, но по нему не было видно никаких признаков стыда или раскаяния. Напротив, стоя перед большим креслом епископа, рядом с которым сидели на табуретках каноники, он смотрел на своих обвинителей с агрессивным презрением.

Генрих Маршал с холодными глазами, открывая процесс, был более чем равнодушен к вызову.

– Ты злишься, Адам, или просто злой по натуре? - Тихо спросил он.

Лицо священника вспыхнуло от праведного гнева.

– Нет, лорд-епископ! Я выполняю работу Господа по-своему, потому что усилия вас и ваших слабых когорт противостоять дьяволу и всем его козням бесполезны.

– Ты несчастный человек! Как ты смеешь оскорблять своих собратьев по винограднику Божьему, тех, кто использует сострадание и заботливость вместо твоих садистских извращений?

Адам продолжал бушевать о необходимости предупреждать свои стада о муках, которые ожидали грешников, но прелат оборвал его властным жестом.

– Успокойся! Твои варварские навязчивые идеи утомили меня. Так ты не отрицаешь, что убивал и нападал на невинных людей в этом городе?

Адам посмотрел на лица сидящих перед ним церковников.

– Я выполнял задачи, которые поставил передо мною Всевышний!

– А как он вас призвал? - Произнес каноник Джордан своим обманчиво мягким голосом.

– Его голос пришёл ко мне ночью и звучал яснее, чем ты говоришь со мной сейчас. Много раз Бог отвечал на мои молитвы, рассказывая мне, как перехитрить сатану. – Адам Дол повысил голос. – Он рассказал мне, как восполнить слабость нашей Церкви, поэтому он назначил меня своим учеником.

– Сейчас же прекрати это своё высокомерное богохульство! – Прервал Адама епископ. – Не вмешивай Бога в свои мерзкие дела, ты совершал эти отвратительные преступления для своего собственного развращенного удовольствия.

Де Алансон решил присоединиться к допросу.

– Убийства, в которых вы сейчас признались, начались недавно. Что подвигло совершать их именно сейчас?

– Как я уже говорил, это был голос Бога. Я видел, что в этом городе господствует дьявол, совращающий бедных грешников. Я был призван воздать грешникам за их грехи и убедить власть имущих в опасности пренебрежения своим долгом. Я предположил, что Бог призывает других сделать то же самое в других местах, как часть великого крестового похода против Люцифера, который явно выигрывает битву.

Архидиакона восхитило, как сумасшедший может рационально объяснять свои дикие поступки, оправдать своё потворство тем же самым грехам, против которых боролся.

– Вы намеревались убить в городе всех шлюх, всех ростовщиков, всех содомитов? – Ехидно спросил Процентор.

Адам, у которого, казалось, был логичный ответ на все вопросы, связанные с его фантазиями, покачал своей бычьей головой.

– Конечно, нет! Это был всего лишь знак, знак предупреждения тем, кто совершает подобные грехи. И вы прервали мою работу, чёрт бы вас побрал! Бог вас не простит, когда вы отправитесь на Его суд, даже если вы все будете епископами и архидьяконами!

Генри Маршал вздохнул. В этот беспорядочный разум проникнуть было невозможно. Он повернулся к Джону де Алансону.

– Архидиакон, я так понимаю, у вас имеется дополнительная информация?

Де Алансон наклонился вперёд и развернул пергамент, который держал в руках.

– За последние несколько дней мы узнали, что приходской священник из Топшема, некто Ричард Вассалль, был викарием в соборе Уэльса в то же время, что и Адам Дол. Это было много лет назад, но Вассалль прибыл в Эксетер, и он смог рассказать мне несколько фактов о своём старом коллеге.

Остальные с ожидающим интересом повернулись к нему, но заключенный лишь усмехнулся.

– Вассалль был слабовольным дураком и лжецом. Он ненавидел меня с тех пор, как я сломал ему челюсть за то, что он высмеял мои мысли о противодействии хитрости сатаны!

Архидиакон проигнорировал это замечание.

– Этот священник рассказал, что Адам был известен в Уэльсе своим буйным нравом и склонностью к применению насилия. Известно, что он общался с распущенными женщинами – хотя мы должны признать, что это не такой уж уникальный проступок, даже среди молодых священнослужителей, его также подозревали в причастности к смертельному увечью шлюхи в Бристоле. Люди шерифа приходили наводить справки, но ничего не смогли доказать.

– Все они лжецы! Тогда Бог ещё не призвал меня исполнить его приказ, – вставил реплику Адам, но замолчал, после того, как проктор ударил его по шее палкой.

– Было ли что-нибудь ещё? - Спросил епископ.

– Когда он был в Уэльсе было два загадочных пожара. Сгорела часть общежития, а позже в Главном доме произошёл пожар. Опять подозрение пало на Адама, но никаких доказательств не нашли. Однако каноники перевели его в аббатство Бата, где, похоже, его сомнительная история не была известна.

Де Алансон развернул свой свиток еще немного и продолжил.

– Случайно я обсуждал этот вопрос с одним из судей в городе, Жервасом де Боско, который, как вы все знаете, является архидьяконом в Глостере. Он сказал мне, что почти год назад он был одним из судей выездной сессии в Уилтшир. Коронер там представил две смерти, одну из Солсбери, другую из Девизеса, которые так и не были раскрыты, преступник так и не был найден.

Остальные с интересом ожидали объяснений архидиакона.

– Жертвами были блудницы, тела которых изуродовали. Тело одной из них после смерти также обгорело в результате пожара. Другие шлюхи, которые посещали те же дома, что и мёртвые девушки, рассказывали расплывчатую историю, свидетельствующую о том, что последним клиентом убитых был мужчина с тонзурой священника, но отсутствие каких-либо других доказательств завело расследование в тупик.

В зале повисла напряжённая тишина.

– Похоже, убитые шлюхи, увечья и пожары часто повторяются в этой печальной истории, – сказал епископ. – Имеешь что-нибудь сказать по этому вопросу, Адам Дол?

Вызывабщее лицо священника дёрнулось.

– Грех – есть грех, будь то в Эксетере, Солсбери или Девизесе! Его нужно искоренять везде, где он проявляется.

– Что, без сомнения, удовлетворяет все твои извращённые помыслы, – сухо заметил Генри Маршал. – Если у вас всё, архидиакон, тогда мне надо кое-что добавить, что я узнал только сегодня.

Компания выжидательно повернулась к своему начальнику.

– Когда стало известно о задержании этого ненормального, ко мне пришёл его собственный исповедник с большим беспокойством. Отец Уильям Анго из церкви Святой Троицы совершил паломничество в Кентербери и вернулся только вчера, поэтому он ничего не знал о серии убийств, что случились за последние недели. Помня о святости исповеди, он не знал, что делать, но пришёл ко мне за советом. Хотя мы признаем, что сказанное на исповеди никогда не оглашается, даже коллегам, в сложившихся обстоятельствах я дал распоряжение отцу Уильяму раскрыть то, что он считал относящимся к этой гнусной ситуации.

– Ты не имеешь такого права! – Завопил Адам, его глаза выпучились на лице, от ярости покрывшемся багровыми пятнами.

Игнорируя его взрыв, Генри Маршал продолжал холодным тоном.

– Хотя этот злой человек не соизволил почти полгода исповедоваться, по словам Уильяма Анго, в прошлом он признавался в таком странном поведении и поступках, что его духовник неоднократно призывал его как воздерживаться, так и обращаться за советом к высшим властям. Он предлагал совершить паломничество в Кентербери и даже в Рим, но Адам с презрением отверг эти идеи.

Епископ полностью завладел вниманием собравшихся, ожидавших, что будет сказано дальше.

– Из того, что услышал от Адама на протяжении нескольких лет, Уильям понял, что безумие этого человека уходит корнями в его детство. Его отец относился к нему с презрением, а его мать и сестра были принудительно заключены в женский монастырь из-за душевных страданий ума. В своём отрочестве он начал пытать мелких животных и развил страсть к огню, вызвав ряд пожаров в их имении в Тотнесе. В конце концов, его отец отправил его в соборную школу в Уэльсе, в основном – чтобы избежать косых взглядов соседей.

Адам снова начал выкрикивать опровержения и ругательства и попытался двинуться к возвышению, на котором сидели его обвинители, но прокторы и их помощники сдерживали его порывы.

– Его так называемые признания постепенно становились все более похожими на оскорбления и неуверенность, которые мы слышим от него сегодня – это ещё одна причина, по которой я санкционировал ограниченное раскрытие его отношений с отцом Уильямом. Он признал, что занимался блудом со шлюхами, к счастью, вдали от Эксетера, и определённо намекал о возрождении страсти к огню и пыткам, что, кажется, проявлялось в его извращённых проповедях и тех отвратительных картинах, которые оскверняют стены церкви Святой Марии. Сегодня я сам посетил это место, чтобы увидеть их и приказал, чтобы стены без промедления побелили.

Это вызвало ещё один вопль протеста со стороны Адама, который рассматривал уничтожение его художественных работ как ещё большую трагедию, чем его собственный арест, но епископ остался равнодушен к его мнению и беспристрастно закончил выступление.

– Адам Дол, вас будет судить суд консистории, канцлера и членов которого я назначу. Пока же я задаюсь вопросом, вы совсем сошли с ума, или просто злодей от рождения. Что бы это ни было, нет никаких сомнений в том, что сатана, с которым вы якобы боретесь, вторгся в ваш разум. Вполне возможно, он проживал там с вашего детства, и очень жаль, что те, кто вырастил вас и учил вас в начале вашей службы в церкви, с корнем не изгнали его из вас. – В конце он добавил: – Уберите это существо с моих глаз. – После чего встал, поклонился коллегам и повернулся к двери за своим стулом.

– Суд консистории будет созван на следующей неделе, – сообщил в заключение Джон де Алансон позже, за бокалом вина со своим другом – коронером.

– Меня озадачивает только одно, – ответил де Вулф. – Его отношения с Ральфом.

Де Вулф пересказал всю историю Гвину, Томасу и Несте, когда они сидели за столом в «Ветке плюща» в субботу вечером. Этот же вопрос прозвучал снова в тот день в зале графства, когда Джон де Алансон, как архидиакон Эксетера, пришёл, чтобы передать решение своего епископа судьям.

– Генрих Маршал сделал это, чтобы подчеркнуть независимость Церкви от королевской власти, –кисло прокомментировал коронер, – и я подозреваю, что он воспользовался возможностью, чтобы намекнуть на своё участие к принцу Джону, нанеся королю Ричарду оскорбление, освободив Адама от юрисдикции королевского суда.

– Мне следовало сломать ему шею вместо ребер, когда я стащил его с колокольни, – проворчал Гвин. – Это избавило бы мир от злодея.

Неста, одевшая новую кофту из палевой шерсти, в белом льняном фартуке, выглядела сияющей и довольной, со своим любимым и его друзьями. Но она была возмущена тем, что решил епископ.

– Епископ отказался дать эту «привилегию» бедному Томасу, – сказала она, – так почему ему так люб этот убийца? И что это значит?

«Бедный» Томас, так он, казалось, обречен быть отныне известным, сам ей всё объяснил, радуясь тому, что освободился от соперничества со стороны эрудированного брата Руфуса.

– Такой порядок существует веками во многих странах, в той или иной форме – главным образом для того, чтобы подчеркнуть превосходство Церкви над королями и императорами, как только что сказал коронер.

– Это просто способ избежать сурового правосудия, которое подвергаются остальные люди, – возразила Неста.

Писарь всегда бывший защитником своей любимой Церкви, не согласился и объяснял дальше.

– Это не освобождает священников от суда, но передаёт принятие решения в другой суд. Это широко распространилось в Англии во времена правления старого короля Генриха, когда в качестве части его покаяния за убийство Томаса Беккета, – здесь Томас на мгновение замолчал, чтобы перекреститься, - он принял требование Церкви признать привилегию духовенства, которой постановил возможность передавать рассмотрение проступков священнослужителей из светских судов в суд консистории епископата.

– Итак, теперь всё зависит от Генри Маршала, что случится с этим ублюдком, – проворчал Гвин, вытирая эль с усов. – Он может отпустить его, если захочет.

– Это не так просто. Суд консистории принимает окончательное решение.

– О, не надо! Кто осмелится, чтобы сделать что-то против воли епископа, а? У него, должно быть, уже есть какая-то хитрая схема, как справиться с этим безумцем.

Джон, как раз, поглаживал под столом бедро Несты, но не позволил этому приятному занятию отвлечь себя от разговора.

– Архидиакон сказал мне, что Генрих Маршал собирается порекомендовать суду заключить Адама в бенедиктинский монастырь Мон-Сен-Мишель в Нормандии. Похоже, что епископ – это друг аббата, и тот может гарантировать, что маньяк с лихвой отработает грехи тяжелым трудом, перенося до конца своей жизни тяжёлые камни на вершину горы для новой церкви. Думаю, что он, скорее, предпочел бы быть повешенным.

Добрая всепрощающая натура Томаса позволила ему почувствовать укол жалости к Адаму. Он снова перекрестился и сказал:

– По крайней мере, он будет рядом с Долом, местом своего рождения, которое находится в пределах видимости Мон-Сен-Мишель.

Неста задумчиво наморщила лоб.

– Я как-то слышала, что даже люди, которые на самом деле не являются священниками, получают эту привилегию духовенства. Это может быть правдой?

Томас снова с удовольствием продемонстрировал свои знания.

– Такое может случиться, особенно с теми служащими, которые умеют читать, но ещё не посвящены в сан. Обычный тест – дать им Вульгату и проверить, смогут ли они прочитать первое предложение пятьдесят первого Псалма: «Помилуй меня, Боже, по великий по милости Твоей, по множеству щедрот Твоих изгладь преступления мои».

– Этот кусочек Псалма хорошо известен, – заметил коронер. – Его даже называют «стих шеи», потому что он спас многих священнослужителей от верёвки – и даже тех, кто даже не был в Ордене!

Гвин с презрением фыркнул.

– Я мог бы выучить это наизусть, не умея читать.

– Может быть, тебе и стоит это сделать – это может пригодиться, если ты скинешь ещё какого священника с колокольни, – с усмешкой сказал де Вулф.

Неста, будучи вдали от драматических событий прошлой недели, хотела иметь больше представление, об этом деле.

– Почему же Адам начал этот безумный крестовый поход – и почему именно в это время? – С удивлением сказала она.

Джон пожал плечами, так как тот же вопрос беспокоил и его.

– Кто может постичь разум безумца? Что касается сроков, я думаю, что толчок дало известие о намеченном прибытии. Может быть, он хотел показать, что его собственная мера возмездия, от имени Бога, более эффективна, чем законы, созданные человеком.

– Как вы думаете, он убивал наугад? – Спросила валлийка.

– Должно быть, он выбрал своих жертв заранее, - ответил де Вулф, – поскольку должен был найти соответствующие тексты. Кажется, он позже нанёс их лица на стену своей церкви, так как не смог добраться до моего, если только он не собирался добавить его, когда мы поймали его на той лестнице.

Остальные какое-то время молчали, потом Томас спросил:

– Как ему удалось остаться не замеченным ни в одном из своих убийств? Он же не такой худой призрак, как я, – добавил он.

– Помимо нападения на судью Серло, все они совершены под покровом ночи, а город у нас не сильно освещён, – ответил Джон. - Священник в чёрной сутане с капюшоном после наступления темноты практически невидим, и если его заметят стражники, у него всегда есть оправдание тому, что он идёт в какую-нибудь церковь на утреню или должен отпеть умирающего.

Гвин согласился.

– Да! Он долго жил в Эксетере и должен знать все переулки и проулки. Я полагаю, что он следил за своими жертвами и наносил удар, когда появлялась лучшая возможность.

– О, да! Конечно, меня он здорово подловил! - Сказал Джон, с сожалением указывая на свою голову. Его тюрбаноподобная повязка исчезла, но шишка на голове всё ещё болела.

Проглотив остатки своего эля, де Вулф приготовился уйти. На прошлой неделе он провёл дома очень мало времени и хотел избежать конфликта с Матильдой. Она была довольна, что события скрыли ситуацию с её братом в Пивном переулке, а также, что развеялись её собственные сомнения по поводу Джулиана Фулка. Кроме того, публичное признание успеха её мужа в разоблачении убийцы по Евангелию значительно укрепило её положение среди круга общения – особенно после того, как устроенное для судей очередное застолье, на этот раз в Ружмоне, дало ей ещё одну возможность продемонстрировать как наряд, так и своего знаменитого мужа.

Наконец, Джон встал и положил руку на плечо Томаса.

– Я говорил с твоим дядей, когда он был сегодня на суде. Он, без сомнения, сам с тобой поговорит, но, похоже, епископ почувствовал угрызения совести, за то, что отказал тебе в предоставлении привилегии духовенства, когда ты был в тяжёлой беде, а потом оказался невиновным. Он намекнул, что может снять свои возражения против твоего возможного возвращения в ряды Священства.

Лицо клерка вспыхнуло, будто его озарил луч солнца. В глазах появились слёзы, и он схватился за рукав туники своего хозяина.

– Храни вас Бог, коронер! Но даже если меня восстановят, я ещё долго буду вашим писарем. Вам может снова понадобиться кто-то, кто может истолковать вам Священное Писание!

На следующее утро де Вулф побрёл в свою комнату над сторожкой Ружмона, частично – чтобы выйти из дома в воскресенье, а также немного погонять Бруту: старая собака становилась все менее подвижной.

Собака лежала под столом, и он какое-то время занимался уроками чтения, которыми в последние напряжённые недели пренебрегал. Вскоре это занятие ему наскучило и захотелось пить. Тогда он поднялся, чтобы воспользоваться заначкой Гвина, который в углу держал сидр. Потёртая куртка корнуолльца, ненужная в тёплую погоду, была накинута на двухгаллоновый кувшин, и когда Джон снял её, что-то выпало из кармана. Это был один из маленьких горшочков с чернилами Томаса – любопытный предмет для неграмотного Гвина. Заинтригованный, де Вулф опустил руку в карман и вытащил перо и оборванный кусок чистого пергамента.

Откинувшись на лавке, он почувствовал, что сидит на сумке, и вытащил свёрнутую записку с текстом Экклезиаста, оставленном на месте нападения на него самого. Когда он соединил нерегулярные оборванные поля двух фрагментов пергамента, они точно совпали. Глядя на них с медленно приходящим пониманием, Джон узнал, почему Гвин решил нанести писарю отдельный визит в последний вечер перед казнью. Корнуоллец, должно быть, убедил Томаса, что тому ещё рано покидать этот мир, и уговорил его использовать своё умение, чтобы подделать записку, подобно оставленной у мёртвого еврея.

Медленно де Вулф откинулся на стуле. Изогнутая улыбка сморщила его лиц, когда он поднял руку, чтобы потрогать нежную опухоль на затылке.

– Спасибо, Гвин, – тихо сказал он. – Теперь я в долгу перед тобой!